Текст книги "Записки о Русско-японской войне"

Еще в 1900 г. наше правительство обязалось уважать территориальную неприкосновенность Китая, и поэтому вопрос об очищении от наших войск Маньчжурии в принципе был решен утвердительно. Очевидно, готовясь уйти из Маньчжурии, мы не могли одновременно подготовлять Маньчжурию как театр военных действий.

В вопросе об очищении Маньчжурии возникло разногласие во взглядах между военным министром и начальником Квантунской области по вопросу о значении для России Южной Маньчжурии.

Военный министр признал, что занятие нами Южной Маньчжурии не дает России выгод и представляет только опасность со стороны корейской границы с Японией и опасность от занятия Мукдена со стороны Китая. Поэтому скорейшее очищение нами Южной Маньчжурии и Мукдена, по мнению военного министра, представлялось крайне необходимым. Начальник Квантунской области, обязанный защищать Квантунскую область, с своей стороны имел основание утверждать, что прочное занятие Россиею Южной Маньчжурии обеспечит надежным образом связь России с Квантуном. Существовало также незначительное разногласие между министрами финансов и военным относительно увода наших войск из Северной Маньчжурии. Министр финансов предполагал достаточным оставить для охраны магистрали только войска пограничной стражи. Военный министр, на основании опыта усмирения восстания 1900 г., полагал необходимыми, возможно скорее очистив от наших войск Южную Маньчжурию, очистить от наших войск в Северной Маньчжурии все населенные пункты, находящиеся вне железной дороги, в том числе Гирин и Цицикар, но на самой магистрали в Харбине оставить небольшой резерв на случай возобновления беспорядков. Сила этого резерва признавалась достаточною от 2 до 4 батальонов и одной батареи. Кроме того, по мнению военного министра, надлежало продолжать обеспечивать несколькими небольшими постами связь Харбина с Хабаровском по Сунгари и связь Цицикара с Благовещенском.

Заключенный договор с Китаем 26 марта 1902 г. положил конец этим разногласиям. Согласно сего договора, как из Южной, так и из Северной Маньчжурии, надлежало вывести наши войска, кроме линии железной дороги, и для сего были назначены определенные сроки. Для военного ведомства эти решения были большим облегчением, ибо являлась надежда «возвратиться на запад» по нашим военным делам.

Первоначально в шестимесячный срок мы должны были очистить западную часть Южной Маньчжурии от Шанхайгауня до р. Ляохе, и в назначенный срок вполне точно выполнили это обязательство. Во второй шестимесячный срок мы должны были очистить от войск остальную часть Мукденской провинции с городами Мукденом и Инкоу. Военное ведомство вполне сочувствовало этой мере и энергично готовилось к приведению ее к исполнению. Для войск, выводимых из Маньчжурии в Приамурский край, спешно возводились на линии Хабаровск – Владивосток казарменные помещения. Планы перевозки войск были составлены, утверждены, и перевозка уже началась. Был очищен и г. Мукден. И вдруг все это неожиданно было приостановлено распоряжениями начальника Квантунской области по причинам, которые до сих пор недостаточно выяснены. Известно, однако, что приостановка в очищении Южной Маньчжурии от наших войск совпала с первой поездкой отставного статс-секретаря Безобразова на Дальний Восток.

Очищенный уже нами Мукден был снова занят. Мы занимали также Инкоу. Предприятие на Ялу в Корее получило особое значение. Для поддержания наших начинаний в Северной Корее начальник Квантунской области выдвинул в Фынхуанчен конный отряд с орудиями. Таким образом вместо очищения Южной Маньчжурии мы заняли в ней даже такие пункты, которые ранее не занимались, как Фынхуанчен, и, главное, допустили деятельность в Корее предприятий, которым главные их деятели, вопреки указаниям из Петербурга, стремились придать военно-политический характер.

