Текст книги "Пищеблок"

Глава 2
«Альберту по мольберту»

Для моральной поддержки Валерке хотелось иметь с собой товарища, но не Титяпкина же звать, не Горохова, – они оба безмозглые.

– Юрик, пошли со мной в кружок, а? – предложил Валерка.

– В какой? – вскинулся Юрик.

Ему тоже было скучно на футболе Лёвы Хлопова. Там его не ценили.

– Не знаю. Много разных. Выберем какой-нибудь.

После «трудового десанта» Валерка и Юрик отпросились у вожатых и отправились в Дружинный дом. Валерка вспоминал перечень кружков.

– Есть пение, рисование, шахматы, мягкая игрушка… Есть, где письма пишут иностранцам. Может, ещё чё-то, только я забыл.

– Дома я авиамодельную секцию посещал, – признался Юрик.

Валерка глянул на него с одобрением. Хорошо, что не кройку и шитьё.

На входе в Дружинный дом Валерка и Юрик встретили Анастасийку.

– Вы чего сюда явились? – свысока спросила Анастасийка. – Вас из футбола за тупость выгнали?

– Вали солировать, сама дура, – ответил ей Валерка.

У доски с расписанием стояли Наталья Борисовна, старшая вожатая, и Александр Николаич – вожатый, который жил в комнате с Игорем Санычем.

– Как успехи? – негромко интересовалась Наталья Борисовна.

– Прогрессируем, – с достоинством отвечал Александр Николаич.

– Ну, от тебя иного и не жду. Ты у нас передовик педагогического труда.

Валерка с Юриком потоптались у расписания и решили податься в художественное творчество. Может, что путёвое будет.

– У меня чертить лучше получается, чем рисовать, – предупредил Юрик.

– Будешь чертить, а я раскрашивать, – сказал Валерка. – Не пропадём.

Со способностями к живописи дела у него обстояли примерно так же, как с вокалом, то есть, по его мнению, весьма неплохо.

Художественным творчеством занималось десятка полтора ребят, причём мальчиков и девочек было примерно поровну. Валерка сразу оценил пацанов: в своих классах они явно считались чмордяями – мамкины сынки и бабкины внуки, отличники или колокольчики вроде Юрика. В пионерском лагере они чувствовали себя домашними кроликами среди уличных собак. Кружок вела маленькая вожатка, которую звали Ниночка Сергеевна.

– Ох, ребята, – сказала она Валерке и Юрику, – вы немного опоздали. Мы тут всем кружком рисуем картины в защиту мира. В Родительский день будет большая выставка на аллее. Присоединитесь или как?

Валерка оглядел большую комнату, загромождённую мольбертами.

– А что рисовать в защиту мира? – поинтересовался он.

Вообще-то он любил рисовать сражающихся рыцарей.

– Мы решили нарисовать то, что каждому нравится. Но можете поискать в журнале карикатуру про поджигателей войны.

Ниночка положила на стол перед Валеркой и Юриком груду цветных и растрёпанных журналов «Крокодил». Валерка с любопытством полистал верхний журнал. Карикатуры там были забавные: тощие кричащие генералы в фуражках с высоченной тульей; наглые солдаты в касках и чёрных очках; толстые банкиры во фраках, с котелками на головах и сигарами в зубах; хищные полицейские с дубинками. Все они кривлялись вокруг огромных хвостатых бомб. Художники «Крокодила» издевались над своими героями, а Валерке хотелось чего-нибудь серьёзного, вызывающего восхищение.

– Я могу ядерный взрыв нарисовать, я умею, – робко сказал Юрик.

– Я тоже чё-нибудь сам придумаю, – уверенно пообещал Валерка.

– Прекрасно! – улыбнулась Ниночка. – Для художественного мышления очень важна самостоятельность. Выбирайте себе место, ребята. Ватманы я сейчас достану. Карандаши и кисточки вон там, в банке, краски – в шкафу. А творческим руководством у нас занимается Альберт Стаховский из первого отряда. Алик учится в изостудии при Доме пионеров.

Альберт был высоким, стройным и одухотворённым юношей, его пышные волосы разделял аккуратный пробор. Про интеллигентные лица, как у этого Алика, пацаны обычно говорили: «Морда просит кирпича».

