Текст книги "Видящий. Небо на плечах"

– Мальца я вытащу, – предупредил один из них, разминаясь, как бегун на старте. Пилот согласно кивнул, понимая, что еще один забег вряд ли осилит.

Сомлевшую Лину перехватил на руки Игорь-Гонец, повышенный за эту неделю во внутренней иерархии агентства до лейтенанта. А Шаман бездумно достал из кармана рацию и проговорил на волне «Кистеня»:

– Зёма, жаль, что ты этого не видишь!

– Не вижу чего? – оказалось, что начштаба столицы находится в зоне приема.

– Как человек укрощает стихию, – и сразу вспомнилось, чем заплатит Егор за это временное всемогущество. – Он хоть с вами попрощался?

– Леха, ты пьян?! Скажи мне, чем так можно налакаться, я себе прикуплю!

– «БК-148», расхожее название – «Берсеркер», не приходилось слышать?! Высвобождает все ресурсы источника! Две ампулы, и наш глава разворачивает Балтику! – пока Шаман мотался до сейфа с алексиумом, Михалыч успел его просветить, отчего бывают наводнения осенью.

– Так это из-за него тут чертовщина творится?!

– Две ампулы, Зёма, две!!! Одна – еще остаются шансы, но две!!! Три часа резонанса и гарантированная смерть! Куда ты смотрел, полковник?!

Олег был не первым, кто сегодня матерился в эфире.

– Аналогичный вопрос тебе, я про «Берсеркер» первый раз слышу. Ладно, все потом, где вы?

– Пеленг на «Касатку».

– Принято.

Вот уже и Михаил вынесен из эпицентра. А Егор по-прежнему истуканом сидит в одной и той же позе. В непрерывном фронте туч стали образовываться прорехи. Солнце, о котором питерцы, казалось, уже забыли, осветило берег мягким вечерним светом.

На руках Гонца заплакала очнувшаяся Потемкина.

– Что? – оглянулся Алексей.

– Вы не понимаете!!! Вы не видите!!! У него кончились силы!

– Как кончились? – спросил держащий ее Игорь. – Вон же он, сидит, колдует!

– Колдует!.. – горько передразнила она бойца, из-под зажмуренных век потоком катились слезы. – Он сейчас удерживает технику исключительно на своих жизненных силах. На зубах, если хотите! Когда говорят, что источник сгорает, – это не метафора! Он действительно горит! И ему сейчас больно!!! Он заживо сгорает, находясь в полном сознании!

– А бросить?.. Ну перестать колдовать? – растерянно поинтересовался Гонец, переглядываясь с остальными. После того, чему стали свидетелями, в плохой конец не верилось.

– Бесполезно! Единожды начавшись, процесс не останавливается.

Со стороны города спикировал Олег, но поговорить они не успели.

– Все! – тихо-тихо прошептала Лина, но ее услышали все. А потом почувствовали исчезновение сводящего с ума зуда. Невольное облегчение сразу сменилось пониманием, что оно означает.

Первым у распростертой на камнях фигуры оказался Земеля, задействовав прыжок меха.

– Не дышит, гаденыш! И сердце не бьется!

И с двух рук ударил по груди Егора молниями. Тело изломанной куклой выгнулось, чтобы снова безжизненно распластаться.

– Зёма, не мучь его, после такого не выживают!

– Да пошел ты! – и создал новый разряд.

– Зёма, он сам этого хотел! – сделал еще одну попытку достучаться до Олега Алексей.

– Отойди, не посмотрю, что друг!

Новая вспышка!

– Олег!

Еще две молнии!

– Олег!!!

– Да дыши ты… твою так и эдак! – заорал Земеля, соединяя волшебную мантру с очередным разрядом.

– Маму не трогаем! – раздался с земли хриплый голос.

Несмотря на то что это и было конечной целью реанимации, все отпрянули от неожиданности, а Олег ослабил хватку.

Егор, хлопая глазами, сел. Встал. И так же молча повалился обратно, разбивая голову о подвернувшийся камень. Шаману казалось, что до конца жизни он будет корить себя и остальных за то, что никто не успел остановить это падение.

