Текст книги "О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии"

Мартын и Булаврик

Я нежился на утреннем солнышке, развалясь на сиденье автобуса по дороге на работу, когда в кармане зазвонил телефон. На экране светилось: «Клиника».

– Ну что еще надо? Я буду через десять минут.

– Алексей Анатольевич, – в трубке раздался голос нашего охранника Димы, – мы вас тут все ждем, у нас заворот.

– А чего меня ждать, там же Светлана Сергеевна?

– Приезжайте быстрее, без вас тут ничего не получается.

От традиционного утреннего похода в магазин сразу пришлось отказаться. Я подошел к водителю и попросил его остановиться у клиники, благо утром в выходной день Рублевка была пустая.

Когда я вошел в клинику, то сразу увидел большого швейцарского зенненхунда, лежащего на полу без какого-либо интереса к происходящему вокруг него. Его живот по размерам напоминал дирижабль перед вылетом. Перед ним стояла Светлана Сергеевна с внутривенным катетером в руке, готовая броситься в бой по первому приказу.

– И чего ждем? – спросил я.

– А ждем мы клизмы и вазелинового масла, – со злостью выпалила доктор.

– Давно ждем?

– Да вот уже часа два.

Тут я оторвал свой взгляд от собаки. Рядом с ним сидели «двое из ларца, одинаковы с лица». Это точно были не владельцы, а работники, которые отвечали за собаку. Они никак не идентифицировались, это был некий коллективный разум.

– О чем думаем? Оперировать срочно надо. Или ждем, пока собака умрет?

– Вот и я им о том же уже два часа талдычу, а они все про масло и клизму! – Светлана Сергеевна и так женщина горячая, а тут она кипела как чайник и готова была взорваться.

– Мы не имеем права принимать решения. Только хозяин может разрешить, – вдруг изрек «один из ларца».

– Ну так звони хозяину.

– Он за границей.

– Звони хозяйке.

– Она спит.

Надо сказать, что на часах было восемь утра.

– Буди.

– Я телефона не знаю.

– А кто знает?

– Горничная.

– Звони горничной, пусть будит.

Уже я начал напоминать закипающий чайник.

Минут пятнадцать «лицо» что-то бубнило в трубку. Было видно, что никто не решался нарушить утренний сон хозяйки. Наконец свершилось!

– Вас к телефону, – и он передал мне трубку.

– Доброе утро! – Я представился и описал ситуацию.

– А когда надо будет делать операцию? – спросил меня сонный женский голос.

– Два часа назад, счет уже пошел на минуты.

– Тогда срочно начинайте, я сейчас буду, – голос резко проснулся.

Скорость, с какой начала работать Светлана Сергеевна, не снилась даже Усэйну Болту во время его рекордного забега на стометровку. Ассистент Туся, невзирая на свою врожденную медлительность, с такой же скоростью стала накрываться[3]3
  Накрыться на операцию – перед операцией в определенном порядке разложить хирургические инструменты на инструментальном столе.


[Закрыть] на операцию. Я предпочел отойти в сторону, дабы не попасться под их горячие руки. Кобелю сделали седацию и коллективными усилиями всех мужиков водрузили его на операционный стол. Килограммов в нем было никак не меньше шестидесяти. Работа продолжала кипеть. Устанавливалась эндотрахеальная трубка для ингаляционного наркоза, брались вены на передних конечностях, готовилось операционное поле.

– Алексей Анатольевич, хозяйка приехала, – позвал меня Дима.

Когда я вышел в коридор, то увидел интересную подтянутую, спортивную женщину. Весь ее вид говорил о том, что это никак не избалованная рублевская кумушка.

После взаимных приветствий сразу был задан основополагающий вопрос.

– А кто виноват? – спросила она и строго посмотрела на «двоих из ларца».

Я тоже посмотрел на них и чуть не засмеялся в голос. Их вид напомнил мне меня самого и двух моих друзей, когда мы втроем в детском саду стояли на ковре у директора. А было это так. Нас троих угораздило прийти в сад в тельняшках. И вот перед тихим часом, уже раздевшись, мы вдруг решили, что мы революционные матросы, и начали маршировать перед туалетом, не пуская туда девчонок. Так строевым шагом под команды воспитательницы мы и дошли до кабинета директора, где немедленно были списаны на берег.

