Текст книги "Казаки на персидском фронте (1915–1918)"

– Командир говорит, что проводники говорят…

– Что говорят?

– Да что скоро вода будет, а ее нет! Как чудно, что ее нет…

– Что? Что ты говоришь? Сбились с дороги? Да ведь дороги никакой и нет, а так идем, по пустыне.

– Постой, – говорит другой. – Дороги нет потому, что сбились.

– Что ты брешешь, что ты людей пугаешь, ей-богу…

– Ей-ей, правду говорю. Разве не видишь, что проводники блукают… Да ты спроси Евтуха Даниловича, он ближе к командиру… Может, знает…

Бравый вахмистр, конечно, в курсе деда.

– Сбились, сукины сыны, – коротко говорит он.

Нарочно или нет? Гамалий тоже волновался, и стал кричать на проводников. Ясное дело, что их надо повесить. Правда, повесить не на чем, ну, пулю в лоб! Однако торопиться не надо, нужно только следить за ними, чтобы не удрали. Внутренний голос говорил, что это – несчастье. Просто малоопытные проводники заблудились. Они трусили и метались в разные стороны, стремясь найти «дорогу» и воду…

Безнадежно. Уже три часа дня. Шли около десяти часов по раскаленной пустыне без воды, без дорог. Проводники или заблудились, или водят со злым умыслом…

– Бачь, хлопцы, ей-богу деревня!

– Ура! Должно быть, деревня или ханская усадьба!

– Ходу, хлопцы, ходу!

Больно ударяют тяжелыми горячими сапогами по ребрам измученных коней, понукают их… Куда?

Узкой полоской в мигающем воздухе, как через сеточку на горизонте, чуть-чуть поднявшись над землею, длинной полосой тянутся деревья, сады, целый лес, а рядом с ним огромное блюдо стальной застывшей воды… Или деревья прямо на воде?! Уже пора ей быть, этой воде и деревьям, но ничего нет…

Мираж появился слева, справа… Опять обманул казаков. Что же это? Понять, что такое мираж, они не могли. Они стали думать, что Бог испытывает их, а дьявол издевается.

Валились люди, падали лошади, а воды все не было.

Гамалий насчитал, что уже заболело от солнечных ударов двенадцать казаков и пять лошадей пало…

Люди были без сознания… Их взяли через седла товарищи и везли, а они болтались, как манекены, перекинутые через шеи коней. Лошади шли еще хуже. Ведь они везли двойную тяжесть. Все-таки шли вперед. Уже нельзя было определить, увеличивается ли жара или спадает. Казалось, это был предел. Заболело еще четверо. Шли, а воды все не было…

Хорунжнй Перекопий уверял, что видит справа что-то необычайное… Его разуверяли: опять мираж…

Действительно, справа от отряда в полуверсте, если можно в пустыне определять на глаз расстояние, что-то белело. Много белых пятен. Миражи рассеялись… Это было что-то реальное, но что? Пытались пришпорить коней. Безрезультатно. Кони выбились из сил и идти рысью не могли. Белые пятна в пустыне – были палатки небольшого стана арабов. Пить, скорее пить…

С изумлением смотрели арабы на черкески и лохматые шапки казаков, а казаки радовались, кричали, смеялись, плакали, восторгались и благодарили Бога. Кто, как мог, выражал свою радость спасению, казалось, от неминуемой непонятной гибели в пустыне. Вода была горько-соленая и в небольшом количестве, но вода эта показалась совершенным счастьем. Потерявших сознание казаков было шестнадцать. Их положили в тень, в палатки арабов, и обливали водой; смачивали головы, приводили в чувство. Медленно они приходили в себя и через три часа все уже в состоянии были сесть на коней. Им тоже дали немного воды. Бедные кони, они не могли утолить своей жажды! Воды было мало. Арабы были одеты в широкие белые одежды, разговаривали мало и, повидимому, сами собирались куда-то уходить с места кочевки. Они были настроены очень мирно. Правда, их было немного. В отряде были переводчики, знающие несколько персидских наречий, и на ломаном фарсийском языке арабы рассказали, что англичане близко, в Али-Гарби, и что от места стоянки до них не более трех часов. Опять пустыня… Каким чуждым и жалким кажется небольшой казачий отряд посреди торжественной печали пустыни! Черная лента пришельцев ползет все вперед и вперед.