Юрик затих перед чистым листом, поглощённый своим замыслом, а Валерка украдкой осмотрелся, выясняя, что рисуют другие ребята. Рисовали они что попало, без всякой связи с борьбой за мир: дети сажают дерево; полосатая кошка сидит на заборе; какая-то деревенская изба на берегу реки; жираф в зоопарке; еловый лес; девочка с надувными шариками; мотылёк на цветке; аквариум с рыбками; толпа уродцев на лыжах. Фигня.

Валерка уже знал, что он изобразит. Он изобразит мощный гусеничный бульдозер. Бульдозер толкает перед собой в мусорную яму груду всякого оружия, похожего на большие игрушки: танк, самолёт, боевой корабль, ракету. Из окошка бульдозера торчит башка водителя в виде земного шара. По смыслу типа как Земле не нужна война. Здорово! На самом деле Валерке хотелось рисовать не кошек и рыбок, а красивую, свирепую технику, которая воплощает в себе отвагу сражения, силу и напор. Война, конечно, это очень плохо. Это боль и кровь, страх и смерть. Никто не желает войны всерьёз, по-настоящему. Но ведь столько людей работает на заводах, где производят самолёты и автоматы, столько людей водят бронемашины и запускают ракеты!.. У Валерки папа тоже конструирует что-то секретное, а папа очень добрый. И по телику показывают парады. Пусть тогда всё оружие будет как бы понарошку – ну, кино, например, снимают, или учения идут.

Работа увлекла Валерку, и он перестал замечать, что творится вокруг. Шуршали карандаши по бумаге, звякали кисточки в стаканах с водой. Ниночка Сергеевна сидела за столом, перелистывая старые «Крокодилы». Художественный Алик ходил между мольбертами, смотрел на рисунки и тихим культурным голосом делал замечания:

– У тебя, Лена, красный и оранжевый цвета сольются, лучше раздели их светотенью, можно сиреневой. Витя, ты неверно обозначил ноги у лошади. Серёжа, вот этот угол у тебя пустой, тут ещё что-нибудь нужно нарисовать.

Алик долго стоял за спиной Юрика. Юрик изобразил – пока ещё в карандаше – огромный атомный гриб посреди города. Дома и деревья горели, человечки, размахивая руками, бежали прочь.

– Юра, не одобряю твою композицию, – наконец сказал Алик.

– Почему? – почти обиделся Юрик.

Алик взялся за подбородок, не отводя взгляда от ватмана.

– Понимаешь, ты изобразил взрыв в центре. И он как бы отбрасывает всё от себя, выталкивает всё остальное за границы листа. Это ошибка. Я бы посоветовал тебе поместить взрыв в левую верхнюю часть. Тогда сила взрыва направлялась бы по горизонтали, вертикали и диагонали во все остальные стороны, и композиция обрела бы законченность и равновесие.

Алик показал, как распределялась бы сила взрыва. Юрик задумался.

– Ладно, я переделаю, – вздохнув, согласился он.

Алик покивал и переместился к Валерке. «Полезет с советами – пошлю в жопу, – ревниво и грубо подумал Валерка. – Дам Альберту по мольберту».

Алик заметил, что Валерка насупился, и деликатно промолчал.

– Алик, скажи ему, чтобы танк у себя не рисовал, – вдруг издалека попросил какой-то белобрысый мальчик.

Валерка чуть не подпрыгнул. Танк у него получился просто великолепно: он перевернулся под ударом бульдозера, как дохлый жук, одна гусеница порвалась и сползла с зубчатых колёс, а башня отвалилась.

– Это с фига ли?! – оскорблённо крикнул Валерка.

Алику явно стало неловко.

– Понимаешь, – смущённо принялся объяснять он, – вы с Юрой записались позже остальных, а у нас была договорённость, что каждый рисует своё. Мы хотим, чтобы выставка показала разнообразие мира, и для этого нужно, чтобы рисунки не повторялись. А танк уже есть у Павлика.

Валерка решительно пошагал к Павлику. Белобрысый Павлик струхнул. Валеркины очки не ввели его в традиционное заблуждение о боеспособности Валерки. Однако рисовал Павлик действительно хорошо. Толстолобый танк он уже исполнил в краске. Перед танком стоял солдат, он поднял маленькую девочку в красном платье, и девочка втыкала в дуло танковой пушки цветок. Валерка мрачно полюбовался произведением Павлика. Возражать было бессмысленно. Нарисовано просто зыконски. Валерка вернулся к себе.

