Текст книги "Франция. Большой исторический путеводитель"

Новые волны нашествий

В мире редко кому удавалось жить по принципу «я тебя не трогаю – и ты меня не тронь». Обычно находилось кому беспардонно напасть на погрузившегося в свои заботы. Большим королевствам, на которые распалась империя Карла Великого, было не до новых внешних захватов: они были заняты выяснением отношений между собой и внутри себя. Вот тут-то и объявились недруги: и те, что давно были знакомы, да до поры попритихли, и те, что как черти из табакерки.

На юге оживились арабы (или мавры, или сарацины – называй как хочешь, европейцам легче от этого не становилось). В 831 г. они отобрали у византийцев Палермо, а потом и всю Сицилию (и привели ее в такое благодатное состояние, что хватило на столетия). Оттуда стали пускаться в морские набеги – благо Италия под боком. В 846 г., поднявшись по Тибру, ворвались в Рим и даже разграбили собор Святого Петра. Устроили себе опорную базу неподалеку от Ниццы, оседлали альпийские проходы, перекрывая сотням тысяч паломников дорогу в Вечный город.

В конце IX в. на берегах Дуная, в Паннонии громом прозвучал отголосок Великого переселения народов. Свято место пусто не бывает, но и проклятое тоже. Туда, откуда в предшествовавшие столетия злодействовали гунны и авары, прискакали мадьярские (венгерские) орды. Народ угро-финской языковой группы, они долго обитали на южном Урале. Потом обосновались в более уютном Причерноморье, чтобы контролировать торговые пути «из варяг в греки», строили свои крепости и на среднем Дону. Но оттуда их прогнали хорошо нам знакомые по родной истории печенеги. И вот под ударами новоявленной вражьей силы застонало Восточно-франкское королевство. Да что там Германия – окрестности Парижа, Рима и Неаполя ужасались при виде скуластых всадников на быстрых низкорослых лошадках. Они налетали неожиданно, поражали воинов и всех, кто не понравится, отравленными стрелами, арканили многочисленный полон, на храмы Божьи смотрели только как на сундуки с сокровищами (мадьяры были типичными степными язычниками).

* * *

Но через Рейн они прорывались все же не так уж часто. Главной напастью для Западной Европы и Франции стали скандинавские норманны. Их удары были подобны не скоропалительным набегам кочевых орд, а скорее тем тектоническим подвижкам германских племен, которые доконали в конце концов Римскую империю.

Подспудные причины норманнской экспансии – перенаселенность Скандинавии, малая плодородность земель, их подверженность климатическим невзгодам. Голод был частым гостем, а надеяться можно было только на себя. До начала IX в. страны, ставшие через тысячелетие процветающими на зависть всему миру, представляли собой совокупность мелких недружелюбных сообществ. В них заправляла знать, опирающаяся на свои сильные роды и на тех, кто признавал свою зависимость от нее, искал в ней опору. В Норвегии был что ни фьорд, то княжество.

Людям, которые чувствовали себя лишними на родной земле, надо было куда-то деваться. Ими были не только те, кого заела нужда. Кому-то надо было искать спасения от кровной мести за убийство, кого-то срывала с места традиционная жажда наживы и подвигов. Число последних особенно возросло, когда стали возникать большие национальные королевства – Дания, Швеция и Норвегия. Короли поприжали своенравных князей (ярлов), а среди них и их окружения было много таких, что предпочитали опасную свободу за морем подчиненному положению в родном отечестве. Прочие любители вольной жизни собирались вокруг них толпами. Не только и не столько искатели приключений: больше было крепких хозяев – бондов, предпочитавших свободный труд на свободной земле, а не указы, не налоговое ярмо скандинавских владык (впрочем, и оружием бонды умели владеть, как мало кто в мире). И как всегда было много тех, кто искал лучшей доли.

Битва

Во главе переселенцев становились «береговые вожди» – викинги. Со временем это слово стало применяться ко всем скандинавским воинам и морским бродягам, стало синонимом норманна. Тогда же это были по большей части выходцы из знатных семей, даже королевские сыновья. Собравшиеся строили большие гребные и парусные ладьи, пригодные к дальним морским странствиям. На их носах красовались устрашающие головы драконов, отсюда пошло название – драккары. Во время спуска на воду к бревнам, по которым должна была скатиться махина, привязывали пленников – чтобы кровь, брызнувшая на борта из тел раздавленных людей, послужила возлиянием богам. Без него кораблю не суждено было счастливое плавание. Помимо языческого дракона, скандинавы по-прежнему верили в Одина и подвластных ему небожителей.

