Текст книги "Интернет-право"

Иные федеральные органы исполнительной власти могут наделяться компетенцией в сфере Интернет в части нормативно-правовой регламентации (министерства); обеспечения контроля и надзора (федеральные службы) или оказания услуг (агентства) по «профильным» (функциональным) направлениям своей деятельности на основании указов Президента РФ или постановлений Правительства РФ в зависимости от того, какой из упомянутых высших органов власти РФ осуществляет руководство ими (п. 2 Указа Президента РФ от 09.03.2004 № 314 «О системе и структуре федеральных органов исполнительной власти»),

8) Административные договоры (соглашение о взаимодействии между Минкомсвязи РФ и Координационным центром национального домена сети Интернет от 7 апреля 2010 года и т. д.).

9) Локально-правовые акты саморегулируемых организаций в сфере Интернет (Единообразная политика и Правила для Единообразной политики ICANN; Правила регистрации доменных имен в доменах. RU и. РФ, утвержденные Координационным центром национального домена сети Интернет[25]25
  http://www.cctld.ru/ru/docs/rules.php, дата рецепции материала – 12.07.2013.


[Закрыть] и т. д.).

10) Гражданско-правовые договоры, соглашения и сделки участников интернет-правоотношений (соглашения о регистрации доменных имен; договоры купли-продажи, аренды, залога доменного имени и т. д.).

3. Основные концепции интернет-права

По вопросу об определении местоположения интернет-права в системе права среди представителей юридической науки можно выделить две основные сформировавшиеся к настоящему времени точки зрения.

1) Интернет-право как подотрасль информационного права.

В частности, в статье Ловцова Д.А.[26]26
  Ловцов Д.А. Информационные правоотношения: особенности и продуктивная классификация // Информационное право. 2009. № 1 // СПС.


[Закрыть] отмечается наличие относительно самостоятельных комплексов норм права, «которые можно рассматривать как подотрасли информационного права», к числу которых он относит, в том числе «чисто информационные правоотношения, т. е. с преобладанием информационной природы у объекта в области… средств телематики (включая глобальные телематические сети типа сетей Интернет, Редком, Ситек, Sedab, Remart и др.) и соответствующей электронно-цифровой информации – подотрасль «Интернет-право» (включая институт телекоммуникаций, институт связи и др.)».

Интернет-право преподается в юридических вузах и колледжах России в качестве одной из учебных дисциплин «информационного» цикла, «читаемых главным образом в качестве дисциплин регионального (вузовского) компонента и дисциплин (курсов) по выбору студента, устанавливаемых вузом»[27]27
  Ершов В.В., Ловцов Д.А. Концепция непрерывной информационной подготовки юриста// Информационное право. 2007. № 3.


[Закрыть].

Правда, в среде ученых-информационщиков также не наблюдается стройности во взглядах и концептуальной чистоты используемых конструкций при описании предмета соответствующей отрасли права. Так, в Ковалева И.И. критически замечает автору учебника по «Информационному праву»[28]28
  Ковалева Н.Н. Рецензия на учебник А.А. Тедеева «Информационное право» // Информационное право. 2007. № 4.


[Закрыть], что отказ «от включения в состав отрасли информационного права отношений, связанных с оборотом информации, значительно обедняет круг изучаемых отношений. В этом случае круг отношений, очерченных определением А. А. Тедеева, не может называться информационным правом, возможно, это будет

интернет-право, виртуальное право, право компьютерных сетей или еще какой-либо вариант». Представляется все же, что подобного рода разногласия и внутренние противоречия в науке информационного права не могут быть достаточным поводом для стигматизации диссонирующих взглядов понятием интернет-право, которое уже сейчас может служить названием самостоятельной отрасли права независимо от результатов разрешения приведенного выше диспута и от того, увенчается ли он согласованной и обоснованной с точки зрения узкоотраслевых интересов информационного права миграцией определенных институтов и норм в пользу интернет-права или нет.

