Текст книги "Мама"

24

Слава не сопротивлялся. Во-первых, против такой толпы это было бесполезно, во-вторых, в голове сидела фраза, оброненная отцом Юрием: «Хотите жить, не выпячивайтесь».

Записку он, судя по всему, отдал кому надо, а значит, рано или поздно их должны освободить, хотя бы в знак благодарности. В комнату, куда их привели, он вошел первым. Остальных впихнули следом, захлопнулась металлическая дверь. Вячеслав огляделся.

Небольшая комнатушка в полуподвальном помещении. Голые грубо оштукатуренные стены кое-где покрыты плесенью. В других местах штукатурка осыпалась, и сквозь ее лохмотья торчали кирпичи. Наверху, под потолком, на стене против двери небольшое окошко.

– Милая атмосфера домашнего тепла и уюта, – саркастически заметил Анри. – Чудо.

Он прошел вперед и сел под окном. Женщины держались рядом. Вячеслав привалился к двери, покосился на свергнутого главного монаха. Тот едва стоял на ногах. По дороге к месту заключения несколько добрых Святых отцов выместили на низложенном наместнике злость, отоварив негра порцией пинков и оплеух. Теперь на монаха было жалко смотреть. Ряса помята, изгваздана и разорвана в нескольких местах. Половина лица опухло, правый глаз налился кровью от лопнувших сосудов. Кровь струилась и из носа. Его святейшество утирал кровавые сопли оторванным капюшоном.

Француз тоже обратил внимание на негра.

– Садись, дядька, – Анри хлопнул ладонью по голому полу рядом с собой. – Садись, в ногах правды нет.

Наместник тяжело опустился на пол рядом с французом. Поморщился. Следившая за мужчинами Эл тоже решила сесть.

– А ты не сиди на холодном, – вяло отчитал проститутку Анри. – Застудишь там себе все.

– Что с нами будет? – Эл пристально посмотрела на негра.

Наместник пожал плечами:

– Убьют. Каким-нибудь изощренным способом во славу Господа.

– Тогда застудиться не страшно, – победно сообщила Эл сутенеру.

Француз фыркнул, но не ответил.

– Ну, нас-то скоро выпустят, так что на холодном все-таки сидеть не стоит, – вставил Слава.

– Откуда такая уверенность, дядька?

– Сэд, – непонятно объяснил Вячеслав, но Анри ответом, похоже, удовлетворился.

Слава подсел к негру с другой стороны. Покосился на него вроде как невзначай и рискнул заговорить:

– А ты здесь, выходит, главный?

– Был, – охотно отозвался негр.

– Как тебя вообще угораздило стать главным у этих религиозных нацистов? – поинтересовалась молчавшая до сих пор Жанна.

Негр фыркнул в лоскут, который еще недавно был капюшоном, утер кровь.

– Очень просто, я сам их создал.

Пленники в удивлении вылупились на своего сокамерника, но тот, казалось, этого не заметил. Спокойно запрокинул голову, прижимая к разбитому носу кусок тряпки, заговорил, слегка подгнусавливая:

– Я приехал сюда с отцом. Он был дипломатом. Еще мальчишкой приехал. Учился в школе в Москве, потом поступил в институт Патриса Лумумбы. Социология. Закончил институт, начал кандидатскую писать. Тут ваш президент решил пошутить и объявил, что власти нет. Диссертация стала не актуальна. Какая уж там диссертация, когда вокруг такое творится… Ну, я и подумал, почему бы не защитить ее на практике. Взял Библию, немного подкорректировал. Добавил национальную идею. Классическое сочетание: национализм и религиозный фанатизм. Люди любят слушать о том, чем им приятно казаться. Любому приятно считать, что он выше остальных. Еще более приятно думать, что ты выше, если для этого ничего не надо делать. Так сказать, высшая каста по факту рождения. Родился русским – можешь попасть в рай, родился кем-то еще – гореть тебе в аду. Ну и раз остальные национальности от дьявола, стало быть, с ними надо бороться. Это удобно уже с точки зрения управления. Когда есть какой-то внешний враг, пусть даже из пальца высосанный, внутренние разборки не актуальны. Зачем? Объединимся и побьем всех прочих. Благо нас и так мало, а их, скотов, – много.