Зачастую при выборе маршрута доверялись воле богов и рока – со всей силы метали вверх копье и оно, упав, становилось своеобразным компасом (настоящего компаса скандинавы не знали). Многим судьба указала путь на дальний запад, и они стали первооткрывателями Фарерских островов, Исландии, Гренландии, Ньюфаундленда, Северной Америки (местность, где теперь Нью-Йорк, они назвали Винландом – «виноградной землей»).

Особенно вместительной оказалась Исландия. Большой остров, согретый множеством термальных источников, с удобными фьордами, с огромными косяками рыбы и стадами китов в прибрежных водах. Путь до него занимал иногда месяцы, плавание в угрюмых, холодных, неспокойных, часто штормящих морях уносило немало жизней – но это был народ особого закала.

Переселенцы обустраивались, запускали на пастбища привезенную с собой скотину, пахали и сеяли. Но многим опять становилось не по душе сиднем сидеть на земле. Пусть хозяйствуют люди поспокойнее и попроще, а настоящих викингов опять ждали морские дали. Ждали тех, кому слава дороже жизни, для кого бессмертие – песни скальдов, в которых будут увековечены их подвиги. «Имени викинга достоин лишь тот, кто никогда не спал под почерневшими стропилами, кто не пил из рога у домашнего очага» – вот образчик такого творчества.

И они прекрасно знали, что не всем перст судьбы указал на Исландию и прочие северные острова. Кому-то выпало плыть на юг – туда, где люди иных племен веками лелеяли свои поля, сады и виноградники, где за стенами городов хранятся несметные сокровища, где, наконец, моря полны, как рыбой, тяжелыми купеческими кораблями – излюбленным уловом сероглазых наглецов. И они тоже отправлялись в вожделенные земли.

Высадившись на побережье, норманны сразу же старались захватить побольше лошадей – чтобы устремиться в глубь страны. Они были страшны в бою. Рогатый шлем, дикий напор, умелое владение мечом и другим излюбленным оружием – секирой с наконечником-пикой. Неистовство их доходило до того, что до сих пор спорят, кто же такие берсерки: то ли это поэтический вымысел, то ли действительно были такие буквально теряющие от ярости рассудок, а потому неуязвимые в бою воины. Опьяненные не то отваром из мухоморов, не то запахом крови. Неудивительно, что у многих неприятелей сразу начиналась дрожь в коленях.

Как поступали не остывшие от боя норманны с мирным населением – можно судить по отрывкам из исландских саг. Одного своего походного конунга скандинавы с оттенком насмешки прозвали Детолюбом: за то, что он запретил своим храбрецам их излюбленную потеху – подбрасывать младенцев и ловить их на копья. Из этих же прекрасных литературно-исторических памятников знаем, как беспощадны эти северные люди могли быть и друг к другу даже в повседневной жизни, при малейшем конфликте. Так что понятно: обитателям европейских берегов не приходилось ждать чего-то доброго от этих непрошеных гостей. Разве что, захватив огромную добычу и не в силах увезти ее с собой, норманны могли заключить с уцелевшими туземцами перемирие и им же запродать награбленное добро по сходной цене.

Основными объектами нападений поначалу были Ирландия, Шотландия, восточная Англия. Потом скандинавы расширили свою кровавую экспансию. По рекам они проникали далеко в глубь континента. И не только по германским Эльбе и Рейну, но и по Тахо и Гвадалквивиру в Испании. А там уже ожидало своей участи Средиземноморье: берега южной Франции, Италия, Сицилия – в конце концов захваченная у арабов и ставшая вотчиной норманнских королей. От них не знали покоя ни византийцы, ни арабы. Есть версия, что старинное русское княжество Тмутаракань близ Кубани изначально возникло как база шведских викингов, проникших со стороны Средиземного моря.

* * *

Франкские короли попытались смирить скандинавов привычным уже способом – насаждением христианства. Но те оказались людьми твердолобыми для проповеди. При Людовике Благочестивом вроде бы крестился один из датских конунгов, и в Данию отправился ревностный и пылкий проповедник монах Асгарий. Через несколько лет папа поставил его епископом Гамбурга – чтобы следил за ходом всей миссионерской деятельности на Севере. Не тут-то было. Датский король Эрик отправил к устью Эльбы свой флот: Гамбург сожгли, епископа прогнали.

