Текст книги "Чужак из ниоткуда – 2"

– Я не врач, Леонид Ильич, – ответил тот. – Но даже я знаю, что внезапные и необъяснимые выздоровления бывают. Причём не только на войне. Глупо и самонадеянно было бы считать, что мы знаем всё о человеческом организме и вообще об окружающем нас мире. С точки зрения науки, чудо – это проявление каких-то природных сил или явлений, о которых нам пока неизвестно. Меня больше интересует, как тринадцатилетний мальчик, даже не закончивший среднюю школу, мог собрать антиграв. Прибор, нейтрализующий действие гравитационного поля Земли. То, что он действует, я видел своими глазами. Вот что с моей точки зрения является настоящим чудом. Напомню присутствующим, что современной науке до сих пор не известна даже природа гравитации. Гравитационные волны – это гипотеза, не более того, и…

– Стоп, машина, – сказал Леонид Ильич веско.

Кириллин умолк.

Брежнев перевёл взгляд на меня:

– Что скажешь, Серёжа?

– Сначала первое. О лечении. Мой прапрадед по матери умел лечить руками людей и животных. Это подтверждённый семейный факт. Вероятно, мне передались его способности. До поры до времени они дремали, а после клинической смерти активизировались. Второе. Гравитационные волны существуют. Просто у нас пока нет приборов, которые могут их обнаружить. Доказать я это не могу, я не ученый. То есть я не могу математически изложить теорию антигравитации, на основе которой работает мой генератор. Но он работает, верно? Практика – критерий истины. Так, кажется, утверждал Карл Маркс? Так. Он был абсолютно прав. Что мы имеем? Мы имеем работающий прототип генератора антигравитационного поля. Да, я его придумал и построил. Не без помощи родных и близких. Как? Понятия не имею. В один прекрасный день его схема возникла в моей голове. Сразу. Я её просто увидел. До самых мельчайших деталей. Принцип действия? Извольте. «Принцип действия основан на создании антигравитационного поля, которое в свою очередь возникает при когерентном взаимодействии двух электромагнитных полей, одно из которых получено с помощью сверхпроводящих материалов, и одного лазерного электромагнитного излучения, пропущенного через кристаллы горного хрусталя определённых размеров и формы», – процитировал я свои записи. – Устроит вас такой ответ? Подозреваю, что не устроит. Но другого дать не могу. Назовите это чудом, озарением, волшебством, как угодно, но было именно так.

– Сверхпроводимый при комнатной температуре контур тоже сам по себе в голове возник? – скептически осведомился Кириллин.

– Да, – подтвердил я. – И контур, и схема кваркового реактора, и станция дальней связи на Луне, как и сама дальняя связь. Вы читали мои записи? – я посмотрел на Бесчастнова. Тот едва заметно кивнул головой – передавал, мол.

– Читал, – поморщился Кириллин. – Какая-то научная фантастика. Точнее даже ненаучная.

Вот этого я и боялся. Академики и профессора. Закостеневшие от званий и наград. Незыблемые авторитеты. А тут какой-то пацан с прорывными, фантастическими технологиями. Не может этого быть. Потому что не может быть никогда.

Но чёрт возьми, не зря же я долго готовился к подобному разговору! В самых обычных провинциальных библиотеках Советского Союза можно много чего интересного найти. Особенно, когда знаешь, что ищешь. Да и библиотеки Соединённых Штатов в этом смысле не отстают.

– Хорошо, – сказал я. – Мы могли бы поговорить об уравнении Эрвина Шрёдингера, о принципе неопределённости Гейзенберга, о парадоксе Эйнштейна – Подольского – Розена, а также тайнах и загадках квантовой физики более подробно, но, боюсь, утомим хозяина. А оно нам надо? В конце концов, если я правильно понимаю, меня пригласили для того, чтобы обсудить практические дела. Я правильно понимаю, Леонид Ильич?

– Правильно, – сказал Брежнев. – Ты вот что, Владимир Алексеевич. Перестань придираться к парню. Я всё понимаю. Ты – академик, а он – никто, обычный советский школьник. Яйца курицу не учат. Так?

