Текст книги "Секта-2"

Брат Дагон

Игорь,

США, Бостон

Весна 2008 года

В стенах Великой ложи Йоркского обряда в Бостоне Игорь, имевший по масонскому чину высший титул Абсолютного Мастера, оказался практически в родном доме. Сюда, в Бостонскую ложу, несколько лет тому назад, после 11 сентября, перенесли так называемый «восточный центр». Управление делами российского масонства отныне осуществлялось здесь. Произнеся несколько тайных слов на ухо секретарю, Игорь привел того в священный трепет и состояние, граничащее с экстатическим безумием. А назвав свое масонское прозвище – Дагон, данное ему при посвящении еще в Индии, был немедленно препровожден в кабинет Великого Мастера ложи и остался с ним наедине для долгого и невероятного, с точки зрения профана, разговора.

Кабинет Мастера находился на последнем, двадцать втором этаже, и из окон его открывался прекрасный вид на парк, а далее на реку и Гарвардский собор. Обстановка располагала к сосредоточенному спокойствию, концентрации на определенной мысли. На стенах, закрытых панелями темного дерева, висели портреты выдающихся масонов и среди них выделявшийся особенным мастерством исполнения портрет первосвященника Киафы в полном парадном облачении, запечатленного попирающим ногой чей-то череп. Далее – портрет автора основной каббалистической книги, учебника «Зогар», и князя всех каббалистов Симеона бен Иохаи, проповедующего в пещере среди учеников своих. Из головы его, подобно двум рогам, исходили лучи света. Был там и портрет основателя современного шотландского масонства Элиаса Эшмола в национальном килте и с масонской перевязью, вооруженного скрещенными циркулем и угольником Великого Архитектора. Книжные шкафы хранили переплетенные в кожу и сафьян драгоценности: Аристотель, Пифагор, Парацельс, все сплошь уникальные издания XVI–XVII веков с пространными пояснениями видных ученых, тоже братьев-масонов. Множество книг на иврите, немецком, арабском. Отдельный шкаф для старинных, свернутых в свитки пергаментов и потрепанных временем разрозненных листов, бережно переложенных хрустящей полупрозрачной бумагой. На широком балконе помещалось несколько кресел и стол, на который все желающие могли положить ноги: полезное занятие во время отдыха – кровь отливает, предупреждает образование тромбов в венах. Сам Мастер был стареньким, сгорбленным, остроносым старичком с седой копной волос и широкой окладистой бородой. Богатейшая растительность, должная сообщать своему хозяину почтенную степенность, возложенной на нее роли не исполняла, а старичок был меж тем весьма подвижен, глаза его светились острейшим умом, движения были сильными, уверенными. Он отвесил Игорю целый каскад вычурных поклонов, пригласил в уютное кресло напротив своего полированного, на затейливых гнутых ножках стола, предложил некоторый выбор хорошего и даже превосходного виски.

– Чем дольше я вдали от родины, тем больше предпочитаю напиток, о ней напоминающий, – отказался Игорь от предложенного скотча. – Найдется у вас глоток водки?

– О, разумеется! – Мастер плеснул в широкий стакан «Столичной» на два пальца. – Прошу вас.

Игорь про себя помянул Пэм и сделал маленький глоток, поморщился, поймал удивленный и озабоченный взгляд старичка:

– Что-то не в порядке?

– Нет, нет, благодарю вас. Все о’кей. Просто для такой большой порции нет подходящего повода.

– Вам всегда нужен повод, чтобы выпить?

Игорь искренне удивился его вопросу:

– А как же? Ведь пить без повода – признак алкоголизма, не так ли?

Мастер пожал плечами:

– Вам, конечно же, виднее, вы старше меня в звании. Но мне всегда казалось, что можно выпить и просто так. Неважно, много или нет. Для меня алкоголь – то же самое, что и еда. Ведь не ем же я по какому-то особенному поводу. Ем просто, чтобы насытиться, утолить голод…

«Старикашка идейный пьяница, не иначе», – подумал Игорь и спохватился. Закрыться он не успел, и Мастер легко подхватил и расшифровал выражение его лица – не мог же он, в самом деле, понять мысль, высказанную по-русски.