Норманны тщательно изучили речную сеть франкских королевств, и до начала Х в. Франции и значительной части Германии приходилось мало сказать, что тяжко. Особенно после того, как король англосаксов Альфред сначала дал захватчикам достойный отпор, а потом хоть и вынужденно, но благоразумно поделил власть над Англией с датским королем Гутрумом, который принял христианство и стал по-хозяйски защищать остров от собратьев-скандинавов. Тем пришлось переключиться на иные направления.

Был сожжен дворец Карла Великого в Ахене, норманны трижды подступали к Парижу. Когда против врага выступали местные ополчения, набранные по большей части из крестьян – тот бил их нещадно. Отрядам хорошо подготовленных вассалов удавалось оттеснить налетчиков из внутренних районов, но берега они удерживали крепко.

Карл Лысый попробовал использовать методы византийской дипломатии. Он договорился с одним большим отрядом викингов, что они изгонят другую ватагу пришельцев, угрожающих Парижу. За услугу с короля запросили 3 тысячи фунтов серебра. По стране был объявлен чрезвычайный налог, но деньги в срок собрать не удалось. Тогда ставка поднялась до 5 тысяч. Но тут на переговоры пошли те, что стояли под Парижем. Они предложили: 6 тысяч, и мы уходим сами. Пришлось согласиться.

* * *

Для коллективного противостояния нашествиям была даже сделана попытка возродить империю Карла Великого. Три франкских королевства объединились под общим верховенством сына Людовика Немецкого – Карла III, прозванного Толстым (правил в 877–887 гг.). Увы, его прозвище оказалось метким – человек это был слабовольный и болезненный (с 14 лет страдал падучей), не ему было противостоять таким бедам.

Когда папа, которого обложили мавры, прислал отчаянное послание: «Помогите против неверных, чтобы люди не спрашивали – где император?» – Карл мавров отбил. Но потом отправился против отколовшихся от Германии западных славян.

Пока он находился в их землях, пришла еще одна весточка: датские викинги осадили Париж.

Сил у защитников было явно недостаточно, но во главе обороны встали люди высокого мужества: епископ Гозлен и граф Парижский, он же герцог Франции Одон (такое название носило не такое уж большое герцогство вокруг Луары, включающее Париж и Орлеан). Защитники стойко держались восемь месяцев. Епископ пал в бою, а Одон совершил подвиг поистине легендарный: пробрался сквозь стан врагов и предстал перед императором, призывая того поспешить на выручку. После чего чудесным образом благополучно вернулся обратно.

Император прибыл, но то, что он предпринял, покрыло его позором. Он не повел свое войско на битву, а откупился от норманнов данью – 7 тысячами фунтов (886 г.).

* * *

После такой доблестной обороны подданным стерпеть это было трудно. А тут еще добавился скандал в императорском семействе. Карл обвинил свою жену Рихарду в любовной связи с канцлером Лиутвардом. Канцлера он прогнал, а по поводу супруги заявил, что никогда с ней как с женщиной не жил, а потому намерен развестись. Рихарда же поклялась, что насчет канцлера – все клевета, что она вообще девственница и может доказать это «Божьим судом». После чего удалилась в монастырь.

В декабре 887 г. германские вельможи собрались на съезд и постановили: императора от власти отстранить, немецким королем объявить его племянника Арнульфа. Но Карл сам отказался от власти. Ему оставили «на прокорм» несколько городов, от доходов с которых он и жил.

Французские сеньоры пошли еще дальше: они посадили на престол избранного ими короля. Это был герой обороны Парижа герцог Франции Одон.

Тем временем внутри всех трех королевств, составлявших когда-то империю, центробежные процессы шли по нарастающей. Сеньоры и епископы давно уже получили право иммунитета: могли почти неограниченно судить жителей своих владений и собирать с них подати в свою пользу. За это они обязаны были вносить свою долю усилий в военные предприятия короля. В сложившихся же условиях, когда опасность грозила постоянно и отовсюду, все дело обороны государства перешло в руки местной знати и наместников.

Они отбивались своими силами и как могли. Ускоренно шло строительство замков: сеньоры укрепляли усадьбы, чтобы в случае опасности запереться со своим войском, предоставив убежище и населению. Конечно, о каком-то контроле сверху, о приезде «королевских послов» и речи не шло.