– У нас коллектив, – виновато сказал Алик. – Надо уступать товарищу.

– Ладно, не ной, – буркнул Валерка и принялся ластиком стирать со своего рисунка перевёрнутый танк с отвалившейся башней.

– И ракету пусть уберёт, – тотчас попросила кудрявая девчонка.

– А ракета тут при чём? – взвился Валерка.

Ракета у него разламывалась пополам, а изнутри сыпалась всякая дрянь.

– Я космодром рисую! – ответила кудрявая. – У меня тоже ракета!

– Прошу, не расстраивайся, пожалуйста, Валерий, – с сочувствием сказал Алик. – Ты должен понять.

– И самолёт! – требовательно крикнули Валерке.

А самолёт Валерке нравился необыкновенно. Самолёт воткнулся острым носом в землю, и на хвосте у него висел парашютист на парашюте.

– Придумай что-нибудь другое, – шепнул Алик, благоразумно отступая.

Валерка яростно стёр и самолёт, и ракету, и обескураженно уставился на свой ватман. Огромный бульдозер сталкивал в яму игрушечный кораблик. Водитель бульдозера с головой-глобусом торчал из кабины и лыбился, как дэбил, выражаясь словами физрука. Это чё, рисунок в защиту мира?!

Рядом всхлипнул Юрик.

Валерка оглянулся. Он думал, что Юрик сопереживает его драме, но Тонкий смотрел на своё творение, а вовсе не на Валеркино.

– Ты чего? – спросил Валерка. – На этого глистогона обиделся?

– Я про войну подумал, – признался Юрик. – Если будет атомный взрыв, то все погибнут, и мама тоже…

Широкими движениями ластика Валерка принялся уничтожать всё, что у него осталось, – и корабль, и бульдозер. Потом откнопил грязный ватман от мольберта и двинулся к Ниночке Сергеевне.

– Сдаю! – он постелил ватман на стол вожатке.

– Что случилось? – забеспокоилась Ниночка Сергеевна.

– Выписываюсь из вашего кружка хреновского! – отрезал Валерка.

Ребята опасливо глядели на него, прячась за мольбертами.

Валерка выскочил в коридор и злобно хлопнул дверью. Дружинный дом сотрясся. Пусть эти живописцы провалятся со своими выставками! Валерка развернулся, чтобы уйти прочь, и врезался лицом в крепкие титьки Свистухи.

Глава 3
Выбор психа

Футболистов, перепачканных землёй, Игорь подогнал к умывалке, которая своими длинными трубами, лоханями и вентилями-барашками напоминала доильный аппарат на совхозной ферме. Краны тряслись, струи воды били в жесть раковин, футболисты тёрли грязные мордахи кусками хозяйственного мыла. Игоря кто-то потянул за рукав. Игорь оглянулся. За его спиной стоял Юрик Тонких и виновато переминался с ноги на ногу.

– Игорь Саныч, вас Наталья Борисовна к себе вызывает.

– Зачем? – удивился Игорь.

– Она Валерика арестовала.

– Да блин! – в сердцах сказал Игорь.

Перепоручив мальчишек Ирине, Игорь пошагал за Юриком, на ходу выслушивая историю революции, устроенной пионером Лагуновым в кружке художественного творчества. Впрочем, ничего особо ужасного в поведении Валерки Игорь не усмотрел. Значит, должно обойтись без крови.

– А что вы рисовали? – на всякий случай спросил Игорь у Юрика.

– Я атомный взрыв рисовал, а он – танки и ракеты в защиту мира.

– С неба звёздочка упала прямо к милому в штаны, – пробормотал Игорь. – Эх, гори там что попало, лишь бы не было войны.

– Чего? – не понял Юрик.

– Ничего-ничего.

Арестованный Валерка содержался в Знамённой комнате. Насупившись, он сидел за шкафом, набитым рулонами стенгазет, и смотрел в открытое окно. Свистуха, расположившись за столом, разглядывала Валерку, словно тот был каким-то редкостным заморским кактусом.

– Ты ведь вроде нормальный, Лагунов. Учишься как? Троек много?

– Без троек учусь.

– Получается, не уошник. А поведение уошное.

«УО» означало «умственно отсталый». Валерка не знал, что возразить. Сам он не считал своё поведение уошным.

