Текст книги "Невиновные под следствием"

10 апреля 2012 г. тогда еще президент Дмитрий Медведев обсудил с третьей рабочей группой «Открытого правительства» проблемы бизнеса, конкуренцию и предпринимательский климат в России [7]. По итогам было подписано множество поручений, а к самому заседанию разнообразные ответственные лица подготовили больше десятка докладов. В том числе и доклад о безопасности ведения бизнеса в стране, его планировалось обсудить сразу после рассмотрения вопросов, связанных с коррупцией.

Времена стояли для бизнеса вполне веганские, но многие уже начинали что-то понимать. Президент Московской биржи ММВБ-РТС Рубен Аганбегян уже в самом начале встречи заговорил об избыточном присутствии государства в экономике, о давлении на бизнес со стороны правоохранительных органов и судебной системы, о том, что каждый шестой предприниматель в стране подвергался уголовному преследованию и лишь 4 % граждан России хотят начать свой бизнес, тогда как в развитых странах таких граждан – 25 %.

Господин Аганбегян отметил, что судебная система сформировала имидж предпринимателя-жулика, и назвал юрисдикционным проигрышем то, что за последние десять лет (с 2002 по 2012 г.) государство «выгнало» за рубеж более 1,25 млн человек и 37 крупных компаний.

Дмитрий Медведев тогда было засомневался в данных, но заметил, что если они верны, то это катастрофа, потому что при таких подходах предпринимательский климат завязан на деятельность уголовной системы. «Речь идет о цифрах, которые подрывают предпринимательский климат в стране», – сказал он.

Когда дошло до обсуждения самого доклада о безопасности бизнеса, спецпредставитель президента Башкирии по инвестиционному сотрудничеству, вице-президент «Деловой России» Андрей Назаров сообщил, что, по результатам опроса журнала «Эксперт», 17 % предпринимателей уже приняли решение уехать из страны.

К слову, тот же опрос выявил более настораживавший факт: каждый второй предприниматель не исключал эмиграции в будущем.

В докладе Андрея Назарова имелись и другие примечательные тезисы. Он говорил о несоразмерности наказаний за экономические преступления фактическим их последствиям, о том, что за десять лет по экономическим статьям осуждено 3 млн человек, из которых 90 % – предприниматели. По оценкам, приведенным в докладе, на конец 2011 г. в стране было зарегистрировано 7,5 млн субъектов предпринимательства, более 13 000 находились в местах лишения свободы по приговорам судов, а еще 120 000 приговорены к наказаниям, не связанным с лишением свободы, в результате чего государство потеряло 254 млрд рублей в виде недоплаченных налогов.

Андрей Назаров внес тогда пакет предложений по либерализации уголовного законодательства. Он предложил «разделить» статью 159 УК РФ («Мошенничество») по видам и выделить в отдельный состав мошенничество в сфере предпринимательства, имея в виду заведомое неисполнение договорных обязательств.

Справедливости ради эта идея исподволь становилась модной, утверждения о необходимости либерализации уголовного процесса для предпринимателей и разграничении составов мошенничества звучали и ранее.

Дмитрий Медведев в интервью трем российским каналам 24 декабря 2009 г.: «Мы должны понимать, что, например, за некоторые виды экономических преступлений, преступлений, связанных с налоговыми действиями, вовсе не обязательно на стадии предварительного следствия людей сразу же законопачивать в тюрьму, тем более что потом их приходится выпускать» [8].

Александр Бастрыкин, на тот момент руководитель Следственного комитета при прокуратуре РФ, в интервью «Российской газете» 26 января 2010 г.: «Один из факторов, способствующих злоупотреблениям, – это несовершенство уголовного закона. Именно пробелы в законе оставляют большой простор для нарушений или просто субъективного усмотрения того, кто применяет этот закон. Приведу пример: из-за отсутствия в Уголовном кодексе специальных норм бóльшая часть преступлений в сфере предпринимательской деятельности квалифицируется по статье 159 УК РФ. Эта популярная статья предусматривает ответственность за мошенничество. Состав данного преступления включает в себя такой оценочный и, скажем откровенно, абстрактный признак, как обман или злоупотребление доверием. При желании „злоупотребление доверием“ можно разглядеть во многих действиях» [9].