Претензия информационного права на поглощение собой интернет-права на правах подотрасли может подпитываться также не всегда достаточно корректными конституционно-правовыми интерпретациями и смыслами. Положительный ответ РФ на вопрос Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе о наличии специального законодательного закрепления права на доступ в Интернет истолкован последней таким образом, что соответствующее субъективное правомочие в российской правовой системе проистекает из конституционного права на информацию[29]29
  См. Доклад ОБСЕ на тему «Свобода выражения в Интернете» (http://www. osce.org/fom/80723; дата рецепции материала – 21.04.2013).


[Закрыть]. Согласно п. 4 ст. 29 Конституции РФ действительно «каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом». Однако право на доступ в Интернет может быть обосновано также такими индивидуальными и коллективными правомочиями как свобода мысли и слова (п. 1 ст. 29 Конституции РФ); право на свободу выражения своих мнений и убеждений (п. 3 ст. 29 Конституции РФ – как показано выше, именно свобода выражения в международно-правовой практике наиболее часто ассоциируется с интернет-правом в субъективном смысле); право на свободное использование своих способностей и имущества для предпринимательской и иной не запрещенной законом экономической деятельности (ст. 34 Конституции РФ) и др. Таким образом, право на доступ в Интернет вопреки поспешному рапорту со стороны официальных властей пока не получило должной конституционно-правовой и/или законодательной регламентации в качестве одного из фундаментальных прав человека и гражданина в РФ.

Тем не менее, указанный выше документ ОБСЕ может быть использован в качестве одного из аргументов для обоснования (со ссылкой на п. 4 ст. 29 Конституции РФ) права на обращение в КС РФ с конституционной жалобой в случае нарушения права на доступ к сети Интернет (право на жалобу в процессуальном смысле), а также для мотивирования правовой позиции по поводу нарушения права на доступ к сети Интернет (право на жалобу в материально-правовом смысле) (ст. ст. 96, 97 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» (с изменениями и дополнениями).[30]30
  См., в частности Постановление Конституционного Суда Российской Федерации 09.07.2013 № 18-П по делу о проверке конституционности положений пунктов 1,5 и 6 статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Е.В. Крылова / СПС.


[Закрыть]

Примечательно, что в ст. 5 Модельного закона провозглашено «право на использование Интернета и доступ к размещенной в нем информации», т. е. право на доступ к сети Интернет логически отделено (хоти и находится в системном единстве) от чисто информационного правомочия, что подтверждается также формулировкой п. 2 ст. 1 Модельного закона, согласно которой «действие настоящего Закона не распространяется на отношения, связанные с обеспечением свободы доступа к информации, информационной безопасности и охраны интеллектуальной собственности, если иное прямо не установлено в настоящем Законе».

2) Постулируется комплексный характер норм, входящих в институт интернет-права, а корреспондирующий ему доктринальный институт признается в лучшем случае научным направлением.

Так, Рассолов И.М.[31]31
  Право и Интернет. Теоретические проблемы. 2-е издание, дополненное. Норма, 2009 /СПС «Консультант плюс».


[Закрыть] считает, что интернет-право как новый комплексный институт «не может целиком входить в состав той или иной первичной (профильной) отрасли права, ибо всякая такая отрасль включает нормы, объединенные общностью не только предмета, но и метода правового регулирования <…> Интернет-право, как и другие институты, тоже включается в иные отрасли, но в конкретную отрасль (скажем, в международное право) входит лишь своей частью» (там же). Об условности понятия интернет-права пишет и Лукьянов А.А. в статье «Основные концепции интернет-права»[32]32
  Информационное право. 2007. № 3.


