Текст книги "Видящий. Лестница в небо"

– Хорошее слово, надо будет запомнить. Бывай, Горыныч; мама… – Разжав объятия, Митька резким движением подхватывает чемодан и скрывается в недрах пригородного поезда. Краем глаза вижу, что Антон кивает кому-то в толпе, прежде чем двинуться вслед за братом. Проследив за взглядом, вижу еще одного молодого человека с чемоданом, который решительной походкой направляется к вагону. Вот и попутчик для Митяя, познакомится хоть с кем-то заранее, всяко не так волноваться будет. Хоть парень и хорохорится, но ехать в неизвестность, которая к тому же определит его дальнейшую судьбу, ему явно страшновато.

Удачи, брат!

Поезда на Москву идут если и не один за другим, то все же часто, так что долго околачиваться на вокзале не приходится.

– Мам, ну все! Я через пару дней вернусь, ну что ты?..

– Опять оба уезжаете… – Маман все-таки не выдержала и пустила слезу.

– Угу, только я-то вернусь вскорости. А Митька… Это ж мечта его исполняется. Не плачь, мам! Станет наш Митька еще генералом, будут его подчиненные бояться! – Попытка развеселить оказалась провальной, мать расплакалась еще пуще.

– Оба вы теперь не мои…

– Мам, ну что ты глупости говоришь? – Прижимаю к себе эту хрупкую женщину крепко-крепко. – Твои мы. Просто выросли… – Пускаю сквозь нее волну жизни. – Пошли-ка вместе, я тебя провожу до автобуса, нечего тебе здесь одной болтаться.

– Так кто кого провожает? – Мать улыбается сквозь слезы.

– Мы с тобой – Митьку. И уже проводили. Едет теперь Митяй навстречу своему светлому будущему. А ты сейчас сядешь в автобус и поедешь к Виктору Афанасьевичу, чтоб одной не сидеть и себя не накручивать. Лады?

– И в кого ты только такой?

– В тебя и деда – других кандидатур нет. Пошли, что ли? А то мне самому скоро уезжать. Я вернусь, мам, совсем скоро!

Интерлюдия первая

Тихон Сергеевич привычно стоял у окна и смотрел сквозь сумерки на ворота, через которые еще утром выходили такие разные братья Васильевы. Точнее – Васильев и Васин, и вовсе даже не братья, но эти детали волновали Милославского меньше всего.

Едва слышный скрип двери и знакомые шаги вывели мужчину из созерцательного состояния и заставили обратить внимание на вошедшего.

– Устроил?

– Да, Тихон Сергеевич. Все как вы распорядились, без накладок. Тестирование уже завтра, но я уверен, Дмитрий справится, не зря же мы его весь последний год натаскивали.

– Хорошо. Можешь быть свободен пока. Мне утром к императору, так что потребуешься только после обеда. Отдыхай.

– Тихон Сергеевич…

– ?..

– Можно спросить? – Антон бессменно служил у Милославского уже более десяти лет, так что в некотором роде был даже ближе, чем родной сын, а значит, мог себе позволить некоторые вольности и любопытство.

– Спрашивай.

– Почему вы его отпустили? Вы же сами говорили, что у вас есть указание попрессовать мальчишку. Или пришли другие распоряжения? Оттуда?.. – Антон многозначительно поднял взгляд, намекая на источник новых вводных.

– Нет, все по-прежнему… – Недоумение на лице помощника немного позабавило мужчину. – Ты отчет врачей по Рогову читал?

– Нет, а этот тут при чем?

– Абсолютно ни при чем. Если не считать, что у него был приказ – запугать мальчишку, пока того сюда везут.

– Не совсем понимаю связи…

– Нет никакой связи. И абсолютно здоровый капитан свалился с ног, всего лишь коснувшись сопровождаемого. Который, к твоему сведению, был в блокирующей сбруе, а трое суток до этого провел в камере для одаренных. Я специально так распорядился, не думаю, что москвичи прямой приказ нарушать стали, ни к чему им это. Как тебе такое?

– Вы думаете, это его рук дело?