Глава 10

Просыпаться было… да ну на фиг такие побудки!!! Меня очень ласково погладили по голому заду!

Развернуться и посмотреть, кто такой смелый, помешал ремень, фиксирующий голову, и наручники, прочно удерживающие руки на поручнях каталки?.. стола?.. в общем, места, на котором я лежал вниз животом. Попробовал пошевелить ногами – та же фигня, то ли прикованы, то ли привязаны.

Сказать, что я очканул, – это сильно преуменьшить, очень сильно! Волосы по всему телу, включая беззащитный зад, дружно встали дыбом.

Несколько безумно долгих секунд я ждал новых действий невидимки, но больше на мой тыл никто не покушался.

Темнота.

Тишина.

Может, показалось?

Но тогда какого лешего я лежу голый и прикованный?!

Начал осторожно елозить браслетами: похоже, стандартные полицейские наручники. Уже увереннее подергал руками, пошатал поручни в разные стороны и вдруг выщелкнул правый из пазов.

– Слышал? – заставивший меня замереть вопрос раздался где-то за спиной, но не в самом помещении, а приглушенный закрытой дверью.

– Прекращай дергаться, после той дозы, какую ему вкатили, он еще часа три спокойно валяться должен! – ответил другой мужчина.

– С этим… – маскирующая ругательство пауза, – никогда ничего наверняка не знаешь! Очнется – собственноручно прибью! – И голос был так убедителен, что я как-то сразу поверил: у его обладателя слово с делом не разойдется! Придушит, прибьет, а может, и чего похуже… Собственная уязвимая поза занервировала еще больше.

– Зёма, кончай уже! Половина повреждений – от тебя, у него на груди живого места не было!

– Да ты вообще молчи! Если б я тебя слушал – точно труп бы только и довезли!

– Ну сколько можно-то! Говорю же: я тогда не в себе был! В голове такая каша!

– Ладно, пошли, сейчас Ван с Метлой придут, покараулят. – Мужские голоса удалялись, пока разговор не стал совсем неразличимым.

Итак, что мы имеем?

Я в плену. У кого? Понятия не имею! Но, судя по унизительной позе, меня тут не пряниками кормить собираются!

Дожидаться какого-то Вана с уборочным инвентарем (на фига ему метла?) точно не стоило.

Вынутая из креплений металлическая трубка проскользнула сквозь петлю цепочки, подарив свободу правой руке. С двумя браслетами, оставшимися на запястье, буду разбираться потом. Дальше пошло легче: расстегнул ремень на голове, проверенным способом избавился от поручня у левой руки, привстав на четвереньки, на ощупь развязал ноги.

Слез и наступил босой ступней на ткань. Поднятая с пола простыня (шелковая?), быстренько наброшенная на тело, дала ответ на первую загадку дня: за поглаживание я принял скольжение материала по коже.

Фух!.. Надо же!.. Врагу не пожелаю пережить панику, наведенную этой тряпкой! А ведь уже поверил, что меня, такого молодого и красивого, собираются…

Стоп! Какого молодого и красивого?..

В кромешной темноте себя я не видел, но, по сугубо внутреннему убеждению, молодость и красота остались у меня в далеком прошлом, годиков эдак… А сколько мне вообще лет?..

Кто я?!

Что за!..

От невозможности ответить на элементарный вопрос закружилась голова. Судорожно схватился за только что покинутое ложе.

Проведя ладонью по контурам и поверхности, сообразил – послеоперационная кровать. И явно навороченная.

Мне делали операцию?..

Однозначно – нет! Шкура была целой. Уж я бы заметил! Помню, аппендицит вырезали, так…

Шрам от аппендэктомии на привычном месте отсутствовал.

Где?!

Аппендэктомия… слово-то какое еще выбрал! Я его вообще знаю?

Какая-то часть меня твердила, что я в жизни бы так не выразился, а часть сопротивлялась: «аппендэктомия», «лапароскопия», «резекция», «экстрипация»… Знакомо-незнакомые термины легко ложились на язык. Добило меня «лигирование», не имеющее ничего общего с легированием металлов.