– Сволочь, – выдала, ни к кому не обращаясь, Жанна.

Негр опустил голову, отнял от лица окровавленный капюшон и удивленно поглядел на автоматчицу. Потом улыбнулся и кивнул:

– Мое почтение. Так вот, религия, плюс национальная идея и плюс немного харизматичности, чтобы завести толпу. Правда, пришлось облачиться в рясу и навсегда скрыть капюшоном лицо. Оно-то у меня в национальную идею никак не вписывается. Так и строил Святую Церковь пятнадцать лет. Потихоньку создали братство, установились свои порядки, законы, традиции. Потом подмяли под себя соседей, которые на электростанции сидели. Так и набрали силу. А через какое-то время заявился незнакомый дядька, вызвал меня на аудиенцию и предложил плясать под чужую дудочку. Дескать, чего это я себе позволяю, хрена это я государство в государстве строю. Я ему: мол, анархия у нас, а он мне: «Дурак, никакой анархии нет. Все это для лохов. Есть власть, есть законы. Подчиняйся, или хуже будет».

Наместник снова принялся возить куском тряпки по разбитому носу.

– И чего? – поторопил заинтересовавшийся Анри.

– А ничего. Я его послал по-русски, он ушел. Я стал приглядываться. Смотрю – у меня оппозиция появилась, байкеры… они тут рядом торчат… оживились, готовят чего-то. Видимо, действительно какая-то руководящая рука есть. Ну, я не дурак, стал потихонечку отслеживать эти вещи. Думал, все у меня под контролем. Вчера только сорвали встречу этому толстому с лидером байкеров. Я и расслабился. А не стоило.

Его святейшество хохотнул, кровь хлынула с новой силой, и он, чертыхаясь, снова запрокинул голову, прижимая к морде тряпку.

Слава хотел было что-то спросить, но в коридоре послышались шаги. Сокамерники застыли, вслушиваясь в далекие звуки.

25

Возле двери отец Юрий остановился. Брат Борис, что еще вчера не подпускал его к пределу, покорно топал следом. Псы. От этой мысли возникло ощущение брезгливости. Поганые псы. Откуда это раболепие в них… в нас… Отец Юрий вспомнил вчерашние страхи, лицемерную улыбку, которую приходилось натягивать на лицо. От осознания собственной причастности к этой шакальей стае на душе стало еще гаже.

– Открывай, – распорядился он.

Брат Борис покорно повернул ключ в замочной скважине. Старая металлическая дверь, кое-где подернувшаяся ржавчиной, со скрипом пошла в сторону. Изнутри потянуло холодом и сыростью.

Отец Юрий ступил внутрь. Сощурился, привыкая к полумраку. Мужика в замшевой куртке, что ткнул ему записку, он увидел сразу.

– Эту бумагу передал человек по имени Сед? – начал он без предисловий.

Тот, что в замшевой куртке, поднялся и сделал пару шагов навстречу.

– Да, – кивнул он. – А вы, стало быть, отец Юрий. Значит, я не ошибся.

– Не ошибся, – отец Юрий оставался серьезным. – Только это не имеет значения. Человек по имени Сед просил передать что-то на словах?

Мужик в замшевой куртке напрягся. На лице его проступили желваки. Раболепия, к которому Юрий уже успел привыкнуть и которое повергало его в тоску, на лице «замшевого» не было и в помине. Это отчего-то взбесило отца Юрия еще больше.

– Может быть, поговорим об этом в более подходящем месте? – спросил замшевый, глядя исподлобья.

– Не вижу более подходящего места для заключенных, приговоренных к смерти, – пожал плечами Юрий.

