Текст книги "Зверь из бездны"

Так могли рассуждать иволгианские полицейские. Так будут рассуждать судьи. Но я-то знал, что Дэйв Гринсон говорил правду.

«Ненавижу тебя», – эти слова шипела женщина-монстр. «Пришел твой Орфей», – вещал призрак, посетивший Эвридику Карреро.

«Ненавижу»…

Что-то тут было знакомое.

Я встал и подошел к окну. В безоблачном небе кружили птицы. Сияли золотом кресты возвышающегося неподалеку величественного собора.

«Ненавижу…» Монстр говорил, что ненавидит Ульфа Лундквиста – и убил его. «Я ненавидел его», – сказал сын господина Селихова, убитого в Уральском регионе Земли. «Я презираю и ненавижу себя», – это были слова агента Свена Блутсберга. Он произнес их в номере отеля «Сияющий» в Мериде-Гвадиане. Наутро обнаружили его изувеченное тело…

Тень какой-то догадки пронеслась в глубине моего сознания, но я не успел разглядеть ее очертаний. Слишком стремительно пронеслась она – и исчезла, ни во что не воплотившись.

«Твой Орфей пришел к тебе…» Чтобы обнять. И случай в Вакканае, на Земле, – предполагаемое изнасилование. Тут уже не о ненависти можно говорить, а, скорее, о каком-то другом чувстве…

Что-то упорно ускользало от меня, никак не давалось в руки. Что?

У меня постепенно начала зарождаться уверенность в том, что если я выясню причины, побудившие Ульфа Лундквиста стать изгоем, то нащупаю некое важное звено.

Повернувшись к экрану, я вновь просмотрел опрос Дэйва Гринсона, проведенный следователем из полиции округа.

«А вот почему Ульф забрался сюда? – сказал Гринсон следователю. – По личным причинам, господин прим-ажан, по сугубо личным причинам. Это может быть и усталость от окружающих, и просто хандра. – Последовала довольно долгая пауза. – И неразделенная любовь».

Стоп! «И неразделенная любовь». Что-то мне подсказывало: дело здесь именно в неразделенной любви. Женщина, не ответившая взаимностью Ульфу Лундквисту, могла быть к нему равнодушной. Могла считать его просто своим другом. Могла смеяться над ним. Презирать его. А ненавидеть? Да, она могла ненавидеть его.

Ничего я толком не соображал и никак не мог связать обрывки мыслей, и не было у меня никаких предположений – я брел в тумане, где с разных сторон проступают какие-то неясные контуры, и непонятно, тени ли это, обманчивая видимость, или вполне реальные очертания вполне реальных предметов. В этом туманном мире колебаний, сомнений, тупиков и ложных путей, где не знаешь, в каком направлении идти, я четко представлял себе только один следующий шаг, который мне необходимо сделать, даже если он окажется всего лишь шагом в непроходимое болото: я должен побывать на Иволге и поговорить с Дэйвом Гринсоном.

Да, на Иволге работает Стан. Но какую информацию он раздобудет и когда вернется? И сможет ли он узнать именно то, что хочу узнать я? Стан понятия не имеет об историке Минотти, называющем себя Орфеем; о словах, сказанных призраком Эвридике Карреро; о том, в какой переплет попал агент Унипола Свен Блутсберг, и о том, что он убит. Мне просто необходимо было самому посетить Иволгу.

Я попытался связаться по визио с Кондором, но его не оказалось на месте. «Господин Суассар в Совете Ассоциации», – деревянным голосом с неожиданной примесью бархатистых ноток сообщил мне автосекретарь. Поколебавшись немного (шеф там, в Совете, конечно же, не кофе распивал), я все-таки решил вызвать его по трансу и набрал код на своем наручном браслете.

– Господин Суассар, извините, что отрываю. Это Грег, – торопливо сказал я. – Я на Иволгу. Есть кое-какие соображения, о которых не знает Лешко.

– Хоть на край Вселенной, Лео, – так же быстро произнес Кондор. – Лишь бы был результат. Все.

Да, шеф явно не кофе распивал, а был занят куда более серьезными и неприятными делами.

– Анализ по данной группе преступлений произведен, – сообщил Валентин. – Точки наложения отсутствуют. Не хватает информации.

– Запроси максимум данных и проанализируй еще раз. По всем параметрам.