Много говорилось на встрече и о том, что уголовные дела в отношении предпринимателей следовало бы возбуждать исключительно по заявлениям потерпевших, и о необходимости дать бизнесу четкий сигнал: быть коммерсантом в России безопасно.

Интересно, что сам Дмитрий Медведев идею разделения статьи не поддержал, предположив, что подобная мера может привести к обратному результату и увеличить количество привлекаемых к ответственности. Надо признать, что это был верный прогноз, вероятно единственный таковой на заседании.

Также Дмитрий Медведев сказал на той встрече об уехавших бизнесменах: «Они вернутся, если создадим нормальные условия для работы».

Но они не вернулись.

Дифференциация состава мошенничества стала тогда модным трендом. Влиться в мейнстрим попытались многие. Уже в мае 2012 г. Верховный суд подготовил и направил в Государственную думу законопроект с предложением ввести особенные составы мошенничества, всего пять: мошенничество в сфере кредитования, мошенничество при получении денежных выплат, мошенничество с платежными картами, мошенничество при осуществлении инвестиционной деятельности, мошенничество в сфере компьютерной информации.

Законопроект оказался крайне туманен в том, что касалось его целей и перспектив. Верховный суд не предложил ни сузить границы преступных деяний, ни расширить их, а лишь отдельно выделить в Уголовном кодексе несколько диспозиций, которые охватывались бы статьей 159 УК. Более или менее разумным представлялся тезис из пояснительной записки, подготовленной Верховным судом, о том, что конкретизация составов мошенничества снизит число ошибок и злоупотреблений во время возбуждения уголовных дел о мошенничестве, будет способствовать повышению качества работы по выявлению и расследованию таких преступлений, правильной квалификации содеянного органами предварительного расследования и судом, более четкому отграничению уголовно наказуемых деяний от гражданско-правовых отношений.

Но и этот тезис, по мнению скептично настроенных экспертов, упирался в правоприменение, формируемое низовыми звеньями следственных и оперативных структур (и неизменно поддерживаемое судами в приговорах), которые ориентированы на общеуголовное мошенничество как на тяжкий состав, по которому можно принимать меры процессуального принуждения, обыскивать и применять жесткие меры пресечения. Законопроектом же такие преступления предполагались как максимум средней тяжести, по которым срок лишения свободы не мог превысить пяти лет.

Тем не менее Верховный суд не счел нужным пояснять, каким образом разграничение мошенничества сможет повлиять на снижение количества злоупотреблений и ошибок. Законопроект ожидаемо вызвал критику академического сообщества.

Кафедра уголовного права и криминологии МГУ указала, что Верховный суд, ссылаясь на зарубежный опыт разграничения мошенничества, неверно определяет суть разграничения составов этого преступления в европейских странах. В пример был приведен Уголовный кодекс Федеративной Республики Германия, в котором действительно содержатся особенные составы, например «мошенничество при кредитовании». Состав этого преступления, в отличие от простого мошенничества, формальный, то есть наказуемым деянием является не хищение, а предоставление ложной информации кредитору.

Помимо этого, кафедра отметила, что проблема разграничения мошенничества и неисполнения договорных обязательств находится в плоскости не законодательства, а подходов судов к оценке обстоятельств дела.

С этим нельзя было не согласиться, но доводы специалистов МГУ остались тогда незамеченными. Нельзя не признать и то, что время показало: все именно так – благие намерения, если они и имелись, были в зародыше уничтожены подходами правоприменителей.

Бизнес-омбудсмен Борис Титов с оговоркой, но одобрил законопроект: «Верховный суд предложил мошенничество разделить ‹…›. Но, к сожалению, они не до конца предусмотрели все необходимые изменения. Поддержав это в первом чтении, мы все-таки будем вносить достаточно большое количество изменений ко второму чтению. Например, наказания по каждому из этих составов должны быть разные, меньшие, чем по центральной статье, то есть за мошенничество в экономической сфере наказания должны быть, по нашему мнению, меньше, мы предложим свои размеры наказания. Кроме того, мы считаем, что по многим видам из этих составов инициировать открытие уголовных дел может только пострадавшая сторона, чтобы не государство инициировало его, а только чтобы без пострадавшей стороны дела открываться не могли» [10].

