Текст книги "Слезы Бодхисаттвы"

– Да нет, спасибо, брат, все вроде имеется, – сказал Сопхат. – Если хочешь, могу дать тебе батата или бананов.

– Давай, не откажусь, – тут же согласился Сопхат. – Завтра все это заберу. А сегодня я могу взять с собой племянника в Пномпень, вы не против? Утром верну его вам в целости и сохранности. Хочу показать ему кое-что очень интересное.

– Конечно, пусть едет с тобой, – сказал Хиен и обратился к Викраму: – Но постарайтесь не задерживаться, завтра у нас много работы и нужна будет твоя помощь, пэу. Будем ремонтировать сарай, он уже начал подгнивать.

Викрам кивнул. В выходные дни он всегда помогал отцу в хозяйстве, но в будни Хиен практически не привлекал его к работе, считая, что мальчику следует как можно больше времени уделять учебе.

Через час Викрам уже мчался на мопеде по пыльной дороге в Пномпень, крепко ухватившись за плечи Сопхата. Деревня находилась всего в пятнадцати километрах к северу от столицы, и путь до центра города занимал не более получаса. Мальчик жмурился от дувшего навстречу ветра и летевшей в глаза дорожной пыли и предвкушал очередную увлекательную прогулку по Пномпеню, такому большому, красивому и интересному городу.

В отличие от своего сына Хиен всегда избегал поездок в столицу и за всю свою жизнь был в Пномпене раза три. Ему не нравилось все то, что так пленяло и притягивало Викрама: транспортные потоки на улицах, шумные базары и крики уличных торговцев, спешащие по делам чиновники и иностранные дипломаты, многоквартирные дома, похожие на муравейники, большие вывески с рекламой «Кока-Колы» и прочие атрибуты суетливой жизни большого города.

– Сначала заглянем на Ват Пном, – сказал Сопхат, когда они остановились у первого городского светофора. – А чуть позже покажу тебе то, что обещал. Ты еще ничего подобного не видел, племянник!

Викрам был заинтригован, ему не терпелось узнать, что же такое хочет ему показать дядя. Впрочем, Сопхат часто показывал мальчику что-то новое и интересное. Пару лет назад он впервые сводил Викрама в кинотеатр, где показывали очень смешной черно-белый фильм про бродягу, который все время попадал в какие-то нелепые ситуации и носил очень странный костюм с мешковатыми брюками, шляпой-котелком и тросточкой. Викрам так громко смеялся во время сеанса, что Сопхату даже пришлось сделать ему пару замечаний. С тех пор мальчик стал горячим поклонником фильмов с участием этого смешного бродяги, которого звали Шарло.

Сопхат несколько раз водил Викрама в театр теней, и это зрелище поразило мальчика еще больше, чем кино. Он был уверен, что тени – это живые существа и все, что они делают на подсвеченном белом экране, – это их настоящая, «теневая» жизнь. Каково же было удивление мальчика, когда он узнал, что тени отбрасываются обычными фигурками из плотной кожи, которыми ловко управляют актеры, прячущиеся под экраном за деревянной перегородкой.

Промчавшись по тянущейся вдоль реки длинной набережной Сисовата, Сопхат повернул направо и подъехал к входу в главную святыню столицы – холму Ват Пном. Сопхат часто привозил сюда Викрама: это было его любимое место в Пномпене. Из рассказов дяди Викрам узнал, что столица была основана более шестисот лет назад именно на этом пригорке некоей госпожой Пень. Согласно древнему преданию, она как-то раз выловила в реке кусок дерева, в котором обнаружила четыре бронзовые статуэтки Будды. Пень решила, что это знак свыше: из дерева она вместе со своими соседями соорудила алтарь, установила в нем драгоценные находки и водрузила его на холм рядом со своим жилищем. Вскоре на этом месте появился монастырь, а затем вокруг холма начал разрастаться город, получивший название Пномпень, то есть «гора Пень».

