Текст книги "Слезы Бодхисаттвы"

Николай заметил, что его молодой коллега еще больше засмущался – его костюм фабрики «Большевичка», который в Москве полностью соответствовал последним веяниям моды, здесь явно смотрелся блекло, примерно как «Волга» на стоянке среди дорогих иномарок. Впрочем, костюм Крижевского, хоть и был сшит на заказ во французской мастерской в центре Пномпеня, тоже выглядел весьма скромно на общем фоне.

– Пусть тебя не смущает вся эта роскошь, – шепнул Крижевский молодому человеку. – Статус здесь определяется далеко не качеством костюма, а тем, как скоро с тобой поздоровается принц и его родственники. Нас, кстати, уже хотят поприветствовать.

К журналистам подошел красивый молодой кхмер в парадной военной форме. Он крепко пожал руку Крижевскому.

– Je suis très heureux de vous voir ici1313
  Очень рад видеть вас здесь (фр.).


[Закрыть], – сказал камбоджиец.

– Я тоже очень рад, Ваше Высочество, – любезно ответил Николай. – А это мой коллега, Вадим Савельев. Он приехал неделю назад. Вадим, хочу представить тебе Его Королевское Высочество Принц Нородом Чакрапонг.

– Рад знакомству, – улыбнулся принц, пожимая руку Савельеву. – Как вам нравится Камбоджа?

– Мне все очень нравится, – ответил молодой человек. – Только немного жарковато тут у вас.

Принц снова расплылся в сверкающей добродушной улыбке.

– О да, у нас тут теплые края!

В этот момент к ним подошел строгий молодой мужчина в элегантном бежевом костюме. Крижевский узнал принца Нородома Ранарида, с которым тоже был шапочно знаком. Оба принца были почти ровесниками и любимыми сыновьями Сианука, оба получили образование во Франции и уже строили блестящую карьеру: Чакрапонг был пилотом Королевских ВВС Камбоджи, а Ранарид в свои двадцать четыре года уже считался одним из крупнейших мировых специалистов по морскому праву. Принц коротко поздоровался с журналистами, пожав им руки.

– Отец очень хотел с вами поговорить, – сказал он. – Пойдемте, я проведу вас к нему.

Крижевский и Савельев последовали за Ранаридом через банкетный зал, который продолжал заполняться гостями. Вдоль стен были расставлены длинные столы с разнообразными холодными закусками и горячими блюдами на больших металлических подносах, накрытых крышками. Некоторые гости, не теряя времени, наполняли тарелки едой и пристраивались с ними за небольшими столиками. В дальнем конце зала располагалась сцена, обрамленная красивыми цветными панно с изображениями древних храмов Ангкора. «Интересно, кого принц пригласил на этот раз развлекать публику?» – подумал Крижевский, заметив установленный посреди сцены микрофон и стоявший рядом большой черный рояль.

Принц провел журналистов в небольшую, красиво оформленную комнату, примыкавшую к банкетному залу. В центре комнаты стоял массивный, обитый дорогим шелком диван, на котором сидели принц Нородом Сианук и его жена, принцесса Моник. Увидев посетителей, принц и его супруга тут же встали и подошли к ним, широко улыбаясь. Крижевский и Савельев низко поклонились монаршей чете, изобразив традиционный «сомпеах».

– Я вас очень жду, мои советские друзья! – сказал Сианук, жестом приглашая гостей занять два кресла, стоявшие напротив дивана. – Располагайтесь.

Моник что-то шепнула на ухо мужу и вышла из комнаты. Взглянув на нее, Крижевский в очередной раз невольно залюбовался ее необычной красотой. Отец принцессы был французом, а мать камбоджийкой, и сочетание двух кровей придавало ее внешности какую-то особенную утонченность. В свои тридцать два года она находилась в самом расцвете молодости и красоты. Да и принц, который был старше своей супруги на четырнадцать лет, тоже был видным и ухоженным мужчиной с неизменной белозубой улыбкой на круглом добродушном лице и безупречной – волосок к волоску – прической.