– Кроме него самого, точно никто не скажет. Хотя Василий Рогов клянется всеми святыми, что это работа нашего подопечного. Только домыслы капитана к делу не пришьешь. – Милославский вернулся за стол. – Распорядись насчет чайку, что ли? Раз отдыхать не хочешь.

Антон метнулся отдавать распоряжения. Патрон нечасто баловал его откровениями, несмотря на доверительные отношения; следовало пользоваться моментом.

– Муромский, когда ему поставили вопрос ребром, сказал, что такая возможность существует. Даже взялся повторить; не знаю только, на ком теперь проверить, – продолжил Милославский, получив чай. – Так что делай выводы.

– Вы думаете, он и вас мог? – ужаснулся Антон пришедшей мысли.

– А почему нет? Кто я ему? Опекун брата? Весьма сомнительное родство…

– Но ведь вы не просто опекун? Другой бы на его месте вцепился в такую возможность…

– Антон, вот ты сколько денег за два года сможешь заработать? Начистоту. И не просто заработать, а, допустим, в Самаре, где тебя никто не знает?

Вопрос шефа заставил ненадолго призадуматься:

– Я понял, к чему вы. Нет, миллион я бы вряд ли заработал. Но ведь и ему просто повезло. Или нет?

– Повезло. Повезло наткнуться на заговор и остаться в живых. Повезло заработать миллион. Повезло получить аттестат, не учась в школе. А еще повезло спасти дочку самого князя Кирилла Александровича. И даже получить от него приглашение на парад в День империи. Получить свой собственный титул. Не много ли везения?

– А третий отдел не мог ему во всем этом помочь? Раз уж они в нем заинтересованы?

При упоминании о подразделении, только формально входящем в ПГБ, а по сути имевшем совсем другое подчинение, Милославский поморщился.

– А зачем им? Егор им послушный для чего-то нужен, иначе давить не требовали бы. Тоже мне, нашли пугало!

– Не скажите, у нашей конторы авторитет такой, что испугаться не грех.

– Знаешь, не нравятся мне эти игры, в которые они играют! Хотя бы потому, что я не понимаю их цели! Пусть сами с мальчишкой как хотят, так и договариваются. – Милославский допил чай и поставил чашку с негромким стуком, ставя точку в разговоре.

Но после небольшой паузы все-таки пояснил свою мысль:

– Не вижу смысла настраивать талантливого одаренного парня против себя и против нашей службы в целом. Он, в отличие от того же Дмитрия – не восторженный юноша «со взором горящим». Именно такие нам и нужны. Так что пусть все идет пока своим ходом.

Глава 2

Дом, милый дом, как же я рад тебя видеть! Возможность сделать передышку перед нырком в клоаку под названием «высший свет» несказанно радовала. К тому же остались у меня еще в Москве люди, которым я малость задолжал. Нехорошо это. Хватит с меня плодить долги. Как там?.. Есть время собирать камни, есть время их разбрасывать. Пора немного покидаться.

Войдя со света в сумрак ангара, слегка проморгался, прогоняя световые блики перед глазами. Потом проморгался еще раз. Потряс головой. Нет, картина не изменилась: за ящиком, приспособленным нами под стол, в жилой зоне сидел Олег, в двух экземплярах. Правда, привыкнув к тусклому освещению, понял свою ошибку. Второй, хоть и был почти точной копией Земели, но все же имел отличия: какой-то более гладкий и зализанный, что ли… Особенно на фоне бледного пилота. Прямо скажем, видок моего друга оставлял желать лучшего, а у этого незнакомого типа морда так и просила кирпича.

– Егор! – Явно различимое облегчение в голосе пилота насторожило меня еще больше.

– Добрый вечер! Олег, представишь своего родственника?

Гладкий скривился:

– И к этому шкету ты пойдешь?

– Егор, этот невоспитанный тип – мой старший брат Анатолий Березин. Анатолий – это Егор Николаевич Васильев, мой будущий глава рода. – Земеля бросает выразительный взгляд на мою правую руку с новеньким непривычным украшением, которую я, честно сказать, не спешил протягивать гостю. Он, кстати, тоже не дернулся.

– Васин, – поправляю пилота.

