Текст книги "Зимний дворец, Дворцовая набережная и Эрмитаж. Прогулки по Петербургу"

Еще 15 декабря 1837 г. в Фельдмаршальском зале из отдушины печного отопления начало тянуть запахом дыма, а в 7 часов вечера 17 декабря оттуда появился дым. Он проник также и в соседнюю комнату, в которой дежурил флигель-адъютант. Дворцовые служители вызвали пожарный наряд. Пожарные установили, что на первом этаже, под Петровским залом, располагалась дворцовая аптека, а под ней, в подвале, аптечная лаборатория. В печной трубе лаборатории имелось отверстие для вентиляции. Дровоносы, которые в этой комнате обычно ночевали, затыкали отверстие для тепла рогожей.

При осмотре пожарные увидели, что эта рогожа тлеет и дымит. Ее вынули, залили водой и решили, что причина задымления устранена. Но спустя некоторое время дым пошел из отдушины в Фельдмаршальском зале еще сильнее. Тогда пожарные начали вскрывать паркет в зале рядом с отдушиной. Но при первых ударах топором рухнула переборка в виде фальшивой зеркальной двери. За ней взвилось пламя, поднявшееся до хоров. Огонь быстро перекинулся в Петровский зал и добрался до балок деревянного перекрытия. Попытки погасить его оказались безуспешными.

Пожар в Зимнем дворце в 1837 г. Литография Ф.С. Вольфа. Ок. 1838 г. Вид на пожар со стороны Невы. Справа видны укрепления Адмиралтейства

Император Николай I находился в это время в Большом театре (на месте нынешней Консерватории). Там давали «Баядерку», партию которой исполняла знаменитая танцовщица Тальони. Узнав о беде, он тут же покинул представление и отправился во дворец. Первым делом император пошел в комнаты сыновей и распорядился отвезти их в Аничков дворец. Затем он приказал разбить окна в Фельдмаршальском зале, поскольку из-за дыма там нечем было дышать. Но это распоряжение оказалось ошибочным. Из-за притока свежего воздуха, огонь стал еще сильнее и начал быстро распространяться в сторону Гербового зала, Военной галереи 1812 года и в сторону Невской анфилады, в направлении жилых комнат императорской семьи.

На помощь пожарному расчету в полном составе прибыли обе роты дворцовой пожарной команды и еще несколько городских пожарных частей. Позднее к ним присоединились также дежурные части гвардейских полков и рота дворцовых гренадер. До этого они около часа простояли перед зданием – начальство попросту растерялось и не знало, что делать. Всего в тушении пламени приняло участие более 6 тысяч человек. Однако у разошедшегося огня было слишком много пищи – резная деревянная отделка помещений, сухой паркет, драпировки, стропила и балки перекрытий и пр.

Выяснилось, что на чердаке дворца отсутствуют брандмауэры, которые могли бы остановить распространение пламени. Пытаясь преградить путь огню к личным покоям царской семьи, солдаты носили со двора кирпичи и возводили каменные перегородки. Но тот распространялся быстрее, нежели люди возводили защитные стены.

Когда огонь подступил к Концертному залу, эту работу решили прекратить и начать спасать имущество. Замуровывать продолжили только переходы из дворца в здание Эрмитажа и окна конюшен и манежа, выходившие во двор. Кирпичные переборки и крыша постоянно поливали из брандспойтов. Вода подвозилась в бочках из прорубей на Неве и подавалась по пожарным трубам при помощи ручных помп. К утру стало ясно, что Эрмитаж с его бесценными коллекциями живописи и скульптуры удалось отстоять.

А здание дворца к 6 часам утра полностью охватил огонь, который ночью был виден за 60–70 верст от Петербурга. Пожар длился около тридцати часов. К вечеру 19 декабря второй и третий этажи здания выгорели полностью. Остатки пожарища курились потом еще целую неделю.