[Закрыть]: «было бы неправильно рассматривать интернет-отрасль как аналог каких-либо других отраслей права. В сети, как и вне ее, имеют место быть общественные отношения, составляющие предмет всех отраслей права. А интернет-право – условный термин, обозначающий совокупность правовых норм, входящих в состав всех отраслей права, объединяющим признаком которых является регулирование отношений в интернет-среде (виртуальной среде)» (см. также мнение В.А. Копылова, который вообще не усматривает никакой специфики в сети Интернет, считая ее лишь некоей виртуальной средой обитания, практически ничем не отличающейся от реальной и заключает, что при осуществлении действий как в Интернете, так в и реальной среде, лицо взаимодействует с субъектами соответствующей среды, а не со средой в целом[33]33
  Копылов В.А. Информационное право. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Юрист, 2002. С. 237.


[Закрыть].

На периферии приводимой выше научной дискуссии находится мнение Максурова А.А., который отмечает как особый характер регулирования интернет-отношений в парадигме традиционных теоретико-правовых воззрений на структуру предмета правового регулирования, так и применимость к нему общих принципов построения правовой системы. Правда, при этом интернет-право не рассматривается им в качестве самостоятельного элемента системы современного права. В результате такого подхода научное знание «обогащается» почти исключительно сакраментальным восклицанием по поводу того, что «здесь все заранее сложнее»[34]34
  Максуров А.А. Предмет правового регулирования интернет-права // Правовые вопросы связи. 2010. № 1. С. 28–29.


[Закрыть]. Возможно, для некоторых авторов сверхзадача систематизации нормативного материала представляется либо затруднительной на данном отрезке их творческого пути, либо все-таки они совершенно искренне полагают, что далеко не каждый правовой массив, даже обладающий определенной спецификой, может претендовать на обособление в виде отрасли (подотрасли) права, причисляя к числу таких требующих повышенного внимания, но не до конца оформившихся правообразований и интернет-право. Приводимая выше статья А.А. Максурова оставила больше вопросов, чем ответов, – во всяком случае, она вряд ли оправдала свое весьма претенциозно заявленное название, но в условиях рудиментарного состояния теории интернет-права можно приветствовать любые, даже не всегда вполне удачные попытки исследовать его предмет. К слову сказать, согласно гражданско-правовой концепции НИОКР (а юридические исследования в сфере поиска, открытия и анализа принципиально новых правовых явлений мало чем отличаются по своей сути от НИОКР в их классическом понимании) риски случайной невозможности достижения положительного результата, по общему правилу, переносятся с исполнителя на заказчика (п. 3 ст. 769 ГК РФ). Когда же заказчик и исполнитель научного сообщения (или статьи) совпадают в одном лице, то проблемы распределения бремени бесплодных поисков научной истины вообще не существует.

Вообще же иногда возникают опасения, что по уровню своей теоретико-аналитической фундаментальности и эмпирического дерзновения юридическая наука рискует вскоре превратиться в некий аморфный раздел популярного обществознания, предназначенный лишь для ликбеза читающей публики и служащий средством самовыражения любой ценой публики пишущей. Злоупотребление академическими свободами, в частности закрепленными в п. 1 ст. 44 Конституции РФ, стремление использовать научную трибуну для наукообразной демагогии, а не для поиска, анализа и тиражирования нового знания столь же губительно и вредоносно для отведенного юридическому сообществу весьма высокого этажа в небоскребе ноосферы, как и использование вопреки целевому назначению и конституционной сущности иных прав и свобод человека и гражданина. Отрадно отметить, что ряды исследователей складывающихся в рамках интернет-права общественных отношений (помимо некоторых случайных представителей отряда «интернавтов»), пополняются в основном серьезными специалистами и экспертами в области права, которые предлагают и развивают интересные и строго мотивированные позиции и подходы, опираясь на глубокое знание смежных отраслей права; технико-экономических основ и нюансов деятельности и взаимоотношений между субъектами интернет-отношений, а также канонов деловой практики в IT-сфере. В этом плане идея ИП как комплексного института до определенной степени созвучна предлагаемому нами доктринальному осмыслению отраслевой самостоятельности соответствующей отрасли права и может рассматриваться в качестве вспомогательного инструментария описания многообразия и диалектического единства норм, регулирующих интернет-отношения; служить неплохим иллюстративным пособием, отображающим мозаичную и находящуюся в постоянном броуновском движении структуру составляющих ИП норм и субинститутов. Однако претензии на исчерпывающий характер объяснения такого феномена как ИП только усложнением общественной жизни, требующей некоего перекрестного опыления и взаимной рецепции норм из различных (традиционных) отраслей права, не имеют под собой достаточно веских оснований и поводов.