– На учёте состоишь?

– Где? – буркнул Валерка.

На учёте человек может состоять много где: например, в психбольнице или в Детской комнате милиции.

– В Караганде! – раздражённо ответила Свистуха.

Горь-Саныч, вошедший в Знамёнку, своими усиками и патлами сразу разрядил напряжение. Валерка полагал, что Горь-Саныч на его стороне.

– Ты только полюбуйся: держу его тут, как бешеного пса на цепи, – сказала Свистуха Горь-Санычу. – Взял моду на людей кидаться!

Очкастый и взъерошенный Валерка если и напоминал бешеного пса, то очень мелкого, для людей практически безопасного.

– Отпустите его, Наталья Борисовна, – попросил Игорь Саныч. – Мы с ним во всём разберёмся, я обещаю. Он мальчик понимающий.

Старшая пионервожатая скорчила скептическую гримасу.

– Отпущу, конечно, – с угрозой согласилась она, – только из отряда ему больше ни ногой! И пусть подумает над своим поведением! Ступай, Лагунов.

Валерка угрюмо прошёл к двери мимо Свистухи и Горь-Саныча, будто подозреваемый в злодеянии и оправданный по суду, но не по совести.

Свистуха проводила Валерку взглядом и повернулась на Игоря.

– С этим мальчишкой у тебя работа в полном развале.

– Ну, похулиганил он – ничего страшного, – примирительно сказал Игорь, усаживаясь. – Ребёнок же. Что-то ему с рисунками не понравилось.

– Не в рисунках дело, – поморщилась Свистуха. – Чем у тебя мальчишки вообще в отряде занимаются?

Игорь в душе возблагодарил Лёву Хлопова.

– Футболом! – убеждённо заявил он. – Готовят сборную! Тренируются пока на две команды, чтобы к чемпионату лагеря получилась одна!

– А Лагунов почему не с ними? Все пацаны любят футбол!

– Не все! – возразил Игорь. – А у Лагунова очки. Боится разбить.

Причина ухода Валерки из футбола заключалась, конечно, не в очках, но для Свистухи и это объяснение годилось.

– Нисколько не разобрался ты в своём подопечном, Игорёк, – с лёгким пренебрежением сказала Свистуха. – Твоего Лагунова я недавно поймала на территории – болтался по лагерю, как не скажу что в проруби. Соврал мне, будто хочет записаться на пение. Ладно, я его притащила сюда, он записался, и что? Сразу же ушёл! Сегодня вот записался на рисование – и опять ушёл!

Игорь смекнул, что безопаснее всего защищаться банальностями.

– Человек ищет себя! – сказал он.

– Ни шиша он не ищет! – отрезала Свистуха. – Лагунов этот – ни в жопу, ни в Красную армию, извиняюсь за мой французский! Видала я таких! Он просто антиобщественный тип. А ты ему потакаешь! Думаешь, если он в очках – так сразу и приличный мальчик? Жизни ты не нюхал!

Игорь тяжело вздохнул. Придётся говорить по-серьёзному.

– Он и вправду непростой мальчик, Наталья Борисовна. Но он очень правильный. Ищет он, конечно, вовсе не кружок по увлечению. Он идеалист. Он ищет идеальный коллектив.

– Это что ещё такое? – страдальчески скривилась Свистуха.

– Коллектив, в котором общий интерес выше личного. Поэтому я отпустил его с футбола. Там команда пока не складывается.

– Не компостируй мне мозги! – рассердилась Свистуха. – Это ты сам не можешь порядок навести, вот у тебя всё и едет сикось-накось! И с футболом, и с этим пацаном! Лагунов – просто заноза в пятой точке, и всё! Не сочиняй тут оправданий ни ему, ни себе! Короче, Корзухин, ты должен приструнить своих мальчишек. И Лагунова в первую очередь! Всё, иди давай, работай!

Игорь хмыкнул. Всегда так. Нет колбасы в магазинах – колхозники плохо работают! Автобуса не дождаться – водители на газ не давят! Валерка Лагунов начитался книжек – библиотекарь виноват! Игорь встал и пошёл прочь из Знамённой комнаты. Жри, что дают, пионер Валерка!

Стычка со старшей пионервожатой, как ни странно, не испортила Игорю настроения. Возможно, потому что под «пионерской» Свистухой, задорной и бравой, обнаружилась обычная Свистуха – сварливая баба. Образцового пионервожатого эта баба напоминала не больше, чем сам Игорь.