Герцоги, графы уже не считали себя королевскими наместниками. Они закрепили свою власть как наследственную и стали полноправными повелителями в своих владениях. Королевскую же власть считали не наследственной, а пожизненной и зависящей от их выбора и выбора других сеньоров.

Произошла важная сословная подвижка: крупнейшие сеньоры подчинили себе королевских вассалов и объединили их вместе со своими конными воинами в единый класс подвассалов. Так родилось дворянское рыцарское сословие, произошел принципиальный разрыв между воителями и простонародьем. Высшие же сеньоры, вассалы лично самого короля, составили сословие баронов (термин этот, однако, так и не устоялся: баронами называли и влиятельных вассалов высших сеньоров).

* * *

А может быть, не такое уж определяющее влияние оказывали норманнские нашествия на то, что происходило во французском обществе? Может быть, куда важнее было то, что сеньоры давно уже рвались стать независимыми правителями? Как знать. Факт то, что западнофранкское государство (Франция в широком смысле) стало совершенно раздробленным. По мнению одного современника, графы больше всего были озабочены тем, чтобы превзойти друг друга, и каждый захватывал, сколько мог. А норманны между тем все жгли да грабили.

После смерти выборного короля Одона престол вновь занял Каролинг – Карл III Простоватый. Когда в 888 г. Совет вельмож объявил королем герцога Франции, Карл был слишком юн. Однако и тогда ущемление его законных прав далеко не всем понравилось. А в 893 г. архиепископ Реймсский Фулькон объявил Одона узурпатором и помазал на царствование четырнадцатилетнего Карла. Вспыхнула война, Одон победил, Карлу удалось укрыться в Лотарингии. Потом новые повороты колеса Фортуны, и в конце концов противоборствующие стороны пошли на такой компромисс: Карл будет править после Одона. И через год тот умирает. Молодой король без всяких осложнений взошел на трон (898 г.).

Карл был хорошего телосложения, имел простой и добрый нрав. Жадность ему вообще не была знакома. Образование получил хорошее. Из недостатков же: слабая компетенция в военных делах, падкость на женские ласки, иногда – пристрастность в делах судебных.

По совокупности качеств, король не из числа выдающихся, можно было бы и не говорить о нем подробно. Но в его правление произошло событие, важное не только для Франции, но и определившее в близкой исторической перспективе судьбу соседнего островного королевства – Англии.

Сеньоры настолько утеснили своего государя, что он реально правил лишь на северо-востоке королевства, в небольшой области вокруг Суассона и Реймса. Сил для сопротивления норманнам у него не было, и в 911 г. норвежский викинг Роллон захватил Руан и сделал его центром своих земель. Оттуда он стал совершать походы в глубь Франции. Народ опять застонал.

И тогда Карл предложил ему руку своей дочери Гизелы и значительные владения на побережье – но с условием, что Роллон и его люди примут христианство. Тот согласился: удалил от себя жену-язычницу, крестился со всем войском и женился на Гизеле. Так появилось славное герцогство Нормандское. Оттуда через полтора столетия отплывут корабли Вильгельма Завоевателя для покорения Англии, а Франция уже сейчас была избавлена от норманнских набегов.

Правда, Роллон не захотел коленопреклониться перед королем в знак вассальной зависимости от него – послал ради такого дела одного из своих дружинников. И христианин он был еще тот. Накануне крещения норманны принесли обильные жертвы своим языческим богам – как бы прося у них прощения перед расставанием. А перед смертью герцог закатил по себе такие поминки: приказал умертвить сто христианских пленников и одновременно одарил сотней фунтов золота находящиеся на его земле христианские церкви.

Карл, при поддержке своего зятя, стал править довольно успешно, даже овладел Лотарингией. Но его угораздило крепко поссориться с братом своего предшественника Одона – Робертом. Опять большая междоусобная война – и в решающей битве Роберт гибнет, пронзенный насквозь копьем, а Карл терпит полное поражение (922 г.).

Королем был избран бургундский герцог Радульф, Карл же оказался под стражей в замке Шато-Тьерри на Марне, где и встретил свой смертный час в 929 г.