– В таком случае главной точкой наложения будет принадлежность всех объектов к категории «человек».

– Валентин, не до шуток! Параметры определишь сам, не мне тебя учить.

– У тебя нет уравновешенности, Леонардо.

– Посмотрел бы я, как бы ты вел себя на моем месте!

– На твоем месте я бы просто обрабатывал поступающую информацию.

– Чем и занимаюсь, – буркнул я. – Вечером я на Иволгу, а ты продолжай вскрывать все пакеты. Сводки – Драгану. Что ты сейчас изучаешь?

– Пеликан.

– А Жар-Птица и Ласточка?

– Информация по данной теме отсутствует.

«Слава богу! – подумал я. – Хоть там все тихо. Пока…»

Дэйв Гринсон предполагал, что чудовище может быть мутантом. Звучит совсем уж сказочно – откуда могут взяться столь необычные мутанты в разных мирах? Но любое предположение нужно проверить… чтобы потом отсечь.

– Валентин, задание Драгану: пусть поинтересуется современными воззрениями на мутации существ рода «гомо», вида «сапиенс». Какие случаи были, когда, где и так далее.

Только сейчас я ощутил какую-то неустроенность в собственном организме. Взглянул на часы и поразился: оказывается, я разбирался со всеми сообщениями добрых шесть часов! И теперь мне просто хотелось наполнить желудок чем-нибудь съестным.

– Пойду пообедаю, – сказал я Валентину. – Могу и тебе принести что-нибудь пожевать.

– Принеси, – неожиданно согласился биокомп. Голос его был бесстрастным. – Кусочек сыра. Любого, только с дырками. Мне иногда снится сыр. Сыр – Вселенная, дырки – нуль-трассы. Сыр лежит на тарелке, на столе. А чьи-то руки нарезают другие кусочки.

Я оторопело уставился на приплясывающего биокомпа:

– Ты не шутишь, Валентин?

– А как ты думаешь, я умею шутить?

– Н-не знаю…

– И я не знаю, Леонардо.

Я вышел из своего кабинета и медленно направился к ближайшему экспресс-бару.

«Что же такое наш Валентин? – думал я. – Не машина и не человек… А что? Или – кто?…»

Мысли о Валентине не оставляли меня и за обедом. Экспресс-бар был пуст, только за столиком у окна возился с яичницей, одновременно просматривая какие-то свои записи, незнакомый худощавый парень, вероятно, из новеньких. Я механически поглощал грибной суп, макая хлеб в соус, и размышлял.

Валентин был биосистемой. Неведомыми убийцами тоже могли оказаться биосистемы. Что такое Валентин? Выращенный из биомассы квазиорганизм (ничего не объясняющий термин!), способный к самоорганизации и самообучению. На то, чтобы сделать его пригодным для полноценной работы, ушло без малого двадцать лет. На всей Соколиной таких биокомпов насчитывалось не более трех-четырех десятков – в основном, ими располагали управления Совета Ассоциации. Я не знал технологии создания биомассы, но знал, что это очень долгий, скрупулезный и трудоемкий процесс. В Шарлотсвилле, где вырастили Валентина, этим занималось огромное предприятие, состоящее из множества технологических участков. Возможно ли, чтобы подобное предприятие было создано где-то еще и до сих пор оставалось не обнаруженным? В принципе, наверное, возможно – в любом обитаемом мире, за исключением Земли, существует множество неосвоенных территорий. Но только в принципе. На деле же, если бы такое предприятие и впрямь функционировало на какой-то планете Ассоциации, оно не укрылось бы от зорких глаз космических спутников, осуществляющих перекрестный мониторинг всей поверхности данного обитаемого мира. Такое предприятие просто невозможно было бы проглядеть. Значит, гипотетические системы, служащие орудием убийства, могли быть созданы только в одном месте: на Земле, в Шарлотсвилле.

Я отодвинул тарелку и набрал на браслете код Берта.

– Слушаю, – сказал Берт.

– Это Грег. Искупался?

– Да нет, не купался я. Не до купаний.

– Оформляй допуск и выходи на структуры Земли. Пусть дадут подробнейшую информацию о работе биопредприятия в Шарлотсвилле. И организуй тщательную проверку. По каждому пункту. Если будет нужно – сам туда отправляйся. Действуй, Берт.