Он решил покурить, но курить дозволялось только на заднем дворе Дружинного дома. Игорь спустился с крылечка и обогнул здание. Посреди палисадника стояла скамейка, а на ней уже сидела и курила Вероника.

– Привет, – сказал Игорь, усаживаясь рядом на горячую от солнца доску.

– Не сомневалась, что ты притащишься сюда, – усмехнулась Вероника.

– Ты о чём?

Вероника кивнула через плечо на открытое окно Знамённой комнаты.

– Слышала, как тебя вздули.

– А-а…

Под невесомым ветерком с Волги в палисаднике тихо трепетали акации. Жара бесстыже намекала, что одежда сейчас – лишняя. Игорю было приятно находиться с Вероникой один на один, словно оба они балансировали на какой-то опасной грани, и лёгкое колебание теней, нарушив равновесие, могло неуловимо переместить их за эту грань. Безусловно, и Вероника тоже ощущала нечто подобное, несмотря на то что Игорь в отношениях с ней пока не обозначил никаких своих желаний. Но для понимания хватало и солнца.

– Знаю твоего Лагунова, – сообщила Вероника. – Он и ко мне в кружок записывался. Сидел тихо, не буянил. Он ведь не хулиган. Он псих.

Игорю стало обидно за Валерку. Чего все навалились на пацана?

– Он самостоятельный, вот и кажется, что псих.

– Таких у нас не бывает, – безапелляционно отсекла Вероника.

– Бывают такие. Например, я – самостоятельный человек, – утвердительно сказал Игорь Веронике, хотя самому себе он этого бы не сказал. – Даже если на меня наорала начальница, – добавил он.

Вероника чуть прищурилась, и тёмные глаза её сделались ещё темнее – просто ослепительно тёмными в этот ослепительный полдень.

– У меня родители любят авторские песни под гитару, – Вероника щелчком сбила пепел с сигареты. – На «Грушу» каждый год ездят. А дома соберутся с друзьями и хором поют: «…ёжик резиновый шёл и насвистывал дырочкой в правом боку»! Это что, взрослые люди, которые сами принимают решения? – Вероника уничижительно скривилась. – Мы все дети. Мы все живём в одном большом пионерлагере по общему расписанию.

Игорь уже понял, что у Вероники основной способ общения – вызов. Не важно, какой и кому. А ему-то что делать? Если спорить – то они поссорятся, как уже случилось один раз. Если соглашаться – то будет дураком.

– Выбора нет, – подвела итог Вероника.

Она говорила о своём, но сказала и о том, о чём думал Игорь. Выбора нет – как в столовке при пищеблоке. Жри, что дают. Или совсем не жри, как делает этот смешной Валерка Лагунов. Он находит в себе силы для этого.

Игорь тоже не стал жрать – не стал спорить. Он просто придвинулся к Веронике по горячей скамейке и отвёл от лица её тонкую руку с сигаретой. Потом подался вперёд и поцеловал Веронику в губы. Её губы не ответили.

Игорь чуть-чуть отстранился – только чуть-чуть, чтобы между их губами поместилось одно слово.

– Отвечай, – тихо потребовал он.

И Вероника ответила.

Глава 4
«Космическая еда»

После тихого часа и полдника вожатые обычно занимали подопечных некими «отрядными играми», но у Валерки были свои планы. Он задумал сделать себе «космическую еду». Зубная паста «Поморин», которую дала ему мама, для этой цели не годилась; «Поморином» даже мазаться не следовало – обожжёт, а если съешь полтюбика, то можно сдохнуть. У Вовки Макерова из второго звена Валерка заметил зубную пасту «Апельсиновая» – вот она-то была как раз. Ещё позавчера Валерка распустил во втором звене слух, что «Апельсиновой» пользуются только девчонки, чтобы целоваться, и сейчас пожинал плоды: Макерыч охотно сменял свою «Апельсинку» на «Поморин» и добавил в доплату наполовину полный спичечный коробок.

Спички Валерка завернул в обрывок газеты и закопал в тайном месте – они ещё послужат, а с коробком пошёл в Дружинный дом якобы написать домой письмо. На самом же деле там он оклеил коробок белой бумагой. На лицевой стороне коробка Валерка нарисовал десять квадратиков с цифрами от ноля до девяти. Это был микрокалькулятор. Не такой, конечно, как у папы «Электроника», но почти такой же. Во всяком случае, работал не хуже.