Журналисты уселись в кресла напротив принца. Крижевский заметил, что Савельев снова начал слегка теребить галстук. Молодой человек явно не ожидал, что спустя всего неделю после приезда в Пномпень он будет беседовать с самим главой государства.

– Не буду вас долго задерживать, друзья мои, – сказал Сианук, сразу переходя к делу. – У меня есть к вам серьезное предложение. Вы ведь знаете, какая сейчас ситуация на наших восточных и западных границах. Особенно на восточных, откуда все сильнее пахнет войной. Мы бы хотели послать туда корреспондентов, которые бы постарались разоблачить провокационные действия США и Сайгона против Камбоджи.

Сианук старался говорить мягким тоном, продолжая широко улыбаться, но Крижевский уже чувствовал в его голосе нотки негодования, которые всякий раз проявлялись, когда принц заводил речь о «провокационных действиях США».

– Так вот, – продолжал Сианук, – с этой задачей лучше всего может справиться журналист из соцлагеря, из СССР. Я предлагаю вам отправиться в нашу провинцию Свайриенг на границе с вьетнамской провинцией Тэйнинь: именно там сейчас возникла самая напряженная ситуация. Нужно будет собрать последнюю информацию о том, что там творится, об агрессии империалистов против наших граждан, понимаете? Я был бы очень рад, если бы кто-то из вас этим занялся. В ближайшие дни я собираюсь организовать поездку туда. Хочу пригласить еще несколько пишущих журналистов, а также фоторепортеров и кинооператоров. Все они, скорее всего, будут из соцстран. Ну, может, приглашу несколько австралийцев, они все равно обо всем быстрее всех пронюхивают, так что пусть составят вам компанию.

Принц замолчал, и на несколько секунд в воздухе повисла тишина. Сианук, видимо, решил дать журналистам немного времени, чтобы они переварили полученную информацию.

– Ну так что, кто-нибудь из вас возьмется за это? – наконец спросил принц. – Транспортные расходы, как вы поняли, я беру на себя.

– Да, Ваше Высочество, – тут же ответил Крижевский. – Ваше предложение нас очень заинтересовало…

– Я бы с радостью поехал, – вдруг сказал Савельев. – Если Николай будет не против.

Крижевский бросил удивленный взгляд на своего коллегу. Судя по всему, молодой человек смог, наконец, преодолеть свое волнение и снова рвался в бой. «Что ж, для него это может быть хорошим полевым опытом, пусть съездит», – подумал Николай, хотя ему и самому было интересно своими глазами увидеть ситуацию в неспокойной приграничной зоне.

– Конечно, я не против, – сказал он.

– Ну вот и прекрасно! – радостно воскликнул Сианук. – Все подробности вы узнаете от меня в ближайшие дни. А сейчас я больше не хочу вас отвлекать. Давайте пройдем в зал и посмотрим, что нам приготовили мои новые повара. А на десерт вас всех ждет очень приятный сюрприз!

Трое собеседников поднялись со своих мест и вышли из комнаты в банкетный зал. За окном окончательно стемнело, и под потолком ярко вспыхнули хрустальные люстры. Сианук оставил журналистов и пошел церемонно здороваться с многочисленными гостями. Савельев посмотрел на Крижевского виноватым взглядом.

– Николай, я как-то не очень вежливо поступил, ты извини, если что…

– О чем речь, Вадим? – улыбнулся Крижевский. – Только ты учти, что это будет не увеселительная прогулка. Там действительно стреляют. И бомбы рвутся почти каждый день.

– Я понимаю, – сказал Савельев. – Я готов к этому.

– Ладно, давай пока что-нибудь съедим, – сменил тему Крижевский. – Не знаю как ты, а я страшно проголодался. Заодно оценим творчество новых поваров, которых так нахваливает Самдек. И я еще хочу познакомить тебя с некоторыми интересными людьми.

После разговора с принцем Сиануком Вадима буквально охватила эйфория. Надо же, сам глава государства только что просил их с Крижевским «разоблачить агрессию империалистов», разговаривал с ними наедине, как с друзьями, с людьми из ближнего круга.