Возникла пауза. Громко и нелепо хохотнул бывший наместник. Молча таращились на него девки. Замшевый зло поигрывал желваками. Только его приятель с испанской бородкой с любопытством поглядывал то на замшевого, то на наместника, то на самого Юрия.

– Мне показалось? Или кто-то обещал нам жизнь и свободу? – жестко проговорил замшевый.

– Я ничего не обещал, – покачал головой Юрий. – Кроме того, пойми меня правильно, как тебя…

– Вячеслав, – проскрежетал зубами замшевый.

– Так вот, Слава, никакой личной неприязни, просто если Сед завтра не появится, то я вряд ли смогу удержать ситуацию в руках. Сейчас святое братство растеряно и ничего не соображает, потому идет за тем, кто громче крикнет, – за мной. А как кто-то начнет думать своей головой? Что тогда? Нет, сознание надо держать коллективным. И туманить чем-то пьянящим. Либо идеей, лозунгом, либо кровью. Идеи и лозунги закончились, теперь надо добавить что-то материальное.

Вячеслав стиснул кулаки. Юрий отметил это и ощутил зародившееся внутри торжество. Он не сделает из этого замшевого раболепного шакала, он просто раздавит его.

– А если Сэд придет, как и обещал?

Это грубое «Сэд» резануло по ушам. Юрий скривился.

– О чем это вы? – встрял мужик с испанской бородкой.

– О том, – злорадно отозвалась одна из девок, наряженная в камуфляж. – О том, что наш друг Сэди, попросил беспредельщика записочку этому протестанту передать, потому как они на пару с Сэдиком хотели негра мочкануть. Беспредельщик по доброте душевной согласился, а теперь нас мочканут вместе с негром. Потому что в основании новой Церкви костей невинных младенцев не хватает.

– Даже если Сед, – нарочито мягко произнес Юрий, – приедет, как обещал, вы умрете раньше.

Слава снова стиснул зубы, желваки прокатились по скулам туда и обратно, а затем вперед метнулся кулак. Юрий отпрыгнул. Первый удар пронесся мимо, второй должен был достичь цели, но руку замшевого перехватил брат Борис.

Юрий поспешно двинулся к двери. Хотелось побыстрее выбраться из этой сырой полуподвальной коморки.

– Отпусти его, – буркнул на ходу Борису. – Не надо калечить того, кто завтра умрет во славу Господа. Грязная и избитая жертва не будет угодна Богу.

26

– Сука! – прорычал Вячеслав, когда дверь за Святым отцом захлопнулась.

– Не, – усмехнулся Анри. – Вроде кобель.

Жанна улыбнулась французу. Эл дернула ее за рукав.

– Как вы можете веселиться? Нас всех убьют скоро, а вы…

– А что, теперь повеситься? – хмыкнул француз. – А что наш африканский великоросс скажет? Ты чего умолк, святейшество?

Негр поднялся на ноги, утерся своей тряпицей и посмотрел на Вячеслава.

– Значит, это ты мне свинью подложил?

Слава был тих и серьезен. Когда заговорил, голос звучал зло:

– Это не моя война.

– Тогда зачем? – полюбопытствовал негр.

– Меня просил об этом человек, который со мной хлеб ломал. Я просто обещал ему передать клочок бумаги.

– Просто передал? – ядовито поинтересовался негр. – Теперь со мной разделишь баланду.

– Оптимист, – фыркнул из своего угла Анри. – Я вот сильно сомневаюсь, что нас станут кормить.

– Это не моя война, – тупо повторил Вячеслав.

– Теперь твоя, – покачал головой наместник. – Не станешь воевать – сдохнешь.

– Предлагаете бежать через окошко? – залюбопытничала Жанна. – Или позвать охрану и стукнуть чем-то тяжелым по голове?

Слава поглядел на автоматчицу, потом на негра.

– Сколько той охраны?

– Думаю, не больше десяти человек. Скорее меньше, – серьезно ответил наместник. – Только зачем бить тяжелым, когда можно просто поговорить.