Я принялся за тушеные пинвазы. Новичок доел свою яичницу и, натыкаясь на стулья, пошел к выходу. Он продолжал шевелить губами, разбираясь в записях.

Биомасса, способная принимать различную форму и выполнять заложенную в нее программу… Не ведая, что творит. Или – ведая?… Новая форма существования материи – не человек разумный, но и не комп, работающий строго в рамках программы. Валентин способен к анализу и выводам. Правда, делает он это гораздо медленнее, чем обрабатывая информацию в режиме обыкновенного компа, но тут и не нужна поспешность и сверхскорость. Главное – он справляется с тем, с чем не справится ни один комп. Он работает вполне осознанно. (А что такое «сознание»?) И обслуживает не только нашу «пятерку», пятую группу. Он обслуживает добрую половину отделов Унипола одновременно, и в моем кабинете находится только часть его тела. Остальные части – у других, но все они представляют собой один единый биокомп. Это делает его практически неуязвимым. Если даже что-то случится с десятком его частей, все равно будет существовать биокомп Валентин. Вернее, для меня он «Валентин». А для руководителя шестой группы он «Танцор», тот приплясывающий мешок, что стоит у него в кабинете. А для Кондора – «Шерлок Холмс». Сколько частей – столько имен, и все они – имена одного биокомпа, единого, но разделенного…Так что это – вещество или существо? Его сны… Сыр-Вселенная… Шутка? Или он все-таки не способен шутить? Он живой? А что такое жизнь?… Чем мы, люди, «живее», чем Валентин? Если биомасса-убийца живая, и убивает вполне сознательно, то как с ней можно бороться? Не означают ли участившиеся трагические случаи, что ей понравилось убивать?…

Я залпом выпил тоник и встал из-за стола. Сумбур царил у меня в голове, какое-то бессвязное нелогичное месиво. Уйти нужно было от всего этого, отключиться, пока оставалось время до отправления на Иволгу. Обнаружив у себя такую, пожалуй, единственную внятную мысль, я спустился на лифте на первый этаж и открыл дверь гипнокабинета.

Отключиться, забыться, раствориться во владениях сна, затеряться в мирах воображения, дать краткий отдых закипающим своим мозгам с совершенно перепутавшимися извилинами. Отлететь в иные сферы. Хотя бы на часок. Спал-то я в последний раз в номере отеля «Сияющий» в городе Мерида-Гвадиана на далекой планете Журавлиная Стая…

2. Иволга. Ищите женщину

Перед тем как пускаться в путь к Иволге, я заехал домой. Комнаты были пустыми и какими-то осиротевшими. Никаких следов Славии. Никаких следов… Я немного посидел в кресле, где всегда сидела она, а потом спросил у Валентина, в какое время суток попаду в нуль-порт в окрестностях Валгаллы. Биокомп ответил, что в Валгалле это будет самое что ни на есть обеденное время, а это значило, что мой рабочий день удлинялся наполовину. Если считать с сегодняшнего утра на Соколиной. А если считать с визита в больницу к Эвридике Карреро на Журавлиной Стае? Впрочем, довольно часто понятие «рабочий день» становилось для меня условным. Случались и рабочие сутки. А тут я готов был согласиться хоть и на непрерывную рабочую неделю – лишь бы она закончилась успехом…

Взяв свою записку, адресованную Славии, я зачеркнул слово «Журавлиной» и добавил: «Иволге». Смысл не изменился. Получилось: «Я на Иволге. Вернусь завтра-послезавтра. Целую». Текст был универсальный, менялись только названия миров. Что ж, я сам выбрал этот путь. Я вновь положил записку на тумбочку у кровати, бросил на плечо куртку, вышел на лестничную площадку и захлопнул дверь квартиры.

Вновь уплывали назад знакомые здания Кремса, вновь полыхали огнем рощи пламеналий, и надвигался от горизонта гигантский купол нуль-порта.

Широкий проем входа, коридор, тягучие минуты ожидания. Кабина, мгновенный перенос сквозь галактические дали – и я вышел под изжелта-белесые небеса Иволги, под знакомые небеса, которые мне уже приходилось видеть года четыре… нет, три года назад, снежной иволгианской зимой. Среди кафетериев и россыпи мелких магазинчиков с красочными витринами я отыскал пункт связи и зашел туда, чтобы переговорить с окружным полицейским управлением.