– У вас оригинальный ход мысли, но я его разделить не смогу. Алкоголь для воспитанного русского человека не значит ничего и одновременно значит очень многое. Он символ нашей национальной духовности, мы его употребляем затейливо и обязательно по поводу. По любому поводу.

Оба рассмеялись. Направив таким образом беседу в легкое, неформальное русло, они добились своей цели. Мастер удачно скрыл готовую начаться дрожь в пальцах, Игорь избежал некоторых положенных в таких случаях официальных условностей масонского этикета. Разговор их, начавшись со скучных организационных тем, вскоре перешел на вещи куда как более интересные. В конце концов Мастер встал, подошел к шкафу для пергаментов и рукописных листов, извлек оттуда один из свитков и с полупоклоном подал его Игорю:

– Вот, изволите видеть, наше новое коварство всемирного пошиба под названием «Евангелие от Иуды».

У Игоря вопросительно поползла вверх бровь. Да, он что-то слышал, об этом писали в газетах, преимущественно желтых, но было и несколько серьезных изданий с мировым именем. Значит, это правда, и документ действительно существует? То, что он держит в руках, – подлинник?

Мастер довольно рассмеялся:

– О нет, конечно же, это подделка, но весьма искусно выполненная на подлинном пергаменте. Молекулярный анализ датирует его возраст не менее чем двумя тысячами лет. Текст нанесен с помощью высокоточного лазерного оборудования. Оно выжигает буквы, а создается полное впечатление, что они написаны ореховыми чернилами, окаменевшими от времени. Вот, извольте видеть, дорогой Дагон, буквы местами исчезают, словно стертые веками, все они неоднородны – полнейшая иллюзия подлинности почерка.

– Чьего? Иуды? У вас был образец?

– Нет, образца, разумеется, не было. Но у кого еще он может оказаться? Кто сможет сделать графическую экспертизу? Вероятность равна абсолютному нулю. В итоге перед нами подлинник документа, имеющего важнейшее политическое, экономическое и социальное значение.

– Я понимаю, – кивнул Игорь. – Понимаю, зачем это нужно. Извращение истории – один из главнейших масонских промыслов. Не так ли?

Мастер вновь рассмеялся:

– Скорее не извращение. Мне, признаться, не нравится само слово. Оптимизация ее, вот подходящее определение. Словечко из бизнес-лексикона, понимаю, но оно прекрасно отражает суть. Иуда для множества христиан олицетворяет еврейский народ, распявший их, так сказать, Бога. (Игорь едва заметно вздрогнул.) Они, – продолжал Мастер, от внимательного взора которого не ускользнула реакция Игоря, однако он истолковал ее в свою пользу, – считают, что Христос пал от еврейской руки, а в этом суть антисемитизма, который так и будет продолжать тлеть, покуда не потушить его самым решительным образом, в том числе с помощью и таких вот, с позволения сказать, артефактов. Прочитав «Евангелие от Иуды», можно вообразить, что Иуда никогда и не был предателем, а являлся любимейшим учеником Иисуса и выполнял специальную, секретную, известную лишь им обоим сверхзадачу. То есть его так называемое предательство – не более чем часть плана, который помог Иисусу выполнить свою великую функцию и взойти на крест. В итоге мы имеем новомученика не менее великого, чем сам Иисус. Предатель на глазах превращается в святого, а среди христиан появляются первые серьезные пророщенные зерна лояльности к евреям. Ведь прощать – это слабость. Не так ли?

– Да, да, – машинально ответил Игорь, размышлявший о чем-то своем. – Скажите, а кто изготовил подделку столь высокого уровня?

Мастер пожал плечами:

– Я полагал, вы должны были слышать, что такими вещами занимается специальный отдел в ЦРУ. В их распоряжении фантастического уровня технологии, вот эти господа и помогают нам. Возвращаясь к нашей задаче, хочу сказать, что в связи с повсеместным распространением каббалы необходимо создать для этого благоприятный фон, то есть понизить уровень антисемитизма до минимума. «Евангелие от Иуды» здесь играет роль не меньшую, чем повсеместное введение в уголовные кодексы статьи за экстремизм и нетерпимость, а также насаждение режима политической корректности белого населения по отношению к цветному.

