Текст книги "Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями"

Я говорю вот о какой статистике. Есть СМИ, освещающие жизнь российского рынка. Самые известные – газета «КоммерсантЪ» и канал РБК. Я читаю «Ъ» и смотрю РБК. В этих СМИ выступают профессионалы и лидеры рынка. Если судить по частотности их оценок ситуации, то совокупно оценка негативная. Профессионалы формируют своё мнение на основе статистики, а не показаний кофейной гущи. Опуская промежуточные звенья логической цепочки, я говорю о том, что «статистика свидетельствует». Попробуйте прислушаться к мнению профессионалов, а не пиарщиков, тогда и ваши оценки изменятся.

Для профессионала «вставание с колен» – комплексный рост экономики. Для плебса – роль страны в мировой политике. Но возрастания своей роли в мировой политике можно добиться угрозами мировому спокойствию, как делают ИГИЛ или Северная Корея, или искусным всовыванием палок во все колёса. Поэтому возрастание роли страны в мировой политике – не лучший показатель «вставания с колен».

И не стоит отождествлять нашу эпоху с эпохой Петра. Тогда экономики были аграрными и не были взаимно интегрированы, а государства не могли устроить беспредел в мировом масштабе. Да и войны велись совсем не так.

Для профессионала «вставание страны с колен» – рост экономики. Для плебса – возрастание роли на мировой арене. Но возрастания роли можно добиться и угрозой мировому спокойствию без всякого роста экономики

25.04.2018. Иван

Почему вы говорите, что «адресат миссии интеллигенции – это русская деревня»? Почему говорите, что «на писателях-деревенщиках интеллигенция завершила своё существование как национальный культурный проект»? А как же тогда Солженицын, Аксёнов, Окуджава, Фазиль Искандер, Варлам Шаламов, Венедикт Ерофеев, Вадим Шефнер, Высоцкий, Довлатов и другие? Была ещё и советская научно-техническая интеллигенция – Сахаров, например.

Если бы СССР не рухнул, то интеллигенция тоже бы не исчезла. Служкин из «Географа» – он, по сути, тоже из интеллигенции. Время стало тогда меняться, строй сменился, и перед Служкиным в итоге оказалась «пустыня одиночества». Вы назвали себя буржуазным писателем в то время, когда писали эту замечательную книгу, да и «Общагу» тоже?

Когда русская интеллигенция создавалась как культурный проект (в середине XIX века), Россия была аграрной страной и понятие «народ» практически отождествлялось с понятием «крестьянство». Деревня – формат существования крестьянства. Деревня как особый мир – это мир русского народа «в первоисточнике».

Во-первых, разумеется, деятельность далеко не всех интеллигентов была направлена на деревню (читай: на народ). Но я говорю о проекте в целом, а не об отдельных представителях этого проекта. Например, сельский доктор лечит крестьян, но сельского доктора в институте учит профессор, который сам не имеет контакта с крестьянством. Это касается и технической интеллигенции. Значительная часть интеллигенции «обслуживала» себя саму для того, чтобы интеллигенция как проект продолжала существование. Конечно, Венедикт Ерофеев писал не для колхозников, но его произведения помогали интеллигенции разобраться в мире и в самой себе – тем самым помогали исполнять свою миссию в том числе и по отношению к колхозникам.

Во-вторых, историческая инерция всегда сильна. Скоро уж двадцать лет, как мы перестали строить коммунизм, но коммунисты никуда не делись.

Российская интеллигенция – уникальный социальный проект, которому в мире нет аналогов. Он ориентирован на народ в целом. Это императив его существования. Его стратегия – просвещение. А сообщество буржуазных интеллектуалов не является социальным проектом, это обычная социальная страта. Деятельность буржуазных интеллектуалов, так сказать, направлена на тех, кто хочет пользоваться плодами их деятельности. Их стратегия – либо развлечение публики, либо формирование адекватности восприятия жизни для тех, кому это важно.

Когда я писал «Общагу» и «Географа» (1992 и 1995 годы), разумеется, я отождествлял себя с интеллигенцией. Ну и что из этого? От позиции 25-летнего писателя Иванова в судьбе социального проекта «российская интеллигенция» ничего не менялось.