* * *

Но твердой королевской власти на том этапе французской истории быть не могло, на троне сменяются то избранники вельмож, то заявляющие свои наследные права потомки Карла Великого. Лысый, Толстый, Заика, Простоватый, Ленивый – хорошая цепочка эпитетов этих угасающих Каролингов. Людовик Ленивый был последним из них, он правил лишь ничтожным клочком земли вокруг Лана.

В 987 г. сеньоры провозгласили королем Гугона (Гуго) по прозвищу Капет из рода герцогов Французских. Капет – производное от «каппа», так именовался плащ, носимый герцогом как патроном аббатства Сен-Дени близ Парижа. Начавшаяся с него династия Капетингов, – если принять в соображение, что Валуа и Бурбоны это ее ответвления, – правила восемь веков (когда в 1793 г. зачитывали смертный приговор Людовику XVI – его именовали Людовиком Капетом).

Положение же ее в собственном королевстве на момент зарождения нельзя назвать многообещающим. Юго-запад страны, Аквитания с большими сеньориями: Гиенью, Гасконью, Тулузой вообще не признавали власти парижского монарха. На севере от него фактически были совершенно независимы Бретань, Вермандуа, Фландрия, а Нормандия помимо этого была еще и всех сильнее.

Король был полновластным владыкой лишь в своем домене (коронном владении, личной собственности короля) герцогстве Французском. А потому сеньоры считали его лишь «первым среди равных». Это было в общем-то почетно, но сил не прибавляло.

В соседних королевствах

За Пиренеями ширилась Реконкиста – освобождение от мусульманского владычества. Испанские идальго в боях с неверными набирались сурового духа, которого хватит им на века, который закалит характер всего народа. Гордость, чувство рыцарской чести, религиозная нетерпимость, готовность к длительной борьбе и подвигу, аскетизм, сдержанность – его отличительные черты.

Признак уверенности в неизбежности конечной победы: христианские королевства стали выяснять отношения и между собой. Но до полного освобождения еще очень далеко – Реконкиста продлится до XV в.

* * *

Стоит поподробнее ознакомиться с тем, что творилось в эти годы в Германии и Италии. Отчасти потому, что они недавно были единым целым с Францией и не совсем еще разделили с ней сферы влияния (это «не совсем» растянется на многие столетия). А еще – там завязались тогда такие тугие узлы, что распутывать их придется всей Европой – опять же, веками.

Общеизвестный раскол Германии на множество княжеств произойдет позднее, а в то время она сплотилась под внешними ударами – не сразу, но сплотилась. Изначально Восточно-франкское государство состояло из пяти герцогств, образованных, как правило, по принципу доминирования отдельных германских народностей: Франконское (бывшая Австразия) – территория восточных франков, Саксонское – саксов, Швабское – алеманнов, Баварское – баваров и Лотарингское. Когда скончался последний германский Каролинг малолетний Людовик Дитятя (911 г.), германские сеньоры по примеру соседних французских стали избирать королей.

Главным врагом Германии были венгры. Их «навел» на свою страну отец Людовика Дитяти король Арнульф. Правитель властный, он терпел неудачи в борьбе с Великоморавским (Богемским) государством, которое возглавлял славянский князь Святоплук. Потерпев в 893 г. тяжелое поражение, Арнульф додумался натравить на Моравию паннонских степняков. Те преуспели, под ударами орд славянское государство пало (чему содействовала и кончина Святоплука).

Но призадуматься бы находчивому королю, что Великоморавское княжество служило для Германии щитом от венгерской угрозы. Теперь кочевники стояли на ее границах, они поняли, что противник не из сильнейших – и вскоре стали для средней Европы таким же «бичом Божьим», каким некогда были гунны (подобным же образом наш доблестный князь Святослав, разгромив Хазарский каганат, открыл дорогу на Русь печенегам).

Начались непрерывные набеги, Германия запылала. Придунайские степи вскоре переполнились христианскими пленниками, подвергающимися каторжной эксплуатации. Герцоги оборонялись каждый сам по себе или старались откупиться от врага, нисколько не заботясь о соседях.

В 919 г. саксонские и франконские сеньоры провозгласили королем герцога Саксонии Генриха по прозвищу Птицелов (правил в 919–936 гг.). Человек, отличавшийся добрым нравом и незлопамятностью, дела он мог вести твердо. Став королем по избранию только двух герцогств, быстро заставил признать свои права и остальных.