Вот что рассказывал поэт В.А. Жуковский о событиях, происходивших во время пожара (приводится по книге М.И. Пыляева «Забытый Петербург»): «Пожар, усиливаемый порывистым ветром, бежал по потолкам верхнего этажа; они разом во многих местах загорались и, падая с громом, зажигали полы и потолки среднего яруса, которые, в свою очередь, низвергались огромными огненными грудами на крепкие своды нижнего этажа, большею частью оставшегося целым. Зрелище, по сказанию очевидцев, было неописанное: посреди Петербурга вспыхнул вулкан. Сначала объята была пламенем та сторона дворца, которая обращена к Неве; противоположная сторона представляла темную громаду, над коею пылало и дымилось ночное небо: отсюда можно было следовать за постепенным распространением пожара; можно было видеть, как он, пробираясь по кровле, проникнул в верхний ярус; как в среднем ярусе все еще было темно (только горело несколько ночников, и люди бегали со свечами по комнатам), в то время как над ним все уже пылало и разрушалось; как вдруг загорелись потолки и начали падать с громом, пламенем, искрами и вихрем дыма, и как наконец потоки огня полились отовсюду, наполнили внутренность здания и бросились в окна. Тогда вся громада дворца представляла костер, с которого пламя то всходило к небу высоким столбом, под тяжкими тучами черного дыма, то волновалось, как море, коего волны вскакивали огромными, зубчатыми языками, то вспыхивало снопом бесчисленных ракет, которые сыпали огненный дождь на все окрестные здания. В этом явлении было что-то невыразимое: дворец и в самом разрушении своем как будто неприкосновенно вырезывался со всеми своими окнами, колоннами и статуями неподвижной черной громадой на ярком трепетном пламени. А во внутренности его происходило что-то неестественное: какая-то адская сила там господствовала. Какие-то враждебные духи, слетевшиеся на добычу и над ней разыгравшиеся, бешено мчались повсюду, сталкивались, разлетались, прядали с колонны на колонну, прилипали к люстрам, бегали по кровле, обвивались около статуй, выскакивали в окна и боролись с людьми, которые мелькали черными тенями, пробегая по яркому пламени. И в то время, когда сей ужасный пожар представлял такую разительную картину борьбы противоположных сил, разрушения и гибели, другая картина приводила в умиление душу своим торжественным, тихим величием. За цепью полков, окружавших дворцовую площадь, стоял народ бесчисленной толпой в мертвом молчании. Перед глазами его горело жилище царя; общая всем святыня погибла; объятая благоговейной скорбью, толпа стояла неподвижно; слышны были одни глубокие вздохи, и все молились за государя».

Пожар в Зимнем дворце. Худ. К.Ж. Верне. 1838 г. Вид со стороны Дворцовой площади. Справа видны строения Экзерциргауза, на месте которого ныне стоит здание бывшего Штаба Гвардейского корпуса. В глубине – шпиль и главная башня Адмиралтейства

Много рассказов ходило и о беспримерном героизме и рыцарстве императора во время пожара. Рассказывали, например, что Николай увидел в одном зале солдат, пытавшихся снять намертво прикрепленное к стене зеркало. Зал уже охватил огонь. Тогда император разбил зеркало, бросив в него свой бинокль, и сказал: «Вы видите, ребята, что ваша жизнь для меня дороже зеркала, и прошу сейчас же расходиться».

А на вопрос, не надо ли спасать деловые бумаги в его кабинете, Николай ответил: «У меня нет там никаких бумаг. Я оканчиваю свою работу изо дня в день, и все свои решения и повеления тогда же передаю министрам. Из кабинета надо взять всего только три портфеля, в которых собраны дорогие моему сердцу воспоминания».

Сначала все выносили из дворца и складывали прямо на снегу на площади. Картины и скульптуры, мебель и бронзовые украшения, столовое серебро и фарфор, часы и зеркала, ковры и одежда, книги и прочее имущество лежали кучами почти сутки. Причем царские вещи лежали вперемежку с вещами лакеев, поваров и истопников. Спасли знамена гвардейских полков и портреты из «Военной галереи 1812 года». Затем все перенесли в помещения Адмиралтейства и Главного штаба и разобрали. После этого мебель, картины, фарфоровые вазы и другие вещи перевезли в Таврический дворец. Личные вещи императорской семьи отправили в Аничков дворец, куда она временно переселилась.

М.И. Пыляев в упомянутой выше книге приводит следующее воспоминание барона Мирбаха: «…при переноске вещей суетня происходила страшная; люди, выносившие вещи, были Бог знает кто; вытаскиваемыя вещи складывались в места каминов на площади, где грелись кучера. Картины первейших мастеров, малахитовыя вещи, стенные и столовые часы, бронза и множество других разнородных ценных предметов лежали тут как ни попало на снегу. Часы с музыкою, приведенные в ход своим падением, заиграли вдруг прелестную арию, в ироническую противоположность с окружавшею сценою».