Крижевский бегло познакомил Вадима с несколькими журналистами, дипломатами и чиновниками, которые присутствовали на вечеринке. Само собой, на приеме не было ни одного американца: Камбоджа разорвала свои отношения с США несколько лет назад. Большинство приглашенных иностранцев были из соцстран. Среди гостей был и дипломат Абдуллаев, с которым Вадим познакомился в первый день своего приезда в Пномпень. Он бойко общался с камбоджийцами, как будто кхмерский был его родным языком.

Крижевский начал о чем-то спорить с толстым болгарским журналистом, а Вадим наконец принялся за изысканные закуски. Помимо жареных омаров и креветок, устриц, фуа-гра и прочих деликатесов на столах была и привезенная из Советского Союза черная икра, на которую гости налегали особенно активно. Вдруг Вадим услышал за спиной знакомый голос.

– Ну как дела, русский коллега? – спросил Бенчли.

Вадим не сразу узнал австралийского журналиста: в дорогом бежевом костюме он выглядел совсем другим человеком. В руках у него был неизменный бокал с виски и льдом.

– Здравствуйте, Уилл! – улыбнулся Вадим, пожимая ему руку. – Все прекрасно, работаем потихоньку.

– Вы, наверное, в первый раз на таком приеме? – спросил Бенчли. – А я вот уже сбился со счету и даже не могу сказать, сколько раз я был на таких вечеринках за последние пару лет. Наверное, раз сто. Наш дорогой Самдек их частенько устраивает. Кстати, вы с ним, я так понял, уже познакомились?

– Да, только что, – сказал Вадим. Он решил не рассказывать австралийцу про предложение принца Сианука.

– Он, небось, говорил вам про поездку в Свайриенг, не так ли? Приглашал отправиться туда, чтобы посмотреть, как несчастные кхмерские крестьяне страдают от американской военщины, а затем описать это в разоблачительных статьях и репортажах.

– Верно, откуда вы знаете? – спросил ошарашенный Вадим. В самом деле, Бенчли же не мог подслушать их разговор.

– Молодой человек, я двадцать лет работаю в Индокитае и о многом узнаю раньше других. Работа такая, сами понимаете. Ну так что, вы, конечно же, поедете туда?

– Да, я хочу поехать. А вы?

– Э, нет, такие путешествия не для меня, – ухмыльнулся Бенчли. – Я уже сыт по горло этими пресс-турами от принца. Учтите, мой юный друг, что вас там будут держать на коротком поводке и ни с кем толком не дадут пообщаться.

– Как вы сказали, Уилл, простите? – переспросил Вадим, услышав непонятное иностранное словосочетание «пресс-тур».

– Да не важно, не берите в голову, – махнул рукой австралиец. – Поезжайте, только будьте осторожны… О, а вот и обещанный сюрприз!

В этот момент над сценой вспыхнули яркие разноцветные огни, и к микрофону вышел невысокий камбоджиец лет тридцати пяти в черном костюме с бабочкой. Его густые, аккуратно прилизанные волосы блестели от бриолина. За ним на сцену вышла молодая красивая женщина в ярком бордовом платье.

Гости громко захлопали, некоторые дамы начали что-то радостно выкрикивать в адрес артистов. В углу сцены расположились музыканты с гитарами, саксофонами и национальными камбоджийскими инструментами, за рояль уселся пожилой седой кхмер с очень серьезным видом.

– Это Синн Сисамут, главная звезда и король местной эстрады, камбоджийский Фрэнк Синатра, если хотите, – сказал Бенчли. – Говорят, он пишет по несколько песен в день, и я не удивлюсь, если так оно и есть. Большинство из этих песенок мало чем отличаются друг от друга, но кое-что из его репертуара звучит весьма недурно.

– А кто эта красивая женщина рядом с ним? – спросил Вадим.

– Рос Серейсотхеа. Королева эстрады, соответственно, – ухмыльнулся австралиец. – У нее красивый творческий псевдоним, в переводе с кхмерского означает «свободно живущая». Голосок у нее тоже прелестный, надо сказать. Они часто выступают вместе с Сисамутом.