Ночь. Жара спала. Часов одиннадцать. Идти светло. Луна с кривым лицом вполоборота смотрит на непрошеных гостей пустыни, а огромные звезды – круглые, рогатые, остроконечные, усеяли весь необъятный свод бархатного неба Месопотамии… Эти звезды горят и живут. Блестят ровным холодным светом и переливчатым – серебряным, зеленым, красноватым. Мигают звезды, вспыхивают и гаснут, а из одного конца небосвода в другой перелетают исполинские дугообразные падающие звезды. Как молния во время грозы, прямой стрелой бесшумно падает красная звезда, оставляя за собой кровавый медленно тающий след. Южный Крест горит переливами своих бриллиантов, и казак, подняв голову к небу, долго смотрел на него с застывшим лицом, потом торопливо несколько раз перекрестился… Луна серебрит песок, как снег. Рябь пустыни при свете луны отливает, и кажется, что это вода и что слышен плеск волн… А лошади отбрасывают тени, ночные тени… Они очень четки. Фигура всадника на коне кажется отточенной. На песке виден казак – и он курносый. Курносый на песке!.. Тени как искусственно вырезанные из черной бумаги фигурки.

– Подтянись! – скомандовал Гамалий.

При лунном свете впереди увидели какую-то темную массу. Пустыня кончалась. Начиналась жизнь, – дома, деревья, тень и вода. Али-Гарби.

К лагерю подошли незамеченными. Остановились. Была половина двенадцатого. Вышел английский офицер и, когда выяснилось, что из Персии, из русской армии прибыли казаки, весь лагерь англичан пришел в движение. Кричали:

– Гип, гип, ура!

Казакам пожимали руки, обнимали, качали и повели угощать. Гамалий с офицерами был приглашен к ужину, а казаки получили в изобилии мясо, хлеб, молоко, табак, виски и шоколад… Напоили и накормили лошадей. Поили осторожно, но трудно было оторвать пойла от животных. Кормили великолепным ячменем. Лошади от радости ржали, а люди смеялись, веселились и пили.

Пир и веселье продолжались до четырех часов утра. Говорили тосты: за Русскую армию и Россию; десятки раз, громко кричали гип, гип, ура!.. На долю Гамалия выпало много искреннего внимания и восхищения. Казаки рассказывали англичанам в палатках про свои похождения на чистейшем русском языке, а те слушали серьезно и внимательно, и обе стороны находили естественным продолжать эту непонятную беседу. Казак рассказывал про луров, жажду, солнце и пустыню, и английский солдат и индус отлично понимали, что именно жажда в пустыне и солнце и есть самые главные вещи, о которых только можно и говорить. Оба собеседника пережили в походах бессмысленной войны и солнце, и жажду в пустыне.

* * *

Гамалий с казаками пробыл в пути десять дней. Они пробились через дебри Поштекуха и пустыни Месопотамии к англичанам кратчайшей дорогой. Сами англичане до сих пор считали связь через Поштекух с ними невозможной. Понятен потому интерес, с которым отнеслось английское командование к русскому отряду. Рано утром седьмого мая Гамалия с двумя офицерами перевезли на лодке на другую сторону Тигра в офицерское собрание и подробно расспрашивали про дорогу, чем питались в пути, про русскую армию в Персии, место ее расположения и т. д.

Расспросы вел главным образом офицер-разведчик лейтенант Фаг. Гамалий не остался в долгу. Он, в свою очередь, старался выполнить возможно срочно и полно поручения генерала Баратова и получить ответы на вопросы, указанные в приказе командира корпуса. Гамалий составил телеграмму генералу Баратову и частично ее зашифровал. Обещали срочно отправить, но через два дня Гамалий обнаружил, что англичане хитрят. Телеграмму не отправляют под разными предлогами. То потому, что она зашифрована не вся, то потому, что штаб не знает ее содержания, а потому не может пропустить, то предлагали ее написать французскими буквами по-русски, обещая, что зашифруют своим ключом… Ясно, что англичане не хотели давать нам о себе сведений. Союзники скрывали от нас их и хитрили. Гамалий спокойно съязвил:

– А каким ключом шифрует английский военный представитель при штабе генерала Баратова, – английским или русским?