Но в 924 г. в Саксонию ворвалась огромная орда степняков, а король не мог оказать им достойного сопротивления. Укрывшись в крепости, он лишь наблюдал, что творят варвары на его земле. К счастью, удалось пленить одного венгерского князя, который пользовался у своих соплеменников таким почетом, что ради его освобождения они пошли на заключение десятилетнего мира. Но Германия была обязана выплачивать дань.

Генрих не терял времени даром – он сделал вывод из того, что видел с городских стен. Тот же вывод, к которому еще за два столетия до него пришел Карл Мартелл и который существенно изменил тогда строй жизни во Франции: нужна сильная тяжеловооруженная кавалерия. Саксы же вообще не привыкли биться верхом, им по душе был пеший строй. Но вскоре, благодаря энергичным мерам короля, тяжелая конница стала ядром их армии. То же произошло и в соседних герцогствах.

Ближайшие походы Генрих Птицелов предпринял против западных славян. В военном отношении они важны были в первую очередь для того, чтобы сплотить и придать уверенности в себе воссозданному войску. Но своей репутации человека добродушного король не подтвердил: когда был захвачен главный город доленчан Гана, все мужчины были перебиты, а женщин и детей продали в рабство.

Почувствовав силу, заручившись обещаниями верности от своей знати, Генрих отказался от уплаты венграм дани. В отместку те разгромили Тюрингию и двинулись двумя ордами на Саксонию. Но одна орда была наголову разбита, а другая, наслышанная о происшедшем, обратилась в бегство, едва завидя тяжелую конную рать. На какое-то время страна была избавлена от опасности с этой стороны.

Генрих совершил поход и на датчан, соседей тоже агрессивных. Их король Горм Старый не решился вступить в битву и сразу же пошел на мировую. На уступленных им землях была восстановлена пограничная Шлезвигская марка, учрежденная когда-то Карлом Великим. Горм согласился платить дань и обеспечить христианским миссионерам свободный доступ в свою страну.

* * *

Сын Генриха Оттон I, вошедший в историю как Оттон Великий (912–973 гг., правил в 936–973 гг.), был провозглашен королем на всенародном собрании в городе Карла Великого – Ахене. И он был во многом под стать легендарному императору.

Начало было нелегким. Воспользовавшись сменой правителя, восстали славянские племена, выказали непокорность герцоги Баварский и Франконский. Последних поддержал старший брат Оттона по отцу Танкмар.

Молодой король быстро решил все проблемы. При этом Танкмар был убит вассалами брата прямо в церкви, где пытался найти убежище. Мятежи, однако, на протяжении его правления вспыхивали еще не раз, со стремлением сеньоров к самоуправству трудно было что-то поделать. Но королю каждый раз все же удавалось показать, кто в стране главный. А в конце концов он «усилил руководство»: сохранив прежнее деление страны на герцогства, во главе каждого поставил своих сыновей и зятьев.

По свидетельствам хронистов, Оттон был человеком сильной воли, рожденным для того, чтобы повелевать. Пресекал непокорность, но умел прощать и быть великодушным к смирившимся. Хорошо разбирался в людях и редко ошибался при выборе помощников. К цели шел уверенно, был энергичен и не засиживался на одном месте.

Был набожен и щедр. Нрав имел веселый, но его настроение мгновенно менялось, когда нужна была концентрация усилий. Любил охоту, дружеское застолье, прогулки верхом – «соблюдая при этом, однако, королевскую важность». «Спал очень мало, а во сне постоянно разговаривал, так что нельзя было и понять – почивает король или бодрствует». Как и Карл Великий, знал языки – говорил на латыни и по-славянски. А там, где Карл вынужден был отступить, Оттон добился успеха – выучился хорошо читать и писать.

В 947 г. король двинулся на датчан, которые перед тем разбили на Эльбе германское войско и захватили Шлезвигскую марку. Оттон вернул свое и даже больше того. Народное предание гласит, что он дошел до самой северной оконечности Ютландского полуострова и метнул в море свое копье – так по старогерманскому обычаю вожди утверждали границы своих владений.

В 950 г. германское войско двинулось на богемского герцога: тот отказался от своей вассальной зависимости и перестал выплачивать дань. Чеху пришлось подчиниться и вновь принести присягу на верность.