– Леонид Ильич, я только…

– Подожди, я ещё не закончил, – голос Брежнева заметно окреп. – Напомню, если забыл. Твоя задача – не разоблачить чьё-то невежество и укрепить свой несомненный авторитет, а поставить талант этого мальчишки, – он ткнул пальцем в моём направлении, – на службу Родине. Потому что то, что он уже придумал и, уверен, придумает ещё, может дать нам такой научный и технологический рывок, что никакой Америке не догнать. Это даже я понимаю, хоть и не академик. Хотя с американцами мы кое-чем поделимся, по-другому не получится. Не даром, конечно. Заплатят. Но я отвлёкся. Ты понял, о чём я говорю, или повторить?

– Понял, Леонид Ильич, – сказал Кириллин. – Всё сделаем, не сомневайтесь. Извините. Но уж очень всё это… невероятно. В голове не укладывается.

– А ты попроси нашего Серёжу, пусть он с твоей головой поработает, – лукаво усмехнулся Брежнев. – Глядишь, и уложится.

– Нет уж, спасибо, – пробормотал Кириллин. – Я как-нибудь сам.

– Кстати, насчёт головы, – сказал я. – Копаться в своей не дам, сразу предупреждаю. Я не подопытный кролик. Стандартные медицинские анализы и обследования – максимум. Да и те только с моего разрешения.

– А если заболеешь? – спросил Брежнев.

– Я не болею.

– Совсем?

– Совсем.

– Это правда, – подтвердил папа. – До того несчастного случая болел и довольно часто. Потом – как отрезало.

Кириллин молча покачал головой. На его лице был написан крайний скептицизм. С этим нужно было что-то делать и прямо сейчас. Иначе мало будет толку от нашей работы.

– Вижу недоверие на ваших лицах, – сказал я. Показал на хлебный нож, лежащий на столе. – Можно?

Брежнев кивнул.

Я взял нож и с силой провёл лезвием по ладони. Обильно потекла кровь.

– Ты что делаешь? – схватил меня за руку отец.

– Спокойно, пап, всё нормально будет.

Положил нож.

– Засекайте пять минут.

Брежнев, Бесчастнов, Кириллин и Цуканов посмотрели на часы.

– Время пошло, – сказал Леонид Ильич.

Я накрыл рану ладонью и вошёл в орно.

Глава двадцать третья
Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза Леонид Ильич Брежнев и другие (продолжение). Четыре слона и одна черепаха. Фокус-покус

– Фантастика, – сказал Брежнев, оглядев мою чистую ладонь, на которой осталась только едва заметная белая полоска шрама. – Самая натуральная. Чем ты в Америке на жизнь зарабатывал, напомни?

У Генерального секретаря ЦК КПСС было хорошее чувство юмора, это я уже понял.

– В цирке работал, Леонид Ильич, – улыбнувшись, ответил я. – Но не фокусником.

– А кем?

– Снайпером. Стрелял из револьверов и винчестера.

– Метко стреляешь?

– Гасил свечи на двадцати шагах.

– Ловко. Как-нибудь покажешь?

– В любое время, Леонид Ильич.

– Время, да. Вот со временем у нас дело швах. Нет времени.

– Его никогда нет, – сказал я. – Но, если постараться, находится.

– И это правда, – вздохнул Брежнев и вдруг глянул на меня остро. – Ты мне вот что обоснуй, вкратце. Зачем нам это всё, что ты придумал?

О как. Непрост, Генеральный секретарь.

– Могу одним словом.

– Давай.

– Только сначала предлагаю записать дальнейший разговор, – сказал я. – Думаю, он будет долгим и продуктивным. Что ж дельным мыслям пропадать?

– Ну-ну, – сказал Брежнев и посмотрел на Цуканова. – запиши, Жора.

Цуканов кивнул, достал из внутреннего кармана пиджака японский диктофон, включил, положил на стол.

– Пошла запись, – сообщил.

– Энергия, – сказал я. – У кого больше дешёвой энергии, тот и сильнее. Гравигенератор, сверхпроводимость, термоядерный, а затем и кварковый реактор дадут нам столько энергии, что её хватит на все. Начиная от резкого увеличения качества жизни отдельного советского человека и заканчивая полётами к другим планетам.

– Качество жизни – это хорошо. А другие планеты нам зачем? Американцы, вон, на Луну летают, а толку?

