Текст книги "Меняю совесть на шоколадку"

Когда все кончилось, когда потрепанный «ГАЗ» взвыл напоследок, и затих, печально вздохнув, как показалось, на прощание, Шамиль схватил монтировку, выбил ногой остатки лобового стекла, и спрыгнул на помятую крышу «девятки». И заорал до звона в ушах, шарахая монтировкой то по переднему, то по заднему стеклам, скукожившемся, и в паутинах трещин:

– Выползай!!! Выползай, мразь! Где ты?! Ну, сука?! Иди сюда, тварь! Иди! Будь мужиком, г… он! Или ты только девочек невинных лапать можешь??? Только людей умеешь губить исподтишка? Ко мне иди, тварь! Я тебе опилки в башке вправлю!!! Я тебя научу свободу любить!!!

Не слыша в ответ ни слова, сообразил, что Таир тоже как минимум без сознания, спрыгнул на капот «Лады», высадил монтировкой остатки стекла, и заглянул в сплющенный салон. Таир сидел, откинувшись назад, скособочившись, и все еще сжимая в руке обрез. Из носа тонкой струйкой бежала почти черная кровь. Если и жив, то досталось ему серьезно. Вряд ли до больницы дотянет, если вдруг кому-то взбредет в голову вызвать «скорую», чтобы спасти эту трижды поганую жизнь. Но это точно будет не Шамиль…

Выдернув из руки Таира обрез, Шамиль скорчился на капоте, чувствуя, как лихорадит, буквально трясет от пережитого, и потянулся дрожащей рукой за сигаретами. Неловко прикурил с четвертой попытки, глубоко затянулся, и посмотрел вверх. А все же, как хорошо жить! Небо какое ясное и голубое, и стрижи чертят крылом почти над терриконами. Не иначе – к дождю…

– Не иначе, как дождь будет…

От голоса сбоку Шамиль вздрогнул, резко повернул голову, и облегченно вздохнул. В трех шагах стоял милицейский капитан, с жетоном ДПС на груди, протирая платком влажную изнутри от пота фуражку, и тоже поглядывая на суетящихся стрижей. Шамиль, широко улыбнувшись, радостно ответил:

– Ага… Будет дождь. Экая духота… Капитан, дорогой ты мой… Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть! Веришь – в первый раз в жизни рад видеть инспектора ДПС! Вот я не я, если не так!

Капитан, надевая фуражку, только усмехнулся:

– Верю, чего уж там. Как же ты их, а? Это ж надо так сплющить!

И козырнул:

– Инспектор ДПС капитан Колобахин. Кажется, я вовремя…

Шамиль, щурясь от едкого дыма, криво улыбнулся все еще трясущимися губами:

– Ты не поверишь, капитан. Сам не знаю, – как так получилось?

И, посерьезнев, добавил:

– Жить хочется… Жить хочется, командир, – хоть убей… Добежала, значит, девчушка?

– Девчушка?.. Ах, девчушка… Да добежала, девчушка. Повезло тебе с попутчицей, сообразительная. Ну-ка, пусти, я посмотрю, что ты там с ними учудил. Да обрез отдай, ни к чему он тебе уже. Не ровен час, пальнешь случайно.

Шамиль молча протянул капитану обрез, спрыгнул с капота, и, отойдя в сторонку, бросил под ноги докуренную сигарету. Растоптал каблуком. Снова посмотрел наверх. И, правда, какое счастье быть живым…

Колобахин тем временем заглянул в салон, хмыкнул, протянул «Мда-а-а…», и подергал бесчувственного Таира за руку. Видя, что тот не подает признаков жизни, обшарил карманы, и вытащил мобильный телефон. Шамиль, заметив телефон, сжался от нехорошего предчувствия. Значит, была связь у таджиков? Вероятно, позаимствовали у владельца «девятки». Тогда, выходит, и с подельником своим могли связаться… Странно, а почему капитан обрез у него взял за ствол, да еще платком прихватил, словно боялся замараться? Или… пальчики оставить?..