Фаг обещал телеграмму отправить немедленно, как и всякие другие, которые Гамалий напишет.

Уже в Басре, в ставке английской месопотамской армии, Гамалий узнал, что большинство из его телеграмм совсем не отправили. Восьмого мая из штаба английской армии, от генерала Лека, была получена телеграмма, приглашавшая Гамалия приехать в ставку.

От Али-Гарби до Басры по Тигру пароходом двое суток езды. Гамалий с удовольствием поехал. Взял с собой Перекопия и Ахмет-Хана. Сопровождал русских офицеров английский капитан Вагстав. После мучительного путешествия через горы и знойную пустыню приятно было ехать на первоклассном пароходе и любоваться видами мощной реки с причудливыми берегами, пальмовыми рощами и арабскими поселениями.

Две библейских реки – Тигр и Ефрат – сливаются у Басры, образуя огромный резервуар прозрачной спокойной воды. Здесь путешественники увидели целый флот. Они насчитали в момент их прибытия семь крупных военных судов – броненосцев и крейсеров; двадцать два океанских торговых судна и много мелких…

Встреча наших офицеров англичанами в Басре соответствовала тому подвигу, который они совершили. На пристани их встретил помощник начальника штаба армии, генерал Офишор; он же лично указал им помещение и представил генералу Леку. По приказанию командующего армией, Гамалию были даны все интересующие его сведения. Четырнадцатого мая, в присутствии генерала Лека, офицеров и английской пехоты, состоялось торжественное награждение Гамалия и его спутников английскими железными крестами, от имени короля Англии. Пять железных крестов, по приказу короля, было передано Гамалию для наиболее достойных казаков его сотни. Генерал Лек произнес речь о доблести русской армии, об отваге русских гостей и о значении живой связи, установленной смельчаками между двумя союзными армиями. Эту связь, как известно, считали невозможной, несмотря на обилие аэропланов в Месопотамской английской армии. Гамалий насчитал их только в Басре десять, а всех видел около двадцати. Он простодушно спросил:

– Почему же вы к нам не прилетели? Вот у вас масса аэропланов! Если бы у нас был хоть один, мы бы давно вас навестили.

– Как, во всей русской армии в Персии нет ни одного аэроплана?

Англичане отказывались этому верить.

Они объяснили Гамалию, что лететь надо бы было к русским войскам через Поштекух, а это невозможно, так как там большие перевалы и воздушные ямы.

Казаки были наблюдательны. Им бросился в глаза контраст в обслуживании армии – и нашей, и английской. Солдаты – в большинстве индусы – были великолепно обставлены. Чистая одежда и обувь, здоровая, разнообразная пища. Предметы роскоши – варенье и шоколад; все это было обычным и необходимым для солдата великобританской армии. Их удивило отношение англичан к населению. Оно было жестокое. Офицеры били мирных жителей, если они не вставали при их появлении.

Высокая культура англичан, сказавшаяся в образцовой организации армии и тыла, в совершенном снабжении войск амуницией и продовольствием, с одной стороны, а с другой – варварство по отношению к мирным людям – глубоко поразили наших казаков.

Из Басры в Али-Гарби нужно было ехать пароходом против течения, а потому ехали долго – около пяти дней. В Али-Гарби приехали девятнадцатого мая, и на другой день, по просьбе сопровождавшего Гамалия генерала Офишора, казаки в присутствии всего гарнизона устроили джигитовку.

Англичане пришли в восторг. Крики ура, гип-гип, аплодисменты, непрерывное щелканье фотографических аппаратов, овации – были заслуженной благодарностью нашим героям.

* * *

Гамалий решил, что надо идти обратно, к своим. Задача была выполнена; пора и домой. Генерал Офишор заявил Гамалию, что пошлет с ним до Зорбатии три эскадрона кавалерии и батальон пехоты. В это время получены были известия, что русская армия на Месопотамском пути после победоносного наступления на Ханекен отступает. И генерал ни одного английского солдата с казаками не послал.