Чтобы взобраться на вершину холма, нужно было пройти по широкой каменной лестнице, перила которой были оформлены в виде двух сказочных многоголовых змей, нагов. На вершине располагалась красивая пагода, за которой возвышалась огромная каменная ступа, где хранился пепел какого-то древнего кхмерского короля: Викрам все время забывал его имя, хотя историю изучал с большим интересом. Впрочем, почти у всех древних королей Камбоджи были очень сложные имена, их не то что запомнить, выговорить-то было непросто.

Подойдя к храму, Сопхат низко поклонился ему, закрыв глаза и благоговейно сложив ладони перед лицом. Викрам сделал то же самое: его с детства приучали уважать все, что связано с буддийской религией. Затем Сопхат полез в карман, вытащил оттуда несколько бумажек по одному риелю и протянул их племяннику.

– Можешь пока погулять, покормить обезьян и выпустить птичек, как мы с тобой раньше делали, – сказал дядя племяннику. – А я пока немного побуду в храме. Встречаемся здесь через полчаса. Хорошо?

– Ага, – кивнул Викрам. Наручных часов у него не было, но время можно было узнать по большим красивым часам, расположенным на газоне у подножия холма.

Сопхат вошел в храм, сбросив перед входом шлепанцы. Викрам немного понаблюдал за ним и увидел, как дядя зажигает у алтаря несколько курительных палочек и опускается на колени перед большой статуей Будды, установленной посреди храма. Викрам еще не умел молиться, но знал, что скоро его обучат всем тонкостям религиозных обрядов: отец говорил мальчику, что через пару лет ему предстоит прожить несколько месяцев в монастыре, как и большинству его сверстников.

Глядя на расхаживавших возле храма бритоголовых монахов в оранжевых тогах и с мисками для подаяний в руках, Викрам иногда пытался представить себя одним из них. Однако пока монашеская жизнь казалась ему чем-то загадочным, непостижимым и очень сложным.

Прохожие кланялись монахам и опускали в их деревянные миски немного риса, сахара или еще чего-нибудь съестного. Сопхат тоже всегда брал с собой немного еды специально для того, чтобы положить ее в миску первому встреченному на пути представителю буддийской сангхи.

Викрам подошел к сидящей под тенистым деревом лопоухой босоногой старушонке. Она сторожила стоявшие на земле клетки с маленькими серыми пташками, которые отчаянно махали крылышками за металлической решеткой, стремясь вырваться наружу. Викрам протянул старушке два риеля: плату за освобождение двух птичек. Старушонка открыла маленькую дверцу клетки, запустила туда свою сухую жилистую руку и ловко зажала в ладони одну птичку. Широко улыбаясь, она протянула ее Викраму.

Мальчик бережно взял птицу и тут же выпустил ее. Птаха взмыла в воздух и вскоре исчезла из виду. То же самое Викрам проделал со второй птичкой. Сопхат объяснял ему, что освобождение птичек, согласно традиции, приносит счастье, но мальчику просто было жаль несчастных созданий, запертых в тесной клетке. Если бы у него было много денег, то он бы с радостью выкупил у старушки ее клетки и выпустил бы всех птиц на свободу.

Обойдя вокруг массивной ступы, Викрам наткнулся на продавца бананов, горбатого и некрасивого старика с изрытым оспинами лицом. Старик стал настойчиво предлагать мальчику свой товар, и Викрам купил у него небольшую связку за один риель, чтобы тот отвязался. Продолжая прогуливаться по территории святилища, мальчик постепенно скармливал бананы нахальным обезьянкам, которых здесь было видимо-невидимо. Затем Викрам уселся на скамейку возле ступы и достал из кармана кусок пальмового сахара, который дала ему в дорогу заботливая Совади. Он неторопливо и с наслаждением принялся жевать сладкий вязкий сахар, наблюдая за прогуливавшимися вокруг туристами и паломниками.

Полчаса пролетели незаметно, и, когда Викрам подошел к входу в пагоду, дядя уже ждал его там. Они спустились с холма, и Сопхат оседлал свою «Хонду».

– Ну что ж, племянник, поехали, покажу тебе нечто удивительное! – торжественно произнес он.