Затем Валерка на умывалке раскрутил и разрезал ножницами тюбик «Апельсиновой» и водой вымыл всю пасту. Привкус, понятно, останется, но оттенок апельсина – это хорошо, это не химическая едкость «Поморина». Теперь можно было отправляться в лес за ягодами. Раздавленная земляника в тюбике и будет «космической едой». Он употребит её в кровати после отбоя.

Валерка покинул территорию лагеря через знакомую дыру в сетчатом заборе. Сосновый бор плавился на солнце, словно в меду. Стучал дятел. Пахло смолой и дальней свежестью Волги. От дерева к дереву по земле пронеслась белка. В лесу жизнь была правильной. Валерка подумал, что сосны растут для всех: для белок и дятлов, для реки и неба. Огромные, как башни, сосны не заслоняли солнечный свет даже для мелкой земляники.

Валерка не решился углубляться в лес и держался поближе к забору: всё-таки Беглым Зэкам закон не писан. Поймают – и сделают «космическую еду» из него самого, из Валерки. Впрочем, Зэков тоже можно понять: кому понравится сидеть в тюрьме, когда можно обитать в таком прекрасном бору? Валерка ползал в траве, собирая землянику, и думал о жизни.

За что Свистуха обозвала его уошником? Он хотел найти кружок, где все по-настоящему делают что-то общее, разве это по-уошному? Конечно, пацаны у него в отряде ничего, нормальные, но какие-то всегда сами для себя, не по-честному. В жмурках подглядывают, в войнушке не убиваются… Вот вчера у Титяпы кеды спрятали – и никто не сказал, где, пока Ирина Михайловна не наорала на всех, потому что Титяпа явился на зарядку в одних носках. А все ржали, кроме Лёвы Хлопова. Лёва – хороший, однако в нём тоже что-то не то. Ну, да: он уже заколебал своим дурацким футболом, но не в том дело. Лёва будто бы только одной стороной к пацанам повёрнут, а что с другой стороны – никто не знает. Недаром же ему, Валерке, приснилось, что Лёва пьёт кровь у Славика Мухина. Перед тихим часом Валерка спросил у Славика, как тот себя чувствует. От укуса вампира Славик должен загибаться, как больной. А Славик сказал, чтобы Валерка валил в медпункт, и ему там клизму вкачают, если уж его так интересует медицина…

Валерка заполнил тюбик земляникой, защипал и загнул конец и сунул «космическую еду» в карман. Возвращаться в лагерь он решил через другую дыру в заборе – на задворках пищеблока. Эту дыру закрывали густые кусты черёмухи. Но под черёмухой Валерка вдруг увидел двух пацанов, которые сидели в траве и резались в карты. Валерка остановился, прячась за сосной.

Он знал картёжников. Да все их знали. Один – Саня Беклемишев по прозвищу Бекля, главный в лагере шпанюга из второго отряда. Другой – его прихлебатель Василёк, которого за глаза звали Сифилёк. В компании у Бекли обычно присутствовал и третий тип – Лёшка Рулет. Рулет шестерил Бекле, а Сифилёк шестерил Рулету. По всем троим плакала колония для малолеток.

– Скобель! – говорил Бекля, сбрасывая карту. – Бонифаций тебе!

Бекля любил странные словечки – наверное, думал, что кажется умным.

Валерка уже собирался попятиться и исчезнуть, не привлекая внимания, но внезапно кусты черёмухи затряслись, и Валерка обомлел: на поляну вывалилась Анастасийка Сергушина! Вот уж кто-кто никак не сочетался с камарильей Бекли, так это она! А потом Валерка понял: Анастасийку толкает вперёд Лёшка Рулет. Валерка застыл на месте.

– Где щенки? – спросила Анастасийка, ещё ничего не сообразив.

Валерка тотчас догадался, в чём тут хитрость. Недавно лагерь облетело известие, что кто-то наконец отыскал логово, где Вафля, пищеблоковская собака, спрятала своих щенков. Видимо, Анастасийка хотела посмотреть на выводок Вафли, вот только за черёмухой сидел выводок Бекли, и это было гораздо хуже. Рулет подло обманул Анастасийку. Заманил в ловушку. Бекля и Сифилёк вскочили, и Анастасийка оказалась в окружении.