Послышалась медленная музыка, и певцы затянули душещипательную любовную балладу. Вадим сразу вспомнил, где он слышал тонкий высокий голос Синн Сисамута: возле Памятника Независимости, когда они гуляли по городу с Бопхой в его первый день в Пномпене.

С тех пор он виделся с ней два раза, они снова гуляли по городу и разговаривали, и он снова любовался ее безупречной фигурой и тонкими чертами лица. Однако обе встречи были очень короткими: Бопха быстро убегала по своим делам, а Вадим еще некоторое время гулял один по вечернему городу, мечтая о том, чтобы увидеть дочь профессора снова.

– Неплохо поет девушка, согласитесь, – сказал Бенчли. – Мне она больше нравится, чем этот напомаженный ловелас.

– Да, приятный голос, – кивнул Вадим.

Как только артисты закончили исполнение баллады, в зале вновь послышались оглушительные аплодисменты: публика была в полном восторге. Перед сценой освободилось небольшое пространство для танцев, и, когда сладкоголосые «короли эстрады» начали вторую песню, гости принялись танцевать. Танцы показались Вадиму странными: мужчины и женщины медленно переступали с одной ноги на другую, параллельно делая плавные жесты руками в такт размеренному музыкальному мотиву.

– Ронгвунг, камбоджийский традиционный танец, – пояснил Бенчли, опустошив очередной стакан виски. – Смотрится довольно смешно на первый взгляд, но, если приглядеться, он довольно изящен. Обратите внимание на ту девушку перед самой сценой. Это дочь Сианука Бопха Деви, танцовщица Королевского балета. Настоящая восточная красавица.

Вадим сразу заметил ее. Бопха Деви выделялась среди остальных танцоров и действительно была очень красива. Она была чем-то похожа на дочь Нум Сэтхи. Надо же, и имя у нее такое же, подумал Вадим, любуясь плавными движениями изящных рук и ног принцессы.

Синн Сисамут ушел со сцены под громкие овации гостей, а певица с красивым псевдонимом спела еще несколько песен. На этот раз это был бойкий, заводной рок-н-ролл. Неторопливые национальные танцы сменились быстрыми веселыми плясками, а принцесса Бопха Деви сразу показала, что и в этом заграничном стиле она танцует превосходно.

Затем на сцену вышел сам принц Сианук. В руках у него был блестящий серебристый саксофон. Гости снова зааплодировали, на этот раз особенно громко и старательно, ведь перед ними собирался выступать сам глава государства.

– Ну а вот и главный сюрприз вечера, – сказал Бенчли. – Хотя сюрпризом это сложно назвать: принц почти на каждом приеме развлекает гостей своей игрой на саксе. Кстати, у него это действительно неплохо получается.

Сианук принялся играть какой-то блюзовый мотив в сопровождении оркестра. Его лицо приняло очень сосредоточенный вид, щеки надулись и покраснели, а глаза зажмурились: принц полностью погрузился в игру на саксофоне. Послушав первые аккорды, Вадим тут же согласился с Бенчли: Сианук и правда был способным музыкантом. Гости закружились в плавном танце под романтичную и мягкую мелодию в исполнении главы государства; на этот раз дамы танцевали с кавалерами.

– Я, пожалуй, пойду потанцую немного, – сказал Бенчли, откладывая в сторону очередной опустошенный стакан. – Приглашу на танец одну старую знакомую. Вы тоже можете смело кого-нибудь пригласить, кстати.

– О, нет, я плохо танцую, – сказал Вадим. – Думаю, в другой раз.

– А зря, – ухмыльнулся Бенчли. – Этот навык может вам очень пригодится со временем, молодой человек.

Австралиец подошел к элегантной камбоджийке средних лет, одетой в роскошное платье, и вежливо протянул ей руку. Та радостно улыбнулась, и через несколько секунд они уже кружились в медленном танце перед сценой под нежный блюз в исполнении принца. Вскоре среди танцующих Вадим заметил и Крижевского. Он танцевал с какой-то пожилой француженкой и несколько раз во время танца шептал ей что-то на ухо, после чего она слегка посмеивалась.