Представившись дежурному, я попросил связать меня с офицером Унипола Станиславом Лешко. На загорелом лице дежурного отразилось удивление – с чего бы это вдруг и второй «кремс» пожаловал? – однако он удержался от расспросов и, вежливо кивнув, начал разыскивать Стана.

Через две-три минуты Стан изумленно воззрился на меня с экрана визио.

– Ты что, мне не доверяешь? – недовольно спросил он вместо приветствия. – Или контролируешь? Мой пласт два часа назад пошел в Кремс.

– Во-первых, здравствуй.

Стан неопределенно мотнул головой, что, вероятно, и должно было означать приветствие.

– Во-вторых, я тебе доверяю и не проверяю, и ты это отлично знаешь. Поэтому перестань гримасничать, как Сильвия-недотрога после дефлорации. Просто у меня есть дополнительные сведения и кое-какие соображения. Ты в управлении?

– Да, – все еще недовольно произнес Стан, но взгляд его перестал быть колючим.

– Как к тебе добраться?

– От порта каждый час ходит маршрутник. Сейчас, – он посмотрел на часы, – тринадцать сорок восемь. Ныряй в очередной, тут езды минут сорок, а на конечной я тебя встречу. Могу даже с цветами, тут цветы красивые. И главное – съедобные.

– Цветы оставь на потом.

На остановке ожидали прибытия маршрутника десятка полтора человек. Я сел на длинную, изогнутую дугой скамейку под навесом и накинул на плечи куртку. Солнце было закрыто полосами облаков, перечеркнувшими все небо, и дул довольно прохладный ветерок. По серому покрытию широкой площади моталась пыль и перекатывались разноцветные обертки от жевалок. На газоне, на больших сумках, возлежали три босоногих юнца в каких-то потрепанных накидках и потягивали тоник, иногда лениво перебрасываясь словами. Людей на площади было немного, никто никуда не спешил, и от накатывающихся на площадь желтых полей веяло безмятежностью и покоем.

Но обманчивым был покой на планете Иволга.

Ровно в четырнадцать к остановке, еле слышно посапывая, подкатил сине-зеленый полосатый маршрутник с пыльными боками. Я устроился на упругом сиденье в заднем конце длинного салона, отрегулировал прозрачность окна. Маршрутник плавно тронулся с места и, набирая ход, выскочил с площади в узкую горловину дороги. И понесся мимо полей, на которых качались под ветром какие-то невысокие желтые растения с шарообразными головками. Это монотонное колыхание, подобное размеренно бегущим к горизонту морским волнам, навевало сон, и я почувствовал, как глаза мои начинают слипаться. Гипнокабинет гипнокабинетом – но все-таки я недоспал. Опустив спинку сиденья, я вытянул ноги и расслабился. Почему бы и не подремать, если есть возможность? Пока есть возможность…

Открыв глаза, я обнаружил, что маршрутник уже неторопливо катит по городу. В Валгалле я никогда не бывал, но она, по первому впечатлению, походила на многие другие города разных обитаемых миров. Земля в этом плане была вне конкуренции. Не скажу, что ее города более удобны для проживания, но у них есть свое неповторимое лицо. Внеземные же города представлялись мне родными братьями, хотя в каждом из них многое строилось, достраивалось и перестраивалось. Братья были чем-то похожи друг на друга, несмотря на то, что отнюдь не являлись близнецами. Это и не удивительно – ведь начало всем внеземным городам положили земляне.

И все-таки у Валгаллы, как я отметил, была своя изюминка. Чем дальше маршрутник углублялся в переплетение улиц, чем больше кварталов оставалось позади, тем чаще мне на глаза попадались здания с колоннами. Причем это были не простые колонны с капителями (кажется, так это называется?), как в древних земных храмах, известных по школьным объемкам. Мимо проплывали колонны в виде деревьев, сказочных великанов, животных и чудовищ, в виде цветов на длинных стеблях, гигантских пальцев и даже этих самых… «твердых предметов». Они высились не только перед фасадами зданий – целые отдельно стоящие колоннады тут и там вздымались над деревьями, придавая городу довольно необычный вид. Апофеозом колонномании, поразившей Валгаллу, я посчитал вознесшиеся над одной из площадей три черные квадратные колонны без украшений. Изогнутые вершины колонн соединялись чуть ли не высоте птичьего полета. И там, на площадке, под самыми облаками, золотилась мягким блеском казавшаяся снизу совсем небольшой фигура древнего воина в рогатом шлеме и с боевым топором в поднятой руке. Воин запрокинул лицо к небу, словно грозил солнцу, звездам и невидимому сейчас спутнику Иволги – Синице. Или же просто демонстрировал готовность отразить любое нападение из-за облаков, с другой стороны неба.