По нашему мнению, уже на современном этапе развития правового регулирования интернет-отношений можно доказательно констатировать наличие такого уровня специфичности и автономности ИП, на котором происходит его формирование и развитие в качестве самостоятельной отрасли права с присущими ей предметными и методологическими особенностями, о чем пойдет речь ниже.

Некоторые авторы, правда, справедливо отмечают, что «отечественная юридическая наука еще не сформировала комплексного подхода к проблематике сети Интернет»[35]35
  Близнец И.А., Завидов Б.Д. Правовые проблемы совершенствования законодательства об интеллектуальной собственности и необходимости ее защиты / под общей редакцией И.А. Близнеца. Подготовлен для системы «Консультант Плюс», 2006 /СПС «Консультант плюс»


[Закрыть].

В законодательной сфере также существуют многочисленные лакуны и «серые зоны» в сфере регулирования отношений в сети Интернет, несмотря на то, что еще в Федеральном законе от 27 июля 2006 года № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» были раскрыты легальные дефиниции таких важных понятий, как «владелец сайта в сети Интернет», «провайдер хостинга», «сайт в сети Интернет», «сетевой адрес» и т. д. Однако данные новеллы касались в основном регулирования технической и организационной инфраструктуры сети и рассматривали Интернет как среду исключительно информационно-телекоммуникационную, а не как виртуальное пространство, на которое могут проецироваться гражданско-правовые отношения, происходящие в пространственно-временном континууме реальной общественной жизни. Не случайно, что время принятия указанного ФЗ примерно совпало со временем длительного законодательного процесса обсуждения, принятия и введения в действие новой редакции ст. 128 ГК РФ, в которой «информация» исчезла из числа объектов гражданского права.

Несмотря на предпринятые усилия, как справедливо утверждает автор Концепции регулирования правоотношений в сети Интернет, депутат Государственной Думы ФС РФ Р. Шлегель, «вопрос относительно прав, обязанностей и ответственности субъектов права в сети Интернет в недостаточной степени регулируется действующим законодательством и остается открытым»[36]36
  http://www.therunet.com/news/468-byt-ili-ne-byt-zakonu-ob-intemete; дата рецепции материала – 25.04.2013.


[Закрыть]. Все возрастающая степень значимости общественных отношений, складывающихся в Интернете и назревшая потребность в законодательной установке системы мер реагирования и предотвращения угроз, возникающих в виртуальной среде привели недавно к созданию специального подкомитета по Интернету и развитию электронной демократии в рамках профильного комитета Госдумы ФС РФ по информационной политике, информационным технологиям и связи[37]37
  http://www.interfax.ru/russia/news.asp?id=307199; дата рецепции материала – 06.06.2013.


[Закрыть]. Создание такого подкомитета свидетельствует о том, что:

– интернет-регулирование формально признано одним из основных направлений деятельности профильного комитета Госдумы по информационной политике, информационным технологиям и связи (п. 2 ст. 21 Регламента Госдумы ФС РФ);

– созданы наконец-то организационные предпосылки для более четкой, планомерной и профессиональной работы над законопроектами, посвященными проблематике отношений в сети Интернет с использованием специальных компетенций и знаний депутатского ядра, сконцентрированного в указанном подкомитете.