Вечеринка подошла к концу лишь глубокой ночью. Крижевский к этому моменту выглядел абсолютно трезвым, хотя принял изрядную дозу самых разных горячительных напитков. Вадим, у которого голова начинала кружиться уже после пары стаканов виски, снова позавидовал способностям своего шефа, который как ни в чем не бывало сел за руль и за пару минут домчал «Волгу» по ночным улицам до редакционной виллы.

Глава четвертая

Отец Амары Сокх был крепким, пышущим здоровьем мужчиной лет тридцати пяти с вьющимися, почти кудрявыми волосами, большим мясистым носом и толстыми губами – настоящий чистокровный камбоджиец.

На утреннее субботнее выступление в балетной школе собралось очень много зрителей. Большинство из них были родственниками учеников. Наблюдая за тем, как танцует его дочь, Сокх нервничал и постоянно теребил пальцами свою синюю бейсболку. Как только танец закончился, он принялся так громко и старательно аплодировать, что Викрам начал опасаться, как бы он не отбил себе ладони.

– Замечательно! Просто великолепно! – восторженно воскликнул Сокх, когда юные танцовщицы покинули сцену.

– Да, поздравляю тебя, твоя дочь снова была бесподобна, – сказал Сопхат.

– Как же я рад, что отдал ее в эту школу. Ведь если она будет хорошо учиться, то станет настоящей танцовщицей. Кто знает, может, она скоро будет танцевать на одной сцене с самой принцессой Бопхой Деви, а!

Викрам полностью разделял восторги Сокха. Он все больше влюблялся в кхмерский балет и все сильнее был очарован скромной, старательной ученицей.

– Ну что, если хотите, можете сходить в кино с Викрамом, – предложил Сокх дочери, когда они вышли на шумную улицу. – А мы с Сопхатом выпьем пивка на набережной.

– О да, я хочу в кино! – обрадовалась Амара.

Викрам широко улыбнулся, не поверив такой внезапной удаче.

– Да, я тут обратил внимание на афишу с еще одним фильмом Шарло в кинотеатре на набережной, – кивнул Сопхат. – Это наверняка очень смешно и здорово. Так что поехали туда.

– Поехали! – радостно воскликнул Викрам.

Сопхат с Викрамом сели на «Хонду», а Сокх и Амара втиснулись в крохотный потертый «Жук», которым Сокх очень гордился: любой личный автомобиль в Пномпене был признаком высокого достатка.

Новый фильм про бродягу Шарло действительно оказался очень смешным. На этот раз забавный неудачник с маленькими усиками влюбился в бедную слепую продавщицу цветов и на протяжении всего фильма изо всех сил старался помочь ей заработать денег на дорогую операцию. Сначала Шарло сказочно повезло: он случайно познакомился с чудаковатым пьяным миллионером, который тут же пригласил его в свои роскошные апартаменты, накормил, дал кучу денег, да еще и разрешил пользоваться своей машиной. Правда, когда миллионер протрезвел, он вдруг перестал узнавать бродягу.

Кинозал был переполнен, и зрители буквально покатывались со смеху. Когда маленький бродяга начал смело боксировать на ринге с неуклюжим верзилой, сидящий рядом с Викрамом старичок вдруг разразился таким пронзительным смехом, что чуть не упал с кресла, и мальчику пришлось поддержать его за локоть. Однако конец у этой невероятно смешной истории оказался неожиданно грустным. Слепая цветочница прозрела, разбогатела и увидела, что ее благодетель на самом деле жалкий нищий бродяга, а не аристократ и миллионер, как ей казалось раньше.

– Как грустно все кончилось, – сказала Амара, когда они с Викрамом вышли из кинотеатра. – Я в конце чуть не заплакала, так жалко стало этого чудака.

– Да, я тоже не ожидал, что все так закончится, – сказал Викрам. – Но ничего, главное, что они же все-таки опять встретились. А ты раньше не видела фильмов с Шарло?

– Нет, не видела. Мне очень-очень понравилось! – улыбнулась девочка.

– Отлично, я рад. Я обожаю его фильмы, хоть они все немые и черно-белые. Ты еще должна посмотреть кино, где он ищет золото на Северном полюсе.