– Ты кого щенками назвала, кулебяка? – щурясь, спросил Бекля.

– На кого батон крошишь? – угрожающе растопырился Сифилёк.

Бекля был носатый и губастый, высокий и худой, словно курение испепелило его изнутри. А Сифилёк – мелкий и хрупкий, как Лошарик.

– За базар ответишь, – сказал Анастасийке Рулет.

Рулет с виду был нормальным пацаном, но лишь с виду.

– Отвалите! – сердито крикнула Анастасийка.

Бекля протянул к ней длинную руку. Анастасийка не успела отпрянуть; Бекля по-воровски ловко подцепил пальцем золотую цепочку у неё на шее, выудил из-под её футболки золотой крестик и быстро зажал в кулаке.

– Подари, – глумливо попросил он. – Я тоже в боженьку поверю.

– Это бабушкин! – Анастасийка не посмела дёрнуться, чтобы не порвать тонкую цепочку. – Не трогай!

– За базар надо отвечать, – тупо повторил Рулет.

– За какой базар, дураки?!

– Ты ведь там на Жанку наезжала, да? – напомнил Бекля.

– Ты на Жанку батон крошила? – взвился Сифилёк. – На Лёлика?

Валерка вспомнил стычку Жанки и Анастасийки в кружке пения и сразу догадался, что злая Жанка науськала Беклю, а Бекля и рад покуражиться.

– Не ссорилась я с вашей Шалаевой! Оставь крестик!

– Заплотишь, марганцовка, – пообещал Бекля.

– Отнимешь – я в милицию нажалуюсь! – не сдавалась Анастасийка.

– А тебе тёмную устроят! Сама пожалеешь!

– Давай ей «зонтик» сделаем, – предложил Рулет.

– «Зонтик» ей! – воодушевлённо завопил Сифилёк.

«Зонтиком» называлась задранная навыворот юбка, чтобы все увидели трусы у девчонки. Валерку опалил гнев на Беклю и его шестёрок. Ради спасения золотого крестика Валерка не покинул бы своего убежища: золото – пережиток прошлого, и не стоит из-за него рисковать костями. Но завернуть Анастасийке «зонтик» – это уже совсем другое.

Валерка выдвинулся из-за сосны и шагнул к компании Бекли. В животе у него всё напряглось. Готовясь к бою, он стискивал кулаки.

– Шуба! – завидев Валерку, спохватился Сифилёк. Это означало «атас!».

Если нападаешь на компанию в одиночку, то действовать надо быстро и решительно, а первым делом следует загасить самого чахлого врага. Валерка побежал. Самым чахлым был Сифилёк – дрищ дрищом. Валерка с разгона ткнул ему в поддыхало. Сифилёк скорчился, разинув рот и высунув язык, будто его тошнило. Грозно блестя очками, Валерка развернулся на Рулета.

– Ты кто?! – отскакивая, запаниковал Рулет. – Ты чё?!. Зубы жмут?!

– Мочкани ему! – повелительно крикнул Бекля.

Он по-прежнему держал Анастасийку за цепочку, будто на поводке.

Рулет не послушал главаря. Он заюлил, прицеливаясь, куда удрать, и глядел то на Валерку, то на кусты. Сифилёк надрывно кашлял, распустив висячие слюни. Бекля в досаде бросил крестик Анастасийки и ринулся к Валерке. В это время Валерка уже примеривался атаковать Рулета и ловко сновал перед ним боксёрским «челноком»: шаг вперёд, шаг назад – так научили пацаны во дворе. И вдруг страшный взрыв в ухе выбил у него из глаз и Рулета, и всю поляну возле черёмухи. Валерку отбросило куда-то в сторону, и он хлопнулся спиной в траву; коробок-микрокалькулятор и тюбик с «космической едой» вылетели у него из карманов. Это Бекля бронебойным ударом снёс Валерку с позиции, будто кирпичом сшиб кота с забора. А Рулет почему-то сиганул прочь, точно в нём автоматически сработала катапульта.

– Всем стоять! – рявкнул Бекля и Рулету, и Анастасийке.

Анастасийка могла убежать, но не убегала, ведь теперь она была уже не одна, хотя её спаситель лежал в траве, бесполезный, как летом – пальто.