– Толку нет, потому что энергия, которую они на эти полёты тратят, очень дорогая. Луна нам необходима, просто затраты на полёты к ней и создание там базы можно и нужно снизить во много раз. Но Луна – отдельный разговор. Вопрос покорения космоса – это не просто вопрос какого-то там приоритета, романтики дальних странствий, или расселения человечества по всей галактике в отдаленном будущем. Это вопрос технологического преимущества. Тут как с энергией. Кто умеет летать в космос быстро и далеко, а также находиться там дольше других, тот и сильнее.

– Мне сверху видно всё, ты так и знай, – сказал папа.

– Как? – поднял знаменитые брови Брежнев, взглянув на отца.

– Песня такая, – сказал папа. – Из кинофильма «Небесный тихоход». Извините, что вмешиваюсь в разговор, Леонид Ильич, но нам с вами, как людям военным, абсолютно ясно, что тот, кто занял вершины на поле боя, имеет преимущество. А космос… Что может быть выше космоса?

– Спасибо, папа, – сказал я. – Ты очень точно сформулировал. Но и космос ещё не всё.

– Так, – усмехнулся Брежнев. Плеснул себе в чашку чая, достал из пачки на столе сигарету (курит сигареты «Новость», заметил я), закурил. – А говорил – одно слово.

– Это как с ремонтом, Леонид Ильич, – подал голос Кириллин. – Одно тянет за собой другое.

– Думаешь, страну ремонтировать надо?

– Э… – растерялся Кириллин.

– Можешь не отвечать. Без тебя знаю, что надо. И срочно. Давай дальше, Серёжа, заинтересовал. Что у нас уже имеется, энергия и космос?

– Да, – подтвердил я. – Следующий слон – информация.

– Слон?

– Наша плоская Земля покоится на четырёх слонах, которые, в свою очередь, стоят на панцире гигантской черепахи, – пояснил я, улыбаясь. – Так считали древние индусы. Мне эта теория нравится больше, чем байка о трёх китах.

Брежнев весело рассмеялся.

– Понятно. Жду не дождусь, когда назовёшь имя черепахи. У неё ведь есть имя?

– Обязательно. Мы до него дойдём. Итак, информация. Без свободного и быстрого доступа к информации нам не выжить.

– К любой?

– Нет, разумеется. Секретная информация должна таковой и оставаться. Со всеми вытекающими. Но вот развитие информационных систем… Представьте у себя на столе портативную ЭВМ. Компьютер, как говорят англичане и американцы. Экран и клавиатура. Набираете на клавиатуре вопрос и тут же получаете на него ответ. Да не один – несколько, с возможностью сравнивать и анализировать. Или мгновенно связываетесь с любым человеком или организацией в стране, а в перспективе и на всей планете, у кого на столе такой же компьютер.

– Каким образом?

– С помощью сети, в которую эти компьютеры объединены.

Брежнев посмотрел на Кириллина.

– В теории – это невероятные возможности, – подтвердил тот. – Абсолютно невероятные. У нас сейчас всё тонет в бюрократии, сами знаете. Любое решение должно пройти массу инстанций. А тут – нажал на клавишу, и в тоже мгновение нужный документ оказывается там, где надо.

– Со скоростью электромагнитного сигнала, – задумчиво кивнул Брежнев. – То есть, со скоростью света. Понимаю. Ладно, уговорил. Давай четвёртого слона.

– Четвёртый – самый сложный, – вздохнул я. – Сразу предупреждаю, что здесь у меня конкретных методик нет. Не родились в голове. Есть только общее понимание, каким этот слон должен быть.

– Давай уже, – сказал Брежнев. – Не тяни слона за хвост.

– Воспитание, – сказал я. – Четвёртый слон – воспитание будущих поколений советских людей.

– А что не так у нас с воспитанием?

– Формализм, – пожал я плечами. – Всюду формализм, Леонид Ильич. Говорю вам, как бывший председатель Совета дружины школы номер тридцать один города Кушка. Формализм и очковтирательство. Лозунги на плакатах. Хорошие лозунги, достойные. Но они не на плакатах должны быть, а в сердце советского человека. Особенно человека молодого.

– Такого, как ты, к примеру?

– Да, такого, как я.

– А у тебя они в сердце? – Брежнев смотрел на меня твёрдо, не мигая.