У меня что, кроме амнезии, еще и раздвоение личности?!

Мат не вызвал отторжения ни у одной.

Ладно, пора брать себя в руки!

Итак, еще раз: некто Зёма бил меня по груди и, судя по подслушанному разговору, неслабо. Кстати, где гематомы? Ощупал торс. А побаливает! Точно!!! Второй сказал: меня чем-то накачали! Вот и не чувствую почти боли! Понятно, едем дальше!

Этот самый второй был не в себе, что чуть не привело к моей смерти. Тоже бил и впал в раж? Перестарался?

А теперь они караулят меня, чтобы добить?

Нет, я им зачем-то нужен живым.

Я владею какой-то информацией?.. Или вообще что-нибудь украл у них?..

Очень похоже на правду.

Но если я что-то и знал, то теперь благополучно забыл. И не факт, что даже под пытками вспомню. Уматывать отсюда надо!

Неяркий свет в коридоре, куда я осторожно выглянул, резанул по зрачкам.

Черт, а я ведь почти слеп на правый глаз! Пока находился в темноте, не замечал, а теперь вот выползло. Сбоящее зрение мешало и бесило, подсказывая, что это ненормальное для меня состояние. Счет к пленителям увеличился.

Короткая пробежка закончилась у обшарпанной двери. Толчок особым образом (я это знаю?) Бинго! Казавшаяся запертой каморка раскрылась!

Одежда с чужого плеча, выглядевшая под стать месту хранения, была все же лучше, чем ничего. Пошарив по шкафам, собрал еще небольшой узел на первое время. Когда вернется память – неизвестно, а жить как-то надо уже сейчас.

Окно (третий этаж!), задний двор, забор за деревьями…

Побег, так резво начавшийся, все больше походил на черепаший шаг: паузы между рывками становились длиннее, а сами рывки – короче. И это я все еще не покинул территорию!

Как штурмовал ограду – отдельный рассказ. Литая решетка отличалась завидной высотой и заостренными прутьями поверху. Голос внутри шептал, что для меня это не препятствие, но в том-то и дело, что препятствие, да еще какое! Попытки с десятой сумел взгромоздиться на верхнюю перекладину, а вот удержаться не удалось – очнулся на холодной земле уже снаружи.

Кряхтя и постанывая, поднялся, взглядом натыкаясь на стоящую напротив бабу, уже набиравшую воздух для крика. Удушающий захват не удался – старею, видать, руки уже не те.

– Барин, отпусти, это ж я, Анька! – просипела она.

Анька?.. Аня?.. Имя тепло отозвалось где-то у сердца.

Я ее знаю? Ослабил хватку, чтобы почти всем весом навалиться на женщину.

– Барин?.. Ох ты ж, господи! – и она потащила меня куда-то.

Новое пробуждение было не в пример хуже: болело все! Единственное утешение: пальцы нащупали женскую грудь. Впрочем, открыв зрячий левый глаз, чуть было не заорал от ужаса: при всем желании мне столько не выпить! Резко отпрянул от пропитого лица и со всей дури звезданулся затылком о стену.

– Оу!!! – взвыл от дополнительной боли. Искры в глазах, что интересно – в обоих, сменились калейдоскопом картинок, сцен, разговоров, которые лавиной накрыли мой многострадальный мозг.

В третий раз очнулся на той же вонючей лежанке, но хотя бы сам собою.

Да… Кем надо быть, чтобы с риском для жизни смыться из благоустроенного госпиталя и перебраться в бомжатник? На ум приходит только одно определение: эпический кретин!

О лечении пиявками знаю, о лечении пчелами знаю, плавание с дельфинами, говорят, при нервных расстройствах помогает… кошкотерапия еще… А вот обкладывание бомжами – это Егор Васин открыл новое слово в медицине! Господи! Лишь бы не узнал никто! Ржать же весь Питер будет!