«Жаль, что при этом цветное население ничего об этой корректности не знает, а, наборот, наглеет день ото дня», – подумал Игорь, предварительно как следует «закрывшись». После слов о ЦРУ он вспомнил о грязных играх с тетрадкой монашеских пророчеств, об участии во всем этом Пэм… О покойницах плохо не говорят и не думают. И вот теперь новая, поистине дьявольская выдумка: оказывается, Иуда никогда не был предателем. Каково?

– Послушайте, – с умело разыгранным равнодушием начал Игорь. – Это, на мой взгляд, удачная затея. Жаль только, что Ватикан медлит с признанием этого документа.

– Мы проводим работу, – кивнул Мастер. – Но, как ни странно, не всех в Ватикане можно подкупить. Есть большое количество прелатов, которые из-за своей упертости – ее они высокомерно, отрицая притом всякую гордыню, именуют верой – ни в какую не согласны принять документ и сделать его каноническим.

– А что новый папа?

– С ним проще, чем с покойным поляком. Тот вообще был гранитной скалой, а с немцем, может, и можно было бы договориться, но не все от него зависит. Папский совет упирается. Так что мы пока прилагаем усилия и делаем большой паблик рилейшн в средствах массовой информации. О существовании «Евангелия от Иуды» знают уже повсеместно, и многие прочли текст в переводе на родной язык. Думаю, что признание подлинности и канонизация документа Ватиканом все-таки состоятся, и доллар победит догму, – коротко резюмировал Мастер.

– Быть по сему. Знаете, в России, где я прослужил последние несколько лет, на эти проблемы смотрят немного иначе. Тамошнее общество, в особенности проживающее в больших городах, готово принять каббалу. Большинство никогда не слышало о том, что Иуда что-то, оказывается, еще и написал, зато они прекрасно осведомлены о пристрастии к каббале Мадонны и прочих известных в шоу-бизнесе особей. Этого оказывается достаточно для того, чтобы в интересующихся не ощущалось недостатка. Политическая элита страны фактически в наших руках. Забавно бывает поглядеть, как во время христианских торжеств они крестятся под объективами телекамер. Люди с атрофированной совестью. – Игорь нахмурился, словно вспомнил что-то, но быстро вернулся в разговор: – Кто-то из здешних должен возглавить академию каббалы в Москве. Я не доверяю Бегериту, он кажется мне чересчур привязанным к ценностям материального мира болваном. Не ему заниматься этим.

– Но он смог привлечь в каббалу большое количество известных русских. – Мастер открыл ящик стола, пошуршал бумагами, достал тонкую папку, а из нее несколько листков, скрепленных обычной пластмассовой скрепкой. – Здесь у меня полный список. Все поименно. Здесь семнадцать сенаторов из тех, кто точно останется в Совете Федерации надолго, и среди них одна веселая вдова, мамаша известной светской потаскухи, та самая, которую с завидным усердием переизбирают чукчи. А также известный вам Аркадий Продан – фанатик каббалы, который сделал для ее развития в России едва ли не больше, чем все остальные, вместе взятые. Впечатляет? Здесь еще восемьдесят девять депутатов Госдумы, в том числе пятеро либеральных демократов. – Мастер счастливо улыбнулся. – Все как один психопаты. Как говорится, «каков поп, таков и приход». Пойдем дальше: три коммуниста, а все остальные – члены партии власти, руководители ключевых министерств, заседающие в правительстве, их заместители, всего в количестве сорока трех человек. Далее идут военные во главе со своим министром. Этих меньше, но и армия в России почти полностью раздавлена, так что их присутствие не кажется столь необходимым. Военных среди студентов всего несколько человек, зато в достатке представителей федеральных силовых служб. Одних только генералов ФСБ шестнадцать человек, а это серьезная победа. Кроме них здесь МЧС, МВД… Одним словом, список более чем внушительный. И заметьте, – Мастер выдержал эффектную паузу, – все это преданные нам, истинно верующие люди!