– В самой его середине, Леонид Ильич, – ответил я абсолютно честно. – Более того, я совершенно точно знаю, что коммунизм – это будущее человечества. Правда наступит он, думаю, не к восьмидесятому году, как нам товарищ Хрущёв обещал, а гораздо позже.

– Вот как! Может быть, ты скажешь, когда именно?

– Не скажу, Леонид Ильич. Я не пророк. Но ещё не скоро, это точно. Очень много работы предстоит. Просто невероятно много.

– Ну, работы мы не боимся, – сказал Брежнев. – Значит, четыре слона. Перечислим ещё раз для памяти. Энергия, космос, информация и воспитание. Всё правильно?

– Правильно, Леонид Ильич. Внутри каждого из этих слонов сотни других слоников – одни мельче, другие крупнее, но в целом правильно.

– Осталось назвать имя черепахи.

– Безопасность, – сказал я. – Имя черепахи – Безопасность. Причём не только для нашей страны, но и для всего мира.

– Безопасность, – повторил Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза. – То бишь, мир во всём мире?

– В том числе. Но есть и другие виды безопасности. К примеру, экологическая.

– Это забота о природе, что ли? – нахмурился Брежнев.

– Забота о планете. Земля – планета я имею в виду – наша мать. В прямом смысле слова. Мы, люди, её дети. Значит, должны о ней заботиться, как нормальные взрослые дети заботятся о своей матери. Не только эксплуатировать. Тут, кстати, прямая связь со слоном по имени Космос. Ту же Луну или астероиды можно эксплуатировать в хвост и гриву, как говорится, там жизни нет, и страдать от этого некому.

Мы проговорили ещё почти два часа, переходя от общих вопросов конкретике (Цуканову пришлось даже менять плёнку в диктофоне). Выпили два чайника чая. Съели всё варенье и печенье, что было на столе. Выкурили не одну сигарету (кроме меня, разумеется).

– Подведём итог, – наконец, хлопнул себя по колену Брежнев. – Ты, Владимир Алексеевич, давай создавай научный совет у себя по всем этим новым делам. Пусть проведут анализ, наметят пути реализации. Прикинь, какие научно-исследовательские институты подключить.

– Боюсь, придётся новые создавать, – покачал головой Кириллин. – Задачи неподъёмные.

– Значит, создадим, – жёстко сказал Брежнев. Было хорошо заметно, что сил и энергии у него и впрямь прибавилось. – От каждого слона будем откусывать по кусочку. Постепенно. Пока всё не съедим. Кроме последнего. Воспитание – не твоя забота. Партия займётся.

– Понял, Леонид Ильич.

– Далее. Совет Министров я озадачу, будешь с ними тесную связь держать. Соответствующие отделы ЦК – тоже. В части их касающихся. Секретность. Надеюсь, что такое государственная тайна никому здесь объяснять не надо? Все работы по этим направлениям должны быть строго засекречены, – Брежнев бросил взгляд на Бесчастного.

– Будет сделано, Леонид Ильич, – сказал генерал-лейтенант.

Эге, подумал я уже не в первый раз. А товарищ Андропов Юрий Владимирович, видать, в опалу попал. Уж не связано ли это с моим гравигенератором и всей историей с похищением? Очень может быть, судя по сегодняшнему разговору. Если так, то мои шансы на достижение поставленных целей резко повышаются. Главное теперь их не упустить.

– Теперь ты, Серёжа. Тебе ведь четырнадцать?

– Если верить документам, Леонид Ильич, то уже шестнадцать.

– Да, помню, мне говорили. Извини, прибавили тебе два года, иначе не получалось вытащить из-за океана. Вытащили бы, конечно, в конце концов, но… – он пожевал губами, знакомо причмокнул.

– Так было проще и надёжнее, – закончил я за него. – Всё понимаю, Леонид Ильич, я не в обиде.

– Вот и хорошо, что не в обиде. Но фактически тебе всё равно четырнадцать, не следует об этом забывать. Всем нам.

– Гайдар в четырнадцать лет полком командовал, – сказал я. – А мои ровесники во время войны по двенадцать часов за станками стояли и в партизанских отрядах фашистов били. Я справлюсь, Леонид Ильич, если вы об этом.