Есть некоторые плюсы от личного знакомства с главой ПГБ. Печатку и бумаги принесли без лишней помпы прямо ему на дом, так что вместо губернатора руку при вручении мне пожал сам Милославский. И даже позволил своему помощнику Антону запечатлеть этот незабываемый момент на фото. Не знаю теперь, что делать со снимком – то ли в рамочку вставить и хвастаться, то ли спрятать куда подальше как компромат.

– Не скажу, что мне приятно, – процедил Анатолий, – но вынужден уладить некоторые формальности. Вы действительно возьмете этого к себе в род?

Слегка приподнимаю бровь:

– Что вас заставляет сомневаться в словах Олега?

– Могу я увидеть бумаги?

– Олег? – Хамство зализанного начинает выбешивать, но я пока не в курсе обстановки.

– Егор, ты можешь принять меня в род прямо сейчас? Я потом все объясню.

Да что же у него за отношения с семьей?

– Не вопрос.

Иду в свои «апартаменты», достаю заранее заготовленные бланки. В принципе, даже заполнять ничего не надо, только дату проставить, что я и делаю. С некоторым удовлетворением прикладываю к бланку печатку. Оттиск не блещет изяществом, но фамилия Васин получается четко. Дело сделано.

– Вот, пожалуйста; что-нибудь еще? – вопросительно гляжу на неприятного гостя, всем видом давая понять, что лучше бы ему ничего больше не хотеть.

– Вообще-то требуется еще пошлину заплатить и документы сменить, но поверю вам на слово, – тоном человека, делающего мне крупное одолжение, тянет мужчина.

А вот это уже за гранью добра и зла. У Анатолия печатки нет, только обручальное кольцо, на кланового он не похож – не те манеры и одежда. Значок герба на рукаве приколот, но изображение мне незнакомо, да и фамилия не вспоминается, а значит, в первые полторы-две сотни старых или влиятельных родов, которые я знаю, не входит. Так что по принятой в обществе иерархической лестнице я выше его по положению, хотя и младше по возрасту – этому хлыщу, как и Олегу, около тридцатника. И, между нами – видящими, по уровню развития источника своему брату он и в подметки не годится – уверенный середнячок, не более.

– Потрудитесь извиниться, вы находитесь в моем доме. – Легкий болевой импульс сбивает с гостя спесь. Теперь он тоже бледный, и разница между братьями практически исчезает.

– Прошу прощения… – восстановив дыхание, выдавливает он из себя. – Раз он теперь ваш человек, то и это ваше. – На стол кладутся какие-то бумаги. – Честь имею.

На полусогнутых этот тип выходит из ангара, оставляя меня в недоумении.

– Что это было? – спрашиваю у Олега.

– А-а… Не обращай внимания! Дурак он просто: привык, что первая шишка у нас в городке, вот и строит из себя. – Пилот устало горбится, а я наконец делаю то, что хотел с самого начала, – запускаю диагностику на него. Ничего особенного, разве что печень и другие потроха в более темном, чем обычно, спектре. Это ж как надо отравиться, чтобы, будучи одаренным, так плохо выглядеть? Легкий запашок перегара, который чуется на близком расстоянии, не оставляет сомнений в причине отравления.

Беру и листаю оставленные документы.

– Так, так… Разбитое зеркало, подожженная стойка в баре. Штраф за драку, сопротивление при задержании. О! И главный приз – автомобиль! Спаленный! – Не у одного меня, смотрю, отпуск удался. – Двадцать тысяч – это ж почти два грузовика по стоимости! Олег?

Земеля поднимает на меня больные тоскливые глаза и снова прячет их за подпоркой из рук.

– Приехал. Как раз на свадьбу попал. Этот вот, – кивок в сторону выхода, – и Аня моя…

– Оу!.. – сочувственно тяну. – Загулял?

– Угу… Извини, деньги свои я почти все уже к тому моменту родителям отдал – они давно от деда съехать хотели, дом строили. Я отработаю, ладно? И спасибо, что с братом помог.

– Вот тут, если можно, поподробнее, я вообще ничего не понял.