– И тем не менее я считаю, что этого недостаточно. Я недавно оттуда, прошло менее года. Я знаю систему изнутри и могу вас заверить, что отношение всех этих высокопоставленных прихожан к каббале можно описать как не вполне серьезное. Для многих это всего лишь мода, не более. Не забывайте, что это обычные люди, которых в детстве воспитывали сказками, чью веру надо постоянно поддерживать демонстрацией чудес, как это делал Иисус, оживляя, излечивая, изгоняя бесов Аримана и ступая по воде яко посуху. Бегерит не владеет магией настолько, чтобы продемонстрировать хоть толику чего-то похожего. Я хочу выступить перед советом с предложением по отстранению Бегерита от управления академией. Необходимо назначить куратором брата невысокого чина, чтобы был лоялен и не смел заниматься самодеятельностью. У меня такая кандидатура есть.

– Кто же это?

– Один из сенаторов, которого вы сами только что упомянули. Его фамилия Продан, рядовой масон двадцатого уровня. Он вполне перспективен, имеет изрядное состояние и не замечен в публичных скандалах. Дисциплинирован, ответственен…

* * *

Старичок слушал Игоря почтительно, с придыханием, всем своим видом демонстрируя, что не имеет в помыслах ничего худого. Какое там! Ведь перед ним сидело высшее существо, снизошедшее до разговоров с простым функционером, посвященным лишь в относительно небольшой круг вопросов и ответов, и то, что это высшее существо делится с ним своими мыслями, было для Мастера из Бостона неслыханной честью. Впрочем, старичок не ронял достоинства, вел себя корректно, аккуратно подбирая слова.

– Совет назначен на завтра, не так ли? – Игорь с сомнением посмотрел в окно, словно ожидал увидеть опровержение собственному вопросу, но увидел лишь ясное небо, утопающий в зелени город и соборный шпиль. Старик ответил не сразу. Он потер виски, бросил на Игоря несколько быстрых, оценивающих взглядов, и тот вдруг ощутил отголоски странного чувства, возникшего у него год назад перед битвой с Лилит. Тогда Лемешеву показалось, будто какая-то неведомая сила выдернула его из собственного тела и буквально втолкнула в другое. Это чужое тело ощущалось им, как прочные доспехи, и Игорь наблюдал за беснующимся демоном с тем спокойствием, что испытывает танкист, через смотровую щель глядящий на безоружную толпу.

В момент отчаянного призыва Германа Лемешев мирно спал в кресле самолета, уносившего его прочь от Москвы навстречу Пэм. На борту погасили свет, чтобы пассажиры смогли как следует выспаться. Игорю снился сон – что-то родом из детства, но внезапно все изменилось, и он увидел Затиху, песчаный двор тамошнего постылого дома и тварь, готовую растерзать ни в чем не повинного перед ней паренька. Тогда Игорь отправился на выручку, и догадайся кто-то из пассажиров или членов экипажа коснуться его руки или лба, Лемешева сочли бы мертвым – столь холодной была его плоть, сердце не билось, не слышно было дыхания. В теле неведомого старика он бился с Лилит – древним демоном, ненавистницей всего мужского рода… Сон был столь явным, что после пробуждения Игорь обнаружил на своей руке глубокую, словно борозда, рану, которая затянулась у него на глазах. Теперь следов ее было не отыскать, но он мог поклясться, что видел ее и чувствовал боль! Тогда он решил, что это невероятная степень самовнушения сыграла с ним злую шутку, но позже, наведя справки и выяснив, что Кленовский скончался при загадочных обстоятельствах, понял, что сном произошедшее считать невозможно. Впрочем, заниматься поисками ответа Лемешев не стал, рассудив, что это загадка из разряда тех, что предпочитают отгадывать себя самостоятельно, когда придет нужное время.

Из размышлений его вывел голос Мастера:

– Да, Совет состоится завтра под вечер, но позвольте, Великий и Абсолютный Мастер, задать вам вопрос. Смена ректора академии каббалы находится полностью в вашей компетенции – зачем же собирать Совет по столь незначительному поводу?