Бизнес-омбудсмену приходилось впоследствии высказываться по этой теме регулярно, часто его публичные изречения были явно обусловлены конъюнктурой момента, но в целом он выдерживал основную линию: применение статьи 159 УК силовиками наносит колоссальный ущерб бизнесу.

Ко второму чтению законопроект существенно изменился, в нем появилась статья 159.4 – «Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности». Санкции по ней предполагались мягче, чем в статье 159.

Помимо этого, по предложению Министерства экономического развития законопроект пополнился изменением в статье 20 УПК, переносящим дела о мошенничестве из категории дел публичного обвинения в категорию частно-публичных. Иными словами, такое изменение предполагало лишение следственного органа возможности возбудить уголовное дело без заявления потерпевшего. Также статью 303 УК РФ дополнили положением о фальсификации результатов оперативно-розыскной деятельности (ОРД) – до этого каралась лишь фальсификация материалов уголовного дела. Закон был принят.

С первых дней применение новой нормы характеризовалось прямо противоположной судебной практикой – одни суды толковали уголовный закон либерально, квалифицируя как мошенничество в сфере предпринимательства даже хищения под прикрытием ничтожных в силу преступности сделок, другие, напротив, сузили коридор применения новой квалификации, ссылаясь на невозможность квалификации как «бизнес-мошенничества» сделок, совершенных с целью завладеть чужим имуществом.

Никто до настоящего времени так и не дал четкого определения, что такое преступление в сфере предпринимательства. Следственные органы среагировали предсказуемо: уголовные дела по «предпринимательским» составам преступлений просто перестали возбуждать, что само по себе нивелировало все попытки снять уголовное давление с бизнеса, превратив их в пустую формальность. Как можно изменить практику применения норм уголовного закона в отношении предпринимателей, если эти нормы попросту не применяются? Следственным органам проще применять растяжимые до бесконечности в своем толковании привычные мошенничества, присвоения и растраты (статьи 159 и 160 УК), чем путаться в противоречивых разъяснениях того, как быть с уголовно-правовыми нововведениями.

Парадоксально, но эти либеральные по своему замыслу новеллы усилили неопределенность для бизнеса и его уязвимость для фабрикации уголовных дел.

Возможность использования новых составов преступлений, с много более мягкими санкциями, как инструментария в давлении на предпринимателей стала соблазном для оперативных подразделений, прежде всего отделов по борьбе с экономическими преступлениями (БЭП), а также следственных органов, прокуроров и судей. Переквалификацию бизнесменам стали предлагать как относительно приемлемый выход из ситуации, объект торга. Возник новый коррупциогенный фактор – очевидно, что стать обвиняемым по «неарестной» статье много безопасней, чем по тяжкой четвертой части статьи 159 УК.

Сленговый термин «неарестная» применительно к статьям Уголовного кодекса начал использоваться примерно в одно время с попытками разграничить составы мошенничества. Была изменена статья 108 УПК, в нее ввели перечень преступлений, подозреваемые и обвиняемые по которым не могут быть заключены под стражу.

Часть 1.1 статьи 108 УПК РФ: «Заключение под стражу в качестве меры пресечения не может быть применено в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных статьями 159, частями первой – четвертой, 159.1–159.3, 159.5, 159.6, 160, 165 и 201 Уголовного кодекса Российской Федерации, если эти преступления совершены в сфере предпринимательской деятельности, а также статьями 159, частями пятой–седьмой, 171, 171.1, 171.3–172.2, 173.1–174.1, 176–178, 180, 181, 183, 185–185.4 и 190–199.4 Уголовного кодекса Российской Федерации, при отсутствии обстоятельств, указанных в пунктах 1–4 части первой настоящей статьи».

Исключения, предусмотренные пунктами 1–4 части 1 статьи 108 УПК РФ:

1) подозреваемый или обвиняемый не имеет постоянного места жительства на территории Российской Федерации;

2) его личность не установлена;

3) им нарушена ранее избранная мера пресечения;

4) он скрылся от органов предварительного расследования или от суда.