– Не сомневаюсь, что справишься. С твоей-то головой… Мы, коммунисты, в судьбу не верим. Мы сами – судьба. Однако иногда мне кажется, есть что-то такое в нашей жизни, – он пошевелил пальцами, – неуловимое. Знаки. Везение. Фарт, в конце концов, как говорят в народе. Вот если бы не этот котёнок на дороге и не купец-афганец на грузовике… – Брежнев замолчал, задумавшись.

– Начальник кушкинского госпиталя ещё, – сказал папа. – подполковник Алиев Ильдар Хамзатович. Если бы не он, не его мастерство хирурга и врача, боюсь, всё бы закончилось плачевно.

– Да, – сказал Брежнев. – Товарищу Алиеву следует выразить благодарность. Жора, отметь. Но я не об этом. Спрашивается, как так вышло, что авария на дороге где-то в самой южной точке нашей Родины привела не к трагедии, а наоборот, к научному и технологическому рывку? Возможно, крупнейшему за всю историю человечества. Как там было написано в резолюции от кого-то из твоих спецов, Владимир Алексеевич? Сравнимо по значимости с изобретением колеса. Так? Я запомнил.

– Так, Леонид Ильич. Хотя я бы не торопился.

– А я тороплюсь! – жёстко сказал Брежнев. – Мне не так уж и много осталось. В любом случае. Не хочу оставить страну с теми проблемами, которые нас сейчас просто разрывают. Если судьба, фарт, бог или чёрт в ступе дают шанс, я его использую, во что бы то ни стало. И другим советую, – Брежнев пару секунд неотрывно смотрел на Кириллина, пока тот не отвёл взгляд. – Ладно, – продолжил Генеральный секретарь ЦК КПСС, – будем считать это лирическим отступлением. Тебе нужен статус, Серёжа. Никто не станет относиться серьёзно к школьнику. Поэтому твоя задача – в ближайшее время закончить школу и получить аттестат о среднем образовании. А уже в следующем году – поступить в институт. Сможешь?

– Не вижу препятствий, Леонид Ильич.

– Это хорошо, – усмехнулся Брежнев. – Препятствий он не видит, ишь ты… Так вот, чтобы препятствий у тебя было поменьше, сделаем тебя для начала консультантом по научно-техническим вопросам. ЦК и Верховного Совета. Думаю, соответствующих удостоверений будет достаточно, чтобы убрать… препятствия.

– Мы ему ещё наше дадим, Леонид Ильич, – подал голос Бесчастнов, – комитетское. Внештатного сотрудника. На всякий случай.

– Лишним не будет, – согласился Брежнев. – А то знаю я наших бюрократов – без бумажки ты букашка. Ну и начинаем работать. Жду результатов как можно скорее.

– Это ещё не всё, Леонид Ильич, – сказал я.

– Что ещё?

– Ваше здоровье, Леонид Ильич. Я слегка поправил, но совсем слегка. Нужны ещё сеансы.

– Начинается… – проворчал Брежнев.

– Можем не делать, – сказал я. – Но тогда забудьте о бодрости и энергии. О нормальном сне без снотворного тоже забудьте.

– Откуда ты знаешь, что я плохо сплю?

– Прапрадед по матери, – напомнил я. – И вообще, это не только в ваших интересах, но и всей страны. О своих собственных я уже молчу. Мне же палки в колёса начнут вставлять со всех сторон. А кому их обламывать? Кроме вас некому.

Брежнев хмыкнул. Видимо, представил себя в роли обламывателя палок в колёсах стремительного прогресса.

– Сколько тебе нужно сеансов?

– От восьми до десяти, – сказал я. – По двадцать минут на каждый.

– Ну это ещё ладно, – пробурчал Брежнев. – Жора, организуй. График и прочее.

– Сделаем, Леонид Ильич, – кивнул Цуканов.

– Теперь последнее, – сказал Брежнев. – Машина и охрана. Второй раз мы на эти грабли не наступим.

– Никакой охраны, Леонид Ильич, – сказал я. – Машина с водителем – ладно, согласен. Но никакой охраны. Я категорически против.

– Ну, знаешь ли, против, не против, а придётся терпеть. Я же терплю.

– Вы – глава государства. А я – никому не известный мальчишка. Охрана – это привлечение внимания. Куда она будет за мной следовать? В магазин, в школу, на спортплощадку, на свидание с девушкой?