Маршрутник мягко остановился и открыл все двери. Пассажиры начали вставать с мест. Я понял, что это конечный пункт маршрута, тоже поднялся и увидел в окно Стана. Он ожидал меня, облокотившись на ограждение тротуара и глядя на выходящих пассажиров – плотный парень с коротко остриженными темными волосами и удлиненным хищноватым лицом, словно обрубленным снизу резкой, почти прямой линией подбородка. Стан был одет в черную облегающую рубашку без воротника, с глубоким треугольным вырезом на груди – он любил темные цвета – и элегантные темно-коричневые брюки с большими накладными набедренными карманами. Черные узкие туфли на толстой ситановой подошве завершали экипировку Станислава Лешко, уроженца планеты Земля, офицера четвертого ранга управления полиции Совета Ассоциации Миров.

– По-моему, нас здесь становится многовато, – заметил Стан, когда я подошел к нему. – Это может морально травмировать местных «полов».

– Надо будет – нагрянем всей «пятеркой», – пообещал я. – Пойдем, присядем где-нибудь.

Мы направились к ближайшему перекрестку. Там, на противоположной стороне улицы, стояли под полосатым тентом белые столики и плетеные стулья. Улица была довольно тихой, не перегруженной потоком авто. Людей тоже было не очень много, и только на скамейках и каменных лепестках чаши не действующего фонтана сидели подростки – девчонки и парни, – пожевывая жевалки, похохатывая, поплевывая и обрызгивая друг друга водой, заполнявшей чашу.

Взяв по стакану местного цветочного сока, мы устроились за столиком, и я коротко обрисовал Стану свою деятельность на Журавлиной Стае.

– Если все это единая цепочка, – подытожил я, – то показания рубежника могут что-то прояснить. Вдруг да и всплывет какая-то закономерность.

– Эх, зря ты не пустил меня на Журавлиную, – с досадой сказал Стан. – Не так нужно было действовать, Лео! Ей-богу, я бы взял того стрелка.

– Каким образом? – осведомился я, отставив стакан. Сок был неплохим, но слишком приторным. – Без оружия.

– Да, без оружия. Я бы не проскочить старался, а попер прямо в этот сосняк. Ошеломить! А потом – мигом из авто и, не давая ему опомниться, хватать и бить по голове. И сразу же задавать вопросы. Эффект поразительный, это я тебе говорю.

– Теория – антагонист практики, – усмехнулся я. – Каждый из нас хорош на чужом месте.

– Ну-ну. – Стан покивал и начал пальцами крутить стакан с недопитым соком.

Его явно задели мои слова. Может быть, не следовало мне так говорить? Стан не раз участвовал в операциях – и у себя на Земле, и в Униполе, и предпочитал действовать именно подобным образом: предпринять то, чего никак не ожидает противник, ошеломить и схватить. Порой излюбленная тактика Стана приводила к успеху, но далеко не всегда было целесообразно ее применять.

– Хорошо, – сказал я, поднимая стакан жестом закоренелого гуляки. – Пью за ошеломителя. – Я до конца выпил душистый сок и показал на вознесшуюся под облака золотую фигуру рогатого воина, охраняющего город. – Этот парень тоже, по-моему, предпочитал ошеломлять – своим топором – и вот, украшает собой Валгаллу. Надеюсь, доживу до тех времен, когда золотые изваяния Станислава Лешко будут украшать Кремс на Соколиной и родной город Станислава Лешко на Земле. В каком городе ты родился, Стан?

– В лоб его нужно было бить, Лео. Понимаешь? В лоб! Вот тогда бы точно что-то прояснилось.

– Прояснилось бы только то, что его за хорошее вознаграждение нанял какой-то неизвестный господин. Так где ты родился, Стан?

– Господин не такой дурак, чтобы сразу полностью оплатить услугу. Господин дал задаток, а остальное стрелок должен был получить потом, сделав дело. Взяв стрелка, можно было выйти на господина заказчика. А родился я в Хелме, и там, наверное, уже готовят место для моей статуи, а заодно и для мавзолея-усыпальницы.