Игорь нахмурился. Не чересчур ли далеко заходит этот старик в своем любопытстве? Ведь может так случиться, что Абсолютный Мастер осерчает и размажет наглеца по стене. В своих поступках Абсолютный никому, кроме Высшего Совета, не подотчетен. Что за цель преследует этот жалкий функционер? Разведать хоть что-то, чтобы завтрашний Совет был пусть и немного, но вооружен против страшного Дагона? Скорее всего да. Ведь невозможно предположить, что Мастер Высшей ложи впал в маразм или действует из чистого любопытства. Как бы там ни было, подобные грубейшие нарушения субординации необходимо было пресекать на корню, и Игорь, намеренно не скрывая своего раздражения, «вскипел»:

– К чему этот вопрос, уважаемый Мастер? Если я попросил о собрании Совета, значит, на то есть веские причины. Вы, как известно, не входите в состав высших посвященных, все ваши функции – предоставить один из залов для проведения заседания и обеспечить безопасность, на этом они заканчиваются. И ваше любопытство не кажется мне безобидным. Вы или забыли о своем месте, или пытаетесь вести собственную игру, или выполняете чью-то волю! Валяйте, рассказывайте, кто просил вас подобраться ко мне поближе. Только врать не советую – у меня есть способ выяснить меру вашей искренности, влезть вам в голову – для меня невеликий труд.

То, что последовало сразу после его слов, Игорь никак не мог предусмотреть. Мастер вновь наклонился, выдвинул один из многочисленных ящиков стола, достал оттуда нечто, завернутое в грубую мешковину, и положил перед Игорем. Робкого прежде старичка было не узнать. Он словно снял маску и явился в своем подлинном обличье – теперь это был надменный, полный царственного достоинства человек, высшее существо, в присутствии которого Игорь впервые в жизни почувствовал себя пристыженным и жалким. В какой-то момент Лемешеву захотелось пасть ниц перед этим небожителем, и ему стоило немалого труда сохранить самообладание и рассудок. Он видел, что старик, пожелай он того, без малейших усилий мог бы расправиться с ним, Игорем Лемешевым, братом Дагоном, облеченным высшей масонской властью. В то же самое время Игорь чувствовал странную, почти родственную приязнь к этому преобразившемуся человеку, но объяснить себе происхождение этой приязни он сейчас не мог.

– Думаете, я не знаю, зачем вы сюда прибыли? – с легкой иронией проговорил старик. – Только членам Совета, находящимся в Штатах, и нескольким высшим государственным функционерам известно, что предмет, которым был убит Иисус Христос, хранится теперь у нас в Бостонской ложе, а в бронированном хранилище под вашингтонским Капитолием, как и в венском дворце Хофбург, находится жалкий муляж. На завтрашнем Совете вы планируете выведать информацию о местонахождении копья, которой не владеете, так как долгое время находились за границей. Видите, как все просто? Вынужден вас разочаровать в том смысле, что все эти сложности ни к чему. Копье здесь. Вот оно.

Мастер довольно небрежно развернул сверток, и Лемешев увидел предмет, который вот так же, наяву, вблизи, а не через музейное стекло, видели до него лишь несколько десятков человек: великое Копье Судьбы, выкованное Моисеем для блага еврейского народа, но оказавшееся его проклятьем; копье, пронзившее тело Христа и впоследствии поменявшее множество владельцев – сплошь личностей, чьи судьбы занимают в исторических описаниях тысячи страниц. Игорь потянулся было к копью, но, едва коснувшись, отдернул руку, словно железо было раскалено до предела.