– Придурок жизни! – бесстрашно обозвала она Беклю, убирая в горло футболки золотой крестик. – Осколок унитаза!

Бекля не обратил внимания. Ему был любопытен Валерка.

– Ты откуда взялся, пенис окулярис? – спросил он.

Сквозь звон в башке Валерка удивился внезапной образованности Бекли. Может, Бекля и не совсем дурак?.. Валерка медленно сел, а потом с трудом встал. Сражение завершилось, а противоборство – ещё нет.

– Отпусти Анастасийку, – упрямо потребовал Валерка у Бекли.

– Урой его, Бекля! – издалека рыдающе крикнул Сифилёк.

Рулет осторожно возвращался на поле боя.

– Ты чё, очкастый, подсекал за ней? – Бекля кивнул на Анастасийку.

– Я гулял! – зло ответил Валерка.

Все пацаны подсекали за девками, но быть пойманными на этом деле считалось позорным.

– В лесу гулял? – усомнился Бекля. – Там же Зэки!

Рулет на ходу подобрал Валеркины сокровища – тюбик и коробок.

– Зырь, чё у него было, – сказал он Бекле, протягивая коробок.

Бекля повертел в пальцах самодельный микрокалькулятор.

– Это что за клайпеда?

– Микрокалькулятор, – неохотно пояснил Валерка. – Он вычисляет.

Анастасийке тоже стало интересно изобретение Валерки.

– И как работает? – Бекля смотрел на Валерку без злобы.

– Посчитай, – предложил Валерка. – Сколько будет семью восемь?

Бекля и Рулет глубоко задумались.

– Сто, – на всякий случай сказал Рулет.

– Пятьдесят шесть, – ответила Анастасийка.

– Нажми кнопки, – сказал Валерка Бекле.

Бекля осторожно нажал нарисованные кнопки «5» и «6». Валерка взял коробок из руки Бекли и плавным движением выдвинул ящичек.

– Ж-ж-ж-ж, – изобразил он звук маленького моторчика.

На донышке ящичка было написано: «Правильно».

– Солидол! – искренне восхитился Бекля, забрал коробок обратно и сунул в себе карман. – А зубная паста тебе на кой?

– Это «космическая еда», – выдал Рулет. – Я видел у шкетов.

И тут Валерку осенила гениальная идея.

– Эту еду я Беглым Зэкам отношу, – мрачным тоном сообщил он. – Я место знаю: оставляешь еду – Зэки вместо неё нож положат.

– Чё, настоящий нож? – у Бекли вспыхнули глаза.

– Финку.

– Покежь это место! – купился Бекля. – Мы Зэков подкараулим!

– Махнёмся? – дерзко спросил Валерка.

– На чё?

Валерка ткнул пальцем в Анастасийку.

– Ты до неё не докапываешься, а я место покажу.

Бекля оценивающе поглядел на пленницу. «Зонтик» хоть какой девке можно сделать, не только этой. Жанка Шалаева перебьётся без крестика, тем более что эта ограбленная коза в натуре напишет заяву мильтонам. А Зэки – это Зэки! Настоящие! Беглые! Это тайна, страх, власть и величие!

– Он тебя наколет! – не поверил Валерке Рулет.

– Наколет – ответит! – самоуверенно заявил Бекля. – Замётано! Синус!

Бекля дружески протянул Валерке руку, и Валерка сжал её.

– Руби! – велел Бекля Рулету.

Рулет ладонью разрубил рукопожатие. Сделка состоялась.

– Пошли, – сказал Валерка Анастасийке, будто своей собственности.

Беклина кодла теперь уже не препятствовала отступлению.

Валерка полез через черёмуху к дыре в заборе, и Анастасийка полезла за ним. Валерка выбрался на задний двор пищеблока и подождал Анастасийку. Откуда-то появилась собака Вафля и принялась тыкаться мокрым носом. Анастасийка наклонилась и погладила Вафлю, заплясавшую от счастья.

– Молодец, собачка, настоящий друг, – похвалила она.

– Вообще-то это я тебя выручил, – хмуро уточнил Валерка.

– Ага, говна-пирога! – пренебрежительно фыркнула Анастасийка.

Из пищеблока с бачком помоев в руках вышла баба Нюра.

– Не да-а… да-аразните со-обаку, хулиганы! – крикнула она.