Естественно, я объяснил, что заворот желудка – острая патология, требующая экстренного хирургического вмешательства, что врачи до сих пор не знают ее причины и что виновных в данной ситуации нет. Тут послышался вздох облегчения. Первая пуля пролетела мимо «двоих».

Я убедил хозяйку не ждать окончания, а ехать домой, заверив ее, что позвоню ей при любом исходе операции.

– Эти двое вам нужны?

Я сказал, что нет, но чтобы оставили свои телефоны и были в пределах досягаемости, после чего намылся и пошел в операционную.

Операция прошла успешно. К счастью, мы успели вовремя. За разговорами в ходе операции я узнал, что кобеля зовут Мартын.

Не буду описывать, как мы с Димой вдвоем снимали Мартына со стола. Поместили его в отдельную «палату». В клетку он просто не влезал по причине своего размера, как мы ни старались его туда впихнуть.

Клиника зажила своей обычной жизнью: кошки, собаки, прививки, мелкие операции – словом, рутина. Между делом с Мартыном проводились необходимые манипуляции. Он пришел в себя и спокойно лежал, разрешая делать с собой все, что мы считали нужным. Я уже даже и не думал об этом, так как послеоперационный уход всегда лежал на ассистентах, благо все они имели высшее образование и, выйдя из академии, пытались привести свое постакадемическое полное незнание ничего в соответствие с действительностью.

Вдруг из кабинета, где лежал Мартын, раздался страшный крик Туси. Мы с Димой бросились туда. Неужто покусал?

Туся прижалась к стенке, а роста, надо сказать, она невысокого, Мартын стоял перед ней, их глаза были на одном уровне, и он пытался лизнуть Тусю в лицо

Все бы ничего, только взгляд у него был такой, что он мог пригвоздить им к месту любого. Ну родился он с таким взглядом. А так он был сама доброта. Честно сказать, я бы на месте Туси тоже испугался. Тревога оказалась ложной.

В районе четырех часов дня в клинике опять появились «двое из ларца». Они посидели с Мартыном, спросили, нужна ли их помощь. Получив отрицательный ответ, они как-то слились с мебелью. Вроде они были в клинике, а вроде и нет. Вдруг среди них началась какая-то активность. Звонил телефон, они выходили из клиники и тоже звонили.

– Что это вы так засуетились?

– Самолет хозяина приземлился. Едет прямо сюда. Если что, закопает.

– А кто ваш хозяин, что вы так напрягаетесь? – Потому что фамилия мне ничего не сказала.

Когда я услышал кто он, то понял, что шансы быть закопанными у мужиков действительно были бы высоки, если бы они оказались виноваты.

Еще минут через сорок у них было объявлено общее построение, и они встали как солдаты перед началом парада – уже в шеренге, но еще по команде «вольно». Негромкие разговоры, курение в кулак. В какой-то момент оба вытянулись в струнку.

Мне стало интересно. По дороге, ведущей к клинике, мчался спортивный «мерседес» (да простят меня знатоки, если написал что-то не так, ибо знаю только, что у машины есть четыре колеса и руль), за ним машина охраны. Из-за руля «мерседеса» вышла хозяйка, а с пассажирского сиденья – высокий мужчина лет сорока пяти. Глядя на него, я понял, что летел он точно не «экономом» и даже не первым классом.

Хозяйка представила меня, и опять раздался вопрос:

– Кто виноват?

Я слово в слово повторил свой утренний спич. «Обитатели ларца» опять выдохнули: вторая пуля мимо.

– Ну ладно, – сказал хозяин, посмотрев на них, после чего я повел его к Мартыну. Увидев собаку, он встал перед кобелем на колени, начал его гладить и что-то шептать ему на ухо.

– А можно я буду приезжать каждый вечер навещать его?

– Конечно, даже гулять с ним можете, – ответил я.

Надо сказать, что все десять дней, что Мартын был в стационаре, хозяин приезжал каждый вечер.

– Вам нужна какая-то моя помощь?

– Да нет, единственное – нам нужен человек, который всегда был бы на связи с нами.

– Володя, так как ты отвечаешь за Мартына, то оставь свой телефон, – обратился хозяин к «одному из ларца».