– Откуда вам стало известно о моих планах? – Игорь с обожанием наблюдал за стариком, а тот опять преобразился, царственная его надменность бесследно исчезла, а на лице теперь читалась спокойная уверенность мудреца. Игорь, который обрел свою прежнюю самоуверенность, словно старик разрешил ему вновь сделаться самим собой, решил сохранять добрую мину, но ни в чем Мастеру не перечить. Когда тот заговорил, Лемешеву показалось, что даже голос его изменился и помолодел, приобрел новые оттенки:

– В миру я ученый, профессор и преподаватель логики. Сейчас служу в Гарварде, но когда-то давно я работал в университете Джорджа Вашингтона и среди моих студенток была одна невероятно способная темнокожая девица. Догадываетесь, о ком я говорю? Пэм Уотс – да, это была она. Мы с ней дружили. Нет, никакой сексуальной подоплеки, чистейшие платонические отношения. Это благодаря ей я стал масоном, она сумела меня заинтересовать, и вот результат… Знаете, логика не приемлет никакого хаоса, сама картина мира в логике логична, если можно так выразиться. А с недавних пор я разочаровался в прежних идеалах, мне все чаще приходит в голову мысль о том, как было бы прекрасно, не существуй в мире столь мощной управляющей силы, как масонство. Ведь это ненормально, что кучка людей, изменив ход истории и повсеместно уничтожив влияние монархии, захватила мировую власть, и нет ни малейшей надежды на то, что власть эту масоны когда-либо отдадут. Все просчитано с великолепной, свойственной каббале архитектурной точностью, все заранее предсказано и не оставляет никакого шанса на справедливость.

Игорь, все это время с возрастающим удивлением слушавший Мастера, прервал его монолог:

– Кажется, я догадался. Вы коммунист?

Старичок улыбнулся, и в улыбке его сквозило то особенное, миролюбивое согласие, которое бывает лишь у людей в возрасте, когда возвращается в человека что-то изначальное, особенная, присущая лишь детству кротость. Но это впечатление держалось лишь какое-то ничтожное мгновение, потом Мастер стал прежним и вопреки ожиданиям Игоря на его вопрос ответил отрицательно:

– Нет, не коммунист. Я сторонник идеи о том, что все в этом мире несовершенно и несправедливо. Сохранил дань юношеским убеждениям, ведь я когда-то был битником и слушал, как горлопанила Дженис[17]17
  Дженис Джоплин – легендарная рок-певица.


[Закрыть] на Вудстокском поле и в Монтерее. Мир появился из хаоса и оказался несовершенным, человек превратил затею Творца в кошмар, в торжество скверны. Так не может далее продолжаться. Мир вновь должен погрузиться в хаос, которым уже не смогут управлять масоны, хаос смоет их, точно шторм. У каждого человека должно быть право на то, чтобы его надежды сбывались, а помочь надежде сбыться может лишь хаос. Место, где должно начаться его вторжение, для меня очевидно – это Россия, самая огромная, непредсказуемая и нестабильная территория в мире. Население этой страны, как никто более на Земле, представляет собой людей хаоса, потому что, пройдя сквозь все возможные перипетии, оно так и не выработало иммунитета к рабству, иными словами, вы прирожденные несгибаемые анархисты. Итак, место для начала хаотического шторма, который снесет старый мир масонского уклада, найдено, остается взять в руки инструмент, с помощью которого процесс можно будет запустить. Инструмент перед вами, Дагон. Возьмите его, перевезите в Россию, и пусть свершится то, что должно свершиться.

* * *

Игорь осторожно взял реликвию в руки. Довольно тяжелое, не менее трех килограммов весом, копье имело в длину около пятидесяти сантиметров и состояло из однородного кованого наконечника, напоминавшего своею формой рыбу, полого в середине ближе к верхушке, куда вставлен был не то штырь, не то гвоздь, держащийся в копье с помощью четырех проволочных узлов. Посередине копье перехватывали золотые ножны, надетые поверх таких же, но серебряных. Из-под ножен выходили два боковых лезвия, которые также крепились проволокой к трубчатой сердцевине и нижними концами своими упирались в основание-ограничитель, служащий в этом боевом оружии для совершенно определенной цели – не позволять копью при ударе проходить слишком далеко и, пробив тело жертвы насквозь, застревать в нем. После основания продолжалась трубчатая, все более расширяющаяся сердцевина, куда ранее было вставлено древко. Материал копья был ржавого оттенка, но при этом вовсе не ржавым. То был естественный цвет небесного металла, закаленного холодом космоса и жаром атмосферного трения метеорита, найденного Моисеем в Ливийской пустыне три с половиной тысячи лет назад.