Сопхат провел Викрама на большую просторную террасу с высоким потолком и массивными колоннами. С двух сторон по краям террасы тянулись каменные перила. С одной стороны за ними были расставлены пластиковые кресла для зрителей, а с другой расположились музыканты. Представление должно было начаться с минуты на минуту, поэтому большинство кресел были заняты.

– Ты не против, если мы постоим? – спросил дядя племянника. – С кресел все равно ничего толком не увидишь.

Викрам кивнул, и они встали возле одной из колонн. Мальчик с интересом разглядывал роскошную террасу, пол которой был выложен каменными плитами со сложными узорами. В дальнем конце террасы, в просторной, красиво оформленной нише, было растянуто полотно с изображением башен древнего кхмерского храма Ангкор-Ват, о котором Викрам много слышал и мечтал когда-нибудь увидеть его вживую. Перед полотном на бархатной подставке стояла позолоченная статуя бога Шивы с четырьмя руками. От всей этой роскоши и красоты у Викрама начала слегка кружиться голова.

– Ну вот, теперь ты попал в храм великого искусства, – торжественным тоном сказал ему Сопхат. – Не всякому разрешают посещать репетиции Королевской балетной школы. Но нам с тобой повезло – у меня тут есть хорошие связи.

Через несколько минут в дальнем углу террасы открылась дверь, из-за которой появилась первая группа танцоров: десять юношей в устрашающих масках из папье-маше. Все они были одеты в красивые пестрые костюмы, а в руке у каждого был большой бутафорский меч. Музыканты принялись играть на своих инструментах, и танцоры плавно закружились по каменному полу. Постепенно их движения становились все быстрее и быстрее, по мере того как возрастал темп музыки. Вскоре танцоры начали имитировать сражение, наскакивая друг на друга с мечами и отбиваясь от ударов. Викрам наблюдал за представлением, широко открыв рот: все это выглядело весьма необычно и увлекательно.

– Это сцены из поэмы «Риемке», – шепотом пояснил Сопхат. – Вы ее в школе будете проходить.

Учительница Млих рассказывала Викраму об этой поэме. Она называла ее главной гордостью кхмерской литературы, которую должен прочитать всякий образованный человек. Если она настолько увлекательна, как этот танец, то прочитать ее, безусловно, стоит, подумал Викрам.

Танцоры в масках закончили свое выступление, и на террасу вышли двадцать девочек лет десяти в белых блузках и бордовых саронгах. Юные танцовщицы встали в ряд и застыли в ожидании музыки. Музыканты затянули спокойную, умиротворяющую мелодию, и девочки начали двигаться по террасе в ритме медленного танца. Если прошлое выступление произвело на Викрама сильное впечатление, то юные танцовщицы буквально сразили его наповал. Каждый жест, каждый шаг в их танце был настолько красивым и плавным, что Викрам не мог оторвать глаз от представления.

Одна из юных танцовщиц привлекла особое внимание Викрама. Она выглядела младше всех остальных девочек и казалась стройнее и искуснее других. Ее движения в танце были особенно утонченными, пластичными, завораживающими. Девочка широко улыбалась зрителям, но, вглядевшись в ее лицо, Викрам заметил в нем хорошо скрываемое напряжение и глубокую сосредоточенность. Постепенно Викрам стал смотреть только на нее. Их взгляды на миг встретились, и она ласково улыбнулась ему. Эта улыбка заставила его слегка вздрогнуть: Викраму показалось, что ему улыбнулась сама Апсара, небесная танцовщица бога Индры, спустившаяся на землю и принявшая облик ученицы Королевской балетной школы.

Когда танец закончился и девочки, спешно поклонившись зрителям, скрылись за дверью, Викрам еще некоторое время смотрел на пустую террасу, будто загипнотизированный. Сопхат наклонился к нему и слегка тронул за плечо.

– Эй, племянник, ну что скажешь? Понравилось тебе?

– О да! – воскликнул Викрам, постепенно возвращаясь к реальности. – Это было как в сказке!