Земеля тяжко вздыхает, но пускается в объяснения:

– Дед у нас больной на всю голову. Сто лет; на кладбище с хлебом-солью давно дожидаются, а он все с наследником определиться не может. А род большой, потомков настрогал много. Еще и брат его постарался. Но работать нам невместно никак! Как же! Березины еще при Павле герб получили! Отец и кто поумнее из родни – в соседний город бусины заряжать ездят, чтоб с голоду не подохнуть, потому что этот старикашка не разрешает. Отец у деда старший, думал всю жизнь, что титул унаследует, вот и не рвался никуда. А дед на старости лет чудить начал, то одного наследником назначит, то другого, всю родню перессорил. И, главное, было бы из-за чего! Там всего наследства – усадьба разваливающаяся да гонор непомерный. Чего, думаешь, я в армию-то подался?

– Понятия не имею, ты ж никогда не рассказывал.

– А нечего особо рассказывать: как только школу закончил, так из дома сбежал да в армию завербовался, лишь бы от остальной семейки подальше. Дед в сердцах из рода изгнал, не поленился начальнику учебки написать. Мне фамилию новую наш полкан дал. Сиплым записал из-за того, что я как раз охрип – в увольнительной до мороженого дорвался, почти на всю стипендию тогда купил… – Олег долго молчит, прежде чем продолжить, но я его не тороплю, не тот случай. – А Толик у деда последние годы в фаворитах ходил. Еще и Аню как-то уговорить смог, ее-то род гораздо нашего богаче.

– И?

– А тут я вдруг возвращаюсь. Да еще при деньгах. Дед с какого-то перепугу решил, что раз я столько родителям отдал, то у себя еще больше оставил. Вот, захотел в род обратно принять, титулом этим чертовым все соблазнял. Ну мы с Толяном и поцапались окончательно. И так-то после его свадьбы на ножах были. Веришь, чуть до братоубийства не дошло… Еще и родня опять вся перегавкалась. Пришлось сказать, что в другой род вхожу. Толя убедиться приехал, даже медовым месяцем пожертвовал… – Злая усмешка Земели заставляет усомниться, что это обстоятельство его как-то расстроило. – Родителей жалко, им в этой истории больше всего досталось… – печально заканчивает друг.

– Прорвемся! – Крепко сжимаю плечо пилота, пуская целительную волну. – Здравствуй, что ли, дворянский недоросль Васин Олег Петрович?

– Здравствуй, глава рода! Сам-то как? Где гулял-то? Ван сказал, с конца июня не появлялся. Девки-то хоть в Москве целые остались на нашу с Лехой долю?

– Остались-остались. Отдохнул – во! – показываю оттопыренный большой палец, не грузить же его подробностями.

– А седина, видимо, от перетраха взялась? Темнишь, шеф. – Несмотря на слабое освещение, Земеля заметил изменения в моем облике.

А что мне делать, если эта вроде бы мелочь целительством не исправляется? Даже маменька оказалась бессильна, а красить волосы принципиально не хочу.

– Модно так в этом сезоне.

– Ну-ну. Расскажешь?

– А ну его! Проехали. Главное, все хорошо закончилось.

Багажа у меня нет, разбирать нечего. Дорогой костюм, надетый по случаю получения аттестата две недели назад, теперь только на помойку и годится – плохо перенес знакомство с Роговым. Душ и чистая одежда приводят меня обратно в хорошее расположение духа. Еще и вкусные запахи дразнят нос.

– Ты Борю еще не видел? – спрашивает Земеля, оставшийся на ужин.

– Ярцева? Нет еще. Я же только приехал.

– Он, между прочим, у тебя живет. Дня два уже как.

– У?

Китаец, расставляющий блюда по столу, согласно кивает. То-то мне показалось, что вещи в комнате как-то не так лежат. Интересное кино.

– А где он тогда?

– Когда мы пришли, они с Бушариным куда-то направлялись, так что жди, скоро вернутся.

Пожимаю плечами: вернутся – разберусь. Приборов на столе именно на четыре персоны, так что ждать наверняка недолго. И точно, стоило о них вспомнить – появляются.

– Егор! – Борис так рад меня видеть, что почти бросается обниматься, лишь в самом конце, опомнившись, ограничивается энергичным пожатием руки.