Но вот что странно! Как и в случае с поддельным «Евангелием от Иуды», Лемешев, взяв в руки копье, чего-то особенного – тепла ли, холода, импульсов, месмерического состояния, в которое он погружался всякий раз, дотрагиваясь до вещи, имевшей подлинный магический смысл, – сейчас не испытал. Игорь прекрасно помнил свои ощущения в тот момент, когда много лет назад, во Флоренции, на площади перед палаццо Веккио он, прикоснувшись к мраморной ступне Давида, увидел двор мастерской и низкого, коренастого скульптора с перебитым в детстве носом, одетого в перепачканную краской блузу и пыльные сандалии. Тот стоял перед почти готовой уже статуей и, сложив на груди руки, смотрел в глубь двора, откуда направлялось к нему пышное посольство. Впереди своей свиты выступал человек с необычайно одухотворенным лицом и царственной осанкой. «Мой дорогой сеньор Буонарроти, – не сказал, а почти пропел этот вельможа, – я вижу, что дела твои продвигаются и вскоре твой Давид встанет на защиту нашего города и всей страны. Эта статуя достойна новой Римской базилики». И Микеланджело покорно склонил голову перед герцогом Лоренцо Медичи, прозванным Великолепным, и улыбка, вызванная похвалой этого мецената и добряка, играла на губах художника…

А здесь ничего похожего. Лишь обычный холод металла, его увесистая тяжесть, фактурные выщербинки на поверхности, металлический штырь в середине наконечника, разительно отличающийся грубыми формами своих граней и волнистой искривленностью от самого копья – симметричного и гладкообтекаемого. Вот, пожалуй, лишь этот штырь – или гвоздь… Игорь уловил исходящее от него слабое тепло, осторожно прикоснулся к металлу тремя пальцами, и немедленно в голове его раздался мученический стон человека, правая рука которого была этим гвоздем прибита к нагретому солнцем дереву креста. Так вот откуда взялся гвоздь!

– А не подделка ли это? – Игорь испытующе уставился на Мастера, впервые встреченного им масона-революционера, по сути антимасона. Нет, он определенно не врет, иначе Лемешев обязательно почувствовал бы фальшь. Его внутренний детектор лжи был в сотню раз точнее любой электронной машины, запрограммированной на стандартные ответы испытуемого. Быть может, он сам находится в неведении относительно подлинности копья?

– Гвоздь настоящий, я видел это, – продолжал Игорь, – я слышал голос того, кто страдал. Но я не чувствую ничего, держа в руках копье, хотя вполне допускаю, что, будь оно подлинным, я смог бы увидеть так много, что от избытка впечатлений у меня сейчас наступило бы кислородное голодание.

– И тем не менее оно подлинное. – Мастер с неожиданным ожесточением почесал за ухом, отчего на мгновение стал похож на лохматую собаку. – Это не сфабрикованные записи Иуды, которых никогда не было, это истинная реликвия. Просто, после того как она побывала в руках некоего человеческого существа, которому не должна была принадлежать, кто не имел ни малейшего права использовать ее, сила копья – как бы вам объяснить? – перестала исходить из него. Копье словно закрылось! Понимаете? Поэтому вы чувствуете тепло гвоздя с распятия, который был вставлен в копье спустя несколько столетий после Голгофы, а силу самого копья не дано узреть даже вам с вашим невероятным даром. Оно точно спит глубоким сном, будто находится в анабиозе. И должно произойти нечто совершенно невероятное, для того чтобы сила его вновь ожила.

– Что же должно произойти? Неужели что-то схожее с тем, что произошло две с лишним тысячи лет тому назад на Лысой горе? Но ведь это невозможно, немыслимо! Для этого, да не покажутся мои слова банальностью, придется буквально ожидать второго пришествия! А это событие, сами знаете, случится, нет ли – никому этого не дано предвидеть. Множество ложных Иоаннов Крестителей верещат всяк на свой лад, и невозможно распознать среди их шума голос настоящего Предтечи. Пророков, подобных тем, что ходили по земле в древности, сейчас нет. Тогда получается, что это просто бесполезный кусок железа?