– С удовольствием! Я до этого смотрела только индийские фильмы вместе с папой. Но они очень длинные и скучные.

Викрам тоже несколько раз ходил с Сопхатом на индийские и камбоджийские мелодрамы, которые имели огромный зрительский успех. Но затянутые любовные истории не особо нравились мальчику: сюжеты были скучными и однообразными, а персонажи – слишком эмоциональными и нервными, постоянно готовыми устроить какой-нибудь скандал по любому поводу. Вот фильмы Шарло – совсем другое дело: тут все было очень динамично, смешно, увлекательно и понятно без слов.

Викрам и Амара вышли на набережную и неспешно побрели по тротуару вдоль реки. Они договорились встретиться с Сопхатом и Сокхом в пять часов вечера возле пагоды Унналом, роскошной резиденции верховного бонзы Камбоджи, находившейся недалеко от королевского дворца. Викрам спросил у прохожего, который час, и с радостью узнал, что до встречи оставалось еще целых сорок минут, которые он мог провести наедине с Амарой.

Улыбчивая уличная торговка предложила детям купить у нее засахаренных орехов по одному риелю за упаковку. Викрам взял у нее два небольших кулька и один протянул Амаре. Они сели на скамейку под тенистым деревом и принялись щелкать орехи, рассеянно наблюдая за снующими туда-сюда прохожими. На противоположной стороне улицы толстый китаец стоял в дверях продуктовой лавки и обмахивался веером, тяжело вздыхая от жары. Недалеко от него на тротуаре сидел беззубый пожилой прокаженный, громко выпрашивавший милостыню у прохожих.

– Глянь-ка, какие забавные! – воскликнула Амара, указывая на стоявшую неподалеку скамейку.

Викрам посмотрел в указанном направлении и увидел двух очень странных субъектов, на первый взгляд похожих на мужчин, но одетых в женскую одежду и с густо накрашенными косметикой лицами. Существа неопределенного пола о чем-то оживленно беседовали.

– Я уже видела таких в городе, – сказала Амара. – Папа объяснял мне, что это мужчины, которые внутри чувствуют себя женщинами, поэтому и одеваются во все женское.

– Ого! – удивился Викрам. – Не знал, что так бывает.

– Я и сама удивляюсь, как такое может быть.

– Ты сегодня так здорово танцевала! – сменил тему Викрам. – А это ведь, наверное, так сложно: учиться балету?

– Да, конечно, – вздохнула Амара. – Нужно заниматься каждый день, я хожу туда сразу после обычной школы. Свободного времени мало. Но ничего страшного, мне очень нравится. Папа хочет, чтобы я стала знаменитой балериной, такой как принцесса Бопха. Ты видел, как она танцует?

– Нет, я еще ничего не видел, кроме выступлений в вашей школе.

– Она танцует как богиня! – восторженно воскликнула Амара. – Она приезжала к нам и давала несколько уроков. Я боюсь, что никогда так не смогу.

– А сколько надо учиться, чтобы стать балериной? – спросил Викрам.

– Долго, очень долго. Учительница говорила, что мы сможем начать выступать в театре только лет через пять или шесть, если будем очень стараться.

– Твой отец так любит балет. Он сам им занимался? – спросил Викрам, забрасывая в рот очередную горсть сладких орехов.

– Да нет, что ты! – усмехнулась Амара. – Папа с детства работает на заводе. Он увидел балет в театре, и ему очень понравилось. Вот он и отдал меня в школу.

– А мама у тебя чем занимается? – поинтересовался Викрам.

– Мама давно ушла от нас, – грустно произнесла девочка. – Просто взяла и ушла, я даже не знаю почему. Я тогда была еще очень маленькая. Я даже ее плохо помню. Так что мы уже давно живем с папой вдвоем. А кто твои родители?

Викрам принялся рассказывать Амаре про свою деревню, про Хиена и Совади, про добродушного Сопхата и про неприятного Кмао, про старика Свая и про злобного Апанга. Мальчик уже чувствовал, что Амара может стать ему сестрой и лучшим другом и был готов рассказать ей все, что она захочет узнать о нем. Ему нравился ее тихий, журчащий как ручеек голос, ее большие умные глаза, ее невинная улыбка; ему было приятно и легко разговаривать с ней.