– Куда ты – туда и они. А как ты хотел? Назвался груздем – полезай в кузов. Ты слишком ценный кадр для страны, чтобы тебя терять. Ты думаешь, только на ЦРУ у тебя были виды? Есть и другие, будь уверен. Врагов у нас хватает, и они не дремлют.

Так, просто отговорить не вышло. Ладно, зайдём с козырей.

– Леонид Ильич, – сказал я как можно мягче. – Вам рассказывали, как я ушёл из здания ЦРУ в Лэнгли?

– Какие-то небылицы, – буркнул Брежнев. – Якобы ты сумел обмануть охрану. Причём так ловко, что никто поначалу ничего не заметил. А когда заметили, было поздно, – ты уже уехал на угнанной машине.

– Было немного иначе, но не слишком далеко от истины, – сказал я. – Вместе со способностью лечить руками и открытиями, взявшимися словно ниоткуда, я умею сделать так, что меня никто не увидит. Кроме того, могу загипнотизировать человека так, что он выполнит то, что я ему скажу. Товарищ генерал-лейтенант не даст соврать.

Брежнев посмотрел на Бесчастного.

– Это правда, Леонид Ильич, – подтвердил тот. – В Узбекистане Серёжа продемонстрировал феноменальные качества. На уровне Вольфа Мессинга, не меньше.

– Не верю, – сказал Брежнев и потянулся за очередной сигаретой.

Я вошёл в орно, закутался в «туманный плащ» и пропал для окружающих.

Просто они пока этого не поняли.

Быстро и бесшумно поднялся, вышел из беседки, скрылся за ближайшими кустами. Вышел из орно.

– Не понял, – услышал голос Брежнева. – Куда он делся? Только что был здесь. Товарищ полковник, где ваш сын?

– Не знаю, Леонид Ильич, – ответил папа встревоженно. – Я точно так же ничего не понимаю, как и вы.

– Этого ещё не хватало. Алексей Дмитриевич!

– А я предупреждал, Леонид Ильич. Он умеет.

– Что за чертовщина…

Я вышел из-за кустов и направился к беседке.

– Вот он! – воскликнул Цуканов.

– А говоришь, не фокусник, – сказал Брежнев, дождавшись, когда я вернулся на место. – Признайся, в цирке научился?

– В цирке так не умеют, Леонид Ильич, – сказал Бесчастнов. – Так даже у нас не умеют.

– А вот это плохо, – сказал Брежнев. – Надо, чтобы умели.

– Согласен, – сказал генерал-лейтенант. – Надо.

– Слышал, Серёжа? Научить других сможешь?

– Не знаю, Леонид Ильич, – признался я. – В теории, наверное, да. На практике – не знаю. Не пробовал никогда.

– Вот и попробуешь. Но ты меня до конца не убедил.

– Почему?

– Потому что тебя всё равно сумели похитить. Не смотря на все твои сверхспособности. Где гарантия, что этого не случится опять?

– Полную гарантию не даст никакая охрана. Наоборот, она мне только мешать будет. Похитили меня, потому что я не был готов. Расслабился. Думал, что где-где, а у себя дома я в полной безопасности. Эффект неожиданности. Второй раз меня на это не купят. Леонид Ильич, поймите правильно. Наиболее эффективно я смогу действовать только в условиях полной свободы. Натура такая. Чем больше меня попытаются ограничить, тем хуже будет результат. Самым наихудшим решением, сразу предупреждаю, будет создать какой-нибудь жутко засекреченный научно-технический центр и запереть меня там за пятиметровым бетонным забором и колючей проволокой.

– Свобода – это осознанная необходимость, – произнёс Брежнев. – Слышал такой афоризм? Иногда осознанной необходимостью может быть бетонная стена и колючая проволока.

– Ага, – сказал я. – Arbeit macht frei[21]21
  Труд делает свободным (нем.)


[Закрыть]. Кажется, так было написано на воротах немецких концлагерей.

– Дерзишь, – нахмурился Брежнев. – Ты кем себя возомнил?

– Никем, Леонид Ильич. Я простой советский школьник. Не более того.

Повисла тяжёлая пауза.

Чёрт, надо было, наверное, промолчать. А с другой стороны – всё правильно. Точки над «i» нужно расставлять с самого начала. Пока на берегу, как у нас говорят.