– Да-да, вот именно, как в сказке! – подхватил Сопхат. – Ну ладно, пошли, на сегодня у них все.

Спустившись с террасы, Викрам и Сопхат вышли в небольшой живописный дворик. Под тенистыми деревьями собрались только что выступавшие танцоры, которые что-то оживленно обсуждали со своими преподавателями. Рядом с ними на скамейках отдыхали танцовщицы, среди которых была и та самая девочка, которая особенно понравилась Викраму. Каково же было его удивление, когда Сопхат подошел к ней и поздоровался.

– Амарá, ты сегодня была просто бесподобна! – сказал он. Затем, посмотрев на сидевших вокруг других танцовщиц, тут же добавил: – Вы все молодцы!

Сопхат жестом подозвал Викрама. Мальчик медленно подошел и поздоровался с красавицей Амарой, не решаясь смотреть ей в лицо. Он вообще был очень стеснителен, когда общался с красивыми девочками. Даже темнокожая тамилка Каем, которую он знал с первого класса, частенько вызывала у него приступы застенчивости.

– Это мой племянник Викрам, а это Амара, – сделал короткое представление Сопхат.

– Ты очень красиво танцевала, – тихо сказал Викрам, решившись наконец поднять взгляд на Амару. – Мне очень понравилось.

– Спасибо, – так же тихо ответила девочка, робко улыбнувшись Викраму. Судя по всему, она тоже была стеснительной в отношениях с противоположным полом.

– Я до этого никогда не видел балета. Это просто потрясающе, – сказал мальчик. – Ты давно занимаешься здесь?

– Пять лет, – все тем же тихим голоском ответила Амара. – Не очень давно.

– Я очень хотел бы увидеть ваш танец еще раз, – сказал Викрам.

– В следующую субботу у нас будет выступление, приходи, – Амара снова одарила мальчика своей неземной улыбкой. – Сегодня была только небольшая открытая репетиция.

В этот момент во дворе появилась строгого вида женщина лет сорока и подошла к сидевшим под деревьями девочкам. Викрам сразу догадался, что это была балетная преподавательница.

– Ну что, отдохнули немного? – спросила она и, не дождавшись ответа, добавила: – Пойдемте, пора работать.

Девочки тут же повскакали со скамеек и послушно направились в сторону террасы, следуя за преподавательницей.

– До встречи, успехов тебе! – сказал Викрам Амаре.

– До свидания! – попрощалась девочка, на ходу изобразив быстрый «сомпеах», адресованный и Сопхату, и Викраму.

Когда дядя с племянником вышли на шумную улицу, Викрам спросил у Сопхата:

– А откуда ты ее знаешь, дядя?

– Очень просто, – ответил Сопхат, – мы работаем на одном заводе с отцом Амары. Он тоже начальник цеха, самого большого. Очень важный человек. Как-то раз предложил мне сходить на выступление учеников балетной школы, ну я и пошел, неудобно было отказываться. С тех пор хожу сюда часто, уж очень мне нравится балет. Тем более что у меня пропуск постоянный теперь. И дочь у него прекрасно танцует. Если бы у меня была дочь, я бы ее тоже в балет отдал.

– Можно я теперь буду с тобой ходить сюда по пятницам? – спросил Викрам.

– Ну конечно! – сказал Сопхат. – Я смотрю, тебе понравилась Амара. С ее отцом я тебя тоже познакомлю. Сегодня он не смог прийти на выступление дочки, на работе много дел. У меня вот выходной выдался, а у него нет.

Викрам кивнул, пропуская мимо ушей основную часть нескончаемого речевого потока болтливого дяди. Амара ему не просто понравилась: он уже чувствовал, что скоро будет считать дни и часы до того момента, когда сможет увидеть ее снова.

– Ну что, поехали на набережную, перекусим где-нибудь? – предложил Сопхат, заводя свою «Хонду». – А потом в мою клетушку спать.

– Поехали! – сказал Викрам, пристраиваясь на заднем сидении.

Сопхат дернул ногой педаль, и они понеслись по вечерним столичным улицам.