Он подошел к двери и забарабанил кулаком по металлу.

– Братья! К вам обращаюсь, хоть и отвергнут вами.

Фраза прозвучала чрезмерно пафасно. Вячеслав поморщился. Если на такой призыв кто-то и придет, то только чтобы поиздеваться над убогим. Однако, к удивлению его, долго стучать свергнутому наместнику не пришлось. Вскоре в дверях зашевелился ключ и на пороге появился серьезный до тошноты брат Борис, чуть не сломавший Славе руку.

– Что еще? – нарочито грубо спросил монах. Однако в глазах молодого священника горела надежда. Надежда на то, что все случившееся – недоразумение, что сейчас ему все растолкуют и все станет как раньше.

Слава поперхнулся от такого открытия, закашлялся. Негр тоже понял прекрасно, в чем слабость охранника. А может, и не понял, а с самого начала знал. Кто их разберет, этих «детей солнца».

27

О чем они беседовали, ни Слава, ни Анри, ни девушки так никогда и не узнали. Наместник говорил горячо, с таким надрывом, что Слава и сам почти поверил в Господа и народ Божий. Негр кидал фразы, имевшие мало смысла, но несущие море эмоций. И очень скоро брат Борис сам увел бывшего наместника подальше от чужих ушей, оставив пришлых запертыми вчетвером.

– Не нравится мне это, – заметила Жанна. – Как ни поверни, а мы оказываемся с краю. Либо мы нужны – и нас пользуют, либо не нужны – и нас в расход пускают.

– Расслабься, – Анри повалился прямо на пол, закинул руки за голову и вытянулся во весь рост. – До завтра доживем. Если этот гипнотизер черножопый монахранистам…

– Кому? – не сдержалась Эл.

– Монахам из охраны, – любезно пояснил Анри. – Так вот, если он им смогет мозги запудрить, то поживем и подольше, а там, глядишь, Сэд появится.

– Сэд, может, и появится, только он по другую сторону баррикады, – мрачно буркнул Слава. – Он этого толстого скота поддерживает.

Анри повернулся на бок и приподнялся на локте.

– А кстати, дядька, что там за история с этим байкером и толстым монахом-революционером?

– Да какая там история, – отмахнулся Слава. – Сэд попросил записку передать, они вроде вместе революцию затеяли, подпольщики долбанные. Я и передал. Все.

– Мог бы и предупредить, – пожурил Анри.

– Зачем? – не понял Вячеслав.

– Совсем дурной, беспредельщик? – выпучился француз. – Мы ведь не чужие люди. Путешествуем вроде вместе… Нет? Или ты считаешь, что остальных общие проблемы не касаются.

– Почему? – пожал плечами тот. – Жанна знала.

Француз одним движение поднялся на ноги. Поглядел на автоматчицу, та слегка кивнула. Анри демонстративно повернулся к Эл:

– Нет, ты видела? Нас тут за людей не считают. Дискриминация какая-то.

– Хватит уже, – поморщился Слава. – Мы в дерьме по уши, а он все шутит.

Анри сверху вниз посмотрел на беспредельщика, произнес торжественно:

– По этому поводу вторично предлагаю показательно повеситься. Кстати, представь себе рожу этого толстяка… Как бишь его? Отец Юрий? Вот заходит этот Юрий утром вести нас на казнь, а мы висим здесь в рядок синие, обгадившиеся, с языками наружу. Мертвые, но злорадно улыбающиеся и фиги показываем окостенелыми пальцами. Вот он, поди, разозлится-то.

Жанна заулыбалась. Даже Эл тихонько хихикнула. Только Вячеслав продолжал зло играть желваками. Он хотел ответить, но в замочной скважине завозился ключ.

Дверь отворилась. Вошел негр, за его спиной мелькнула фигура монаха, не брата Бориса, другого. Монах поспешно закрыл дверь. Запер. По коридору с той стороны зашаркали уставшие шаги.