Только он об этом подумал, как Таир, сволочь, пошевелился, открыл глаза, и вполголоса от бессилия попытался что-то сказать, увидев перед собой капитана. Но успел только произнести «Кир…», и тут же обрез в руках капитана дернулся от отдачи, и ублюдку Таиру снесло полчерепа выстрелом в упор. Сразу все поняв, Шамиль с тоской подумал «Какой я же дурак! И ведь сам обрез ему отдал, мама дорогая! А там еще оставался один патрон. Вот значит, почему они так смело буром перли по трассе. Крыша у них железная. Передали капитану сумки, получили причитающееся, и потянулись обратно в родной Таджикистан, за очередной партией белой смерти. А уж капитан доставит следующему в цепочке. Кто ж на трассе гаишного капитана проверять станет? А я то, осел! Какой же…»

– Так ты, стало быть, и есть тот самый Кирилл?

Колобахин обернулся, с хитрым прищуром посмотрел на Шамиля, и аккуратно положил обрез на капот, все так же придерживая его платком. Не спеша вытянул из кобуры табельный «Макаров», передернул затвор, и соскочил на землю.

– И это знаешь? Ну, ты брат даешь. Удивил ты меня. Когда этот придурок Таир позвонил, я сначала не поверил, что какой то водила увел у них товара почти на два миллиона баксов. Ну не бывает так в жизни, только в кино! Оказывается, бывает. Не все я еще повидал на этом шарике. Молодец, молодец…

Шамиль тоскливо вздохнул, и поинтересовался, просто так, от безысходности:

– А что ж ты дружка своего добил? Или у вас так принято, раненых добивать? Как у волков?

– Дружка? Окстись, какого дружка? Это вот этот урюк мне друг? Да видал я его… В белых тапочках. Он баран. Во-первых, поломал весь маршрут. Я их, козлов, ждал еще вчера, и со стороны Саракташа. А они, придурки, чего-то там испугались, и поперлись через Оренбург. Вот и вышло, что вышло. А мне из-за них пришлось с напарником меняться, чтобы на вторые сутки остаться, сказочки для начальства придумывать. Во-вторых, нажрались в дороге…

– К девушке приставали.

– Даже так? Вот видишь, тем более. Чего таких жалеть? Считай, что я его наказал. Да его все равно бы грохнули. Может, мне бы и поручили. Ты хоть смутно представляешь, какие деньги, и какие люди за всем этим стоят?

– Еще бы. Кино смотрю. И про таких, как ты, там тоже показывают. Знаешь, чем обычно оборотни в погонах заканчивают?

– Ха! Кино… То кино, а то жизнь. А в жизни такие как я хорошо заканчивают. Я вот уже седьмой год в капитанах, а до выслуги полтора осталось. Что, мне на капитанскую пенсию жить? А здесь я себя на всю оставшуюся жизнь обеспечил… Ладно, оставим пустой разговор, займемся делом. Где товар?

Сплюнув, Шамиль выругался:

– Да пошел ты на кукуй! Нет больше наркоты.

– Ты не шути так, дядя. Мне сейчас совсем не до шуток.

– А я серьезно. Мне, как понимаешь, тоже хохмить как то не можется. Нет наркотиков, и все тут. Уничтожил я все. Давай, стреляй. Только я тебе напоследок в твои змеиные глаза плюну.

И, правда, плюнул. Смачно и от души. Колобахин вызверился, но сдержался, все еще не веря, что этот упрямый осел и впрямь мог уничтожить партию героина на такую бешеную сумму. Еще раз ровно спросил, утеревшись рукавом форменной куртки:

– Дядя! Еще раз спокойно спрашиваю: где?

– Я тебе уже указал адрес, ступай.

Поиграв желваками, капитан потемнел, и мрачно спросил:

– Знаешь, почему я обрез платком брал? Хотел убийство этих придурков на тебя свалить. Ну, типа не поделили что-то на трассе, ты оказался ловчее и обоих прижмурил. Пальчики на обрезе твои имеются, доказывай потом, что ты не верблюд. Кто в твои сказки поверит? А теперь по другому думаю. Я тебя пристрелю, вложу тебе обрез в руки, и заявлю следаку, что подъехал и застал тебя в момент убийства. Но предотвратить не успел. Выстрелил на поражение, да поздно, ты этому уроду уже снес башку. Ну да, белыми нитками шито, согласен. И на много вопросов мне ответить придется. Но кончится все, максимум, увольнением из органов. Мне по барабану. А вот тебе будет больно. И знаешь почему? Потому что я сначала выстрелил в воздух, – при этих словах капитан вздернул ствол, и спустил курок. Послушав, как эхо отскакивает от терриконов, со значением сказал, – Во как! Согласно закону о милиции. Потом я прострелил тебе конечность. Наверное, колено…

Поведя стволом, капитан направил пистолет на ногу Шамиля, и улыбнулся:

– Знаешь, это больно. Сам, правда, не испытывал, но от других слышал. Претворим в жизнь? Или сразу скажешь, где сумки?