Мартын поправлялся семимильными шагами. Володя приезжал два-три раза в день, выводил кобеля, общался с ним. В один из дней вместе с ним в клинику вкатился абсолютно белый французский бульдог.

– А это кто? – спросил я.

– А это Булаврик – лучший друг Мартына. Мартын живет на улице, а этот в доме. Ему разрешается делать все и везде, а на улице они с Мартыном переворачивают весь участок вверх дном. И им за это ничего не бывает.

Я насторожился, ибо видел избалованных рублевских собак, но Булаврик оказался очень воспитанным псом. Это был тот самый случай, когда в достойной семье, не кичащейся своими деньгами и положением в обществе, вырастают воспитанные дети и живут такие же собаки.

– Можно Булаврик навестит Мартына? А то уже весь участок обыскал, скучает очень.

Мне очень захотелось посмотреть на встречу друзей. Булаврик забежал в кабинет, где лежал Мартын, и остановился перед ним. Мартын поднял голову. Его голова была раза в полтора больше, чем весь его лучший друг. Я не буду описывать их встречу, все равно не получится, но скажу, что с этого момента друзья каждый раз выходили на прогулку вдвоем. На десятый день Булаврик забрал Мартына из клиники.

На этом можно было бы и закончить этот рассказ, если бы однажды у меня на столе не оказался Булаврик. Я уже не помню по поводу чего, но операция делалась по экстренным показаниям. Естественно, после операции его оставили в стационаре. Состояние Булаврика было стабильно тяжелое, и он никак не шел на поправку. Ночью он находился в клетке, а днем мы выносили его в пустой кабинет, чтобы он мог хоть чуть-чуть двигаться: нельзя было допустить послеоперационных осложнений.

Володя приезжал так же, как и раньше, не менее двух раз в день, и однажды привез Мартына. Радости было море. Мартын всех нас облизал, правда со свойственной ему сдержанностью.

– Можно он зайдет к Булаврику? – спросил Володя.

– Конечно.

Мартын с опаской зашел туда, где недавно лежал сам. Увидев Булаврика, он подошел и аккуратно лизнул его. Булаврик никак не прореагировал, ему было плохо.

– Ну хватит, посещение окончено.

На ресепшене Володя оплачивал счета, Мартын стоял рядом, как вдруг из-за угла появился шатающийся Булаврик. Мы замерли, не веря своим глазам.

– Берите Булаврика на руки и выносите на травку. Пусть Мартын будет рядом.

Минут десять друзья лежали на траве. В этот день Булаврик пошел на поправку, а вскоре уже Мартын забрал его из клиники.

После этого друзья еще несколько раз навещали нас, а потом клиника переехала в Одинцово, и они потерялись.

Прошел, наверное, год, как мне позвонил Володя и спросил, когда можно будет приехать. В назначенный час он приехал с Булавриком.

– А как там Мартын?

Мартын, к сожалению, умер от пироплазмоза. Тут уже не смогла помочь никакая дружба.

Первый урок

История произошла в те далекие времена, когда мобильных телефонов еще не было вообще, ибо именно его и не хватило тогда. В случае нужды владельцы животных звонили доктору либо домой, либо на работу.

Была весна 1991 года. Как-то вечером у меня дома раздался звонок, и бодрый голос комсомольского вожака средней руки попросил меня к телефону. Обладатель голоса представился и сказал, что он помощник очень крупного чиновника из мэрии Москвы. У того старая собака, и хотелось бы, чтобы я ее посмотрел.

Как правило, в те времена врач выезжал на дом. Выглядело это так: на шее у врача фонендоскоп, а на устах доброе слово. Вот и лечи как хочешь. Популярные теперь капельницы только входили в практику, да и ставили их только по показаниям, а не как теперь – ради того, чтобы поставить. Мы с завистью смотрели на инструменты наших коллег – врачей, которые занимались лечением сельскохозяйственных животных. Так богат был у них арсенал. Я думаю, что палачи священной инквизиции тоже завидовали им. Чего только у них не было. А главное, был загадочный зонд Коробова, который, как говорили первокурсникам академии, изобретатель лично вводит тем, кто плохо сдает сессию. Особенно напрягало слово «вводит».