– Ну что, ваше высокопреосвященство? – дурашливо спросил Анри. – Кто нас казнит? Ваш толстяк-повстанец или вы сами снизойдете?

– Никто вас не казнит пока, – устало отмахнулся наместник. – Завтра утром, когда придет этот жирный ублюдок, мы нейтрализуем его здесь. Охрана помогать не станет ни нам, ни ему. Так что там уж кто кого. Если справимся с новой верхушкой, они помогут.

– Кхе, – нарочито кашлянула автоматчица. – Как-то гнило у вас тут все. Каждый сам по себе, и никого за власть или там за идею. А воплей-то было…

– Люди верят в Господа, – устало покачал головой негр. – Только им трудно следовать заповедям и идти к Господу самостоятельно. Им нужен проводник. Этот проводник – я. Посредник между богом и людьми. Бог ведь никогда сам ни с кем не общается. Вспомните Писание… то ангелы Божии, то сын Божий, то пророки, то бредовые сновидения, но никогда ни к кому Бог не является сам. Нужен посредник.

– А сам посредник верит в Господа? – ехидно спросил Анри.

Наместник уселся возле стены и устало прикрыл глаза.

– Смотря в каком смысле. В том смысле, в котором верят они… Зачем? – ответил он спустя время. – Да и как можно верить в то, что создаешь сам?

Он открыл глаза и оглядел сокамерников.

– Завтра наверху нас будет ждать оружие. То, что отняли у вас и пара винтовок. Я не хочу крови, но, возможно, договориться не удастся, тогда…

Негр замолчал и снова закрыл глаза.

– Вы обещаете помочь?

– Я обещаю помочь выйти из этой камеры, – холодно сказал Слава. – Потом мы уедем. Другой помощи не жди.

– И на том спасибо, – тихо пробормотал свергнутый правитель. – А теперь заглохните и дайте спать.

28

Брат Борис отпер дверь и отступил на шаг в сторону. Отец Юрий посмотрел на него покровительственно. Сатрап. Все они теперь перед ним двери открывают. Псы. Господи, как же это противно. Хотя в этом противном было что-то греющее душу. Был триумф.

– Чего стоишь? Открывай, – распорядился он.

Брат Борис поспешно распахнул тяжелую металлическую створку. Отец Юрий шагнул в полумрак.

– Поднимаемся и выходим, дети дьявола, – говорил он не для заключенных, а для охраны. – Настал час расплаты. Братья ждут вас, дабы свершить суд.

– Настал час расплаты, – весело кивнул сидящий под окном француз. – Дождались наконец.

Он поднялся на ноги и медленно, безобидно улыбаясь, двинулся на святого отца. Спустя пару шагов его отстранил наместник. Этот надвигался без улыбки, с угрозой. В стороне стоял замшевый, наблюдая за всем этим с пренебрежением.

Юрий попятился, спиной натолкнулся на что-то твердое. Первая мысль была, что это широкая грудь брата Бориса. Юрий обернулся и с ужасом понял, что это никакой не брат Борис, а запертая дверь.

Ужас ледяной волной прокатился по спине, замер где-то глубоко в груди, заставляя неистово колотиться сердце. Не успев еще сообразить, что происходит, отец Юрий со страшной силой замолотил по металлу двери.

– Охрана!!! Откройте!!! – Голос его зазвучал страшно. Так кричит загнанный в угол и чующий скорую гибель зверь: зло, бессильно, отчаянно, вкладывая всю любовь к жизни и всю ненависть к смерти и тем, кто ее несет, в этот последний крик.

Где-то за спиной взвизгнула одна из девок. Обливаясь холодным потом, отец Юрий попытался развернуться, защититься. Но не успел…

Что-то резко сдавило шею, потащило в сторону. Он попытался освободиться. Почему-то человек, которого душат, всегда пытается освободить горло, вместо того чтобы попытаться нейтрализовать нападающего.