Такой неожиданный оборот дел встревожил не только Китай, но и Японию. Можно с основанием утверждать, что приостановка очищения Мукденской провинции от наших войск составляет событие огромной важности. Пока мы твердо намеревались очистить всю Маньчжурию от наших войск, ограничившись охраной железной дороги пограничною стражею и небольшим резервом в Харбине и в особенности при решимости нашей не забираться со своими предприятиями в Корею, опасность разрыва с Японией была мало вероятна. Напротив того, оставление наших войск вопреки соглашениям с Китаем в Южной Маньчжурии и вторжение наше с лесным предприятием в Северную Корею приближало нас в тревожной степени к разрыву с Японией. По-видимому, неопределенность наших намерений на Дальнем Востоке возбудила тревогу не только Китая и Японии, но даже Англии, Америки и других держав.

В начале 1903 г. наше положение на Дальнем Востоке стало весьма сложным. Интересы Приамурского края отошли совершенно на задний план.

Командующий войсками Приамурского военного округа и Приамурский генерал-губернатор не привлекался даже к обсуждению, не только к решению, самых важных вопросов на Дальнем Востоке. В Маньчжурии, на китайской территории, возникли обширные многомилионные предприятия, созидаемые и управляемые на совершенно особых началах. Министр финансов строил и управлял железными дорогами около 2000 верст протяжением. Направление северной магистрали, как указано выше, принято противно мнения представителя нашей власти на Дальнем Востоке генерала Духовского. Для охраны Маньчжурской дороги был сформирован корпус войск, подчиненных тоже министру финансов. Самостоятельное решение в министерстве финансов вопросов по военной части дошло до того, что выбор системы артиллерии для охраны стражи и покупка таковой за границей произведены тоже без сношения с военным министерством. Дабы увеличить экономическое значение дороги, министерство финансов создало коммерческий океанский флот. Для движения по рекам Маньчжурии заведена речная флотилия. Часть судов этой флотилии получила вооружение и команды. Владивосток перестал удовлетворять, по-видимому, тем требованиям, которые ранее представлялись достаточными, чтобы служить головою северной магистрали для транзитных грузов мирового значения. Несмотря на то, что территория Квантуна находилась в военном управлении и непосредственном подчинении начальника Квантунской области, без сношения с военным министром и начальником Квантунской области выбирается и созидается обширный порт Дальний. Огромные суммы расходуются на этот пункт к ослаблению военного значения и силы Порт-Артура, ибо необходимо было или подкреплять и Дальний, или готовиться к тому, что Дальний будет обращен нашим противником в базу для действий против нас, как то и случилось. Прибавим, что Русско-Китайский банк был тоже в руках министра финансов. Наконец министр финансов имел в Пекине, Сеуле и других пунктах своих представителей. (В Пекине – Покотилова.)

Таким образом министр финансов ведал в 1903 г. на Дальнем Востоке железными дорогами, корпусом войск, флотилией коммерческой, несколькими вооруженными судами, портом Дальний, Русско-Китайским банком.

Одновременно Безобразов с компанией развивал свои предприятия в Маньчжурии и Корее, раздувая всеми способами предприятие в Северной Корее на р. Ялу. Невероятные проекты Безобразова следовали один за другим. Задавшись целью, опираясь на деятельность Лесного Товарищества на Ялу, создать какой-то «заслон» со стороны возможного нападения на нас Японии, Безобразов и его единомышленники придали в 1902–1903 гг. своей деятельности на р. Ялу весьма тревожный характер. Безобразов просил у адмирала Алексеева об отправлении на корейскую территорию 600 переодетых солдат из состава войск, подчиненных г.а. Алексееву. Просил для сформирования для той же цели отряда из хунхузов в 3000 человек. Просил подкрепить действия агентов лесного предприятия высылкою четырех охотничьих команд в 600 конных стрелков на р. Ялу в Шахецзы и просил о занятии Фынхуанчена самостоятельным отрядом войск.