Стоит ли упоминать, что оговорка «если эти преступления совершены в сфере предпринимательской деятельности» практически исключила применение как этой процессуальной нормы, так и в целом применение «предпринимательских» статей.

Неопределенность приводит к произволу, который часто принимает абсурдные формы.

Предприниматель, владелец сети магазинов Виктор Игнатьев (имя и фамилия изменены) был осужден в 2011 г. по части 1 статьи 176 и части 4 статьи 159 УК к шести годам лишения свободы условно с испытательным сроком пять лет.

В августе 2013-го районный суд по его ходатайству привел приговор в соответствие со вступившим в силу новым уголовным законом, постановил переквалифицировать его действия на часть 3 статьи 159.4 УК и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет условно с испытательным сроком четыре года. Прокурор, участвовавший в процессе, не возражал и постановление суда не обжаловал.

В июне 2014 г. президиум суда субъекта федерации по представлению прокурора отменил постановление районного суда, мотивировав это тем, что действия Виктора не могут быть квалифицированы как мошенничество в сфере предпринимательства.

В деле Виктора Игнатьева примечательно то, что ни в одном из судебных актов, которыми приговор приводился в соответствие новому закону или пересматривался, объективная сторона деяния ни судом, ни прокурором не оспаривалась, сомневались они лишь в том, как трактовать действия бизнесмена, и остановились на проверенном годами способе – квалифицировать по наиболее тяжкой статье.

Собственно, по этому пути пошла вся судебная система.

Точку в спорах должен был поставить Конституционный суд, но он лишь углубил противоречия и неопределенность, фактически вернув правоприменение на «дореформенный» уровень.

11 декабря 2014 г. Конституционный суд вынес постановление (№ 32-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 159.4 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с запросом Салехардского городского суда Ямало-Ненецкого автономного округа»), признавшее положения статьи 159.4не соответствующими Конституции, посчитав, что статья 159.4 «усиливает предпосылки к нарушению принципа равенства в отношении субъектов мошеннических посягательств». По мнению суда, тот факт, что мошенничество в сфере предпринимательской деятельности относится к преступлениям средней тяжести, а простое мошенничество – к тяжким, дает преференции субъектам преступления, так, у них – другие условия применения УДО, сроков судимости, иные сроки давности привлечения к уголовной ответственности. Конституционный суд также указал, что к статье 159.4нельзя применить такие предусмотренные статьей 159 квалифицирующие признаки, как совершение мошенничества группой лиц по предварительному сговору, организованной группой либо лицом с использованием своего служебного положения.

Особо в определении подчеркивается, что идентичные преступные действия, сопряженные с преднамеренным неисполнением договорных обязательств, квалифицируются в зависимости от наличия или отсутствия формального признака, относящегося к субъекту преступления, а именно его вовлеченности в осуществление предпринимательской деятельности. Иными словами, Конституционный суд поставил под сомнение сами основания разграничения составов мошенничества.

Стоит отметить, что судья Арановский изложил особое мнение по этому постановлению и справедливо заметил, что компетенция определения степени общественной опасности и выбора критериев этого определения принадлежит законодателю, а не Конституционному суду.

Но этот глас услышан не был – тренды поменялись, и либерализацию стал успешно подменять легализм. Формально процедуры защиты бизнеса законом предусмотрены, о них регулярно говорят, на них ссылаются первые лица страны, пленум Верховного суда регулярно принимает постановления, ограничивающие заключение под стражу предпринимателей, но все разбивается о легалистические процедуры: любые действия теперь трактуются следствием и судом как несвязанные с предпринимательской деятельностью, независимо от наличия формального признака вовлеченности в нее, что оставляет без применения и часть 1.1 статьи 108 УПК, и все разъяснения высших судебных инстанций о ее сути.

Ситуация парадоксальна: разграничение составов есть, на смену статье 159.4 в Уголовный кодекс пришли части 5–7 статьи 159 УК РФ, но квалификация деяний по этим нормам – эксклюзивная практика, негласно закрытая для имплементации.