Но я, в отличие почти от всех своих коллег, был владельцем, не побоюсь сказать, высокотехнологичной по тем временам клиники. Поэтому, надув щеки, спросил:

– Когда будет удобно привезти ко мне собаку?

Мы договорились, что это будет через неделю, и хорошо помню время – десять утра.

Как обычно бывает, накануне назначенного дня мне позвонили из Мосгорветотдела и сказали, что очень хотят меня видеть. Естественно, визит гостя из мэрии просто вылетел у меня из головы. Надо сказать, что тогда владельцев частных клиник, а нас было трое – Середа, Ткачев-Кузьмин и я, – вызывали в Мосгорветотдел по любому случаю, будь то засуха в Буркина-Фасо, мор пингвинов в Антарктиде или извержение Везувия. Сначала на нас строго смотрели, шевелили усами, грозили пальцем, что всех закроют, а потом заставляли написать какую-нибудь бумагу и отпускали с миром.

Так было и в тот день. Словом, приехал я в клинику часам к двенадцати. Как только я зашел в свой кабинет, ко мне с полными ужаса глазами влетела администратор Ирина и шепотом сказала:

– Алексей Анатольевич, вас там какой-то депутат уже два часа ждет! Ругается страшно!

О боже! Проклятый склероз!

Я быстро переоделся и с идиотской улыбкой вышел в коридор. Тогда в клинику целый день приходило столько народа, что пройти по коридору было трудно. Я сделал вид, что кого-то ищу, и, якобы наткнувшись на нужного человека глазами, спросил:

– Это вы ко мне?

Тут сидящий, очень интеллигентного вида мужчина лет шестидесяти, встал и хорошо поставленным баритоном на весь коридор сказал:

– Вы вообще понимаете, что каждая моя минута стоит государственных денег? Я вас жду уже два часа, а вы где-то шляетесь.

Уже потом я выяснил, что обладатель баритона не был профессиональным чиновником. Он был доктором наук, профессором, и слова его действительно выражали сожаление о потраченных времени и деньгах.

Я почувствовал, как сдуваются мои щеки, а из крыльев за спиной выпадают перья. Парировать хорошо поставленный административный напор мне было нечем.

Я открывал рот, но рыбки в нашем клиническом аквариуме издавали в этот момент гораздо больше шума. Публика обступила нас и с интересом взирала на мой позор.

Вдруг сзади меня хлопнула дверь, которая вела из института проктологии в клинику и которой могли пользоваться только сотрудники. Краем глаза я увидел, что в клинику зашел заместитель директора института по лечебной работе, профессор, доктор медицинских наук Дульцев. Юлий Вячеславович был блестящим хирургом и большим любителем собак. Я всем и всегда говорю, что он был моим первым учителем хирургии, проводил со мной кучу времени и привил мне любовь к великому искусству абдоминальной хирургии.

Юлий Вячеславович только что вышел из операционной. Судя по тому, с каким довольным видом он курил, операция прошла успешно и у него было хорошее настроение. Увидев меня и услышав возбужденные голоса, он подошел к нам. Минуты две Юлий Вячеславович пытался понять, что происходит, и вдруг, ткнув пальцем в депутатский значок, сказал:

– Депутат, значит?

– Да, я… – дальше последовало представление с перечислением всех званий и регалий. – А вы кто?

Юлий Вячеславович тоже представился, перечислив для поддержания паритета все свои звания.

– Ира, – сказал Дульцев, обращаясь в регистратуру и глядя прямо в глаза уважаемому депутату, – запиши этого господина на прием к Алексею Анатольевичу, скажем так, на десятое октября. Он сможет уделить собаке три минуты.

Я почувствовал, как перья в моих крыльях опять отрастают, а щеки надуваются. Противоположная же сторона в свою очередь открыла рот от удивления и выдавила:

– Это как так?

– А как вы к нам, так и мы к вам!

Публика вокруг нас зашевелилась. Ситуация была похожа на обстановку на ипподроме в воскресенье, когда явный фаворит засбоил.

– Да и вообще, – продолжал Дульцев – кто дал вам право так разговаривать с врачом? Кто кому нужен, вы Алексею Анатольевичу или он вам? Ах, он вам! Тогда извольте уважать труд врача. Даже если доктор задерживается, а вам некогда ждать, вы можете обратиться к его коллегам в экстренном случае или перенести свой визит. Вам никто не откажет.