Через пять лет, когда в Германии произошло обострение усобиц, венгры решили воспользоваться случаем: нахлынуло неисчислимое их войско. Но германские сеньоры сразу же позабыли о распрях и сплотились вокруг своего короля, на подмогу подошли и чехи. Битва произошла на реке Лех. Сначала успеха добились мадьяры, но король сам повел отборную часть войска в решающую атаку, орудуя копьем, как простой воин.

Победа была полнейшая, из венгров мало кто уцелел. Тех, кто искал спасения в бегстве, безжалостно убивали жители укрепленных пограничных селений – бургов. Плененные венгерские вожди были повешены. С убитых врагов снимали золотые колокольчики, которыми они украшали себя – эти побрякушки были отлиты из сокровищ, награбленных когда-то в немецких церквях.

Это было историческое событие с далеко идущими последствиями. Венгры вскоре предпочли перейти к оседлому образу жизни, а благодаря тому, что число невольников-христиан в их землях было огромно, они и сами склонились к крещению.

* * *

Потом произошло не менее исторически значимое вмешательство в итальянские дела. В Италии со смертью сыновей Лотаря началась борьба сеньоров и за королевский трон, дающий право на императорский титул, и за диктат над Римом – а соответственно над папским престолом (особенно усердствовали герцог Сполеттский и марграф Фриульский). К этому добавлялось постоянно вмешательство внешних сил: Византии, имевшей владения на итальянских берегах и к которой тяготела богатая Венеция, арабов, напиравших с юга, королей Германии и Бургундии.

Папы, бывшие не только духовными владыками, но и светскими правителями большой области, сами ввязывались в круговорот усобиц и внешних конфликтов. При этом они полностью свели на нет недавний авторитет римских первосвященников. Если, как помним, Григорий IV мог явиться в стан Людовика Благочестивого и навязать ему свое решение, то теперь его преемники готовы были идти на любой союз, лишь бы отстоять свою территорию.

В 895 г. папа Формоз, надеясь обрести могущественного покровителя, решил отнять корону у сполеттского герцога и передать ее германскому королю Арнульфу. Но король страшно занедужил (очевидно, был отравлен), а на папу набросилась со своими вассалами вдова развенчанного герцога. Это ли стало причиной или нет, но старика хватил удар, и он ушел в мир иной. Враги не оставили в покое даже мертвого. Труп папы Формоза был облачен в торжественное одеяние и предстал перед судилищем. После гневных обличительных речей тело бросили в Тибр.

Новые папы пошли еще дальше: в расчете на благодарность, они стали раздавать свои земли окрестным сеньорам. А те сделали из этого вывод, что теперь они вправе проталкивать на папский престол своих родственников, особенно младших сыновей.

В конце концов, первосвященником оказался восемнадцатилетний Иоанн XII. Судя по отзывам, он обладал даром вызывать симпатии, но должности вряд ли соответствовал. Время проводил на охоте, в забавах и попойках. Ходили слухи, что он пил за здоровье дьявола, а однажды посвятил дьякона в сан не в храме, а в конюшне.

Как бы там ни было, когда против него стали выступать сеньоры, он обратился за поддержкой к Оттону. Тот двинулся через Альпы в Италию с сильным войском. Короля повсюду встречали с почетом – надо думать, истосковавшись по сильной руке и покою. В бывшей лангобардской столице Павии Оттон короновался «железной короной Италии» – золотым венцом, в который был вставлен гвоздь из Креста Спасителя.

А в Риме Иоанн XII возложил на голову Оттона императорскую корону – такой платы потребовал тот за свою поддержку. Так родилась «Священная Римская империя германской нации» (962 г.). Скоро она превратится в сложную и конфликтную политическую систему, которая на протяжении восьми с половиной веков будет играть большую роль в судьбах Европы. Тогда же этот акт означал, что императорский титул переходит к повелителю Германии, под рукой которого оказалась значительная часть державы Карла Великого. В империи Оттона не хватало Франции и Бургундии.

Новый император подтвердил все привилегии, данные церкви и папскому престолу Каролингами начиная еще с Пипина Короткого. Но он взял с римлян присягу, что они никогда не будут избирать и поставлять папу без его согласия.

Однако стоило Оттону удалиться со своим войском, Иоанн XII сразу вышел из подчинения. Император вернулся и заменил его другим папой. Но история повторилась: когда германцы ушли, Иоанн опять воссел на престол – причем его поддержало большинство населения Рима. Не поленившийся вернуться во второй раз Оттон разгромил римлян «как сокол голубей» и восстановил прежний порядок.