Шамиль, замерев, смотрел на пистолет, отчетливо понимая, что это паразит в погонах не шутит. Одного уже убил, убьет и его, не задумываясь. И надеяться больше не на кого. Только на себя. А что сам может сделать в такой ситуации? Монтировка еще в руках, но кидаться на ствол с монтировкой, все равно что «КамАЗ» «Окой» таранить. Каких то три шага, но преодолеть их будет посложнее, чем отсюда пешком до Уфы дойти…

– А если я побегу? В спину выстрелишь? Как потом объяснять следователю станешь, почему стрелял в спину?

– А я тебя догоню, и выстрелю в висок. Потом подтащу к машине, положу грудью на капот, и вложу в руки обрез. По любому все будет так, как я сказал. И хватит фантазировать. Говори. Как классический злодей считаю до трех. Раз… Два…

Шамиль сжался, и закрыл глаза. При счете «три» втянул голову в плечи, ожидая дикой боли в колене. Грохнуло гулко, причем дважды. Снова потянуло кисловатым запахом пороха, и Колобахин почему то вскрикнул. А боли не было, и нога не подгибалась. Открыв глаза, Шамиль увидел капитана с гримасой на лице, сжимающим левой рукой правую. Пистолет его лежал на земле, в шаге. А справа, метрах в десяти, стоял собственной персоной лейтенант Асмолов. Тот самый, что проверял машину Шамиля на выезде из Оренбурга.

Лейтенант молча подошел, не опуская пистолет, подобрал покореженный «Макаров» Колобахина, и затолкал его в свою кобуру. Потом, так же молча, ловко крутанул капитана за руку, раскорячил на капоте изуродованной «девятки» и защелкнул наручники. И только после этого произнес:

– Вот и хорошо, вот и ладушки. Наговорил ты, капитан, лет на двадцать, без апелляции. Но если хочешь адвоката, у меня есть на примете хороший.

Колобахин, все еще морщась от боли в поврежденной руке, мрачно ответил:

– Ты еще докажи. Мало ли, что я наговорил? Может, у меня фантазия разыгралась? Ты вообще кто, Асмолов? Ты понимаешь, в какую кучу ты сейчас влип? Тебе же больше не служить в полку, зеленый. Тебя мужики затравят, за то, что своего повязал.

– Ты мне не свой. А с мужиками мы еще разбираться будем. Я так думаю, не ты один подрабатывал на перекачке наркоты.

– Глупый ты. Служишь в полку без году…

Асмолов резко перебил:

– Мне хватило. Я там не задержусь.

Вынув из кармана красные корочки, Асмолов раскрыл, и показал капитану. Тот вслух прочитал:

– Майор Асмолов, УБОП… Понятно. Влип я не по-детски… Так вы теперь работаете, да? Тогда конечно, тогда пипец…

Майор повернул Колобахина к себе, выровнял. Капитан дерзко глянул на Асмолова:

– Надо же, уже майор. А ведь салага еще. Мне вот сорок три, а до сих пор в капитанах.

– Служить надо честно и хорошо. Где груз?

Капитан равнодушно пожал плечами, мотнул головой на замеревшего от неожиданной смены декораций Шамиля:

– А это вон у того придурка спроси. Мне он так и не ответил. Может, тебе скажет?

Майор повернулся к Шамилю:

– Что-то мне ваше лицо знакомо, папаша. Мы виделись?

Шамиль, только теперь осознав, что жив, и даже не ранен, шумно выдохнул, и утер пот со лба:

– А как же, лейт… Извини, майор. Ты же меня три часа назад на выезде из Оренбурга проверял.

– А-а-а… Да, да, да… Груз кожи в Уфу. Ты как же влип то в это, отец?

– Дурак, потому что. Права была Гульчонок. Надо было сразу сдать.

– Ну, так где наркота то? Исправь ошибку.