Самое удивительное, что ничего из спасенных вещей, как говорят, не пропало. Украли только один большой серебряный кофейник, но его никто не захотел купить, а вора схватили. Пропала также какая-то небольшая золотая вещица, принадлежавшая императрице. Но весной, когда снег растаял, ее нашли на площади и вернули владелице.

Для выяснения причин пожара, составления плана и архитектурного и инженерного обеспечения работ по восстановлению дворца была создана специальная комиссия под председательством шефа жандармов, начальника III отделения Собственной Е.И.В. канцелярии и командующего Главной Е.И.В. квартирой графа А.Х. Бенкендорфа. В нее вошли архитекторы А.П. Брюллов, В.П. Стасов, А.Е. Штауберт и инженер А.Д. Готман.

Всего комиссия в течение семи дней допросила 40 человек, 29 декабря члены комиссии представили Николаю I докладную записку, в которой, в частности, говорилось следующее: «Многие полагали, и многое заставляет думать, что главнейшей причиной этого происшествия была загоревшаяся сажа в лабораторной трубе, из коей первоначально выкинуло искры и самый огонь; но по осмотру оказалось, что труба, идущая из лаборатории, толщиной в 1,5 кирпича, по наружности совершенно исправна, не имеет ни трещин, ни пробоин, кроме тех, кои несколько входят в нее, не касаясь, впрочем, канала трубы. Хотя за сим нельзя достоверно отнести причину пожара к сей трубе, но не менее того комиссия обязывается доложить, что, несмотря на хорошее состояние лабораторной трубы, в котором она ныне найдена, воспламенение от оной могло произойти от двух причин: или от огненных искр, кои могли вылететь из-за заслонки поверх хор, незаделанною оставленной, которая, впрочем, найдена комиссией запертою, без следов огня и дыма, или от того, что при разгорячении трубы в тех местах, где имеет соприкосновенность с деревянными устройствами, они, согреваясь при всегдашней топке, быть может, приняли свойства к возгоранию. Другое обстоятельство, внимание комиссии обратившее, есть устройство печи под полом позади комнаты Петра I, близ коей находились балки с деревянными подкосами, поддерживающими потолок подпольного коридора и боров духовой трубы. Но эти все указания причин пожара, не быв подкрепленными настоящими доводами, суть только одни предположения».

А.Х. Бенкендорф. Худ. Дж. Доу. 1822 г.

Ответственность за техническое состояние здания и его хозяйственное обслуживание лежала на гоф-интендантской конторе, возглавляемой А.А. Щербининым. Поэтому он параллельно с официальной комиссией провел свое собственное расследование, результаты которого того же 29 декабря представил в рапорте министру Двора князю П.М. Волконскому.

В рапорте утверждалось, что дым, показавшийся в комнате флигель-адъютанта, очевидно, вызван тлеющей рогожей, которой затыкали отверстие в трубе в аптечной лаборатории. А вот дым, шедший несколько дней из душника в Фельдмаршальском зале, был обусловлен невидимым со стороны тлением деревянной перегородки, рядом с которой проходила дымовая труба. Когда переборка в виде фальшивой зеркальной двери рухнула, к огню открылся доступ свежего воздуха, после чего мгновенно вспыхнуло пламя.

Анри-Луи-Огюст-Рикар де Монферран

Рапорт совершенно ясно указывал на пожароопасность здания, в котором многие конструкции, в том числе перекрытия, были выполнены из дерева. Особенно это касалось Петровского и Фельдмаршальского залов, построенные архитектором О. Монферраном, любимцем Николая I. Но его имя нигде в рапорте не упоминалось. Впрочем, в частных разговорах и в беседах в светских салонах о Монферране как о виновнике пожара говорили.

Сам архитектор, в письме, написанном в феврале 1838 г. и адресованном графу С.П. Потемкину, фактически оправдывался: «Пожар в Зимнем дворце произошел ни от чего другого, как от огня в дымоходе, начавшегося в лаборатории аптеки, которой пользовалось 3500 лиц, живших во дворце. Вот все, что мне пожелал сообщить министр дворца по поводу этой катастрофы.

При одном химическом опыте часть спирта вспыхнула и выбросила пламя в печную трубу с такой силой, что сочли нужным известить об этом князя В. (министра двора князя П.М. Волконского). Помощь оказана быстро, огонь считали потушенным, и больше этим не занимались.