– Ой, нам, наверное, уже пора идти, – вдруг спохватилась Амара. – Мой папа и твой дядя нас уже заждались.

– Да, пошли, – сказал Викрам.

По пути до Унналома они продолжали оживленно беседовать. Амара рассказывала своему новому другу о своей строгой преподавательнице и об ученицах балетной школы, некоторым из которых никак не давалось сложное балетное искусство.

– У нас есть одна девочка, которая все время сбивается с ритма во время танца, – говорила Амара. – Мне так жалко ее всегда. Она очень-очень старается, но у нее все равно получается плохо. Госпожа учительница хочет выгнать ее, и я боюсь, что так и будет. Она уже много кого выгнала.

– Тут нужен особый талант, наверное, – сказал Викрам.

– О да, тут нужны способности, и они есть не у всех девочек, хотя все очень старательные. Наша учительница редко кого-нибудь хвалит, почти никогда. Наверное, чтобы мы не расслаблялись.

Викрам и Амара свернули в узкий переулок, вдоль которого тянулся забор, огораживавший пагоду Унналом. Сопхат и Сокх уже ждали их возле входа в буддийский комплекс.

– Ну что, нагулялись? – спросил Сокх. – Как кино, понравилось?

– Да, кино очень хорошее было, только с грустным концом, – сказала Амара и тут же начала быстро пересказывать отцу содержание увиденного в кинотеатре фильма с Шарло.

Викрам с улыбкой смотрел на девочку, которая оживленно рассказывала Сокху о приключениях смешного бродяги, приправляя свой рассказ жестами и даже передразнивая нелепую походку главного героя. Сокх слушал с интересом: наверное, он еще не видел лент с участием Шарло.

– Ну ладно, нам пора ехать, – сказал Сопхат, когда Амара закончила свой увлекательный рассказ. – Очень рад был видеть вас, друзья!

– Надеюсь, мы скоро опять увидимся, – сказал Викрам, бросая застенчивый взгляд на Амару.

– Конечно, увидимся, – улыбнулась девочка. – Приходи на наши выступления, я буду рада тебя видеть.

Сопхат завел свою «Хонду», и Викрам запрыгнул на заднее сиденье, ласково улыбнувшись Амаре. Мальчику было тяжело свыкнуться с мыслью, что он не увидит ее до конца следующей недели. Сопхат дал газу, и мопед помчался по переулку. Викрам вцепился в плечи дяди и зажмурился, воображая, что Амара сидит рядом с ним, а ее густые волосы развеваются на ветру…

– Сокх – очень хороший человек, – сказал Сопхат, когда они остановились на красный сигнал светофора. – Он помог мне устроиться на завод, да и вообще никому в помощи не отказывает. Хотя детство у него было очень тяжелое, он сирота, рос во французском приюте под Пномпенем. Сам всего добился, только вот читать-писать так и не выучился. Хотя чего уж тут, я и сам-то в грамоте не особенно силен…

Светофор переключился на зеленый, и Сопхат вновь нажал на газ. Пномпень остался позади, и вдоль дороги потянулись сельские пригороды. Викрам снова закрыл глаза и стал мечтать о следующей встрече с Амарой.

На дворе перед домом Хиена собралась большая толпа. Посреди двора на корточках сидели двое крестьян, каждый из которых держал в обеих руках концы бамбуковых палок. Рядом с ними на табурете сидел другой крестьянин, державший наготове чхайям, традиционный кхмерский барабан.

Сопхат прислонил мопед к дереву на обочине дороги, и они с Викрамом поспешили во двор, где все было готово к первому танцу.

– Как мы здорово успели с тобой, – шепнул Сопхат на ухо племяннику, когда они пристроились среди деревенских жителей.

Просторный двор перед домом Хиена едва смог вместить всех желающих поучаствовать в субботнем танцевальном вечере. Тут был и Пучеглазый Тян со своей толстой женой и четырьмя детьми, и старик Свай в окружении своего необъятного семейства, и даже отшельник Приеп, отец Апанга, который так редко и неохотно общался со своими соседями по деревне. Среди собравшихся Викрам не заметил только своего дядю Кмао.