Однако представляется, что отставание российской научной юридической мысли и законодательного регулирования от насущных и объективных потребностей интернет-права и правового сопровождения технического прогресса в информационно-телекоммуникационной сфере будет постепенно сокращаться по мере развития начал саморегулирования в самом интернет-сообществе, отраслевой специализации законотворчества и эволюции российской научной школы интернет-права. Здесь также следует подчеркнуть, что одних усилий российского законодателя или тем более отечественного академического сообщества явно не достаточно; данная работа должна проводиться в тесном взаимодействии и координации с международными институциями, саморегулируемыми организациями в сфере Интернет, а также на основе заключения многосторонних международных конвенций и соглашений. Многие юридические проблемы в кибер-пространстве имеют трансграничный характер, поэтому довольно часто на практике возникает необходимость урегулирования и преодоления юрисдикционных конфликтов (например, в случае спора с владельцем веб-ресурса из США, расположенного на сервере в Канаде и распространяющего информацию, представляющую собой акт недобросовестной конкуренции на рынке России); разрешения вопроса о выборе норм права той или иной страны, подлежащих применению в конкретном споре; устранения коллизий и т. д. В связи с этим большое значение должны иметь унифицированные нормы и стандарты поведения в интернет-среде, которые бы были признаны мировым сообществом в качестве общепризнанных принципов или норм международного права.

В работе «Право и границы: развитие права в кибер-пространстве («Law And Borders: The Rise of Law in Cyberspace, David R. Johnson and David G. Post, 48 Stanford Law Review 1367 (1996)) футуристически высказывалась мысль о том, что на место доктрины, привязанной к территориальным границам, должны прийти нормы и правила «регулирующие широкий спектр новых явлений, которые не имеют ясных параллелей в невиртуальном мире. Эти новые правила будут играть роль посредством определения статуса личности и собственности, разрешения споров и кристаллизации коллективного обсуждения идеи основополагающих ценностей».

Для целей же поступательного движения в этом направлении как раз и представляется полезным первоначально определить и провести кропотливый анализ матрицы ценностей и фундаментальных принципов интернет-права, а затем тщательно структурировать и систематизировать массив нормативного интернет-регулирования; наметить общие и конкретные рекомендации по прикладной реализации результатов изучения тенденций и основных закономерностей развития современного интернет-права для нужд отечественного законотворчества и правоприменительной практики.

4. Основополагающие принципы интернет-права

Принципы права – это базовые и постоянно эволюционирующие догматы, вербальные памятники юридической мудрости, зафиксированные либо в писанных источниках права, либо в правовой традиции конкретного социума, государства (государств), межгосударственного объединения, саморегулируемой организации или иных организованных форм социально одобряемой или не запрещенной активности, стремящихся к внутреннему или допускающим (признающим) внешние формы нормативного упорядочивания своей деятельности.

Принципы отрасли права суть специфические способы и концептуальные основы взаимодействия предмета и метода правового регулирования, пронизывающие сквозными «красными нитями» ткань нормативного материала; определяющие своеобразие целей и задач правового регулирования, а также направления и тенденции реформирования и доктринального переосмысления векторов развития соответствующей отрасли права.

Германский исследователь Р. Урпман-Витзак в своей работе «Принципы интернет-права»[38]38
  См. Robert Uerpmann Wittzack // http://www.germanlawjoumal.com/pdfs/ Vol11-№ 11/PDF_Vol_11_No_11_1245-1263_Articles_Uerpmann.pdf; дата рецепции материала – 02.06.2013.


[Закрыть] выделяет 5 наиглавнейших принципов международного интернет-права (далее – «МИП»), а именно: 1) принцип свободы в Интернете (включая свободу общения в Интернете и свободу интернет-бизнеса); 2) принцип приватности;

3) модифицированный принцип территориальной юрисдикции, адаптированный к кибер-пространству; 4) принцип межгосударственного сотрудничества и 5) принцип мультистэйкхолдерской кооперации. Ввиду отсутствия точного и емкого эквивалента в российской правовой традиции термина «мультистейкхолдинг» попытаемся более или менее приближенно обозначить как принцип долевого участия в управлении сетью Интернет (или «принцип многостороннего партнерства»).