– Поехали, покажу. Отмотаем километров семьдесят назад. Там и лежат за обочиной, если не подобрал никто.

Асмолов округлил глаза:

– Ты что, несколько кило героина просто так бросил у дороги?

– Ага… Килограммов двенадцать. Да насвая примерно столько же. Только они уже ни на что не годны. Я их винишком и бензинчиком полил.

Асмолов только хмыкнул, и покрутил головой. А Колобахин аж замычал, как от зубной боли. Еще бы, такой куш ушел…

Машина Асмолова стояла за терриконами метрах в пятидесяти. Потому капитан и не услышал шума двигателя. Садясь в салон, на переднее сиденье, чтоб не рядом с ренегатом Колобахиным, Шамиль поинтересовался:

– Тебе сколько ж лет то, майор? По виду, прости, пацан совсем. Не обижайся.

Асмолов, заводя двигатель, скупо улыбнулся.

– Да я не обижаюсь. Не вы первый так говорите, привык. Тридцать. Просто выгляжу молодо. Потому меня в полк и внедрили. Нужен был пацан, лопушок, которого всерьез не воспримут. Я подошел лучше других. Мы же эту тропку уже четыре месяца пасем. И этих двоих я жду уже третьи сутки. Как они мимо меня проскочили – ума не приложу.

– А я скажу тебе. Они говорили, что за километр до КПМ сойдут. Наверное, у них встреча с этим жуликом назначена была. Вот так они посты и миновали. Ехали на попутках, посты в кругаля пешком обходили. И ко мне не случайно подсели. Армейский «ГАЗ», хоть и водила за рулем в гражданке. Мало ли? Может, вольнонаемный какой при кухне состоит? Кто проверять станет?

Трогаясь с места, Асмолов согласно кивнул:

– Есть резон. Только зря старались. Все экипажи ДПС под пристальным вниманием. Мы ж имели информацию, что крышует их кто-то из полка. Так что шансов на успех было практически ноль.

Шамиль, обернувшись на карьер, спросил:

– А этих что же, так и оставишь?

– А сейчас группа подъедет, я уже вызвал. Они всем и займутся. Ну, и старичка вашего оттянут до ближайшей стоянки. А уж дальше сами решайте, как с ним быть. Извините. У нас бюджет не резиновый…

* * *

Затянув последнюю гайку, Шамиль вытер руки ветошью, и потянулся за сигаретой. И тут же услышал сверху голос Антона Жилкина:

– Шамиль Талгатович, вы здесь?

Шамиль, все еще не придя в себя от последней выходки шкодливого сменщика, недовольно отозвался:

– Ну, здесь. Что еще? Только не говори, что опять «поцеловался»!

Антон наверху взмолился:

– Шамиль Талгатович, ну сколько можно?! Я же уже извинился! И ремонтникам с «ЗИЛом» помогал, в личное время. И вам помог «газон» перебрать. Ну, ей богу, хватит уже корить!.. Тут к вам пришли, вылезайте.

И исчез. Выглянув из ямы, Шамиль заметил пару стройных женских ножек, и подол цветастого платья. Выбравшись наружу, увидел в полный рост Гульсияр, и радостно раскинул руки, улыбаясь во весь рот:

– Гульчонок, дочка! Каким хорошим ветром занесло?

Гульсияр, взвизгнув от избытка чувств, бросилась Шамилю на шею, и запищала:

– Шамиль-ага! Ой, как я рада вас видеть! Хорошо, что вы задержались. Я уж домой вам звонила, но не отвечает никто. А идти в гости без предупреждения как-то неловко.

– Да у меня жена с детьми в деревню поехала, к родителям. Пусть ребятишки перед школой отдохнут, молочка попьют парного, воздухом подышат. А я вот холостякую. Ты как же в Уфе то?

– Да я ведь поступать приехала. Завтра вступительные экзамены.

Перестав душить Шамиля в объятиях, девушка опустилась на землю, хитро поглядывая на него искрящимися глазами. А уж какая невеста! И не скажешь, что этот тот самый заморыш в джинсах и рубашке, с которым месяц назад ехал из Оренбурга, и горькое хлебал. Что все-таки туфельки и хорошее платье с женщиной делают!

– Постой. Как поступать? Ты разве школу уже закончила?