Англичане уговаривали русских погостить подольше. Гамалий торопился обратно. Генерал Баратов по телеграфу задал ему новую задачу: первое – разведать окрестности Зорбатии в направлении на Керманшах; второе – если по дороге на Керманшах будут двигаться турки, задерживать их, и третье – связаться с нашим разъездом, который будет выслан на Керозан.

Гамалий понимал, что береженого Бог бережет. Ведь предстояло опять пересечь страшную пустыню и опасное ущелье. Сто верст пути. По пустыне решил идти ночью, а в ущелье совсем не заходить, обогнув его восточнее. Разведка англичан сообщала, что когда казаки от Амле шли на Али-Гарби, через ущелье, то за ними гнался отряд в составе эскадрона турок и четырехсот арабов, и что теперь арабы в ущелье поджидают русских. Это Гамалию подтвердил и лично генерал Офишор. Надо было хитрить.

* * *

Опять пустыня. Ночь, темно. Пески не успели остыть, и горячим приветным поцелуем пустыня обожгла гостей своих. Звезды, на небе много звезд; и они ярче, чем прежде, ибо им не мешает светить и резвиться луна. У звезд своя дорога. У звезд свои пути. Млечный Путь царственно раскинулся от края до края, через всю огромную чашу небосвода. На небе своя дорога. В пустыне нет ее. Можно идти по звездам, и араб, проводник, вел отряд по звездам. На белом коне, весь в белом, казалось, он плыл впереди отряда.

– Какой он чужой, как призрак, – думал Гамалий.

Вытягивая прямо вперед правую руку, проводник показывал на северную Полярную звезду и что-то отрывисто говорил. Черной лентой за белым вождем растянулся казачий отряд. Молчала пустыня, молчали казаки, и только глухой топот копыт лошадей нарушал застывшую тишину…

Гамалий начал уже беспокоиться. Пора бы пустыне уж кончиться. Но вот песков уже меньше, земля стала черней, и казаки увидели сухую траву, неровную почву и впереди темные силуэты гор.

Светало. Казаки отдыхали. Предстояло войти в горы. Гамалий запретил курить и разрешил только с рассветом. Лежа – не показывая огня. Было опасно. Предательские огоньки папирос могли выдать врагам присутствие отряда.

Всю ночь дул горячий ветер. От брошенной спички или искры загорелась степь. Огонь вспыхнул сразу, и пламя распространилось с невероятной быстротой… Казаки в суматохе бросились тушить огонь, выливая на горящую землю остатки воды. Пожар разгорелся, и зловещий огонь уже осветил и перепуганных казаков, и коней, и лежащие неподалеку горы. Кони храпели, люди кричали, дым ел глаза, а голодное пламя с треском глотало высушенную горячим солнцем траву. Шашками казаки рыли канаву, чтобы прекратить распространение огня, и выливали из фляг и походных бочонков запасы воды. Покрывали горящую землю драгоценными бурками и попонами и топтали траву сапогами… Пожар потушили. Нужно было торопиться…

Несколько часов спустя в горах нашли воду; передохнули после дневного перехода и поздно вечером пришли в Амле.

Гамалий боялся предательского нападения турок и арабов, а потому тщательно скрывал от всех, даже от казаков – чтоб не проболтались, – час выступления из Амле. На рассвете двадцать четвертого мая Гамалий с сотней выступил в направлении на Зорбатию. Он был немало удивлен, когда час спустя увидел двух всадников, бешено мчащихся на взмыленных арабских конях от Амле вдогонку за казачьим отрядом. Это были секретарь вали Поштекуха – Азра и помощник начальника всадников Луристана. Они говорили:

– Мы не знали, когда ты уходишь с своими казаками из Амле. Ты не хотел нам этого сказать, а мы ведь друзья твои. Не ходи на Зорбатию – там турки. Их много в ущелье между Зорбатией и Эмир-Абадом. Видишь, как мы гнали лошадей своих, чтобы успеть предупредить тебя. Наше желание помочь русским так же сильно, как и дружба наша.