Интеллигенция – проект идеалистический. В основе идеологии интеллигенции лежит убеждение, что культура (более узко – образование) нужна людям просто потому, что они homo sapiens. В реальном мире культура (более узко – образование) нужна людям лишь потому, что она даёт конкурентные преимущества. Я говорю прагматично и подчёркиваю, что мои слова относятся лишь к социальным отношениям. Звучит это жёстко. Мне это не очень нравится. Хотя что плохого в том, что культура даёт конкурентные преимущества? Вспомните «Трудно быть богом».

P. S. Попробую зайти на тему с другой стороны. Ясное дело, я обобщаю – для понятности мысли.

Интеллигенция – социальный проект, направленный на то, чтобы нести культуру в те слои общества, которые от культуры не имеют практической пользы. Например, грамотный рабочий может повысить свою квалификацию и тем самым зарабатывать больше, а грамотный крестьянин всё равно будет зарабатывать столько же. Но интеллигенция считает культуру необходимой всем несмотря ни на что – и несёт её в массы. Несёт (то есть существует как проект) до тех пор, пока общественное устройство не меняется так, чтобы культурный человек был более благополучен, нежели тот, у кого нет культуры.

Для достижения такого положения вещей есть два пути: буржуазные отношения или повышение технологического уровня производства. Советский Союз не мог допустить буржуазных отношений и двинулся по пути повышения технологичности. Неизбежный этап на этом пути – ликвидация «малых и бесперспективных» деревень (деревня из трёх дворов не сможет содержать трактор). Это приводило к превращению деревень в малые города – и уничтожало традиционный формат существования народа. В городах культура человека уже становилась социально значимой, поскольку города предлагали больше возможностей для социального роста. Но миссия интеллигенции там становилась уже не нужна, поскольку культура начинала конвертироваться в уровень жизни.

Возьмём, например, роман «Пряслины» Фёдора Абрамова. Я буду говорить про неких условных Пряслиных, а не про героев романа – святых людей и мучеников. Разве культура что-то изменила бы в жизни Пряслиных? Нет. Поэтому Пряслиным культура не нужна. Поэтому появляется интеллигенция, которая всё-таки приобщает Пряслиных к культуре. А в городе Пряслиным было бы легче. Есть школы фабрично-заводского обучения, обучившись в которых Пряслины могли бы хоть немного больше зарабатывать на заводе. Но в городе Пряслины утратили бы свой исконный характер – деревенский, народный, благородный по этике и доверчивый. Это, кстати, и показывает Фёдор Абрамов, да и не только он.

А Фёдор Абрамов, как интеллигент, писал свой роман, конечно, не для Пряслиных; он писал роман для общества, чтобы общество требовало у власти облегчить жизнь Пряслиных, то есть, как и положено интеллигенции, трудился в конечном итоге для улучшения жизни народа через культуру.

Подводя итог: интеллигенция существует лишь в том обществе, в котором культура не является социальным лифтом. Где она становится социальным лифтом, там интеллигенция исчезает, а появляются буржуазные интеллектуалы.

Интеллигенция существует лишь в том обществе, в котором культура не является социальным лифтом. Когда культура получает возможность конвертироваться в благополучие, на смену интеллигентам приходят буржуазные интеллектуалы

28.04.2018. Иван

Если позволите продолжить разговор об интеллигенции и буржуазных интеллектуалах, то возникли следующие вопросы:

1. Понятно, что термин «интеллигенция» вы прочно связываете с понятием «крестьянство» и выделяете «народников» именно как главную, стержневую часть проекта. А среди деятелей Серебряного века много ли народников? Сомнительно загонять интеллигенцию в рамки народников.

2. А что произошло с российской интеллигенцией после революции 1917 года? Многие погибли в Гражданскую войну или покинули Россию, другие погибли в сталинских репрессиях. В итоге создалась совсем иная интеллигенция – советская, выращенная на идеологии социализма. Андрей Платонов – это писатель-интеллигент? Его «Чевенгур» до сих пор актуален, если примерить к событиям на Донбассе.

3. «Венедикт Ерофеев писал не для колхозников, но его произведения помогали интеллигенции разобраться в мире и в самой себе – тем самым помогали исполнять свою миссию в том числе и по отношению к колхозникам». Вы это серьёзно?

4. Чехов писал: «Тогда человек станет лучше, когда вы покажете ему, каков он есть». Может быть, миссией интеллигенции было повлиять на человечество, чтобы оно стало лучше?