– Здравствуйте, Егор! Я вижу, вас можно поздравить? – Александр Леонидович более сдержан, хотя тоже мне рад. Плюс обращает внимание на мою обновку.

– Да, самая дорогая во всех смыслах цацка в моей жизни… – И даже в двух.

– У меня теперь тоже такая есть. – Боря стягивает перчатку и являет миру похожее украшение, только вот радости в его голосе нет никакой.

– Поздравляю! И кто ты теперь? Я вот – Васин.

– Черный! – с некоторым вызовом отвечает новоиспеченный полный дворянин.

Опаньки!

Есть небольшая тонкость: чем меньше общего между старой и новой фамилией, тем дальше от бывшей семьи позиционирует себя новый род. Трудно найти что-то общее между Ярцевым и Черным, совпадающая буква не в счет. Что-то у Бори неладное случилось. Гадать не хочу:

– Помощь нужна?

Борис смущенно бросает взгляд на остальных. Бушарин тут же пытается что-то показать знаками из-за его спины. Да помню я, что вам, профессор, гаситель требовался.

– Понял. После ужина поговорим, хорошо?

Товарищ по экзаменам облегченно кивает.

За едой серьезных тем не поднимаем, даже и не говорим особо. Я соскучился по нормальной пище, у Милославского готовили в основном диетические блюда, полезные для его организма, тюремная баланда вкусовыми изысками как-то тоже не отличалась. Мамины пирожки закончились еще в первой половине дня, а идти в вагон-ресторан мне не хотелось: купить нормальную одежду не догадался, а костюм мой, как уже говорил, выглядел так, словно его пожевали и выплюнули. Так что за этим ужином собеседник из меня никакой. Олег набирает калории после запоя. Александр Леонидович витает где-то в своем мире физики. А Ярцев… тьфу, Черный, мысленно репетирует наш разговор. Нет, я не научился читать мысли, просто у него на лице все написано.

Первым после ужина меня утаскивает все-таки Бушарин.

– Егор! Я знаю, что злоупотребил вашим доверием, но это я позволил Борису здесь остаться. Мальчик так рвался на встречу с вами, а еще ему совсем некуда было идти, как я понял. Поэтому и предложил дождаться вас здесь, от моего гостеприимства он отказался… – Проф виновато мнется, но я и так понимаю, что ночевать с Борей в одной квартире он просто опасался, так что на собственном варианте не настаивал. Да и Борька вряд ли согласился бы. Одно дело переночевать у товарища-ровесника, а другое – у практически незнакомого человека.

– Понял, вы все правильно сделали, Александр Леонидович. Сами-то хоть успели отдохнуть?

– Мне здесь лучший отдых. И, Егор…

– Я помню про гасителя.

– Отлично! – облегченно вздыхает Бушарин. – С вашего позволения, я еще останусь ненадолго, хочу мысль записать, пока не ушла.

– Конечно, профессор. И я не спросил, вы к переезду в Питер – как?.. Когда будете готовы?

– В Питер? – Стукнутый мешком – именно так называется выражение, возникшее на лице Бушарина.

– Мы на моем дне рождения это обсуждали… – А ведь точно, проф тогда в сторонке стоял курил, мог и не слышать.

– К августу буду готов, если пообещаете помощь Бориса и, конечно, выделите людей для упаковки и погрузки! – Общение с бывшими военными пошло Бушарину на пользу – вон как браво рапортует, и главное – ни тени сомнений.

– Отлично. Тогда запланируем на вторую половину августа. Возможно, вам придется съездить туда заранее, присмотреть жилье и помещение под лабораторию.

– Разумеется. – Озадаченный мужчина прощается и удаляется под купол додумывать свою мысль. Боюсь только, я ее сейчас спугнул новой. Ничего, у профессора голова большая, умная, в ней и больше чем две мысли поместиться должно.

Перехожу к следующему страждущему пообщаться. Суета, но мне, черт возьми, она нравится!

– А что рассказывать? – изливает душу Борис. Сначала он долго просил прощения, что приперся неприглашенным и напросился, пользуясь моим отсутствием, пожить; в общем, извинялся за все. Еще немного, и, по-моему, за свое существование начал бы оправдываться, но мне вовремя удалось повернуть разговор в нужное русло: – Ты знаешь, что у таких, как я, мать всегда при родах умирает?