В 8 часов, т. е. 4 часа спустя, запах дыма распространился по дворцу, главным образом в Фельдмаршальском зале и в зале Петра Великого.

Министр, который был в театре, прибыл, как только был извещен, что пламя появилось в верху Фельдмаршальского зала. Начали ломать стену, чтобы убедиться, откуда идет огонь, и в одно мгновение он показался повсюду, распространяясь по балюстрадам, по деревянному своду зала Петра Великого, наконец, по стропилам дворца. Сгустившийся под кровлей дым прекратил вход на чердак, который запылал, и, как по электрическому проводнику, пожар вспыхнул в разных точках. Наконец, дворец сделался добычей пламени…

Не знаю, что я могу иметь общего с пожаром дворца. 10 лет назад я декорировал помещение умершей императрицы-матери. Вот уже 7 лет, как я переделал помещения покоев их величества. 5 лет назад я закончил Фельдмаршальский зал и зал Петра Великого. С этого времени я не вбил ни одного гвоздя в Зимнем дверце. Г-ну Б. (графу А.Х. Бенкендорфу), очевидно, неизвестно, что, когда я получил приказ создать Фельдмаршальский зал и зал Петра Великого, была назначена комиссия для управления этими работами, и если свод зала Петра Великого и потолок Фельдмаршальского зала были сделаны из дерева и заштукатурены, то они были сделаны такими точно, как и все другие потолки и своды бельэтажа дворца. Комиссия приказала закончить в пять месяцев эти два зала, на что во всякой другой стране потребовалось бы пять лет для выполнения в камне того, что было из дерева, и чтобы закончить живопись и прекрасные наборные паркеты, что было исполнено в шесть недель.

Только для Вас, дорогой граф, а не для этого Б., – знайте, что я делал несколько предложений, но что дешевизна и короткие сроки, которые были даны, заставили избрать эти легкие конструкции, оказав им предпочтение перед другими…».

Члены возглавляемой А.Х. Бенкендорфом комиссии, разумеется, понимали справедливость того, что изложил в рапорте А.А. Щербинин. Но, будучи опытным царедворцем, граф понимал, что тогда в качестве главного виновного придется назвать самого Николая I. Ведь именно он торопил со строительством Петровского и Фельдмаршальского залов и утвердил явно пожароопасный проект, подготовленный О. Монферраном. И это было не формальное утверждение. Император считал себя прекрасным строителем, и с ним согласовывались все детали перестроек во дворце. Поэтому Бенкендорф без каких-либо комментариев показал Николаю I рапорт Щербинина, оставив за ним окончательное решение.

О. Монферран, занимавшийся строительством Исаакиевского собора, был нужен царю. Его так и не назвали в числе виновных в пожаре дворца, но и к последующему восстановлению здания архитектора не привлекли. А крайними в деле о пожаре стали гофинтендантская служба и пожарные. А.А. Щербинина вполне справедливо обвинили в том, что у него не имелось планов восточной части дворца в районе Петровского и Фельдмаршальского залов. Если бы гофинтендантская служба знала об их высокой пожароопасности, то она могла бы принять своевременные предупредительные меры и организовать правильные действия пожарных при тушении огня. А пожарных обвинили в слабой эффективности их действий.

В итоге вице-президента гофинтендантской конторы Щербинина и начальника пожарной охраны дворца капитана Щепетова отправили в отставку. Следственное дело «О пожаре в Зимнем дворце, исследовании причин оного и размещении разных лиц и должностей» сдали в архив.

На комиссию возложили не только проведение следствия о причинах пожара, но и подготовку проекта восстановления дворца. Руководителем восстановительных работ назначили генерал-адъютанта П.А. Клейнмихеля, контроль осуществлял министр Двора князь П.М. Волконский. Архитектурное руководство осуществляли А.П. Брюллов и В.П. Стасов. Вместе с ними работали архитекторы К.А. Тон и Н.Е. Ефимов, А. Ринальди и Ю.М. Фельтен, Г.Э. Боссе и А.М. Горностаев, инженеры А.Е. Штауберт, А.Д. Готман, М.Е. Кларк и И.К. Кроль. В оформлении помещений принимали участие скульпторы А.М. Мануйлов и А.И. Теребенев, художники Н.А. Майков, Ф. Рихтер и др.