Враг был повержен.

– А теперь извинитесь перед Алексеем Анатольевичем при всех.

И тут надо отдать должное. Извинения последовали моментально и были сделаны с чувством собственного достоинства. Конфликт был улажен, и, как пишут в официальных сообщениях, «стороны пришли к взаимовыгодному соглашению».

После того как высокое должностное лицо с помощником и собакой ушли, Юлий Вячеславович повернулся ко мне:

– А теперь пойдем поговорим.

Зайдя ко мне в кабинет, он сел на мое место за столом, что не предвещало ничего хорошего.

– Ну и что произошло?

Я попытался вяло оправдываться.

– Так вот, запомни, ты врач и несешь полную ответственность за ситуацию. Жизнь есть жизнь. Коль уж ты не знал телефон человека, ты должен был позвонить и попросить Иру позвать его к телефону или извиниться от твоего имени и объяснить ситуацию. Он бы тебя понял, потому что сам неожиданно вызывает к себе людей. Да дело даже не конкретно в нем, а вообще в профессиональной этике. И второе: как ты мог позволить владельцу животного так с собой говорить? Неважно, кто перед тобой стоит, простой человек или папа римский. Ты врач, а не половой в трактире. Ты берешь на себя ответственность за жизнь животных, поэтому люди, которые ими владеют, должны относиться к тебе с уважением. Им не надо хамить ни в коем случае, надо всегда быть корректным, но держать владельцев на расстоянии вытянутой руки. Как только врач начинает лебезить и пытаться угодить пациенту, он кончается как врач и становится обслуживающим персоналом. Запомни это на всю жизнь.

В этих великих словах я не раз убеждался потом, когда мне приходилось видеть, как работают медики. Чувство собственного достоинства и положение всегда выше пациента – и это при полном и безоговорочном уважении к больному и понимании его проблемы. Это сразу бросается в глаза в США и Канаде, где врач сразу ненавязчиво проводит грань между больным и собой.

А с чиновником мы потом были в хороших отношениях. Он не раз ко мне обращался, а я знал все его телефоны на всякий случай.

За годы своей практики я часто вспоминал слова профессора Дульцева. Особенно когда приходилось поставить на место зарвавшегося владельца или поддержать молодого коллегу, которому надо было помочь взять ситуацию в свои руки.

Божественная жидкость

В новейшей истории нашей страны было такое золотое время, когда водка продавалась круглосуточно. Пусть попробуют бросить в меня камень борцы за трезвый образ жизни, но однажды в моей практике именно водка спасла жизнь собаки.

Все самое интересное, как обычно, происходит в клинике поздно вечером или ночью. Было часов двенадцать ночи, и мы с ассистентом Людой уселись в ординаторской перед телевизором, разогрев долгожданный ужин, когда в дверь клиники позвонили. В коридор вошел весьма крупный мужчина, с ним не менее крупная женщина, а возглавлял процессию ротвейлер соответствующего размера. Они сразу заняли собой все свободное пространство в кабинете, оставив мне немного места за столом.

– И что привело вас к нам в столь поздний час? – задал я традиционный вопрос.

– Доктор, он как-то странно себя ведет сегодня, ему явно нездоровится. Вялый, была рвота, ходит пошатываясь, не реагирует на наши команды.

Традиционные кусочки, которые подходили к паре десятков пазлов. Но собрать надо один, поэтому требовались еще сведения. Я, естественно, дал команду измерить температуру, начал долго и внимательно слушать собаку, хотя замечательно понимал, что просто тяну время, чтобы сообразить, в каком направлении двигаться.

– А еще, доктор, такое впечатление, что он стал плохо видеть. Идет по знакомым дорожкам в саду и натыкается на деревья.

– А скажите, у вас в доме нигде не подтекает жидкость из системы отопления?

– Есть немного в гараже, все руки никак не доходят починить.

– Собака имеет туда доступ?

– Абсолютно свободный.

– И могла там походить?

– Да.

– И лапы потом облизать?

– Запросто.

И тут у меня в голове все сложилось: это отравление жидкостью для систем охлаждения и обогрева, в которой содержится метиловый спирт. Естественно, антидота у меня не было, но я вспомнил, что как антидот можно употреблять двадцатипроцентный этиловый спирт внутривенно. В данном случае водка – самый удобный раствор. В ней сорок градусов, развел в два раза и вводи.