– Ага. Меня же мама с шести лет отдала. Так что я теперь абитуриентка… А это он?

Девушка погладила стоящий над ямой «ГАЗ», и недоверчиво переспросила:

– Он?

Шамиль, хитро улыбнувшись в усы, подтвердил:

– Он самый. Что, не узнала?

– Ну, еще бы! Я его в тот вечер увидела, и жалко стало. Такой помятый, исцарапанный, весь простреленный. Ой, как же вы с ними тогда справились то, Шамиль-ага!!

– Справился, хм… Не подоспей майор из УБОПа, ни фига бы я не справился. По гроб жизни ему обязан. А старичка мы в порядок привели. Я ведь и ему жизнью тоже обязан. Перебрал его по винтику, ходовую разобрали-собрали со сменщиком, вылизали, чуть ли не языком. Ребята жестянщики потрудились, молодцы. И покрасили заново. Движок теперь у нашего друга новый. Старый то совсем уж ни на что не годен оказался, добил я его тогда. Так что сердце у нашего солдата теперь новое. И очень большое… Ты погладь его, ему приятно будет. Он же, как живой…

Гульсияр провела теплой ладошкой по свежеокрашенному боку кабины, ласково сказала:

– Хороший, хороший… Спасибо тебе…

Шамиль улыбнулся, с хитрецой поглядывая на девушку:

– А ты как добиралась то, землячка? Небось, опять на попутках?

Гульсияр замахала руками с деланным испугом, но не выдержала, и рассмеялась:

– Ой, нет уж! Ни за что в жизни больше так не поеду. Только поездом или автобусом. Хватило мне.

Шамиль снова усмехнулся, и предостерег:

– Ну-ну, не зарекайся. Мало ли? Главное к хорошему водителю попасть. И чтоб машина была добрая. Во всех смыслах. А с надежным попутчиком любая дорога не страшна. Ты у меня молодец, дочка…

Меняю совесть на шоколадку

Ах ты маленький храбрый хоббит, все же решился в меня стрелять! Первый выстрел я не услышал, скорее увидел. Метрах в тридцати за деревьями мелькнула вспышка, я, совершенно инстинктивно, отпрыгнул назад и вправо, и уже в прыжке до слуха долетел хлопок выстрела. И все же зацепил, паразит. Пуля очень даже ощутимо рванула плечо, так, что я едва штопором не завертелся. На мое счастье задело только бушлат, вырвав клок синтепона, даже кожу не обожгло. Рухнув в рыхлый снег, я стремительно отполз за ближайший снегоход, и затаился, в ожидании дальнейшего развития событий. Кто бы ни был этот малый, а решительности и наглости ему не занимать. Не всякий браконьер, даже попавшись с поличным, рискнет стрелять в егеря. А этот решился. Хотя никаких серьезных нарушений я еще не обнаружил. Интересно, что он дальше предпримет, поняв, что попытка грохнуть меня не удалась? Нет, все же удача на моей стороне. Ну, и выучка, конечно, не последнее дело. Не зря меня государство в свое время обучало воевать, и выживать.

А эти двое пентюхов так и стоят, поразевав рты и явно не зная как себя вести. Толи падать, толи деру дать от греха. Похоже, и сами не ожидали подобного оборота. Вот ведь ситуация. Стоят посреди леса двое любителей, егерь притаился за снегоходом, как мышь под веником, а где-то в лесу держит на мушке всю честную компанию четвертый участник массовки, и явно не новичок в лесу. Только промашка у него вышла. Мой карабин, прислоненный к казенному «Бурану», он видит, и вполне резонно полагает, что я безоружен. А вот и фигушки, приятель. Со своим «Марголиным» калибра пять и шесть, ласково именуемым «Марго», я практически никогда не расстаюсь. Вообще то егерям табельный ствол не полагается, но тут все законно. Приобрел я его по лицензии частного охранника, разрешение на хранение и ношение имею, все честь по чести. И хоть «Марго» из людей служивых мало кто всерьез воспринимает, считая его дамской игрушкой, но в умелых руках, да в ближнем бою вещь очень даже эффективная. Так что давай, родной, жги патроны…

Наткнулся я на эту компанию с час назад. То есть, непосредственно на них вышел минут десять как. А поначалу следы от снегоходов заметил. И следы не знакомые. Все наши «Рыси» да «Бураны» в округе я наперечет знаю, а эти явно импортные, доселе мной не виданные. И главное, следы идущего вторым снегохода смазаны следами волочения, какой то тележки, или саней. Для чего бы? Дрова возить на снегоходе накладно. А если приехали на зайцев поохотиться, так ни к чему этакую бандуру за собой таскать. Даже если по десятку ушастых настреляют, что сомнительно, то проще в торока упаковать. Да и не заезжал ко мне никто с вечера путевки отмечать. В общем, есть вопросы, как говорится. Вот за ответами я и отправился.