Хотя хорошо, что Анька-Буфетчица меня узнала и к себе утащила, в моем прошлом состоянии я запросто мог замерзнуть на улице. Эпический конец! – опять пришло на ум то же определение за неимением других. Выжить после двух боевых коктейлей и сдохнуть в канаве… Вздыхая и кляня себя на разные лады, потащился сдаваться в слабом свете начинающегося дня. Благо общага студентов медакадемии, а значит, и ночлежка Буфетчицы располагались недалеко от госпиталя.

Что можно сказать о следующем дне: если любовь измерять децибелами и нотациями, то я однозначно в ней купался. В стороне не остался даже добродушный Ван, изощренно костеривший меня на китайском.

К моменту когда примчались пилоты, я успел выслушать претензии и от Метлы, и от Вана, и от Нади, и от Коли, и еще от десятка знакомых медиков. Больше всех разорялся офтальмолог, днем ранее закачавший мне какую-то гадость в глаз, из-за которой и надо было несколько часов лежать неподвижно на брюхе.

– Нет, ну это ж надо!.. Браться повторно за ваш глаз сейчас я не рискну, сначала надо старый гель удалить, а это тонкая операция, моей квалификации на нее не хватит, – недовольно завершил он свой осмотр. – Или подождать, пока он сам собой рассосется, это примерно месяц. Как еще один вариант, рекомендую подождать возвращения Новикова и обратиться уже к нему – вам он не откажет, они с Бергеном старые друзья… были. В любом случае сейчас – только покой, нервничать и перенапрягаться вам запрещено категорически!

То же самое напутствие выдал Николай, продиагностировав и ощупав мою обритую налысо голову: трещина в черепе срослась, но перенапрягаться нельзя!

Даже Шаврин – чтоб его! – считавшийся специалистом по аномалиям с источником, дотащившись до моей палаты, повторил их слова, предварительно отругав за беспечность. Только даже одним зрячим левым был заметен предвкушающий огонек в его глазах – я явно стану хитом его диссертации или какой-нибудь научной работы.

Но каждый новый посетитель заставлял меня напрягаться вовсе не от ожидания ругани и поучений – это было нормально, сам бы такого пациента прибил.

Я больше не видел. Совсем.

Мне нечего было разглядывать в ночлежке Буфетчицы – ни одаренных обитателей, ни артефактов там отродясь не водилось. Я мог с натягом предположить, что на обратном пути в палату мне не встретился никто с источником – в конце концов, целители могли до сих пор отлеживаться после эпидемии, а добровольцы, прибывшие в столицу и теперь хозяйничавшие на этажах, в основной своей массе были неодаренными. Но при виде Ивана, который больше для меня не светился, последние надежды разбились в пух и прах. И еще раз – при виде Николая. И при виде каждого, о ком я точно знал, что это одаренный.

Неудивительно, что пилоты, которые тоже теперь для меня ничем не отличались от остальных людей, нарвались. Выслушав претензии по новому кругу от Шамана (Зёма только молча сверлил меня взглядом от двери), я взорвался:

– Леха! Скажи спасибо, что я все вспомнил! В прошлый раз в подобной ситуации я от Москвы до Баку катился колбаской! И это я тогда еще хоть что-то соображал! А тут!!! В темноте, с голой задницей, прикованный к кровати! Не помню абсолютно ничего: ни кто я, ни где я! А за стенкой вы грозитесь убить! Очень убедительно, надо сказать!

– У тебя на правом глазу сетчатка от удара о камень отошла, – перешел он с гневных порицаний на нормальную речь. – Надо было полежать спокойно, а ты все бинты, которыми тебя фиксировали, обрывал и ворочался. Вот Рус и придумал наручниками тебя закрепить.

– Это я сейчас знаю, – беря себя в руки, пробурчал я. В чем друзья-то виноваты? Я готов был заплатить цену, и я ее заплатил. А то, что она мне не нравится…

– Тебе в итоге такую дозу обезболивающего со снотворным вкатили… – продолжил оправдываться Леха, – нам гарантировали, что ты несколько часов спокойно проспишь. Дальше по коридору Лина и несколько ребят из «Кистеня» дежурили, потемкинская охрана притащилась. К тебе каждые несколько минут кто-то заглядывал! Представь наше потрясение, когда ты просто испарился! Тебя же в этом госпитале каждый знает! Не мог ты незаметно выйти, а при этом тебя нет! У нас, если честно, дошло вплоть до версии о вознесении во плоти на небеса. Потом уже сообразили с ищейкой след взять, но только до ограды смогли пройти, дальше все дождем смыло.