– Нет, все обстоит иначе. Для того чтобы копье, так сказать, вернулось, необходима очень мощная прямая магия. Нужна кровь человеческая.

– Вы имеете в виду, что им нужно кого-то убить? – Игорь задал свой вопрос, стоя возле написанной в манере Дали картины, изображающей святого Антония. Однако в отличие от Антония Дали этот не держал в руке креста, собираясь решительно противостоять смертным грехам, а заслонялся от них ладонью, уставший и побежденный. Грехи одержали победу над аскетом, и святой в бессилии капитулировал.

– Вовсе не обязательно непременно убивать. Достаточно лишь, что называется, пустить кровь. Но здесь сложность в другом. Кровь должна принадлежать перелицованному человеку. То есть некоему…

– Не стоит мне объяснять, – впервые за всю их долгую беседу резко оборвал старика Игорь, – я прекрасно осведомлен о предмете. Иными словами, копье, отведавшее крови перелицованного, вновь обретет силу и передаст своему обладателю право на очень соблазнительные привилегии в виде, например, безграничной власти и победы во всех сражениях, как это было с самим Моисеем?

– Именно так, – с поклоном ответил Мастер, – нужно лишь выполнить невыполнимое, найти перелицованного человека, а это будет сделать посложнее, чем вылепить и оживить глиняного Голема.

* * *

Лемешев ничего не ответил на это. Мысль его переместилась в недалекое прошлое, в крошечную деревеньку с немудреным на первый взгляд названием Затиха, во двор обнесенного каменной изгородью особняка, покрытый белым песком, в ту лунную ночь, когда Лилит, первая жена каббалиста Адама, проклятая и изгнанная им, превратившаяся в демона, приняла облик милой провинциальной девчушки и чуть было не выпила всю душу по капле из того паренька… Как же его звали? Герман? Да, да, точно, Герман. Не вернись он тогда с дороги, словно ужаленный предчувствием, парень представлял бы собой пустую мертвую оболочку, а душа его была бы сожрана этой отвратительной вязкой нежитью, способной жить среди людей, изменяя свое обличье. Игорь тогда отбил у Лилит ее добычу, и она, с богохульными проклятиями обратившись в скользкую белую тварь, быстро поползла прочь, к полуразрушенным домам, что в два ряда выстроились вдоль единственной в этой мертвой деревне улицы. Лишь Дагон мог находиться там без всякой опаски, лишь он был в тех местах полностью живым человеком в отличие от населяющих затихинские гнилые избы тварей. Вернуть Германа к жизни у него не получилось: душа, раненная зубами дьяволицы, соединившись с астральным телом, унеслась прочь, а не умерщвленное до конца тело физическое Игорь собственноручно поместил в гроб и запер в подполье одного из домов вместе с подходящей компанией. Лишь много позже, во время выхода в параллельный духовный мир, он увидел и сцену бутафорских похорон, и Настю, выглядевшую в четвертом измерении совершенно так же, как и в обычном мире, и ему стало жаль ее изломанной по вине мужа-негодяя судьбы. Тогда, визуализировав до предела, до схематичности ее будущее, он увидел, как дороги ее и Германа вновь сходятся. Первая мысль была о том, что, быть может, это будущее уже не имеет отношения к материальному миру, что это он, Игорь Лемешев, запутался в гранях бриллианта Акаши – великого мира образов, окружающего землю незримым восьмым слоем атмосферы, за которым открывается бесконечность, что это только кажется ему, чей мозг перегружен и давно работает на пределе возможностей. Но оказалось, что все вполне предопределено и встреча Германа и Насти непременно произойдет. Лишь тогда Игорь понял, что благодаря вмешательству Лилит душа, раненная ею, нашла себе новое телесное пристанище. Вот почему, услышав сейчас рассуждения Мастера о невозможности столь редкой во все времена находки, как перелицованный человек, то есть человек, с изначальной душой которого слилась чужая душа, Игорь спокойно вспомнил эту историю и понял, кого ему следует привлечь для решения поставленной перед ним задачи.