Части 5–7 статьи 159 УК РФ:

5. Мошенничество, сопряженное с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности, если это деяние повлекло причинение значительного ущерба, наказывается штрафом в размере до 300 000 рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух лет, либо обязательными работами на срок до 480 часов, либо исправительными работами на срок до двух лет, либо принудительными работами на срок до пяти лет с ограничением свободы на срок до одного года или без такового, либо лишением свободы на срок до пяти лет с ограничением свободы на срок до одного года или без такового.

6. Деяние, предусмотренное частью пятой настоящей статьи, совершенное в крупном размере, наказывается штрафом в размере от 100 000 до 500 000 рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до трех лет, либо принудительными работами на срок до пяти лет с ограничением свободы на срок до двух лет или без такового, либо лишением свободы на срок до шести лет со штрафом в размере до 80 000 рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев либо без такового и с ограничением свободы на срок до полутора лет либо без такового.

(Часть 6 введена Федеральным законом от 3 июля 2016 г. № 323-ФЗ.)

7. Деяние, предусмотренное частью пятой настоящей статьи, совершенное в особо крупном размере, наказывается лишением свободы на срок до десяти лет со штрафом в размере до 1 млн рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до трех лет либо без такового и с ограничением свободы на срок до двух лет либо без такового.

Примечания:

1. Значительным ущербом в части пятой настоящей статьи признается ущерб в сумме, составляющей не менее 10 000 рублей.

2. Крупным размером в части шестой настоящей статьи признается стоимость имущества, превышающая 3 млн рублей.

3. Особо крупным размером в части седьмой настоящей статьи признается стоимость имущества, превышающая 12 млн рублей.

4. Действие частей 5–7 настоящей статьи распространяется на случаи преднамеренного неисполнения договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности, когда сторонами договора являются индивидуальные предприниматели и (или) коммерческие организации.

Примечателен сам процесс исполнения постановления Конституционного суда, который дал депутатам Федерального собрания шесть месяцев на устранение противоречий. В медиапространстве превалировали рассуждения о неизбежности разграничения составов и сохранения либерального подхода к мошенничеству в сфере предпринимательства.

По какой-то причине неравный подход к наказаниям за мошенничество, на который указал Конституционный суд, большинство комментаторов восприняло как указание на необходимость смягчения наказания за общеуголовное мошенничество. Ошиблись тогда в оценках и видные депутаты-единороссы, знатоки кулуарных игр Павел Крашенинников и Рафаэль Марданшин – они внесли законопроект, предусматривавший, с учетом поправок, введение в Уголовный кодекс статьи 159.7 взамен утратившей силу 159.4. Как предполагалось, разница между ними должна состоять в размере санкций: с трех до пяти лет заключения увеличилось бы максимальное наказание за мошенничество, сопряженное с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности в крупном размере (часть 2), штраф за особо крупное «предпринимательское» мошенничество вырос бы с 1,5 до 3 млн рублей, а предельный срок лишения свободы – с пяти до шести лет.

Развязка оказалась неожиданной для инициаторов законопроекта, равно как и для всех остальных, кто питал благостные ожидания. Показательны публичные выступления по этому поводу.

РБК: «Комитет Госдумы по законодательству не поддержит правительственный вариант поправок к законопроекту, позволяющему сохранить в Уголовном кодексе „предпринимательский“ состав статьи о мошенничестве (ст. 159.4 УК), сказал в понедельник журналистам председатель комитета Павел Крашенинников. Правительственные поправки резко ужесточают уголовную ответственность для предпринимателей – срок заключения за мошенничество в крупном размере увеличен с трех до пяти лет, за мошенничество в особо крупном размере – с пяти до восьми лет. Это практически приравнивает „предпринимательский“ состав мошенничества к общей статье о мошенничестве с максимальным сроком заключения в десять лет, обращал ранее внимание РБК автор законопроекта, депутат-единоросс Рафаэль Марданшин.

‹…›

Кроме жестких правительственных поправок, в комитет поступил и мягкий вариант – от уполномоченного по правам предпринимателей Бориса Титова, сказал РБК собеседник в комитете по законодательству. Титов предлагает снизить сроки заключения во всех частях общей статьи о мошенничестве и таким образом исполнить решение КС, который указал на несоответствие степеней тяжести за аналогичные деяния в общей и "предпринимательской" статьях о мошенничестве, пояснил думский собеседник РБК.