– Теперь знаю. – Никогда не интересовался подробностями появления гасителей на свет. Если подумать – логично: у кого еще малышу вампирить девять месяцев? Еще, поди, и не всех полный срок вынашивают, или вообще на ранних сроках гибнут вместе с матерью.

– Обычно, если есть подозрения, женщины аборт делают, тут даже церковь не возражает, но моя мать решила меня оставить. Отец сказал, по дурости, но мне хочется верить, что по любви… – Борька шмыгает носом и начинает тянуть силу больше обычного, его контроль сильно завязан на эмоции. Все, что могу сделать, – это прижать расстроенного парня к себе и поделиться жизнью и просто человеческим теплом, без всякого подтекста.

– Отец потом долго не женился, все боялся, что я мачеху изведу. Я ведь трех нянек своих убил, и пару охранников – наверняка тоже я… – шепотом признается товарищ. – Няньки у меня вообще дольше месяца редко выдерживали, даже если срывов не было. Потом-то, понятно, научился себя в руках держать, с семи лет контроль не терял! – гордо заявляет мой собеседник. – Ну кроме случая у тебя тогда, – опять сбивается на смущенный тон.

– Ерунда, обошлось же! – успокаиваю.

– А тут отец женился недавно на дочери делового партнера. У них маленький скоро будет… Вот он меня и отделил насовсем. Заставил прошение написать, и миллиона не пожалел!

Рассказывал Борис долго, мучительно подбирая слова, но вкратце его история сводилась к извращенной сказке про Золушку: примерно семнадцать лет назад остался Лев Романович Ярцев вдовцом с двумя мальчишками на руках. И если со старшим было все в порядке, то с младенчиком – сложно: кормилиц и нянек он изводил, если и не насмерть, то здоровья им точно не добавлял, окружающие тоже могли пострадать, не зря же он про двух охранников упомянул. Отцу, понятно, все эти годы не до личной жизни было: если что и случалось, то исключительно на стороне. Но худо-бедно справился: не удушил проблемного отпрыска подушкой, не скинул зимой в прорубь, через все испытания прошел, а это наверняка непросто было. Тысячи раз небось решение покойной жены проклял.

Мальчишка вырос, пора в самостоятельную жизнь выводить. А тут еще и любовь случилась на старости лет. Хотя какая там старость?! Льву Романовичу вроде еще и пятидесяти нет, для одаренного – самый расцвет. Вот и решил глава оградить новую жену и будущего ребенка от опасности.

Не подумал только, что Борис до этого в закрытом мирке рос на всем готовеньком и никаких навыков самостоятельной жизни не имеет. Да еще, видимо, слова не те подобрал, чтоб решение свое объяснить. Для домашнего мальчика это оказался серьезный шок. Все, что ему пришло в голову, – сбежать и обратиться к единственному другу за пределами семьи, то есть ко мне.

В конце повествования голос Бориса неожиданно наливается злобой:

– Ничего, я знаю, где эта дрянь бывать любит! Подкараулю, и…

– Отставить «подкараулить»! – срываюсь на армейский лексикон. Мстителя недоделанного тут мне еще не хватало! Да мне бы кто миллион на титул подарил – я б этого человека расцеловать не постеснялся! Вру, конечно, – сразу же подвох начал бы искать, но у меня и желающих как-то не наблюдается.

Полночи потратил на то, чтобы объяснить Борису свой взгляд на его обстоятельства. Тот, конечно, спорил, но в итоге со мной согласился. Отец ему, кстати, еще и нехилый счет в банке отписал – просто на проценты можно всю жизнь жить, если не шиковать. Никак мужик на вселенское зло не тянет, что я изо всех сил и пытался донести до мальчишки. Хорошо еще, вслух «нормальным мужиком» не обозвал, для дворянина это за оскорбление могло сойти.

А еще Ярцев, который теперь Черный, подкованный в дворянских заморочках, предложил создать союз двух родов с моим главенством. Эдакий клан в миниатюре. Хорошая мысль: возможно, стоит и Бушарину такой вариант вместо нашего контракта предложить. Только вот так, сразу… а вдруг потом пожалеет? Интересно, а какие есть возможности разорвать потом такой договор? Озвучиваю свои вопросы будущему вассалу.