Мне было и стыдно, что заставил всех переволноваться, и – чего скрывать? – приятно это неприкрытое беспокойство, и в то же время я отлично знал: повторись та ситуация, я бы точно так же метнулся прочь – уж слишком обстановка походила на плен. А на плен у меня еще с афганских времен неистребимая фобия, даже амнезия не смогла ее задавить.

Врачи, выдавая предписания на покой, были и правы, и не правы одновременно.

Наставник у нас с Колей был один, так что черепушкой моей можно было снова разбивать камни. Не самое удачное сравнение, учитывая, что счет был пока в пользу камней, но Николай просто перестраховывался. То же относилось и к последствиям реанимации от Земели.

Проблема глаза не решалась до конца карантина, а там меня в любом случае вылечат. Новиков действительно вряд ли мне откажет – благодаря Максиму Иосифовичу мы были знакомы, я даже ассистировал ему как-то при операции. Ну как ассистировал… работал батарейкой, но тоже было интересно. Уж на самый край есть матушка.

Рекомендации Шаврина можно было сразу спускать в унитаз – в одной конкретной узкой области, касающейся потери источника, я ориентировался гораздо лучше него. Как практик, опять же, но мне научная база и не требовалась. Так что лежать ему на радость я не собирался.

А с видением мне не мог помочь никто. Пока еще теплилась надежда, что с восстановлением зрения в правом глазу вернется и буйство красок магии, постоянно окружавшее меня, но в глубине души уже сейчас зрело понимание: не вернется.

И от этого хотелось выть и бросаться на стены.

Желание, недостойное ни подполковника авиации Васина, ни генерал-губернатора графа Васина. Которое можно и нужно глушить работой.

Мое появление в штабе вышло будничным: за двое суток, пока я отлеживался, наводнение все же состоялось. Позже и в меньшем масштабе, чем ожидалось первоначально, но люди настолько измотались, что сил на какие-либо эмоции у них не осталось. Ольга, уступив мне стол, едва сделала несколько шагов до дивана и отрубилась, еще не коснувшись головой валика. Пришлось оттаскивать ее в комнату отдыха и устраивать там.

Привычно протянул руку, чтобы бросить на великую княжну волну жизни и… беспомощно опустил.

Трудно быть богом. Еще труднее перестать им быть.

Стиснув зубы, устроился в уже обжитом кресле, поднимая первую трубку. Жизнь продолжалась.

Оставшиеся десять дней до окончания карантина пролетели как один.

Едва отросший на голове белоснежно-седой ежик волос и черная повязка на глазу отлично заменили «шарм»: мои приказы исполнялись без проволочек. А оспорить право их отдавать не рискнул никто: ни повылезавшие из своих щелей представители кланов, ни выздоравливающие штатские и военные чины. И уж тем более ни Олег с Ольгой.

Пожалуй, никогда еще приезд императора жители столицы не отмечали так бурно и искренне радостно, ведь он знаменовал окончание черного месяца. Вдоль пути кортежа выстроились целые колонны счастливых встречающих, добавляя хлопот по обеспечению порядка. Отчасти эту задачу решили прибывшие накануне части гвардии, но все равно беготни хватило и нам. Торжественную встречу смазал сам Константин: он обнял поочередно меня, дочь, а потом, после почти незаметной глазу задержки – Олега, вызвав бурю восторга у толпы. Пообнимался он и еще с некоторыми – в частности, Гольдштейн удостоился высочайших похлопываний по спине, а потом император произнес речь. И честно скажу, даже меня что-то в ней зацепило, что уж говорить об остальных собравшихся.