Первыми вышли танцевать Хиен и Совади. Барабанщик принялся выстукивать размеренный ритм, и танцоры встали между бамбуковых палок, приподнятых на несколько сантиметров от земли. Затем двое крестьян, державших палки, принялись сдвигать и раздвигать их неторопливыми движениями, следуя ритму чхайяма. Хиен и Совади должны были в танце ловко перепрыгивать через движущиеся палки, не задевая их ногами. Постепенно барабанный бой ускорялся, и палки двигались все быстрее и быстрее, но танцующая пара будто не замечала этого ускорения. Движения Хиена и Совади были настолько легкими, непринужденными и слаженными, что наблюдать за их танцем было настоящим удовольствием.

Зрители принялись хлопать в такт музыке, и Викрам старался аплодировать громче всех. Он гордился своими родителями: они были так молоды, красивы, так азартно и ловко танцевали. Мальчику нравился этот причудливый деревенский танец, «робам анграе», который был очень популярен среди крестьян. Конечно, в нем не было той утонченности и плавности, которую он утром наблюдал на репетициях королевского балета, но в нем была какая-то особая энергия, особый ритм, который завораживал мальчика.

Хиен и Совади были признанными мастерами «робам анграе». С ними никто не мог сравниться не только в деревне Хиена, но и в соседних кхумах, где они не раз становились победителями разных танцевальных соревнований.

Барабан стучал все быстрее и быстрее, а бамбуковые палки мелькали между ног танцоров, будто молнии, но родители Викрама продолжали выдерживать даже самый быстрый ритм, умудряясь сохранять пластику и красоту танца. Наконец, барабан замолк и палки остановились. Викрам заметил, что со лба его отца катятся крупные капли пота, а мать часто и прерывисто дышит: такой танец явно был весьма непростым испытанием даже для молодых и пышущих здоровьем людей.

Зрители еще раз громко захлопали в ладоши, благодаря Хиена и Совади за отличное выступление. Викрам кинулся навстречу родителям и горячо обнял их.

Пучеглазый Тян со своей супругой тоже станцевали довольно ловко. Глядя на жену соседа, Викрам удивлялся, как такой толстушке удается настолько свободно и быстро перепрыгивать через быстро движущиеся бамбуковые палки, изображая при этом весьма изящные танцевальные пируэты.

В конце концов даже беззубый Свай решил тряхнуть стариной и пустился в пляс, взяв в качестве партнерши свою старушку-племянницу. В деревне говорили, что много лет назад Свай был одним из лучших танцоров во всей провинции. На одном из танцевальных вечеров он познакомился со своей женой, с которой они прожили почти сорок лет, пока она не умерла в своей постели, окруженная пятью любящими детьми и целой толпой внуков.

Свай, которому оставалось всего несколько недель до восьмидесятилетия, уже давно утратил свою былую танцевальную энергию и то и дело спотыкался о палки, хоть крестьяне и старались двигать их как можно медленнее и осторожнее. При этом старик умудрился ни разу не упасть, как и его племянница, которой тоже давно перевалило за семьдесят.

– Ну вот, есть еще во мне силушка-то! – воскликнул Свай, закончив свой танец. – Хоть и старик совсем, а ноги-то еще двигаются, а стало быть, и танцуют! Да и ты, старушка, тоже еще хоть куда! Учитесь, молодежь!

Все громко зааплодировали жизнерадостному старику, который долго и с удовольствием раскланивался перед благодарной публикой, как заправский артист. Двое маленьких внуков Свая подбежали к деду и принялись прыгать вокруг него, визжа от восторга. Викрам еще раз мысленно позавидовал Сваю, у которого была такая большая и дружная семья.

Когда окончательно стемнело, площадку для танцев осветили несколькими высокими факелами. Все желающие похвалиться своим мастерством в «робам анграе» показали, на что способны, и танцевальная часть вечера подошла к концу. Однако жители деревни не собирались расходиться по домам.