Да, я все решил, от таких предложений в здравом уме не отказываются!

– Никак. Пока живы мы оба, этот договор действует. Дети, если захотят, подтвердят. Если пять поколений договор подтверждают, то он считается закрепленным навеки. Нынешние кланы именно так и обрастали союзниками. И не переживай, на самом деле не так уж много у тебя надо мной власти будет, наоборот, это мне гораздо выгоднее.

– Почему? – А я и размечтаться не успел как следует.

– Это только кажется, что мне все равно, какую энергию тянуть. На самом деле гасителям именно сила человеческого источника нужна, а вовсе не здоровье окружающих. И нужна в прямом смысле, без нормальной подпитки мы рано умираем. Не знаю, как понятнее объяснить…

– Не надо, я понял. Сила одаренных – это как еда. Если ее нет, сойдет все остальное, но только на время, как заменитель, пустышка. Вроде как воды нахлебаться, чтоб чувство голода заглушить. Но долго так не протянешь. Верно?

– Примерно так.

– Слушай, а с бусин тогда?..

– По твоей аналогии, это тоже еда, но так себе – есть с голодухи можно, но именно что с голодухи. Нормально «наесться» можно только напрямую от одаренного. Отец старался мне одаренных для подпитки найти, но чаще именно бусинами приходилось довольствоваться. Так что я кровно заинтересован быть к вашей компании поближе.

Кажется, сегодня ночью у меня появилась еще одна причина проведать Антона Малюту. Потому что союзный договор – это дело такое… серьезное, тем более раз на всю жизнь. Хотелось бы выяснить все заранее.

Воскресенье я и Черный – бывший Ярцев (никак не привыкну к его новой фамилии), проводим в шопинге. Недолюбливаю это занятие, да и словечко не перевариваю, но в русском языке слов для этого дела не знаю. Магазинство? Закупочная? В общем, шопинг – он и в другом мире шопинг. Возможно, стоило отложить этот процесс до Петербурга, но не являться же к князю в гости в одежде, купленной в самой обычной лавке? Не поймут-с. Еще, подозреваю, ателье столицы забиты заказами и не возьмутся за пошив даже за очень большие деньги, которых у меня и не особо много, учитывая предстоящие траты на переезд и вообще. Перещеголять высший свет не удастся ни под каким соусом, моя задача – просто выглядеть достойно.

Не буду описывать сам поход и стоны своей жабы, итогом пятичасового марафона стал весьма скромный, по меркам знати, гардероб, несколько предстоящих примерок, а также куча счетов и убитых напрочь нервов. Если б не Борис, который неплохо разбирался во всех этих условностях, типа: «…с костюмом этого цвета полагается надевать только персиковую рубашку, а ни в коем случае не бежевую!» (кто бы еще объяснил, в чем разница: на мой взгляд, обе рубашки были одинаковые!), – эта муть растянулась бы еще на большее время, так что огромное ему человеческое спасибо за помощь.

Вернувшийся Шаман внес недостающую нотку шума в наше царство, и я наконец-то почувствовал себя дома. Леха тоже приехал не один, компанию ему составил подтянутый мужчина лет тридцати – сорока с внимательным и серьезным взглядом. Хотя насчет количества лет я мог и ошибаться, с таким же успехом ему могло быть и пятьдесят. У одаренных, особенно светлых, очень трудно определить возраст навскидку.

– Егор, знакомься: мой бывший сослуживец – капитан Баринов Александр Владимирович, позывной – Бок.

– Егор Васин, будем знакомы. – Жму протянутую руку, после чего вопросительно уставляюсь на пилота. Фамилия смутно знакомая, но никаких ассоциаций данный индивидуум у меня не вызывает.

– Гор, я тут подумал… – Ого, он и это умеет?

– Лучше я сам объясню, – перебивает его гость. – Мы с Алексеем давние приятели, жили в одном городе, потом служили вместе на границе… – Точно, вспомнил: он свидетелем на суде выступал! Были о нем упоминания в газетной шумихе вокруг шалмановско-волковского дела.