– Быстро за водкой! – скомандовал я. – Магазин напротив.

Хозяева посмотрели на меня с нескрываемым интересом: уж не заговаривается ли доктор? Не перенапрягся ли сегодня на работе?

– А можно у вас поинтересоваться, для чего? – робко спросил хозяин.

– Для кобеля, лечить будем. Потом все объясню.

Большое тело хозяина просто испарилось из кабинета, только дверь клиники хлопнула. Правда, через секунду она хлопнула еще раз, и тело материализовалось с такой же скоростью, как и исчезло.

– А доктор водку пьет?

– Если вы встретите доктора, который не пьет, бегите от него, это шарлатан.

– Понял.

В кабинете сразу стало больше воздуха и пространства. Дабы не тратить время зря, мы решили поставить кобелю внутривенный катетер. Я не понимаю, почему владельцы решили, что он вялый, плохо видит и слышит: при приближении к нему он раскидал нас, как борец сумо детей из ясельной группы. Мало того, он недвусмысленно намекнул, что вторая попытка закончится иппоном – его полной победой. Ничего не оставалось, как ждать хозяина с водкой. Хорошо звучит, черт возьми!

Минут через десять на столе стояли две бутылки. Мы общими усилиями поставили катетер. Водка была разведена, и божественная жидкость потекла в организм собаки.

Кобель сначала посидел, потом стал оглядываться, явно пытаясь спросить хозяина, уважает ли тот его и не надо ли кому-нибудь набить морду, потом открыл пасть (наверное, хотел спеть), но в конце концов лег и захрапел.

Первый и последний раз в жизни я слышал, как храпят пьяные ротвейлеры. И тут я понял свою жену, которая после бурного застолья просила меня лечь в другой комнате. И даже не в соседней.

Но всему хорошему когда-то приходит конец. Водка закончилась, а с ней и лечение. Кобель спал крепким и здоровым пьяным сном. Я начал напряженно думать, как мы его в машину понесем.

– Да не переживайте, – сказал хозяин, ловко подхватил огромную тушу на руки и унес.

Я что-то записывал в карту, владельцы расплачивались, и вдруг в воздухе повис очень важный вопрос.

– А вот он проснется, чего делать?

– Везите его сюда.

– Я могу только вечером.

– Значит, вечером везите.

– Да, Алексей Анатольевич, я не про это. Он же похмельем будет маяться.

Вопрос пригвоздил меня к стулу. У Люды глаза полезли на лоб. Я понимаю, что я в этот момент был в двух ипостасях – врачом и просто нормальным мужиком, который не прочь хорошо выпить и вкусно закусить. Вторая ипостась взяла верх.

– А вы налейте ему водки пополам с водой, и пусть похмелится.

– Точно, а я об этом и не подумал.

На том мы и распрощались.

На следующий день они так и не появились в клинике. Тут либо выздоровел, либо…

История эта уже забылась. Прошло дней десять. Я шел по коридору, когда открылась дверь, и в клинику вошел хозяин ротвейлера. По его довольному виду я понял, что он совсем не скорбит по собаке, а значит, все хорошо.

– Вот приехал корма купить. – Он с радостью пожал мне руку.

– А чего же вы не пришли на следующий день?

Хозяин как-то замялся.

– Понимаете, когда мы приехали домой, я понял, как устал. Решение пришло само собой. Я взял из бара бутылку, налил себе добрый стакан, потом второй, закусил и лег спать. Наутро проснулся с тяжелой головой и увидел, что собаке не лучше, чем мне. Тут я вспомнил ваши слова, налил в миску немного водки, разбавил водой, добавил туда хлеба и колбасы, пусть думаю, закусит сразу. И дал ему.

– Так я же пошутил.

– Правда? А он не знал, поэтому все съел и лег спать. Я посмотрел на него, тоже принял лечебную дозу и лег. Вечером мы проснулись бодрые и здоровые.

Как собаки пьют пиво, шампанское, сухое вино, я видел и не раз, но вот так, чтобы водку, да с утра! Вот оно, Великое Похмелье, воспетое Веничкой Ерофеевым!