Они указывали тропу на Эмир-Абад. Гамалий упорствовал. Он не считал возможным нарушить приказ генерала Баратова. Из разговоров с Азрой выяснилось, что после продвижения русских казаков через Поштекух турки потребовали от вождя луров, чтобы их отряды вали также пропускал через свои владения в нужных для них направлениях. Вали наотрез отказался пропускать всякие войска – и русские, и английские, и турецкие. По-видимому, потому Азра и настаивал, чтобы Гамалий не ходил на Зорбатию, так как если бы там оказались турки и увидели бы наших, то вали явно скомпрометировал бы себя в глазах турок окончательно.

Лур совершенно развязал свой язык. Золото Гамалия подействовало. Азра и его спутник согласились проводить казаков в пределах владений вали Поштекуха. Гамалий все-таки сделал по-своему. Отряд пошел на Зорбатию. Ночью видели много костров. Азра объяснял, что это всадники по приказу вали сторожат дороги. Будут препятствовать чужеземным войскам пройти через нейтральную территорию.

В Зорбатии турок не оказалось; они были в Бадре. Иногда лишь в Зорбатию попадали случайные турецкие разъезды. В ущелье Эмир-Абада сотня была обстреляна с гор, несмотря на присутствие Азры и другого всадника. Гамалий возмущался. Ведь это было племя, подчиненное вали Поштекуха! Доброжелательные проводники сначала знаками указывали воинственному племени в горах, чтобы они прекратили стрельбу, а потом поспешно пошли в горы, уговаривать стрелков спуститься вниз, к кибиткам. Гамалий на всякий случай спешил казаков и занял оборонительную позицию. С гор перестали стрелять.

В эти дни Гамалий установил, что турок в районе Зорбатии нет и что наступление их на Керманшах по диким горным тропам Эмир-Абада и Зорбатии маловероятно. Скорее невозможно…

Ему оставалось выполнить последнюю задачу – соединиться с своими, т. е. выйти на большую грунтовую дорогу между Кериндом и Керманшахом.

Гамалий пошел на Дебалу. Хотя здешний владетельный хан также подчинялся вали, однако он встретил отряд крайне недружелюбно. По-видимому, на то были у него причины. Во-первых, в Дебале упорно говорили, что русские стремительно отступают от Ханекена, что уже Керинд пал и что русские отступили до самого Керманшаха.

Гамалий забеспокоился.

Затем открыто говорилось, что у Чахардоля лурами была уничтожена сотня русских казаков, стремившихся пройти по той же дороге, где раньше прошел уже один казачий отряд.

Гамалий насторожился.

Но беда никогда не приходит одна. Удалось точно узнать, что вали Поштекуха уже отдал приказ своим племенам делать с казаками что угодно. Если после нападения на русский отряд вали будет запрошен Персидским правительством, то он просто ответит:

– Племена меня не слушают.

Гамалий стал волноваться.

В течение полутора часов у казаков пало семь лошадей.

– Не отравлены ли?

Вскрыли двух. Казак – ветеринарный фельдшер констатировал, что лошади ели отравленный ячмень.

Гамалий решил немедленно уходить.

Позже удалось перехватить письмо, адресованное старшиной Осман-Абада к Баба-хану, подтверждавшее все вышеупомянутые неприятности. В письме этом давались также и инструкции, где и кому напасть на казачий отряд.

Дорога на Керозан, где Гамалий, согласно приказу командира корпуса, рассчитывал встретить наш разъезд, проходила по ущелью, пересекавшему узкой змееобразной извилиной высокую горную цепь. Дебала лежит у подножия горного кряжа, и подъем от нее до хребта чрезвычайно труден.

Не говоря никому о времени выступления, Гамалий решился на отчаянный шаг – идти не по ущелью, а по хребту. Без проводников. Сначала он приказал выступить из Дебалы одному взводу и занять перевал; через полчаса выступил второй взвод, а затем и вторая полусотня. Путь по хребту, иногда по тропе, иногда без всякой тропы был мучителен, но интересен. Виды с хребта поражали мощностью перспективы, красками и световыми эффектами.