Но в пятницу вечером стало известно, что Государственно-правовое управление президента не поддерживает ни один из вариантов поправок – а значит, и рассматривать законопроект на комитете нельзя, пояснил источник. ГПУ считает, что ни один из вариантов поправок не позволяет исполнить ни решения КС, ни поручения президента Владимира Путина, который предложил сохранить в УК "предпринимательский" состав мошенничества путем снижения санкций, пояснил собеседник РБК.

Комитет считает, в интересах предпринимателей и общества сохранить в Уголовном кодексе специальную "предпринимательскую" статью о мошенничестве хоть в каком-то виде, сказал Крашенинников РБК» [11].

«Собравшиеся на круглом столе в „Деловой России“ вчера обсуждали возможные законодательные решения, которые помогут снизить давление на бизнес в России. Однако дискуссия на этот счет в основном строилась вокруг законопроекта главы думского комитета по законодательству, единоросса Павла Крашенинникова, и его коллеги по фракции Рафаэля Марданшина, возвращающего в УК РФ статью о предпринимательском мошенничестве (ст. 159.4). Последняя прекратила свое действие в середине июня из-за решения Конституционного суда РФ ‹…›.

Поскольку ст. 159.4 УК не действует с 11 июня, рассказывал вчера Марданшин, то ко второму чтению в проект будут предложены поправки – о появлении ст. 159.7 УК "Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности", которая, по сути, дублирует ранее существовавшую ст. 159.4» [12].

Силовики считали иначе и были уверены в своих лоббистских ресурсах. Выравнивание подходов они восприняли предсказуемо – по их мнению, Конституционный суд дал указание усилить санкции за мошенничество в сфере предпринимательства до общих и вообще засомневался в целесообразности специальной нормы.

На сайте МВД России 15 февраля 2015 г., задолго до внесения законопроекта, появилась аналитическая заметка под названием «Основные предпосылки отмены статьи 159.4 УК РФ», в которой, в частности, указывалось: «Статья 159.4 УК признана частично неконституционной, поскольку нарушает принцип равенства и позволяет назначать разное наказание за сходные акты мошенничества в особо крупном размере. ‹…› Конституционный cуд Российской Федерации неоднократно отмечал, что привлечение к уголовной ответственности за мошенничество, совершенное под прикрытием правомерной гражданско-правовой сделки, в случае если будет доказан умысел лица, похитившего имущество или право на него, не исключается и на основании статьи 159 УК. ‹…› В статье 159.4 УК отсутствует указание на такие перечисленные в статье 159 УК квалифицирующие признаки состава преступления, как совершение мошенничества с причинением значительного ущерба гражданину, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой, лицом с использованием своего служебного положения, а также совершение мошенничества, повлекшего лишение права гражданина на жилое помещение, а поэтому даже при наличии указанных квалифицирующих признаков мошенничество, сопряженное с преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности, не влечет повышенную ответственность, при этом квалификация по совокупности преступлений, предусмотренных общей и специальной нормами, исключается. В качестве дополнительного фактора, усиливающего предпосылки к нарушению принципа равенства в отношении субъектов мошеннических посягательств на собственность и тем самым в совокупности снижающего предполагаемый эффект от введения в правовое регулирование такого специального состава мошенничества, как мошенничество в сфере предпринимательской деятельности, названо различие в размере санкций статей 159 и 159.4 УК, что обусловило отнесение предусмотренных ими деяний к разным категориям преступлений (статья 15 УК). ‹…› В случае уравнивания размеров и сроков наказания в статьях 159 и 159.4 УК с точки зрения уголовно-правовых последствий для лица, совершившего преступление, не будет иметь значение, по какой из правовых норм будет квалифицироваться совершаемое им деяния, нормы будут дублироваться» [13].

МВД не сомневалось: смысла в специальной норме нет. История закончилась полной победой силового блока. Формально разграничение составов сохранилось, но санкции были уравнены. Разница в порогах квалификации размера ущерба декоративна – 12 млн рублей как особо крупный размер для мошенничества в виде неисполнения договора не могут не вызывать иронии. С учетом блокирования применения специальных составов преступлений можно констатировать – либерализация уголовно-правовых подходов к бизнесу не состоялась, да вряд ли и была задумана как нечто реальное.