Нагонять пришлось дольше, чем я предполагал. Следы снегоходов выписывали какие то замысловатые кренделя, петляя то по полю, то по редколесью, пока, наконец, не вывели меня на длинную просеку. Готовилась она в свое время для высоковольтной линии, но потом толи планы изменились, толи еще что, просека так и осталась никому не нужной. ЛЭП прошла по территории соседнего района, ближе к железке, что логично и обоснованно. Непонятно только какой деятель, и из каких соображений создавал первоначальный проект. Ну, это дело прошлое. Главное то, что примерно в середине просеки обнаружились мои гости ненаглядные. Подбираться тайно не было нужды, и подъехал я открыто. Тем более что светло еще было, и в чистом поле я как на ладони. Не заметил бы меня только слепой. Остановившись метрах в трех, я заглушил движок «Бурана», ткнул карабин прикладом в снег, прислонив к гусенице, и представлялся:

– День добрый. Егерь Нахабцев. Документики позвольте.

Оба-двое переглянулись, малость как будто смущенно, но особого беспокойства я не заметил. Тот, что постарше, лет пятидесяти, с благородной сединой, даже несколько вальяжно процедил:

– А ваши, полюбопытствовать?

– Извольте.

Вынув удостоверение, я протянул его почти к самому носу пожилого, не выпуская из рук. Тот вдумчиво прочитал, пожал плечами, и протянул мне охотничий билет, путевку и разрешение на оружие. Путевка в порядке, только без моей подписи. И в билете все как положено. Стаж у мужика приличный, в обществе состоит еще с советских времен. У того, что помоложе, шатена лет тридцати, документы тоже в порядке. Правда, охотничек тот еще. Билет получен всего полгода назад. То есть, первый сезон обкатывает. Явно за компанию со старшим, так сказать, товарищем. То, что оба столичные – к бабке не ходи. Одеты с иголочки, в одинаковый камуфляж и утепленные берцы. Поверх бушлатов – фабричного пошива разгрузки. Единственное исключение, так это ножи на поясе. У шатена ширпотребовский «Белый орел», ерунда по большому счету, на лохов рассчитанный, только что видимость внушительная. А вот у седого ухватистая самоделка с костяной ручкой и в потерханых ножнах, явно сделанная народным умельцем в ручную лет этак надцать назад. И со снегоходами я не ошибся. Два канадских «Bombardier», суммарной стоимостью как мой кирпичный дом со всеми удобствами, доставшийся от родителей. Короче, мужики не бедные. По всей видимости, столичные бизнесмены приехали в глубинку оттянуться, да от делов неправедных отвлечься. А вот оружие мне их не понравилось. У обоих путевки на зайцев, а оружие серьезное, да еще и с оптикой. У молодого «Сайга-308» с магазином на восемь патронов. У того, что постарше, и вовсе «Вепрь-Хантер» под утяжеленный ремингтоновский патрон. Нет, ну бывают любители зайцев бить с оптикой, но, как правило, мелкашкой. Но на кой черт на зайца с «Сайгой» ходить, а уж тем более с «Вепрем»? С ним вообще только на носорога. Только не водятся они у нас, не климат им на Урале…

Но главное что мне совсем уж было не по душе, так это салазки, привязанные к раме одного из заморских агрегатов. Абсолютно они с общим стилем этой парочки не вяжутся. Обычные деревенские салазки, со сплошным дном, оббитым нержавейкой, сделанные грубовато, но добротно. И уж, что совсем хреново, – так это следы третьего. На снегу натоптано изрядно, и к деревьям следы берцев тянутся, но местами из-под них отчетливо проступают оттиски то ли подшитых валенок, то ли унт. Картина, в общем, понятная. Двое городских наняли себе проводника из местных, могут себе позволить. Вот только где он? И почему так стыдливо от меня хоронится? Отошел пописать? Фигня. Тут бы и отлил за милую душу, кого стесняться? Чай не в дамской компании. Так что ухо, на всякий случай, держать надо востро. Когда стоишь один против двоих потенциальных нарушителей, да где-то еще и третий маскируется, осторожность никоим образом не повредит. К выводу такому я пришел после десяти лет работы в розыске, и полутора – в егерях.