Отвергнув часть этих требований, адмирал Алексеев, к сожалению, согласился выслать в Шахецзы одну охотничью команду в 150 человек конных стрелков и выдвинул на Фынхуанчен конный отряд из полка казаков с орудиями. Меры эти получили особо важное и невыгодное для нас значение, ибо были приняты в то время, когда мы обязаны были очищать Мукденскую провинцию от наших войск. Вместо увода войск из Южной Маньчжурии мы, приостановив и очищение Мукдена, заняли такие пункты к стороне Кореи, которые ранее не занимались.

Министры иностранных дел, финансов и военный вполне дружно сознавали всю опасность, какая грозит нам на Дальнем Востоке, если мы будем продолжать оттягивать исполнение наших обязательств по отношению к Китаю по очищению Маньчжурии от наших войск и, в особенности, если не будет прекращена деятельность Безобразова в Корее. Эти министры испросили назначения особого совещания, которое и состоялось 5 апреля 1903 г. В совещании рассматривались предложения Безобразова, разосланные членам совещания в особой записке. Эти предложения имели целью усиление стратегического положения России в бассейне р. Ялу.

Все три вышеуказанных министра твердо и определенно высказались против предложения Безобразова и признали необходимым если и сохранить его предприятие на р. Ялу, то придать ему исключительно коммерческий характер. Министр финансов авторитетно доказывал, что в ближайшие 5–10 лет задача России должна заключаться в завершении начатых предприятий и в успокоении Дальнего Востока. Министр финансов заявил также, что не всегда, быть может, взгляды отдельных ведомств по возникающим на Дальнем Востоке задачам безусловно совпадают между собою, но никогда различия во взглядах министров иностранных дел, военного и финансов не выражались в форме разнодействия ведомств.

Министр иностранных дел в особенности доказывал опасность предложения Безобразова приостановить очищение Маньчжурии от наших войск.

По выслушании изложенных мнений Его Императорскому Величеству благоугодно было высказать, что война с Японией весьма нежелательна и что нам необходимо стараться водворить спокойствие в Маньчжурии. Поэтому общество, которое надлежит образовать на р. Ялу для эксплуатации лесов, должно быть основано на чисто коммерческих началах, и к участию в нем могут быть допущены иностранцы. По тем же соображениям от участия в обществе должны быть устранены военные чины.

Для ознакомления на месте с нашими нуждами на Дальнем Востоке и с настроением умов в Японии я был командирован на Дальний Восток. В Японии, встретив самый предупредительный и радушный прием, я убедился в желании правительства избежать разрыва с Россиею, но для сего требовалось придать полную определенность нашим действиям в Маньчжурии и отказаться от вмешательства в дела Кореи. Напротив того, продолжение авантюры Безобразова и кампании в Корее грозило разрывом. Такое заключение и было мною телеграфировано в Петербург.

Между тем после моего отъезда на Дальний Восток опасность разрыва с Японией из-за корейских дел значительно возросла, особенно когда 7 мая министр финансов заявил, «что после объяснения со статс-секретарем Безобразовым он по существу дела не стоит с ним в разногласии».

В Порт-Артуре на бывших совещаниях адмирал Алексеев, Лессар, Павлов и я дружно высказались за придание предприятию на Ялу чисто коммерческого характера. Мною заявлено было мнение о необходимости вовсе прекратить его. Я добился отозвания нескольких офицеров, участвовавших в предприятии, и предложил подполковнику Мадритову, заведовавшему военно-полицейскою частью предприятия, подать в отставку или бросить не соответственную, по моему мнению, для офицера, носящего мундир Генерального штаба, деятельность. Мадритов выбрал первое. Все военные требования, предложенные адмиралом Алексеевым, по обсуждении их совместно со старшими начальниками войск на Квантуне, были выполнены с большой быстротой[30]30
  Представления и распоряжения делались депешами из Порт-Артура.


[Закрыть]. Уже осенью 1903 г. я получил благодарность от адмирала Алексеева за быстрое приведение этих мер в исполнение.

Ввиду выраженного мне неоднократно адмиралом Алексеевым мнения о том, что он совершенно против безобразовских предприятий и всеми силами сдерживает их и что он, Алексеев, убежденный сторонник мирного соглашения с Японией, я отправился из Порт-Артура в июле 1903 г. в Петербург с полною надеждою, что устранение разрыва с Японией вполне в наших руках.