5. «Интеллигенция существует лишь в том обществе, в котором культура не является социальным лифтом. Где она становится социальным лифтом, там интеллигенция исчезает, а появляются буржуазные интеллектуалы». А если примерить это к нынешней РФ? Культура, очевидно, не является сейчас социальным лифтом, но интеллигенции тоже нет. Может быть, буржуазные интеллектуалы появились? Те, которые появились, уже успели уехать на Запад, и эта тенденция продолжается. Вместо них расплодились силовики, фээсбэшники и чиновничество.

С удовольствием продолжу спор.

1. Не передёргивайте. Я не выделяю «народников» как главную и стержневую часть проекта «интеллигенция». Интеллигенция начиналась с «народников», но продолжалась другими стратегиями, как железная дорога начиналась с паровых машин, но продолжалась дизелями и электромоторами. Поэтому среди деятелей Серебряного века искать «народников» так же бессмысленно, как кавалерию в танковых войсках. Поищите их следы лучше, например, в передвижниках. В социальном смысле «Воскресение» Толстого – история превращения аристократа в интеллигента.

Интеллигенты и буржуазные интеллектуалы существуют параллельно. Как только в России появилась буржуазия в количестве достаточном, чтобы стать заказчиком искусства и прогресса, так сразу появились и буржуазные интеллектуалы.

2. Неважно, на какой идеологии действует интеллигенция. Важно, что её миссия – просвещение народа и улучшение жизни общества. Горький был большевик, а Бердяев – нет. Та часть интеллигенции, которая не соглашалась с большевизмом, была выдворена из страны или уничтожена. Та часть, которая соглашалась, сумела выжить, хоть и с потерями – идейными и человеческими.

3. Я серьёзно, хотя и утрирую. Лихачёв и Вернадский тоже писали не для колхозников. Но в том, что они интеллигенты, а не буржуазные интеллектуалы, сомневаться не приходится, если познакомиться с их биографиями.

4. Разумеется. Я об этом и говорю, только применительно к конкретной стране и конкретной эпохе. На Западе, безусловно, были и есть деятели культуры, которые стремились «повлиять на человечество, чтобы оно стало лучше». Для буржуазного интеллектуала эта амбиция – личный выбор, и люди, сделавшие такой выбор, вступают в партию или остаются одиночками, но социального проекта интеллектуалов, направленного на улучшение человечества, в западной культуре нет. В свободном и демократическом мире для исполнения этой прогрессивной миссии существуют другие инструменты.

5. Вы правы. Сейчас системно нет ни того, ни другого – ни культуры как социального лифта, ни интеллигенции как социального проекта. Но в качестве исключения культура всё равно может служить социальным лифтом.

Взять, например, писательство. В советское время тоже не всякий писатель мог бы прожить на гонорары, но писатели и жили не на них. Человек вступал в Союз писателей и уже не ходил на работу, но получал зарплату, соцпакет и общение в своей среде. При этом он мог издавать одну книгу раз в пять лет. Союз писателей – вариант социального лифта. Он освобождал писателя от обязательной работы на производстве или в учреждении. Сейчас такое благо можно обрести только за счёт гонораров. И находятся писатели, которые могут этого добиться. То есть буржуазные интеллектуалы всё-таки есть. Есть и те интеллектуалы, которые сохраняют идеологию интеллигенции, но интеллигенции как проекта уже нет, как нет Союза писателей с его бонусами. Ну, для примера: есть люди, которые умеют ходить по морю под парусом, но парусного флота уже нет.

Чиновничество и силовики – это иные социальные страты. Они существуют по другим законам, нежели интеллигенция.

Если вы не согласны с моей трактовкой феномена интеллигенции, то предложите свою. Но формула «повлиять на человечество, чтобы оно стало лучше» слишком общая. Нацизм, например, тоже «влиял» на человечество и «улучшал» его: нацисты создавали совершенных людей – «истинных арийцев», истребляя «неполноценных» вроде психически больных или евреев. Подобное «влияние» или «улучшение» чудовищно. Так что важны конкретные технологии влияния и параметры улучшения. У интеллигенции технология – просвещение, параметры – рост гуманизации общественных отношений.