В общем, пока я тщательно изучал документы, не забывал косить взглядом по сторонам, в ожидании вполне возможных сюрпризов. Собственно, интуиция и благоприобретенная наблюдательность меня и спасли. Благодаря им я и заметил вспышку за долю секунды до того, как во влажном февральском воздухе прозвучал хлопок выстрела…

И вот лежу я на снегу, и думаю, что быстрее можно подхватить в таком положении: воспаление легких, или простатит? Меня ни то, ни другое не устраивает. Ну вас к лешему, ребята, здоровье мне еще пригодится, так что долго свой организм я студить не намерен. Грозно глянув на топчущегося на снегу пожилого, я приказным тоном негромко велел:

– Отвечайте вы, Виктор Ильич. Односложно. Там проводник ваш?

– Да.

– Из местных?

– Ну а как же вы дум…

– Односложно отвечать, – резко перебил я.

Пожилой Ильич малость смутился, не говоря уж про приятеля своего. Даже барская спесь с него как будто сошла. Оно и понятно, это там у себя в офисе, привычном, как собственный… нос, он повелевать привык. А здесь и растерялся. Не сам, конечно, стрелял. Но ведь нанятый им проводник. Да еще в казенного человека при исполнении. Как ни крути, а если до властей дойдет, хлопот не оберешься, каким бы тузом козырным ты ни был. И не потому, что попал в такую ситуацию, а потому, что попался. А я еще холоду нагнал:

– Что в лесу прячете? Кабана? Или лося завалили?

Молчит. Только мнется да потеет с натуги. Ладно, выясним. А сейчас надо прекращать этот балаган.

Вынув из наплечной кобуры «Марго», я дослал патрон в ствол, и коротко махнул меховой рукавицей над сиденьем снегохода. Сам мгновенно маятником качнулся в сторону, успел засечь вспышки двух выстрелов подряд из-за дерева, и в пять секунд всадил в ствол всю обойму. Отшатнувшись обратно, перезарядил «Марго» и крикнул:

– Слышь, земеля, кончай дуэль. Как видишь, я тоже со стволом, не берись со мной тягаться. Выходи.

И подмигнул Ильичу с его приятелем, которые так в растерянности и топтались на снегу не зная, что делать. Через полминуты примерно из-за деревьев донеслось:

– А стрелять не станешь?

– Выходи с поднятыми руками, карабин держи за ремень. Тогда не стану.

Ответил стрелок после некоторых раздумий:

– Ладно, выхожу. Бес попутал.

Из предосторожности я только чуть высунулся из-за корпуса снегохода, не опуская ствол «Марголина». Однако проводник судьбу решил не испытывать, и исполнил мое требование в точности. Только вышел почему-то без оружия. Ну да ладно, разберемся. Зато теперь полный комплект. Теперь можно и со стрелком познакомиться. Хотя, чего там знакомиться?

Приглядевшись, я без труда признал Васю Штыря, известного всей округе, и даже за ее пределами, браконьера. Причем с таким стажем, что хоть звание ветерана присваивай. Я еще мальцом был, а о нем уже легенды ходили. Сейчас ему порядком за семьдесят, а когда-то был настолько прытким да фартовым, что от него местный рыбохотнадзор стоном стонал. И ведь попадался за всю жизнь по крупному только три раза. Обычно мелкими и средними штрафами отделывался. А ему это – как слону дробина. Он своим промыслом столько денег делал, что какой-нибудь крупный советский хозяйственник только в своих пошлых меркантильных снах и видел. В последний раз Вася попался лет двенадцать назад, если мне память не изменяет, я тогда только-только из армии вернулся. Сам свидетелем не был, батя, тогда живой еще, рассказывал. Какой-то новый русский заказал Васе медвежью шкуру. Васе заказали – Вася сделал. Да видно долго за косолапым бегать пришлось, притомился. А когда завалил, то на радостях да с устатку решил тут же и отметить. Так наотмечался, что прямо на теплой еще медвежьей туше и закемарил. Так его и нашли, в обнимку с косолапым…

Усмехнувшись, я спрятал «Марго» в кобуру и весело поприветствовал:

– Здорово, Вася! Ты чего же, на старости лет решил переквалифицироваться? То все зверье бил, теперь вот в людей стреляешь. Не хорошо. Только что-то мазать стал, стареешь. Чего так перепугался то?