На чтение многостраничного рапорта его величество потратил гораздо меньше времени, чем я – на его составление, примерно сорок минут, которые я вынужден был провести на софе в его кабинете, незаметно выхлебав целый кофейник остывающего кофе – единственный доступный теперь стимулятор. Когда последняя страница заняла свое место в соседней перевернутой стопке, он вернулся взглядом ко мне:

– Я догадываюсь, какие причины двигали вами при уничтожении научного комплекса…

– Справедливости ради стоит отметить, что уничтожать его я не собирался, – влез я со своим уточнением. – Иначе бы вызвал авиацию сразу. Сработала закладка Грушина, завязанная на уничтожение «Компаса», земля ему комом!

– «Компасу»?..

– Обоим: и детищу, и создателю! Простите, государь. Я до сих пор не знаю, какие причины двигали Грушиным, но то, что он совершил… у меня в голове не укладывается! К тому же зачем он позвонил мне?

– На это ответить проще всего: за время работы к Петру Ильичу скопилось немало вопросов. Созванная из экспертов комиссия уже сейчас насчитала как минимум три направления, бездарно загубленные на корню господином Грушиным и его ставленниками. Однако случай с вашим Бушариным был самым ярким. Сколько вы потратили на завершение исследований?

– Денег или времени?

– И того и другого.

– По времени – чуть больше года с момента нашего знакомства, но стоит учитывать, что профессор, вероятно, не переставал думать над проблемой и во время вынужденного простоя. А по деньгам?.. Если брать чисто денежные затраты, то не так уж и много – миллиона два. Извините, государь, я затрудняюсь перевести в деньги помощь моих людей – обладателей уникальных талантов.

– Вашего ручного гасителя?

– И его в том числе. Не стоит забывать и о других: без того же механика многие задумки профессора вряд ли были бы так легко воплощены в металле. Пилоты испытывали его схемы и заряжали ему накопители. Я тоже этим занимался, государь.

– Не будем мелочиться и оценим эти траты еще в пять миллионов. Итого семь. Сумма, почти неподъемная на тот момент для вас и вполне вписывающаяся в бюджет того, что страна выделяет на науку. – Император сделал паузу, отвлекшись на собственную чашку кофе, но вскоре продолжил: – Я не в состоянии сам оценить перспективность того или иного направления, для этого у меня есть целый штат советников по науке, среди которых Петр Ильич занимал не последнее место. Но если десятиклассник с риском надорваться вкладывает деньги в исследования, которые императорский советник в свое время с громким скандалом закрыл, и добивается при этом оглушительного успеха… Для меня это знак, что пора менять советника, что я и сделал. Возможно, зная о неизлечимой болезни Петра Ильича, я бы не стал торопиться с его отставкой. Возможно! – выделил он. – Но Максим Иосифович не счел нужным проинформировать кого бы то ни было о состоянии здоровья господина Грушина. Врачебная тайна, чтоб ее! До недавнего времени мы даже не знали, что Грушин вообще к нему обращался! И для нас, скорее всего, так и останется загадкой, по каким причинам отказал ему Берген. Однако теперь, зная, на что в том числе тратил Грушин выделяемые ему средства, я бы не просто снял его, а приказал арестовать, но это уже из области допущений. Вы же, с точки зрения Петра Ильича, были причастны сразу к двум его бедам: ни для кого не секрет, под чьей рукой добился успеха Бушарин со своей новой схемой энергоблока и чьим учеником вы были.

– Логику сумасшедших трудно принять, государь. А Грушин для меня так и останется сумасшедшим, но я допускаю, что причины ненавидеть меня лично у него были.

– Вернемся к комплексу. Я желаю знать, по каким причинам вы полезли туда сами, а не оставили это профессионалам, уничтожив при этом многомиллиардный проект.

– Еще раз повторюсь: уничтожать комплекс целиком в мои планы не входило. Я готов это подтвердить под любым допросом, государь. Почему полез сам?.. Я, конечно, могу попытаться оправдаться тем, что не знал, не думал… Все я знал – и кто туда пошел, и зачем. Но при всем моем уважении к Тихону Сергеевичу, он все-таки не глава государства, и давать эти знания в руки ПГБ… Вот если бы я услышал приказ от вас: «Не лезь!» – я, безусловно, послушался бы.