Интеллигенция как социальный проект была направлена на народ. Технология деятельности интеллигенции – просвещение. Параметры успешности – рост гуманизации общественных отношений

03.06.2019. Дмитрий

Пожалуйста, подскажите, какие книги лучше всего прочесть, чтобы лучше узнать русскую нацию, характер? Быть может, труды философов, историков?..

Читайте Виктора Астафьева. Или смотрите пьесы Василия Си́гарева.

07.06.2018. Иван

Есть ли предчувствие, что через 5–6 лет новое поколение выплеснет свой гнев на проржавевший механизм российской власти? Их отцы предпочли тухлую стабильность – лихие 90-е внушили страх реформ, упование на государя-батюшку и веру, что русскому мишке Запад хочет вырвать когти.

Доморощенная прогностика – самое бесперспективное дело. Поэтому даже к собственному мнению я отношусь с большой долей скепсиса.

Я не верю в какие-то социальные потрясения, связанные с «народным гневом». Есть соцсети, которые выводят пар в свисток. Есть пропаганда, которая убеждает, что для гнева нет оснований. Есть возрастающее невежество нации, следствием которого является тотальное раболепие. И нет иного места для конструктивного воздействия на ситуацию, кроме Москвы, а Москва слишком благополучна для бунта.

18.06.2019. Фёдор

Извините, но мой вопрос опять по поводу ваших слов о том, что модернизацию в России следует проводить с учётом ментальности русского народа, то есть принимать во внимание сакральное отношение народа к власти. Для примера вы указывали на Китай. В каком смысле надо понимать ваши слова и что они реально, практически значат, если допустить, что у народа действительно сакральное отношение к власти?

Вы говорите, что проблема нашего общества в первую очередь коммуникационная (оболванивание интернетом), то есть проблема новой коммуникации в том, что она инструментально формирует мировоззрение человека в согласии со склонностью к «пиксельному» мышлению. От шаблонности, клишированности, пиксельности картины мира – один шаг до раболепия. Получается, что интернет противостоит сакральному отношению к власти (священному, а не раболепному) и меняет ментальность?

Власть в России должна быть сакральной или народ должен развиваться в сторону свободного гражданского общества с помощью интернета, если Госкомнадзор не заблокирует?

Вы задаёте очень интересные вопросы.

Помнится, я слушал разговор с каким-то известным экономистом про модернизации в Японии и Китае, и этот экономист очень аргументированно рассказывал о том, как модернизации европейского типа базировались на национальных традициях. Например, в Китае – на институте традиционной семьи: на нём и строили мелкий бизнес, который переводил Китай в массовом порядке на буржуазные отношения. И российские политики из числа «младореформаторов 90-х» признавали, что при реформах они не учли национальные особенности России. Это всё очень важные соображения.

Про сакрализацию власти вы написали очень правильно. Примерно так же я писал в «Летоисчислении от Иоанна», только применительно к эпохе Грозного. Но сакрализация не исчерпывается упованием народа на царя. «Шинель» Гоголя – тоже про сакрализацию власти (государства), хотя про царя Гоголь не пишет. В российском понимании и государство тоже сакрально (как аватар царя), поэтому у нации такая потребность в идеологии, поэтому возможны экономические прорывы на энтузиазме (вроде Всесоюзных ударных строек), поэтому самые гуманные и продуктивные реформы (отмена крепостного права или десталинизация) начинались сверху, а не снизу. Так что, увы, для разработки сценария реальной модернизации нужно учитывать сакральность государства для нации – как в Китае учитывали традиционность института семьи.

Наверное, я скажу нечто очень наивное, но тем не менее. Вот бы собрались историки, экономисты, социологи, культурологи и социальные психологи – и все вместе, исходя из своей компетенции, сформулировали бы три, пять, семь основных поведенческих стратегий нации. Чтобы при разработке реформ и вообще политики можно было опираться на эти стратегии.

Приведу пример такой стратегии из истории Урала, с которой знаком лучше всего. На Урале не было такого, что крупный бизнес вырастал из мелкого, то есть не бывало, что сорок малых кузниц объединились в один железоделательный завод. Было наоборот: государство или крупный капитал строили большой завод – а от него отпочковывался мелкий частный бизнес в виде этих самых сорока кузниц, которые выполняли посильные работы для завода и для населения. Ведь именно так возникла первая фирма в России – строгановский завод Кын, который как завод умер бы за три года, а как агрегатор мелкого частного бизнеса проработал на благо посёлка ещё пятьдесят лет. Вот и создавали бы реформаторы программы буржуазной перестройки в промышленных городах исходя из этой региональной стратегии (выращивание малого бизнеса на основе большого госпредприятия), а не из стратегии «возьмите кредиты, заводите на них автомойки и ларьки, и будет у нас капитализм». Но это я фантазирую как дилетант. Однако мысль понятна.