– После трибунала, – продолжает тем временем гость, – на нас – тех, кто с ним дружил, – кивает в сторону Шамана, – неприятности посыпались. По отдельности вроде мелочи, но через некоторое время стало понятно, что в части нам больше жизни не будет.

– Волковы?

– Нет, командующий округом – генерал Останин. Он в том деле не очень хорошо себя показал, вот на нас и отыгрался. Двое других быстренько организовали себе перевод, а у меня, к сожалению, такой возможности не было. Пришлось писать рапорт на увольнение, благо выслуга позволяла. Так что теперь я совершенно свободный гражданский человек. И если возможно, хотел бы присоединиться к вам на тех же условиях, что и Алексей. Опыта мне не занимать. Могу и на зарядке работать, именно этим последние два года и занимался. Но хотелось бы, пока позволяет возраст, делать то, чему лучше всего обучен.

Теперь я знаю, в чем состоит моя миссия! Создать личную армию, свергнуть царя, разогнать кланы и насадить по всему миру Великую Демократию (или диктатуру?) имени меня! Иначе с чего бы ко мне идти исключительно бывшим воякам (парочка гражданских не в счет)? Хоть бы кто девочку привез командиру, так ведь нет – каждый мужика норовит: Бушарин – Борьку, но этот кадр хотя бы нам нужен для работы над энергоблоками; Земеля – брата, от которого пришлось избавляться; теперь Шаман – какого-то Бока, фрекен Бок ему в жены! Если еще китайцы приведут батальон своих соотечественников, я точно свихнусь. Революция неизбежна, товарищи!

Ладно, шутки в сторону, стоит присмотреться к потенциальному пополнению.

Внимательно оглядываю гостя.

– Сколько вам лет?

– Тридцать восемь.

– И всего лишь капитан?

– Гор, в подразделениях МБК очень многое зависит от силы дара, – вмешивается в собеседование Шаман.

– Не только. Хотя мои двести сорок три единицы против трехсот шестидесяти единиц Алексея, конечно, не катят, – без малейшего стеснения признается Баринов. – Еще наличие связей играет роль. Тут мы с Шаманом были примерно в равных условиях, но он еще до своих подвигов и основания собственного рода считался наследником отца, а я в своей семье стать главой не смог бы ни при каких обстоятельствах.

Интересное замечание. По последним замерам в училище мой источник выдавал 283 УЕ. Весьма спорная оценка, применяется в основном у военных, поскольку учитывает суммарный потенциал всех углов, но хоть какая-то точка для отсчета. По грубым прикидкам, чисто по сырой силе я превосхожу Шамана процентов на 5–7. И это не считая имеющегося у меня второго аномального темного треугольника. То есть в УЕ, как светлый, я «вешу» сейчас примерно 380–390.

– А триста шестьдесят – это много? – поворачиваюсь к своему пилоту.

– Проходной минимум для МБК – двести двадцать. Обычный клановый показывает примерно триста пятьдесят – четыреста. У Волкова, к примеру, было триста шестьдесят три. Самый сильный, кого я знал, показывал четыреста двадцать, но, может, есть еще круче, – отвечает Шаман, – тут ведь много еще зависит от распределения по углам. Для работы с МБК нужен равномерный разброс, а целителям вроде тебя это совсем не обязательно.

– Это ты сейчас к чему?

– Просто для примера. Этот показатель очень условный.

Сам знаю.

– Земеля?

– Триста пятьдесят три в УЕ.

– Ладно, с этим разобрались. Тогда еще вопрос: мне тут говорили, что кланы опытных пилотов стараются подобрать. С этими товарищами я понимаю: индекс на нуле, никто связываться не захотел, – мотаю головой в сторону своих пилотов, – а вы почему не в клановой гвардии?

– У вас устаревшие сведения. Обученных пилотов сейчас достаточно, конкуренция высокая. И опять же предпочтения отдаются тем, у кого источник помощнее. Если б не несколько трагедий, произошедших двадцать лет назад и выбивших около двух сотен пилотов – я бы не прошел по конкурсу со своими тогда еще двумястами тридцатью УЕ. А теперь даже с тремя сотками не всех рассматривают.