Глава третья

Вадиму пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть огромный желтый купол Центрального рынка. От купола расходились четыре широких сводчатых крыла, под которыми шумно бурлила торговля. Сотни лотков и прилавков буквально ломились от самого разного товара. Одежда, часы, украшения, антиквариат, бытовая техника, рыба и мясо, свежие овощи и фрукты – чего здесь только не было. Голоса многочисленных покупателей и торговцев сливались в громкий монотонный гул, который усиливался раскатистым эхом, разносившимся под сводами старого бетонного здания.

– Когда-то это был самый большой крытый рынок в Азии, – сказал Крижевский. – Его построили французы в 1937-м. С тех пор это главная торговая точка в столице.

Крижевский протянул Вадиму купленный при входе на рынок большой платок из тонкой клетчатой ткани.

– Держи, это тебе пригодится.

– Что это? – спросил Вадим.

– Это называется крама, – объяснил Крижевский. – Думаю, ты скоро сам догадаешься, зачем ее используют.

Вадим обернул краму вокруг шеи, следуя примеру своего коллеги. Ее предназначение сразу же стало очевидным: кхмерским платком было очень удобно вытирать постоянно появлявшиеся на лбу капли пота.

Жара в Пномпене в последние дни все усиливалась, в дневные часы воздух прогревался до сорока градусов и выше. Выходить на улицу в это время было просто пыткой, поэтому сразу после полудня, когда жара достигала апогея, городская жизнь приостанавливалась: наступала традиционная двухчасовая сиеста, после которой столичный ритм вновь набирал обороты.

Первая неделя командировки выдалась для Вадима не особенно напряженной. Хотя он практически сразу начал активно рваться в бой, Крижевский пока решил не нагружать своего молодого коллегу кучей заданий, и Вадим постепенно привыкал к новой стране и к новым жизненный условиям, изучал Пномпень, который все больше нравился ему.

Бенчли был прав: город действительно чем-то напоминал Париж. На центральных улицах было полно уютных французских кофеен, ресторанов и баров, архитектурный облик столицы хранил в себе колониальный галльский дух, а французская речь слышалась повсюду. В общем, было очевидно, что связь с бывшей метрополией все еще очень сильна.

Крижевский рассказывал Вадиму, как в августе 1966 года в Камбоджу приезжал президент Франции, генерал Шарль де Голль. К этому визиту в столице готовились очень тщательно и долго. Пномпень был буквально вычищен до блеска, в честь высокого гостя организовывались торжественные приемы и представления, а выступление генерала на Олимпийском стадионе слушали тысячи столичных жителей. Камбоджийские газеты пестрели заголовками об «историческом визите» и о «новом этапе в отношениях с Францией». Однако вся эта эйфория вскоре утихла, так как политическая ситуация в стране становилась все более сложной и напряженной, а какой-либо существенной помощи с французской стороны ждать не приходилось.

Пока Крижевский выбирал себе новые джинсы, Вадим неспешно прогуливался по рынку и любовался рядами маленьких узорчатых окошек, украшавших центральную купольную часть здания и тянувшихся вдоль всех четырех крыльев. Журналист достал из сумки привезенный из Москвы фотоаппарат «Зенит» и принялся фотографировать удивительные интерьеры огромного крытого базара.

– Следи за вещами, Вадим! – окликнул его Крижевский, отвлекаясь от активного торга с толстой продавщицей. – Тут полно карманников, будь внимателен.

– Да-да, конечно, – кивнул Вадим, все больше увлекаясь фотографированием.

Кхмерские лица казались молодому журналисту удивительно фактурными, интересными, открытыми, поэтому он стал постоянно носить с собой фотоаппарат, который подолгу лежал без применения в его московской квартире.

Вадим навел объектив своего «Зенита» на смешного улыбчивого старичка, стоявшего возле обувного лотка и курившего папиросу в ожидании покупателей. Молодой журналист резко взвел затвор и тут же нажал на кнопку, пока сонный продавец не заметил его и не стал строить гримасы и позировать перед «барангом» с фотокамерой, как любили делать местные жители. В этот момент Вадим вдруг почувствовал, как сзади кто-то дотронулся до его брюк. Это было легкое, чуть заметное прикосновение, но Вадим моментально вспомнил предупреждение Крижевского и потянулся к заднему карману, где лежал его кошелек. Карман был уже пуст.