Процесс беспощадного истребления бизнеса субъектами его администрирования необратим, возможность возобновляемости этой базы для силовиков, ресурсной в извращенно-коррупционном понимании этого слова, исчерпана. Но вирус не имеет целью возобновление ресурса, он уничтожает плацдарм и ищет следующий. Маркерами имитационной сути многолетней битвы против «закошмаривания» бизнеса эффективно служат последние высказывания бессменного российского бизнес-омбудсмена.

На встрече с президентом в мае 2018-го: «Например, по коррупции: все наши исследования показали, что бизнес оценивает более положительно то, что коррупции становится меньше и прозрачность государственных процедур становится лучше. ‹…› Что касается уголовного преследования, то были внесены изменения в том, что касалось порогов ущерба, от которых зависит мера наказания за те или иные нарушения, те или иные преступления, которые совершаются. В этом смысле стало лучше. Конечно, наказаний стало меньше, потому что пороги ущерба стали выше (что не соответствует действительности. – Прим. авт.)». Однако потом уполномоченный при президенте России по защите прав предпринимателей все же отметил: «К сожалению, пока еще не решена проблема 159-й статьи. Вы знаете, что она самая „резиновая“, больше 80 % случаев – это обвинения бизнеса именно по 159-й статье» [14].

25 сентября 2018 г. Борис Титов провел пресс-конференцию, где заявил, что запросит у Генпрокуратуры проведения «инвентаризации» дел по статье 210 УК РФ («Организация преступного сообщества или участие в нем»), возбужденных в отношении бизнесменов – это около 100 дел каждый год. Титов пообещал, что обратится в Конституционный суд за разъяснением практики по этой статье. Он отметил, что 210-я статья в отношении предпринимателей применяется все чаще [15].

Газета «Ведомости» в номере от 27 мая 2019 г. пишет: «Бизнес-омбудсмен Борис Титов в понедельник представил президенту Владимиру Путину ежегодный доклад о правах человека в области предпринимательской деятельности. Ситуация по-прежнему не радует: более 80 % респондентов (опрос провел аппарат бизнес-омбудсмена) заявляют, что не считают ведение бизнеса в России безопасным делом, сообщил Титов президенту.

Большая часть проблем предпринимателей связана с уголовным преследованием бизнеса – на долю уголовных дел приходится 30,5 % обращений к бизнес-омбудсмену, говорится в докладе, текст которого аппарат уполномоченного передал "Ведомостям". Перечисленные в докладе проблемы не новы. Уголовное разбирательство по-прежнему остается популярным способом разрешения гражданско-правовых споров. Суды по-прежнему игнорируют законодательный запрет на аресты предпринимателей, по собственному усмотрению отказывая им в этом звании и руководствуясь формальными признаками, говорится в докладе.

В пример уполномоченный приводит постановление об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу основателя инвестиционного фонда Baring Vostok Майкла Калви и четырех его сотрудников – в документе суд указал, что инкриминируемые им действия не совершены в сфере предпринимательской деятельности, поскольку по смыслу действующего законодательства предпринимательство не может быть основано на обмане либо злоупотреблении доверием.

Кроме того, бизнес продолжают разорять при проведении оперативно-розыскных и следственных мероприятий. И хотя в прошлом году в Уголовно-процессуальный кодекс были внесены изменения, призванные не допустить изъятия электронных носителей информации в ущерб предпринимательской деятельности при расследовании экономических преступлений, такое ограничение по-прежнему отсутствует в законе об оперативно-розыскной деятельности, говорится в докладе. В результате под видом осмотра места происшествия фактически проводится обыск с изъятием всех документов. А срок возврата изъятого, а также место и объект проведения обследования помещений никак не определены. Такая неопределенность приводит к тому, что если следственные мероприятия проводятся в офисных центрах, то под изъятие подпадают все его арендаторы, даже если они не имеют отношения к предмету проверки» [16].

Как видим, проблема уголовно-правового регулирования взаимоотношений бизнеса и государства не решена, более того, реальных попыток для этого не предпринималось. Оставим на этом анализ бесплодного и рассмотрим механизмы фабрикации уголовных дел в отношении бизнесменов.