Многие считали, что восстановить Зимний дворец не удастся. Другие полагали, что для этого потребуются долгие годы. Французские журналисты, например, писали, что «двадцати лет будет недостаточно для восстановления Зимнего дворца в первозданном виде». Но император установил крайне жесткие сроки для восстановительных работ – всего один год. При этом он потребовал воспроизвести прежнюю отделку дворца: «…большая часть дворцового здания должна быть возобновлена так точно, как она до пожара существовала». Поэтому фактически для каждой комнаты и зала пришлось по крупицам собирать сведения об их первоначальном облике и составлять самостоятельные детальные проекты.

П.А. Клейнмихель. Худ. Ф. Крюгер. 1850 г.

Чтобы выполнить царское распоряжение, пришлось привлечь более 8 тысяч мастеров и рабочих, которые работали круглые сутки. Были мобилизованы специалисты из строительных команд военных поселений. В только что оштукатуренных и еще не просушенных помещениях сразу начинали отделочные работы. Люди были вынуждены работать при температуре до +30° С, в то время как на улице температура опускалась до –20° С. Маляры, позолотчики, лепщики, столяры и паркетчики обвязывали головы мокрыми тряпками, надевали шапки со льдом. Это неизбежно вело к высокой заболеваемости и даже к смерти людей. Но требование императора выполнили – к марту 1839 г. ремонт и отделка главных парадных залов дворца были завершены.

Белая галерея (Гербовый зал) до пожара 1837 г. Худ. А. Ладюрнер. 1838 г. Справа изображен караул роты дворцовых гренадер, стоящих рядом с проходом в Большой Тронный (Георгиевский) зал. В глубине, за открытыми дверьми, виден Петровский (Малый Тронный) зал

На архитектора В.П. Стасова возложили руководство отделкой парадных зал, дворцовых церквей и фасадов. При этом он должен по возможности максимально точно восстановить прежний облик помещений. С этой задачей он вполне справился. Посольская (Иорданская) лестница и Большая церковь с предцерковным залом восстановлены В.П. Стасовым в стиле барокко, как их оформил в свое время В.В. Растрелли. Правда, вместо кирпичных колонн установили монолитные колонны из серого гранита, а вместо бронзовых решеток появилась мраморная балюстрада. Близко к их первоначальному виду архитектор восстановил также Петровский и Фельдмаршальский залы. Сгоревшие деревянные колокольни дворцовых церквей и купол Большой церкви пришлось построить заново.

Гербовый зал (бывшую Белую галерею) архитектор увеличил. Он стал во дворце вторым по площади после Большого (Николаевского) зала. Заметным элементом его декора являлись изображения гербов 52 российских губерний, украсивших люстры, благодаря которым он и получил свое название. При оформлении Большого Тронного (Георгиевского) зала, а также залов Невской анфилады (Аванзала, Большого и Концертного залов) он постарался максимально полно воссоздать первоначальный классический характер их отделки, приданный им в свое время Дж. Кваренги. Для них характерна отделка коринфскими колоннами, цветным мрамором, гризайльной росписью. В то же время, в восстановленных залах Невской анфилады отчетливо чувствуется влияние стиля позднего классицизма.

В.П. Стасов. Худ. А. Варнеке. 1820-е гг.

А.П. Брюллов. Худ. К.П. Брюллов. 1841 г.

Прочие парадные залы, которые он восстанавливал, оформлены уже ближе к стилю позднего классицизма. При этом Стасов сохранял основные пропорции помещений, расстановку колонн и членение архитектурных масс. Изменения касались отделки – характера лепнины и росписи. Лепной орнамент стал более рельефным и более условным. Основное место заняли композиции из воинских атрибутов, аллегорические фигуры в античных одеждах. Вместо характерной ранее многокрасочной росписи роспись потолков и стен была выполнена в стиле гризайль. Преобладающим стал белый цвет, сочетавшийся с позолотой.

Вновь оформленные В.П. Стасовым интерьеры парадных залов Зимнего дворца сохранились до наших дней. В порядок привели наличники окон, скульптуры на карнизе, лепные маски, капители колонн и прочие детали фасадов. Стены окрасили краской песчаного цвета, как было до пожара, выделив колонны и детали декора белым цветом.

Оформлением интерьеров жилых помещений занимался архитектор А.П. Брюллов. Он широко использовал при этом подражание готическому, помпейскому и мавританскому стилям. Для Большой столовой использовали античный характер оформления. Ее еще называли Арапской столовой, так как у входа в помещение стояли арапы. Малую столовую он оформил в помпейском стиле, почему ее часто называли Помпейской столовой.