Вадим стал лихорадочно оглядываться по сторонам, отыскивая глазами вора. В кошельке была приличная сумма денег, около сорока долларов, и в одночасье потерять все это было бы настоящей катастрофой. Кроме того, в нем хранилось несколько визитных карточек: первые серьезные контакты, которыми Вадиму удалось разжиться в Пномпене.

Журналисту повезло: через какую-то долю секунды он заметил быстро улепетывающего мальчишку лет восьми в красной майке. Несомненно, это и был похититель кошелька! Вадим тут же кинулся за ним. Бежать по территории рынка было тяжело, приходилось продираться сквозь толпу покупателей и огибать бесконечные торговые палатки и лотки. Воришка уже явно привык к такому «кроссу с препятствиями», поэтому быстро отрывался от своего преследователя.

Отчаянно пытаясь нагнать мальчишку, Вадим старался бежать быстрее и с разбегу налетел на выкатившуюся из-за торговых рядов повозку, наполненную глиняными кувшинами. Кувшины рассыпались по земле, многие сразу же разбились вдребезги. Вадим мельком увидел растерянное и испуганное лицо молодой женщины, которая толкала повозку, и ему на миг стало искренне жаль ее, но останавливаться было нельзя.

Воришка пробежал вдоль южного крыла рынка и выскочил на улицу. В погоне за ним Вадим ловко перепрыгнул через пару лотков с одеждой, повергнув в шок сонных и умиротворенных продавцов. Выбежав на улицу, он на секунду зажмурился от яркого солнца. Было всего лишь восемь утра, а оно уже палило нещадно.

Мальчишка исчез из поля зрения. Вадим жадно всматривался в хаотично расставленные возле бетонного сооружения столы и лотки с продуктами под невысокими навесами из старого дырявого брезента. Затеряться в этом торговом лабиринте было проще простого. Но вот в одном из рядов мелькнула знакомая красная майка. Вадим вновь устремился за воришкой.

В нос ударила острая смесь экзотических запахов: теперь Вадим преследовал карманника, лавируя между прилавками со свежими морепродуктами, мясом, зеленью, фруктами, а также жареными и сушеными жуками, пауками, тараканами и прочей живностью, которая в Камбодже считалась съедобной. Проходы между лотками были очень узкими, многие продавцы и вовсе раскладывали свой товар на земле, а покупателей становилось все больше.

– Gare!1111
  Дорогу! Сторонись! (фр.)


[Закрыть] – кричал Вадим, пугая посетителей рынка, которые отшатывались в стороны, удивленно косясь на несущегося по рынку молодого человека с болтающимся на шее фотоаппаратом.

Худощавый воришка ловко продирался через толпу, но Вадиму все же удалось нагнать его. Он уже вытянул вперед правую руку, чтобы схватить паршивца за шиворот, но вдруг его правая нога зацепилась за деревянную опору низкого стола с установленной на нем спиртовой горелкой. На ней стояла большая сковорода, внутри которой в кипящем масле жарились крупные водяные тараканы. Стол с горелкой опрокинулся, содержимое сковороды выплеснулось на землю, и несколько капель раскаленного масла обожгли ноги проходивших мимо покупателей. Пожилая женщина, жарившая тараканов, громко закричала и начала растерянно размахивать руками.

– Вот черт! – выругался Вадим, на бегу оглядываясь на то, что он сотворил. Воришка тем временем уже приближался к выходу с рынка, возле которого столпилось особенно много народу.

Мальчик добежал до металлического забора, опоясывавшего открытую часть базара, и принялся отчаянно проталкиваться через толпу у узких ворот. Тут-то Вадим и поймал его. Он крепко схватил воришку за майку и резко притянул к себе. Мальчик обернулся и посмотрел на Вадима своими большими, выпученными от страха глазами. В его взгляде читалась мольба о снисхождении.