А он, прохиндей, ничуть не смутившись, изобразил на морщинистом лице улыбку, и недоуменно спросил:

– Кто стрелял? Куда стрелял? Господь с тобой, мил человек, я отродясь в руках оружия не держал. Меня проводником наняли, я и веду добрых людей куда велено.

– А куда велено?

– Куда веду, туда и велено.

– А куда ведешь?

– Так, куда велено, туда и веду.

Тьфу ты!.. Ну, наглец, невозможно не восхититься. Однако сейчас мне не до оваций, дело то серьезное. Первый случай со мной такой за последние полтора года. Построжев, я уже официальным тоном предупредил:

– Ты, Вася, это брось. Я вот сейчас протокол составлю, и клиенты твои подтвердят, что ты в меня стрелял.

Хмыкнув, Вася с ухмылкой посмотрел на Ильича с приятелем. Те, оправившись от мимолетного шока, ответили ему не менее саркастическими улыбками. Дескать, ищи дураков. Свидетелей нет. А на себя кто ж клепать станет?.. Вот так, значит, да? Ну, все ребята, разозлили вы меня всерьез.

– Вот что, господа любители и профессионал. Я сейчас пошукаю в лесочке, что вы там прячете, и, когда найду, вам не так весело будет. Это я вам твердо обещаю. А вам покуда советую оставаться на месте. Ваши документы и оружие я изымаю, о чем будет составлен соответствующий протокол. Так что не думайте дать деру. Иначе при всей вашей авторитетности загремите так, что мало не покажется.

Забрав все три карабина и, на всякий случай, отвинтив высоковольтные провода от генераторов снегоходов, я отправился в лес. Долго искать не пришлось. Буквально метрах в ста от просеки на снегу рядышком лежали две туши: матки и поросенка. Совсем еще недомерка, месяцев пяти от роду. Весь бок был у него разворочен тяжелой пулей. Мамаша на вид была цела, но рваное отверстие в боку и отсутствие выходного, недвусмысленно указывали на то, что пуля находится в туше. Стреляли явно с большого расстояния, метров в сто пятьдесят. Не зря у них оптика…

Мать их за ногу, да что же они, гады, делают?! Ну ладно бы секача завалили, но матку с выводком – зачем? У нее же, как минимум, двое-трое остались и успели учесать в лес. А там им – погибель. Не выживут они без мамаши. До весны не дотянут. Или от бескормицы падут, или волки задерут, что скорее всего. И что таким паразитам не хватает? Мяса? Да у них денег столько, что свиноферму купить могут, и бумажник не похудеет. Драйва им не хватает. Надо чтоб адреналин в крови вертелся. Шли бы, суки, санитарами в хоспис работать, или спасателями. Там адреналина столько, что захлебнуться можно. Ан нет, подавай им забавы на свежем воздухе. Как же, денег много, а с ними все можно. Нахапали, а теперь жируют. А упрекни, так такой вой поднимут о демократических ценностях. Они, видите ли, по двадцать часов в сутки работают. Кабы работали, а то спекулируют да воруют. Мастодонты прожорливые. А после них – хоть потоп…

В общем, на просеку я вернулся злее черта, и не с пустыми руками. И сразу взял всю троицу в оборот:

– Вот что, господа нехорошие. Охотничьих билетов вы лишитесь, это я гарантирую. Штраф, и не маленький, заплатите, как положено. И я все усилия приложу, чтобы против вас дело возбудили. Боком вам такая охота выйдет.

До сих пор находившийся в роли молчаливого статиста шатен, по документам – Прохоров Евгений Андреевич, вдруг принял позу, и попытался права качать:

– Вы, любезнейший, не много на себя берете? Это не в вашей компетенции. Я личный адвокат Владимира Ильича, крупного бизнесмена и уважаемого человека, и не позволю…