Отмечая различия между принципами МИП и общепризнанными принципами международного права, изложенными в ст. 38 (1) Статута Международного Суда ООН, автор обосновывает тезис о том, что если последние производны от внутригосударственного права и призваны заполнить пробелы в международном праве, то приведенные выше принципы МИП имеют источником своего происхождения международное право, при том, что некоторые из них также могут иметь параллели в национальных правопорядках. Здесь можно было бы усмотреть отголоски идей нормативистской школы права (или теории позитивного права), утверждающей примат международного права и отрицающей идею суверенитета как таковую (см., в частности, Г. Кельзен, Право Объединенных наций. = The law of the UnitedNations», pt. 1–2,1951). В качестве своего рода «основной нормы» постулируется совокупность лишенных нормативного содержания трансцендентально-логических конструкций (принципов МИП), которые в виде «мысленных допущений», продуцируются коллективным разумом и сознанием академической элиты с целью систематизации и упорядочения мирового интернет-правопорядка как такового. Любопытно, что в неизданном при жизни Г. Кельзена произведении «Общая теория норм» („Allgemeine Theorie derNormen"), основоположник нормативизма кардинально ревизовал свою идею основополагающей нормы и придал ей значение не гипотезы, а юридической фикции (или буквально «голой фикции»[39]39
  См.: Kelsen. Allgemeine Theorie der Normen. 1979 (Fn. 74), S. 206 f., цит. no: «HANS KELSEN (1881–1973): „Jurist des Jahrhunderts"?», Horst Dreier // http:// www.hans-kelsen.de/beitraege2.pdf; дата рецепции материала – 19.06.2013.


[Закрыть]). Не слишком ли шатким фундаментом для принципов МИП станут юридические фикции, выведенные из чистого разума ученых-правоведов, если считать, что указанные сверхнормы-принципы не имеют основ (а не только параллелей) в национальных правопорядках и/или в деятельности специализированных саморегулируемых организаций?

Данная версия происхождения принципов МИП представляется весьма спорной с учетом того, что даже сам Р. Урпман-Витзак признает, что «международный правопорядок до сих пор является фрагментированным, поскольку международное право востребовано только

в случаях, когда существующие проблемы не могут быть удовлетворительным образом разрешены посредством национального права», что по идее не должно вести к признанию за международно-правовой сферой права претендовать на роль интеллектуального инкубатора эвристических идей и начинаний (там же).

В контексте юридической силы и значения принципов МИП Р. Урпман-Витзак причисляет их к субсидиарным источникам международного права, ссылаясь на ст. 38 (1) (d) Статута в относимой части, касающейся доктрин «наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм». С данной точкой зрения можно согласиться, тем более, что и российское гражданское право позволяет использовать доктринальные источники для применения аналогии закона или (что в части принципов ИП более уместно и релевантно) – аналогии права (п. 2 ст. 6 ГК РФ – «при невозможности использования аналогии закона права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости»).

В плане заочной полемики с Р. Урпман-Витзаком полезно привести мнение его соотечественника – В. Кляйнвахтера, который опираясь на данные историко-правового анализа замечает, что сам термин «Управление Интернетом» (“Internet Governance") ковался отнюдь не в горниле серьезных академических дискуссий и не стал результатом «организованного процесса по технической стандартизации». Первоначально возникнув как «модное словечко» в среде преподавателей, работавших по проекту создания информационной инфраструктуры Гарвардского университета в середине 1990-х гг., он использовался как специальный термин для описания «определенных управленческих функций, относящихся к ключевым ресурсам Интернета: корневые сервера, интернет-протоколы, распределение IP-адресов и управление системой доменных имен». В. Кляйнвахтер связывает осознание необходимости перехода от простой технической координации к более или менее полноценной идее интернет-управления с увеличением количества доменных имен, находящихся в частном владении до 10 млн. единиц к 1995 г. Как отмечает автор, «консенсусное мнение основных игроков в это время состояло в том, что Интернет не должен «управляться» «правительствами». При этом в различии в стилистических коннотациях между англоязычными терминами «Internet Governance» и «Internet Government» германский ученый усматривает поддержку концепции «Саморегулирования» со стороны технических разработчиков, провайдеров и пользователей услуг в сети Интернет[40]40
  KleinwachterW. Internet Co-Governance. «Towards a Multiplayer Mechanism of Consultation, Coordination and Cooperation (M3C3)» // http://www.wgig.org/docs/ Kleinwachter.pdf; дата рецепции материала – 20.03.2013.