– Portefeuille1212
  Бумажник (фр.).


[Закрыть]! – строго произнес Вадим, крепко схватив карманника за правую руку, чтобы тот уже не смог улизнуть.

Воришка быстро затараторил что-то по-кхмерски, делая какие-то странные жесты левой рукой, которая была свободна.

– Бумажник давай! – повторил Вадим. – Бу-маж-ник!

Но мальчонка вновь принялся объяснять что-то на своем родном языке и отчаянно жестикулировать.

– Отлично, тогда сейчас отведу тебя в полицейский участок, там и разберемся, – сказал Вадим и дернул мальчишку за локоть, направляясь в сторону выхода. Их разговор между тем привлекал все более пристальное внимание зевак и продавцов.

– Non! Non police! – испуганно взмолился мальчик.

– Ага, значит, понимаешь все-таки по-французски! – хитро ухмыльнулся Вадим. – Ну тогда отдай же, черт возьми, мой кошелек!

– Какой кошелек? У меня ничего нет, ничего нет! – произнес мальчишка на ломаном французском.

Вадим почувствовал, как его терпение подходит к концу. После сумасшедшей пробежки по рынку он ощущал, как с него градом катился пот, сердце бешено колотилось, а голова шла кругом. Вадим притянул мальчонку к себе и влепил ему легкий подзатыльник. Воришка схватился левой рукой за голову и захныкал. После этого начало происходить что-то странное.

Столпившиеся вокруг зеваки, покупатели и торговцы вдруг принялись оживленно обсуждать и комментировать увиденное, а одна пожилая женщина подошла к Вадиму и принялась что-то громко говорить ему недовольным тоном по-кхмерски, указывая на мальчишку. Несколько человек активно вторили и поддакивали ей, бросая на молодого человека недовольные взгляды. Вадим продолжал держать воришку за локоть и недоуменно смотрел на обступивших его людей, не понимая, что они от него хотят.

– Это вор, – принялся объяснять журналист. – Он украл у меня кошелек, понимаете? Украл кошелек.

Но на объяснения Вадима никто из окружающих не обращал внимания. Он продолжал слышать со всех сторон какие-то реплики в свой адрес, совершенно не понимая их смысла. Понятно было только одно: этих людей что-то не на шутку возмутило в его поведении. Вдруг он почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Рядом стоял Крижевский.

– Пошли отсюда быстро! – процедил он сквозь зубы.

– Но я же… У меня украли бумажник… – начал было обрисовывать ситуацию Вадим, но шеф уже тянул его к выходу, попутно что-то объясняя по-кхмерски столпившимся вокруг камбоджийцам. Вадим выпустил локоть воришки, и мальчуган тут же растворился в рыночной сутолоке.

Крижевский довел растерявшегося Вадима до припаркованной возле рынка «Волги». Журналисты сели в машину, и Вадим глубоко вздохнул: бумажник с долларами и карточками теперь точно был утрачен навсегда.

– Ну ты даешь! – воскликнул Крижевский. – Теперь тебя на этом рынке точно запомнят. Еще и прозвище какое-нибудь придумают типа «баранг-разрушитель».

– Да я за вором погнался! – сказал Вадим. – Черт возьми, у меня в кошельке было сорок долларов, и какой-то сопляк у меня их украл. И ведь я его поймал, за руку держал…

– Значит так, – оборвал коллегу Крижевский. – Во-первых, запомни: никогда, слышишь, никогда не смей бить по голове местных детей. Тем более на глазах у людей. Здесь это воспринимается как что-то крайне непристойное, почти как акт насилия, понимаешь? Так делать нельзя! И повышать голос тоже нельзя. Это говорит о том, что ты потерял контроль над собой. А значит, потерял лицо в глазах окружающих.