В сочетании готического и византийского стилей было решено Брюлловым оформление мемориального Александровского зала. Торцевую стену зала украсил медальон с профилем Александра I, который изображен в облике древнеславянского бога Родомысла. По фризу размещены барельефы, копирующие памятные медали работы Ф.П. Толстого с аллегорическими изображениями эпизодов военных событий 1812–1814 гг. Вход в Александровский зал с западной стороны предваряет анфилада из пяти залов военных картин. Они вытянуты вдоль южной стороны южного корпуса дворца, и их окна выходят на Дворцовую площадь.

Парадные и жилые помещения после пожара довольно четко разграничили. Так, например, парадные залы Невской анфилады и жилые покои супруги Николая I – императрицы Александры Федоровны (в девичестве – принцессы Фредерики-Луизы-Шарлотты-Вильгельмины Прусской) – разделила созданная Брюлловым Малахитовая гостиная. Для этой гостиной характерно контрастное и одновременно органичное сочетание ярко-зеленого цвета камня с позолотой и малиновыми драпировками. Комнаты Александры Федоровны были отделаны Брюлловым в различных стилях – античном, мавританском, готическом и пр. Здесь собиралась вся царская семья – во время завтрака, обеда и ужина, вечерами, во время домашних праздников.

Императрица Александра Федоровна. Худ. К. Робертсон. 1840–1841 гг.

Николай I. Худ. О. Верне. 1830-е гг.

Всего во дворце имелось 8 зон жилых апартаментов – для членов императорской семьи, для министра Двора и для гостей. При этом Брюллову пришлось выполнить значительную перепланировку дворцовых помещений. В северо-западном ризалите располагались комнаты Николая I, Александры Федоровны и их дочерей. Комнаты Николая роскошью не отличались. Их главным украшением являлись картины и скульптура. В его Кабинете, например, стены были окрашены простой темно-зеленой краской. Все три этажа этого ризалита соединялись лестницей и подъемной машиной. На втором этаже западного корпуса жили сыновья.

К предстоящему бракосочетанию великого князя Александра Николаевича (позднее – Александра II) архитектор оформил на втором этаже юго-западного ризалита комнаты его будущей супруги (Марии Александровны) – спальню, будуар, парадный кабинет, Золотую гостиную, Белый зал.

В ходе восстановительных работ применили много технических новшеств. Широко использовались, например, разработанные инженером М.Е. Кларком и изготовленные на Александровском заводе железные двутавровые эллиптические балки, стропила и фермы. Межэтажные балки делались из листов кровельного железа, соединенных болтами и выгнутых эллипсом. Большие помещения перекрывали металлическими кессонными конструкциями. Потолки небольших помещений сделали каменными, в виде сводов. Вместо кирпича при выведении сводов использовали изготовленные на заводе Гинтера пустые горшки, обмазанные известью и укрытые для утепления войлоком. Такие своды так и назывались – горшечные.

Значительное внимание уделили и противопожарной безопасности здания. Вместо оштукатуренных деревянных переборок между комнатами везде поставили кирпичные стены. Вместо обычного печного отопления по проекту инженера Н.А. Амосова провели систему труб, по которым подавался горячий воздух. Он поступал от устроенных им в подвале печей особой конструкции.

В марте 1839 г., во время празднования Пасхи, провели освящение восстановленного Зимнего дворца. В Большой церкви состоялась служба, после которой по парадным залам прошел крестный ход с участием царской семьи. Затем в этих залах состоялся торжественный прием. Занимавшимся восстановлением дворца мастерам, архитекторам, скульпторам, художникам и чиновникам вручили медали с надписью «Усердие все превозмогает». Во дворец перенесли штандарты гвардейских полков, а над зданием подняли флаг, знаменующий, что здесь находится император.

И пусть на возрождение Зимнего дворца потребовался не 1 год, как требовал Николай I, а 1,5 года, но это был невиданный реставрационный подвиг. Первоначальную барочную отделку, выполненную еще по проектам В.В. Растрелли, к сожалению, удалось восстановить только в нескольких помещениях и на Посольской (Иорданской) лестнице. Многие залы пришлось оформить по-новому.