[Закрыть]. Впоследствии же вопросы перспективного развития сети Интернет; системы доменных имен; разработки технических стандартов, норм и правил оказались прочно закрепленными и освоенными американской некоммерческой организацией ICANN[41]41
  Более подробно о ее статусе см.: http://www.icann.org/en/about; дата рецепции – 13.01.2014.


[Закрыть]. Последняя же так и не превратилась в полной мере в международную саморегулируемую организацию, а международные организации (например, ITU – Международный союз электросвязи) оказались не способными конкурировать за политико-административное влияние в сфере Интернет с Правительством США. Поэтому принципы интернет-права не могли сформироваться в отрыве или независимо от организационной структуры собственно механизма управления сетью Интернет, находящейся преимущественно (за исключением национальных доменов) под юрисдикцией одного государства.

Таким образом, идеи и принципы интернет-управления с самого начала (прежде всего, в части регулирования технической компоненты сети) формировались при подавляющем участии и воздействии механизмов публично-частного партнерства с элементами саморегулирования в рамках ICANN и прямо или косвенно поддерживаемых ею организаций, форумов и т. д. (за исключением Форума по управлению Интернетом (Internet Governance Forum (IGF)), мандат которого определен пар. 72 так называемой «тунисской повестки дня» (Tunis Agenda) Всемирного саммита по вопросам информационного общества от 18.11.2005 г.[42]42
  См.: http://www.itu.int/wsis/docs2/tunis/off/6rev1.html; дата рецепции
  15.07.2013.


[Закрыть]).

Поэтому, оторванные от практики деятельности ICANN, а также структур, которые осуществляют свою деятельность на основе выработанных ICANN стандартов, правил и политик (например, административные трибуналы по разрешению доменных споров при ВОИС) и сформулированные в кабинетной тиши принципы международного ИП могут стать лишь сферической моделью коня (или в европейской фольклорной традиции – «сферической коровы») в международно-правовом вакууме.

Между тем, естественно, гражданская принадлежность именно технических исследователей и разработчиков в сфере Интернет не имеет определяющего значения в условиях глобальной природы «всемирной паутины» и подчеркнуто международного характера генерирования, экспериментальной апробации, одобрения и стандартизации инновационных идей в сети. Речь идет, в частности, о распространенности практики открытого рассмотрения проектов технических стандартов в рамках процедуры RFC (от английского «Request for Comments» («Запрос на комментарии») – открытой процедуры обсуждения и согласования технических стандартов в сети Интернет, применяемая IETF (Инженерный совет Интернета)[43]43
  См. более подробно по адресу: http://www.ietf.org/rfc.html, дата рецепции 11.07.2013.


[Закрыть] в содружестве с организацией «Общество Интернета» (ISOC)) и т. д. (помимо IETF в разработке технических стандартов Интернета участвуют такие организации, как Международный исследовательский совет Интернета (официальный сайт: http://irtf.org/), Совет по интернет-архитектуре (см.: http://www.iab.org/) и другие участники многостороннего сетевого партнерства.