Когда эта мысль метнулась в голове, сил сопротивляться уже не было. В глазах потемнело. Он вытаращил их, пытаясь разглядеть хоть что-то в этой темноте, но темнота только сгустилась…

Хрустнуло. Негр отпустил толстого монаха, и тот, словно мешок с картошкой, безвольно повалился на пол. Тихо взвизгнула Эл. Настоятель сплюнул.

– Скотина какая, – пробормотал под нос и выдерживая некий заданный ритм, постучал по металлической двери.

Створка распахнулась почти мгновенно. Открывший дверь монах бледной тенью метнулся в сторону, пропуская недавних смертников.

29

Первым из камеры выскочил наместник. Слава поспешил следом, краем глаза отмечая, что спутники не отстают. Несколько скачков, поворот. Наместник замер, нос к носу столкнувшись с братом Борисом. Тот отшатнулся. Глаза очумелые, словно наткнулся на что-то, чего ждал, но во что до самого последнего момента не верил.

– Куда? – коротко спросил наместник.

– Оружие на втором этаже, ваше святейшество, – поспешно отчитался брат Борис. – Возле балкона. Там пожарный щит и ящик с песком. Вот в этом ящике…

– Балкон выходит на ту же сторону, что и выход?

– Да, Ваше Свя…

– Что на улице?

– Отец Юрий собрал почти все братство. Братья ждут, когда он выведет вас и чужаков, чтобы…

Наместник отпихнул монаха и быстрым шагом пошел наверх. Не оборачиваясь, бросил:

– Держите дверь. Заприте покрепче и держите на мушке, чтобы никто сюда не вошел.

– Я не стану стрелять в братьев, ваше святейшество, – голос монаха был непреклонен.

Негр остановился и поглядел на брата Бориса с новым чувством:

– Я попытаюсь убедить братьев наших, попробую наставить их на путь истины, – необычайно мягко произнес наместник.

Брат Борис растерянно кивнул.

– Держи дверь, – быстро распорядился негр. – Во имя Господа нашего.

Слава двинулся за наместником. Тот взял довольно резвый темп. Пока бежали по лестнице, перед Славиным носом только полы рясы мелькали. На втором этаже его святейшество на мгновение замер, оглядываясь. И выбрав направление, не оборачиваясь, двинулся по коридору. В конце коридора светилась прямоугольником балконная дверь. Рядом на стене и вправду висел пожарный щит, на котором сохранился только ободранный призыв в случае пожара звонить 01 и конусообразное мятое ведерко, сохранившее поверх ржавчины лохматые остатки красной краски. Рядом стоял красный выцветший деревянный ящик, перекрывавший дверь.

Негр откинул крышку, выхватил винтовку, взвесил в руке, словно примеряясь. Рука наместника дернулась к ручке балконной двери. Он рванул дверь на себя, створка уперлась в ящик.

– Помогите, – наместник не просил, а отдавал распоряжения.

Слава и Анри молча подхватили ящик с одной стороны, сам его святейшество уцепился за другой край. Освобожденная от подпиравшего ее ящика дверь распахнулась на удивление легко. Слава уже ковырялся в ящике, раздавал оружие. Негр шагнул в дверной проем, оглянулся.

Жанна с автоматом наперевес дернулась было следом, но наместник остановил ее движением руки.

– Ждите здесь – я попытаюсь убедить их.

В дверном проеме фигура наместника показалась вырезанным из черной бумаги силуэтом. Он вышел на довольно широкий балкон, уперся рукой в ограждение и заговорил.

– Братья мои!

Снизу раздались вопли, угрожающий рокот. «Сейчас они его», – подумалось Славе. Но наместник продолжал говорить, голос его звучал ровно и уверенно, и внизу затихли. Слушали.

А негр продолжал говорить что-то бессвязно, но мастерски играя интонациями, жонглируя словами. Он говорил нависая над толпой, опершись рукой на балконную загородку, словно на трибуну. И только Славе и стоящему рядом Анри было видно, как вторая рука его за загородкой судорожно сжимает черное тело винтовки.