В Керозан прибыли поздно вечером, и сразу же выяснили, что никаких русских разъездов здесь нет. Наоборот, жители подтверждали, что русские отступают к Керманшаху. От Керозана нужно было идти на Осман-Абад. В этой богатой долине – последний участок до дороги Керинд-Керманшах – могли быть осложнения. В перехваченном перед самым выступлением из Керозана письме Осман-Абад был указан как место, где:

– Никто из казаков не пройдет.

Гамалий решил принять меры предосторожности. Предстояло пройти по району Поштекуха еще несколько кочевок. При содействии Азры Гамалий вызвал четырех ханов, через владения которых лежали дороги, и предложил им провести отряд мимо кочевок. Ханы подчинялись вали Поштекуха. Ханы обещали проводить казаков до перевала Каладжун, но заявили, что должны возвратиться в Осман-Абад засветло, – рисковать идти ночью не хотели; кроме того, за перевалом их помощь не нужна, да и кочевки дальше чужие. Ханы не советовали отряду ночевать за перевалом – небезопасно. Ночью Гамалий выслал двенадцать пеших казаков занять перевал, а сам с сотней свернул в сторону, где и расположился на ночлег. Ханы хотели немедленно идти дальше – проводить отряд до перевала. Гамалий категорически отказался; заявил, что дальше не пойдет, ночевать будет в выбранном им самим месте, выступит утром и отпустит ханов после того, как весь отряд спустится с перевала. К ханам был приставлен караул, чтобы не удрали и ни с кем не сносились. Тридцать первого мая Гамалий послал в Хорум-Абад – наш ближайший этап на линии Керманшах – Керинд – донесение генералу Баратову с просьбой дать ему дальнейшие инструкции. Несколько казаков оставалось на перевале в качестве наблюдателей, а Гамалий с отрядом, спустившись с перевала, спокойно прошел долину Клагур, проход Тенги-Джеамурок, и первого июня вечером благополучно прибыл в Хорум-Абад. В ответ на свое донесение получил приказ от командира корпуса идти в Керманшах, куда и прибыл через Майдешт третьего июня.

* * *

Гамалий блестяще выполнил возложенное на него поручение. За весь поход он не потерял ни одного казака. Потери отряда – 19 лошадей. Он привез в русский штаб много ценных сведений о дорогах, о настроениях горных племен, об отношении их к нам, о расположении турецких войск, указав на места, откуда они могут обходными движениями угрожать русской армии. Он сообщил штабу ценные сведения о составе и организации союзной английской армии, о местах нахождения ее войск, о взаимоотношениях между англичанами, воинственными племенами и населением. Конечно, часть этих сведений могла бы при правильной постановке дела быть полученной штабом корпуса из Тифлиса, но, к сожалению, сведения оттуда поступали крайне скудно. Возможно, что в Тифлисе их совсем не было.

Главное значение рейда Гамалия не в разведке. Весна шестнадцатого года была тяжелым временем для русской армии. За полтора года войны армия устала, а тыл находился в состоянии депрессии. Весть об успешном рейде Гамалия – о соединении передового отряда нашей армии в Персии с союзной английской армией в Месопотамии облетела в несколько дней весь мир. Обе армии – русская и английская, как и обе нации, в то время спаянные общими интересами, в маленьком военном эпизоде ярко почувствовали и осознали взаимную связь и единство общесоюзного против германо-турок фронта. Радовались наши войска в Персии, а английские в Месопотамии, что недалеко от них есть друзья, которые борются за общее дело. Радовались в Тифлисе и гордились, что этот подвиг дружеского рукопожатия через горы и дебри Луристана совершен казаками кавказской армии. Радовались по всей России, что в конце двух лет войны еще не иссякла доблесть русского воина и что он продолжает творить чудеса. Радовались и в Петрограде, так как успешный рейд Гамалия давал возможность напомнить англичанам, что общность союзных интересов заставляет их быть более внимательными к нуждам России в войне.

Гамалий и все казаки были награждены Георгиевскими крестами. Первую сотню Уманского полка прозвали Георгиевской сотней.