В этой связи нельзя не согласиться с мнением В. Кляйнвахтера о том, что техническая архитектура Интернета разрабатывалась не в пределах национальных территорий и не в рамках суверенного государственного регулирования, но появилась в результате движения «снизу вверх» в «глобальном пространстве» на основе принципа «примерного консенсуса и сквозного кода» («rough consensus and running code»)[44]44
  См. более подробно о содержании принципа: http://en.wikipedia.org/wiki/ Rough_consensus; дата рецепции материала – 01.06.2013.


[Закрыть], которого придерживаются заинтересованные образования и группы лиц[45]45
  Kleinwachter W. Internet Co-Governance. «Towards a Multiplayer Mechanism of Consultation, Coordination and Cooperation (M3C3)». Там же.


[Закрыть].

На наш взгляд, принципы МИП суть отраслевое проявление, «многоточие» фокусировки универсальных и общепризнанных норм и принципов международного частного и международного публичного права, а также обычаев делового оборота.

Как справедливо отмечается в одном из документов, подготовленных специальной рабочей группой Совета Европы по вопросам трансграничного Интернета в качестве проекта Декларации Комитета министров Совета Европы Интернету «Принципы управления Интернетом», Интернет может значительно усилить реализацию большинства фундаментальных прав и свобод за счет предоставления необходимых инструментов для участия в политической и иной деятельности, представляющей публичный интерес, прежде всего, когда речь идет о реализации права на свободу выражения[46]46
  http://www.umic.pt/images/stories/publicacoes5/lntemet%20Govemance%20 Principles.pdf; дата рецепции материала – 01.02.2013.


[Закрыть].

В принципах ИИ находят свое выражение специфические особенности, определяемые сферой их пространственного действия и кругом специальных субъектов – участников интернет-отношений; они формируются (и впоследствии – формулируются) как эволюционный результат развития правовых систем наиболее развитых в технологическом и социально-экономическом отношении государств и чрезвычайно восприимчивы к абсорбции лучших практик и локально-правовых стандартов и правил созданных на основании внутригосударственного права саморегулируемых организаций (например, ICANN, правовой статус которой определяется законодательством о некоммерческих организациях штата Калифорния, США); в логико-аналитической систематизации на их основе довольно гетерогенного нормативного материала огромная роль принадлежит представителям академической юридической науки и экспертного сообщества. Тем не менее принципы ИП нельзя представлять в качестве некоего искусственного феномена, умозрительной абстракции или совокупности схоластических идей, эманация которых на сознание субъектов ИП происходит исключительно через каналы международно-правового воздействия. Такой подход противоречил бы и историко-правовым реалиям генезиса сети Интернет, которая возникла и стала результатом организационно-правовой и технологической маршрутизации общественного запроса на реализацию права на доступ к информационно-телекоммуникационной сети: от государственного регулирования и контроля (со стороны Департамента торговли США) к относительно автономному саморегулированию (ICANN, IANA) и суверенному доминированию стран в пределах своих национальных доменов верхнего уровня до (перспективно) конструкции публично-частного партнерства.

Рассмотрим более подробно основные принципы ИП.

1. В числе принципов МИП можно выделить принцип «сетевой нейтральности» (или принцип «открытой сети» (“open network”)). Позиция Евросоюза в изложении вице-президента Еврокомиссии по вопросам цифровых технологий Нили Кроэс (Neelie Kroes) состоит в том, что он обеспечивает защитные меры для каждого европейца, на каждом устройстве, в каждой сети, гарантирующие ему доступ к полному и открытому Интернету, без блокирования или прерывания конкурирующих сервисов»[47]47
  http://www.theinquirer.net/inquirer/news/2272567/neelie-kroes-sets-forth-her-vision-of-european-net-neutrality; дата рецепции материала – 04.06.2013.


[Закрыть]. Обеспечение принципа сетевого нейтралитета заключается в установлении такого правового режима, при котором конечный пользователь обладает правом беспрепятственного и недискриминационного доступа к сети Интернет и ее ресурсам вне зависимости от применяемого последним вида приложения или сервисов, а также от объема и источника происхождения трафика.