– Почему не задействовали солдат гарнизона?

– А смысл? Там, где не прошли бы мы с Олегом и Борисом, не прошел бы никто. Это не хвастовство, государь, это факт. К моменту нашего прихода безопасники так и топтались на верхнем уровне. А каждый час промедления – это еще сотни заболевших.

– Будем считать, что с этим разобрались. Коль нет у вас доверия к Милославскому в этом вопросе, записи с доспеха Земелина предоставите мне лично, так же, как и ваш рапорт в единственном экземпляре о содержании бумаг Грушина. Не надо делать такие удивленные глаза, кхм… – Император споткнулся, напоровшись взглядом на мою черную повязку, однако поправлять себя не стал. – Если я способен с первого раза запомнить увиденный текст, то вам с вашей силой… кхм… – опять споткнулся Константин. – Описание принесете на следующую аудиенцию. Вряд ли Тихон Сергеевич будет благодарен за ваши экзерсисы, но я прослежу, чтобы претензий к вам он не имел.

Маленькое уточнение: нас там было пятеро. О том, что я листал бумаги, я никому не говорил. Ли отпадает по известным причинам. Итого остается трое: Борис, до сих пор винящий себя в смерти Ли, Олег, из которого лишнего слова не вытянешь, и Руслан, который «нем, как могила». Двое со мной с тех пор, когда я был никому не интересен, и лишь третий возник после первой встречи с Милославским. Ай да Рус, ай да сукин сын! И ведь даже «детектор лжи» прошел! Вот уж точно: мало знать, как спрашивать, надо еще знать, что! Изящно меня обыграли!

Император, не зная, что дал мне такую богатую пищу для размышлений, вернулся к разговору:

– Хотя впредь я повелеваю вам не предпринимать действий подобного масштаба без согласования со мной. И не рисковать без нужды собственной головой – для этого есть подчиненные. Если бы вы все погибли там, столица опять осталась бы без руководства. И я далеко не уверен, что Ольга справилась бы. Разумеется, без помощи ее бы не оставили, но вам следовало принимать во внимание этот факт.

– Так точно, ваше императорское величество!

– Оставьте ваше солдафонство! Вы меня поняли?

– Понял, Константин Александрович. Могу только надеяться, что впредь у меня не будет таких ситуаций.

– А вот об этом поговорим отдельно.

Отложив бумаги, Константин встал и прошелся по кабинету, вынуждая меня встать вместе с ним.

– Сидите! – махнул мне рукой правитель. – Мы не на официальном приеме. С вами у меня сейчас сложился интересный прецедент: подтвердив ваши полномочия генерал-губернатора, пусть и чрезвычайного, я автоматически присвоил вам соответствующее звание, не уточнив, правда, ступень, но раз вас запомнили генерал-майором, то пусть так и останется. Я от своего слова не отказываюсь, и эти звезды вы носите по праву. Девятнадцатилетний генерал-майор, на деле доказавший соответствие своему званию. С одной стороны, плевок в лицо действующему генералитету, среди которых даже сорокалетних меньшинство, с другой – не разжаловать же мне вас!

– Мое прошение об отставке лежит у вас на столе.

– И я его, если заметили, не подписал! Так же как и прошение вашего полковника Земелина! – Я заметил, как император уже второй раз изящно опустил часть фамилии Олега. – Теперь уже моего, кстати. Вассальные узы вам придется разорвать, это приказ. Надеюсь, мне не надо объяснять почему.

– Уже, государь.

– Очень хорошо. Для Земелина у меня уже есть новое назначение. Что же касается вас… За этот месяц в империи образовалось несколько вакансий, которые вполне вам подойдут. Первое – это место главы службы безопасности императорской фамилии. Вероятно, вы знаете, что Владимир Антонович скоропостижно скончался на своем посту. – Император хищно и многозначительно усмехнулся, давая понять, что сказанному не очень-то можно верить. – Я могу придержать этот пост для вас, назначив временного исполняющего обязанности, пока вы пройдете соответствующие обучение и стажировку.