Строитель Нового Эрмитажа архитектор Л. Кленце, осмотрев восстановленное здание Зимнего дворца, сказал: «Исполнение работ произведено столь изящно и отчетливо, что ни одно здание в Европе доселе не было так выстроено».

Кабинет Николая I в Зимнем дворце. Фото К.К. Кубеша. 1917 г.

Угловая гостиная Николая I. Худ. К.А. Ухтомский. Сер. XIX в.

А французский инженер Ш. Экк в 1841 г. издал в Париже альбом с рисунками и чертежами металлических конструкций, примененных русскими инженерами при восстановлении Зимнего дворца. В этом альбоме он написал следующие строки: «Приводя здесь многочисленные примеры… мы должны отдать справедливую дань признания совершенно новой области знания, открытой нам иностранным народом, заслуживающим нашей глубокой признательности».

Позднее, в 1840–1850-х гг., целый ряд помещений подвергся переделке по проектам А.И. Штакеншнейдера. В этих работах принимали участие также архитекторы Г.Э. Боссе, В.А. Шрайбер, Н.А. Горностаев, И.А. Монигетти, Л.Л. Бонштедт.

В 1852–1869 гг. интерьеры дворца по поручению императора зарисовали художники Э.П. Гау, К.А. Ухтомский и Л.О. Премацци, но это не первые зарисовки дворцовых интерьеров. В 1837 г., еще до пожара, братья Григорий и Никанор Чернецовы выполнили акварельные рисунки спальни Николая и Михаила и учебной комнаты Александра (будущего Александра II), сыновей Николая I. Кроме того, они зарисовали комнаты приемной и библиотеки в апартаментах Александра. После пожара эти комнаты восстановили, но уже в ином о формлении.

В 1838–1839 гг., сразу после пожара, прусский художник Ю. Фридендрих с помощью специального прибора диографа сделал еще 12 рисунков залов Зимнего дворца и Эрмитажа. Во дворце он выполнил зарисовку Посольской (Иорданской) лестницы, Гербового зала (Белой галереи), Большой и Малой церквей, Аванзала и Александровского зала. В Малом Эрмитаже Фридендрих зарисовал Центральный зал Северного павильона, в Большом (Старом) Эрмитаже – Овальный и Итальянский залы и зал Рембрандта, а также зарисовал Испанский зал в корпусе «Лоджий Рафаэля» и сами «Лоджии». Позднее эти и другие эрмитажные залы (за исключением «Лоджий Рафаэля») перестроили архитекторы А.И. Штакеншнейдер и Д. Кленце.

Первоначально зарисовку залов Нового Эрмитажа поручили К.А. Ухтомскому, Э.П. Гау и Л.О. Премацци. За 9 лет они выполнили акварельные рисунки 55 залов, зафиксировав, как выглядела эрмитажная экспозиция в те годы. К.А. Ухтомский работал на первом этаже Эрмитажа, а Э.П. Гау и Л.О. Премацци – на втором этаже. После этого, в 1861 г., им поручили выполнить и зарисовку парадных залов и жилых комнат Зимнего дворца. Парадными залами занимались К.А. Ухтомский и Л.О. Премацци, а жилыми комнатами – Э.П. Гау и Л.О. Премацци. Благодаря акварелям, выполненным художниками, мы можем сегодня увидеть интерьеры дворцовых помещений того периода.

Вид Зимнего дворца со стороны Миллионной улицы. Акв. В. Садовникова. 1850-е гг. Справа виден Южный павильон Малого Эрмитажа, а слева – здание Экзерциргауза. В глубине – купол ринальдиевского Исаакиевского собора

Ныне коллекция рисунков хранится в Эрмитаже. Уже в наше время А.Н. Воронихиной подготовлен прекрасный альбом «Виды залов Эрмитажа и Зимнего дворца в акварелях и рисунках художников середины XIX века», выпущенный издательством «Искусство».

У Николая I имелся еще один Кабинет, который располагался на первом этаже. Кроме письменного стола, здесь стояла походная кровать, на которой император в последние годы жизни часто проводил ночь и с раннего утра принимался за работу. Современник писал, что: «…в зимние дни, в 7 часов утра, проходившие по набережной мимо Зимнего дворца могли видеть Государя, сидящего в Кабинете за письменным столом… читающего, подписывающего и перебирающего целые вороха лежащих перед ним бумаг». Здесь в 1855 г. император и скончался. На российский престол взошел его сын Александр.