– Но это же воришка! – недоумевал Вадим. – Он украл у меня деньги, и я его поймал. Да я и не бил его, так, стукнул чуть-чуть по макушке. Я им пытался объяснить, но никто ничего не понял, похоже…

– Во-вторых, твой бумажник наверняка был не у этого мальчишки, – продолжал Крижевский. – Местные карманники не действуют в одиночку, они орудуют группами. Скорее всего, этот парень и должен был просто отвлечь тебя, а настоящий вор благополучно скрылся сразу же после того, как вынул его у тебя из кармана. Так что, извини, твой бег с препятствиями по рынку был напрасным. Но зато его теперь будут очень долго обсуждать. Так что, думаю, нам не следует здесь отовариваться в ближайшие несколько недель. Благо, в Пномпене есть еще несколько хороших базаров, город ими славится.

– Вот черт! – вздохнул Вадим, вытирая крамой покрытый испариной лоб. – Как же все по-дурацки вышло. Ладно, Николай, ты извини меня, если что…

– Да ничего, ты же тут новичок, – улыбнулся Крижевский. – Зато будешь теперь знать одно из правил поведения в Камбодже.

Вадим чувствовал себя ужасно. За несколько минут он умудрился не только стать жертвой банды карманников, причинить материальный урон нескольким торговцам и стать посмешищем в глазах всего рынка, но также грубо нарушить несколько важных социальных табу.

– Это Восток, Вадим, – глубокомысленно протянул Крижевский. – Тут все совсем по-другому. Но не переживай, со мной тоже такие штуки случались на первых порах. Это неизбежно, особенно когда ты только приехал и еще не освоился.

Крижевский вырулил на просторную стоянку возле дворца приемов Чамкармон, ярко освещенного многочисленными фонарями. Его «Волга», хоть и блестела как новенькая копейка, выглядела несколько неказисто среди стоявших вокруг роскошных «Кадиллаков», «Мерседесов» и «Ягуаров».

– Ну вот мы и приехали, – сказал Крижевский сидевшему рядом Савельеву. – Можешь не переживать по поводу утерянных визитных карточек: сейчас тебя ждут гораздо более важные и высокие знакомства.

Савельев молча кивнул, поправляя недавно купленный синий галстук из чистейшего тайского шелка. Молодой человек явно был взволнован перед предстоящим мероприятием.

– Учти, что сегодняшний прием носит не совсем официальный характер, это скорее светская вечеринка, – объяснил Крижевский. – Так что не советую тебе углубляться в обсуждение политических вопросов. Улыбайся, знакомься, говори на общие темы, делай комплименты. Главное, чтобы тебя здесь запомнили, сам понимаешь.

Журналисты вышли из машины и направились к входу во дворец, над которым нависал массивный ребристый козырек из бетона. Крижевский уже не раз бывал в этом просторном современном здании, построенном талантливым молодым архитектором Ван Моливаном специально для подобных мероприятий, которые принц Сианук устраивал чуть не каждую неделю. Приемы, вечеринки и прочие светские рауты были еще одной страстью главы государства, наряду с кинопроизводством. Нередко принц приглашал джазовые оркестры и театральные труппы из Франции и США, которые приезжали в Пномпень специально для того, чтобы развлечь гостей на очередной вечеринке, а сразу после ее окончания уезжали обратно.

У входа во дворец стоял красивый коренастый камбоджиец в пестрой национальной одежде, который вежливо поклонился гостям и открыл им большую стеклянную дверь. Савельев еще раз поправил галстук, чуть подтянув узел, который и так был завязан довольно туго.

– Главное, не волнуйся, Вадим, – ободрил коллегу Крижевский, – сейчас ты увидишь, что члены древней королевской семьи – это вполне земные и приятные в общении люди.

– Да я и не волнуюсь, – сказал Савельев, стараясь изобразить бодрую улыбку.

В огромном зале с высокими окнами уже собралось несколько десятков человек. Тут была вся столичная богема, от министров и других крупных чиновников до популярных артистов, писателей и художников. Из «барангов» присутствовали в основном журналисты и дипломаты. Мужчины были одеты в дорогие костюмы, сшитые на заказ в элитных парижских бутиках, женщины носили элегантные вечерние платья и были буквально увешаны блестящими драгоценностями.