Предложение было неожиданным, не по возрасту и чину, хотя нет, звание-то у меня как раз-таки было подходящим. Но какими извилистыми путями блуждала мысль императора, идя к этому решению, угадать я бы не взялся. Зато, только представив, скольким людям я оттопчу ноги, приняв эту службу, как сильно будут меня ненавидеть подчиненные, которым я перекрою карьеру, про себя содрогнулся. К тому же это было отнюдь не то, к чему я стремился.

– Категорическое нет, государь, – воспользовался я традиционной первой возможностью отказаться. – Мало того что обучение и наработка опыта займут годы, так и эта должность совершенно не по мне. Я слишком долго отпихивался от возможности служить в Приказе, чтобы теперь… – на язык просилось «влезать в такое же дерьмо», но пришлось дипломатично закончить другими словами: –…согласиться на это назначение.

– Поздравьте меня, я только что проиграл червонец Тихону Сергеевичу! От вас, Егор Николаевич, казне одни убытки!

– Так предложение было шуткой? – вскинулся я.

– Ничуть! – перешел обратно на жесткий деловой тон император. – Я не склонен разбрасываться и шутить такими вещами, граф! Сейчас, разумеется, вы не готовы, но согласись вы, и несколько лет двадцать четыре часа в сутки вас натаскивали бы лучшие специалисты, не давая ни минуты передышки. Я в курсе ваших проблем и в курсе, что вы способны их преодолеть. Но, как мне сказали знающие люди, безделье вам сейчас противопоказано. Вам нужно дело, которое займет вас целиком, обучение и практика с последующей в перспективе должностью как раз стали бы стимулом к жизни.

Судя по знакомым словам, Константин успел пообщаться с Большаковым. Интересно, как отчим перенес высочайшую аудиенцию? До сих пор в счастливом обмороке или мать его уже откачала?

– И все же нет, государь. – Произнося повторно отказ, я с признательностью склонил голову. Честно, не ожидал от императора такого участия в своей судьбе.

– Нет так нет. Первую возможность отказаться вы использовали. Второе предложение: мне требуется новый директор имперского научно-исследовательского комплекса и советник по развитию промышленности, завязанной на алексиум. Подождите отказываться! – прервал мою попытку заговорить Константин. – Это не столько научная, сколько административная деятельность. Комплекс, разрушенный вами, придется восстанавливать с нуля, это займет вас не меньше чем на год. Для научной работы у вас есть Бушарин. А ваши уникальные способности…

– Нет больше моих уникальных способностей, государь, – перебил я императора.

– Но, может быть, с восстановлением источника… – впервые растерялся сбитый с нити разговора хозяин кабинета.

– Я все еще надеюсь на это, но вряд ли.

– Вот как? Мне очень жаль.

– Не надо меня жалеть, государь. Согласитесь, это очень скромная цена за жизни горожан. Даже если это спасло всего десяток, оно того стоило.

– Ваше самопожертвование спасло гораздо больше, чем десяток жизней. Вы, кстати, наверное, не знаете, но благодарные жители столицы хотят установить на том берегу памятник. Уже и петицию в канцелярию подали. Тысячи подписей.

– Обалдеть! – вырвалось у меня. – Простите, государь, это от неожиданности. Лестно, конечно. Но если что – я против.

– А это не вам решать, – рассмеялся собеседник на мою реакцию. – Итак, вернемся к моему предложению. Что вы на него скажете?

– Боюсь, что опять откажусь. Не в моих правилах советовать, но тому же Александру Леонидовичу Бушарину это назначение пришлось бы гораздо больше ко двору.

– А вы его отпустите? – остро глянул на меня правитель.

– Если он согласится, то разумеется. С чего мне возражать? – Я удивился самой постановке вопроса.

– С того, что дальнейшие его открытия уже не будут принадлежать вам. Многие на вашем месте не отпустили бы.

– Тот старт, что он мне дал, уже тысячекратно превзошел все самые смелые ожидания. Не знаю, поверите ли вы, но первоначально я всего лишь хотел, чтобы он собрал мне несколько рабочих энергоблоков.