А интернет – вопрос совсем другой. И замена эволюции выбором – далеко не единственная онтологическая проблема, связанная с переводом онлайна в офлайн. Интернет ничему не противостоит и ничему не способствует сам по себе, но его можно использовать в любых целях – как для сакрализации власти (мем «Путин на медведе»), так и для десакрализации. Интернет не решит наших старых проблем, но добавит новые. Ничего страшного – если, конечно, прилагать усилия для реального решения проблем, а не кидаться лепёхами виртуального навоза. Но кидаться лепёхами – дело куда более интересное, безопасное и понятное.

Для реальной модернизации в России нужно учитывать, что государство для нации – вещь во многом священная. Увы. Но без учёта этого убеждения вперёд не двинуться

29.06.2019. Богдан

Из ваших высказываний следует, что тип ландшафта, на котором проживают те или иные группы людей (народы), напрямую определяет менталитет этих людей, пути экономического развития и так далее. Например, если сравнить Россию и Англию, то англичане – это люди воды, путешествий, колоний, а русские – люди лесов, гор. Хотя колонизация Россией Урала, Сибири, Дальнего Востока, Севера, Аляски, Средней Азии тоже дала свои результаты. И та, и другая империя, расширяясь, несли свою культуру, язык, образ жизни. Не считаете ли вы, что русская модель уступает модели англосаксов? Если да, то в силу каких причин?!

И возможен ли в России экономический прорыв китайского типа?

Вы несколько упрощённо трактуете мои взгляды.

Я считаю, что Россия – это мозаика идентичностей. Идентичности бывают трёх типов: корпоративные, национально-религиозные и региональные. Региональные идентичности определяются не ландшафтом, а наиболее эффективным способом освоения территории, то есть экономикой, а не геопоэтикой.

Я не считаю, что российская модель жизни уступает модели англосаксов. Это всё равно, что говорить, будто жираф как животное уступает бегемоту (или наоборот). Кто лучше летает – самолёт или вертолёт? Всё зависит от задачи, которую нужно решить летательному аппарату.

Что вы имеете в виду под «экономическим прорывом китайского типа»? Если механическое повторение «китайского пути» – то нет, в России такой прорыв невозможен: Россия – не Китай. Если применение китайского принципа (европейская модернизация, адаптированная к местным условиям) – то да, прорыв возможен. Это сейчас признают даже реформаторы 90-х, которые ошиблись, игнорируя российскую специфику, и потому не смогли довести реформы до конца.

23.08.2019. Владимир

Вопрос по поводу вашей статьи в альманахе «Текст и традиция». Процитирую: «Герой аграрного социума, общины, – Богатырь; герой казачьего социума, вольницы, – Разбойник; герой промыслового социума, артели, – Купец. А Мастер – бажовский Данила – квинтэссенция индустриального социума». А какой персонаж, на ваш взгляд, есть квинтэссенция постиндустриального социума? Добавлю – именно российского постиндустриального социума (ибо наша постиндустрия отличается от западной: там, условно говоря, постиндустрия «победивших», а у нас – постиндустрия «побеждённых»).

Мне кажется, есть два ярчайших кинообраза, иллюстрирующих доведённые до логического конца постиндустриальные миры России и Запада. Запад – это «Матрица». Россия – «Кин-дза-дза». В таком случае обобщающий культурный тип героя надо искать в параметрах «Кин-дза-дзы». Это некий асоциальный тип, зарабатывающий на бессмысленном развлечении случайной публики. Если возвратиться с планеты Плюк на планету Земля, то это – Блогер. Он ни на что не влияет, не порождён никакими историческими процессами, не производит никакого (в том числе культурного) продукта и паразитирует на тотальной имитации общественной или культурной жизни. Драма его (пользуясь драматургией фильма) заключена в желании воплотиться, то есть стать настоящим, а не фантомным (вернуться с Плюка на Землю).