– Возможно, ты и прав, и мне нужно было переть прямо на фотер. Но я поступил по-другому. Давай к делу, Стан. Ты не выяснял у господина Гринсона подробности его разговора с этим отшельником?

– Нет. Местным он не сказал – так с чего бы это ему передо мной откровенничать? Только потому, что я примчался из Кремса? Я попросил его подробно описать ту женщину и все, что происходило. Я тебе скажу, Лео, он на редкость наблюдательный парень, настоящий рубежник. По такому описанию можно составлять портрет. Мы и составили, только он без лица. Посмотришь в управлении. – Стан помолчал, а потом прищелкнул пальцами. – Как хорошо, Лео, что в тебя стреляли! А то, знаешь, сплошная мистика получается, какие-то потусторонние силы. А я с потусторонними силами дело иметь не люблю, они непредсказуемы…

– И ошеломить их, пожалуй, трудновато, – вставил я.

– Да, – согласился Стан, – скорее уж они тебя ошеломят. Для мистики нужны специалисты, тут нашей квалификации недостаточно.

– Драган у нас специалист, – сказал я. – Начал специализироваться по демонам. Значит, подробности разговора так и не выяснены?

– Я согласен со следователем. Господин Лундквист удалился от мира. Его друг ничего об этом не знает, прибывает на Иволгу погостить дома и поохотиться – а Лундквист пропал. Гринсон находит его, они пьют очень недурное вино «Жемчужина Синеморья», а потом переходят на самогон, тоже, по-своему, весьма недурной. В смысле эффективности воздействия. Что делают обычно в таких случаях женщины? Плачут, поют сентиментальные песенки и засыпают прямо за столом. Что делают мужчины? – Стан вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул. Понятно, что делают мужчины. – Конечно, они ведут долгий разговор. Они решают мировые проблемы, они договариваются о каких-то грандиозных совместных делах, они изливают друг другу душу и клянутся никогда и ничем не опорочить крепкую и верную мужскую дружбу. Конечно же, господин Лундквист все рассказал господину Гринсону, но разве Гринсон похож на человека, который будет сообщать детали этого разговора каждому встречному-поперечному? Пусть даже и следователю из округа.

Или из Унипола. Поэтому, Лео, я пошел по другому пути. Сейчас мы пытаемся установить причины исхода господина Лундквиста из Торборга. Определяем круг его знакомых и опрашиваем всех подряд.

– Ну и как?

– Тралим, Лео, тралим. Кое-что нащупывается. Есть основания предполагать, что причина в женщине. – («Неразделенная любовь», – говорил Дэйв Гринсон. Кажется, интуиция вновь меня не подвела.) – И мы найдем эту женщину.

Моя неясная догадка приобрела отчетливые очертания.

– По-моему, дело здесь не только в женщине, – медленно произнес я, мысленно поворачивая свою догадку так и этак, проверяя, нет ли в ней каких-нибудь изъянов. – Если причина только в женщине, ничто не помешало бы господину Гринсону так и сказать следователю: господин Лундквист, мол, уединился по причине несчастной любви. Не называя имени. Только и всего. Однако он вообще не хочет говорить, а лгать он не умеет, это же заметно.

Стан понимающе посмотрел на меня и еще больше стал похож на хищника, напавшего на след предполагаемой добычи. Он придвинулся к столу, буквально навис над ним:

– Ты думаешь, он что-то скрывает? Не хочет выдавать какой-то неблаговидный поступок друга… или даже преступление?

– Да. И та женщина знает об этом поступке или преступлении. Возможно, потому и отвергла Лундквиста. Возможно, ненавидит его.

– Ненавидит! Тот монстр так и говорил: «Ненавижу тебя!»

– То-то и оно. У меня в голове полно всяких отрывков и обломков, и они никак не хотят стыковаться друг с другом. Не хватает каких-то крепежных деталей. Все разбросано по углам и закоулкам и не поддается монтажу. Может быть, установив, кто эта женщина, и о чем не хочет говорить Гринсон, мы вылезем из болота. Я все-таки попытаюсь убедить его…

Стан с сомнением покачал головой:

– Попробуй, конечно, хотя…

– Попробую, Стан, попробую. Вызывай такси, едем в управление.

– Тебе бы все ездить да летать, господин Грег. Тут ходьбы-то всего пять минут.