Свои заключения по поездке на Дальний Восток я изложил в особой записке[31]31
  Представленной 24 июля 1903 г.


[Закрыть], в которой с полной откровенностью излагал и мнение, что если мы не положим конец неопределенному положению дел в Маньчжурии и авантюристической деятельности Безобразова в Корее, то должны ожидать разрыва с Японией. Записка эта была в копиях доставлена министрам финансов и иностранных дел и встретила их полное одобрение.

Записка эта получила неизвестным для меня путем огласку. Некто Рославлев в статье: «Кто более», напечатанной в газете «Рассвет»[32]32
  «Рассвет», 1905 г., № 92 от 11 июня.


[Закрыть], задался целью доказать, что и я должен быть поставлен в числе лиц, виновных в разрыве с Японией, ибо из боязни Безобразова подписал журнал, составленный в Порт-Артуре, которым авантюра на Ялу ставилась под покровительство русских войск, а благодаря этому приостанавливалось очищение Южной Маньчжурии.

Статья Рославлева была перепечатана во многих русских и иностранных газетах, и никакого опровержения помещенных в ней вымышленных данных о вышеупомянутом фантастическом журнале, подписанном мною в Порт-Артуре, не было.

Ввиду полученной особой гласности статьи Рославлева и тяжести возведенного на меня обвинения, привожу некоторые строки из этой статьи.

В газете «Рассвет» № 92 помещены, между прочим, следующие места моей записки, представленной по возвращении из Дальнего Востока:

«Вследствие наших действий в бассейне Ялу и образа действий в Маньчжурии, в Японии развилось серьезное против нас возбуждение, которое, при неосторожном шаге с нашей стороны, может разразиться войной»… и далее:

«Исполнение плана действий статс-секретаря Безобразова приводит неизбежно к нарушению нашего соглашения с Китаем 26 марта 1902 г. и неизбежно должно привести к осложнениям с Японией… Деятельность статс-секретаря Безобразова в конце прошлого и начале нынешнего года вела именно к нарушению договора 26 марта и к разрыву с Японией…»

«По просьбе Безобразова генерал-адъютант Алексеев выслал в Шахецзы охотничью команду и оставил войска в Фынхуанчене. Этим было положено приостановление очищения Мукденской провинции»…

«Из других деятелей лесного предприятия более других причинял заботы ген. – ад. Алексееву действ. ст. сов. Балашову настроенный так же воинственно, как и Безобразов. Если бы ген. – ад. Алексееву не удалось задержать депешу Балашова к шт. – кап. Бодиско о том, чтобы он переловил японцев, наказал их публично и действовал бы залпами, то на Ялу уже разыгрался бы кровавый эпизод, который, впрочем, к сожалению, может произойти и ныне ежедневно»…

«В бытность мою в Японии я хорошо ознакомился, с какой нервной тревогой относятся там к нашей деятельности в Корее, как преувеличивают наши намерения и готовятся с оружием в руках выступить в защиту своих интересов в Корее. Наша активная там деятельность приводит японцев к убеждению, что Россия приступает к следующей части своей программы на Дальнем Востоке, к поглощению вслед за Маньчжурией и Кореи. Настроение в Японии настолько возбуждено, что, я полагаю, без мудрой осторожности ген. – ад. Алексеева, если бы он дал ход всем предположениям Безобразова, мы были бы теперь, вероятно, в войне с Японией»…

«Предполагать, что несколько сот запасных солдат с несколькими офицерами, занятых рубкой леса на Ялу, могут принести особую пользу в борьбе нашей с Японией, нет оснований. Ничтожную в военном отношении пользу нельзя сравнить с опасностью, которую лесное дело на Ялу представляет, поддерживая возбуждение умов в Японии… Достаточно сказать, что, по мнению ген. – ад. Алексеева и по дружному мнению наших послов в Пекине, Сеуле и Токио, это лесное предприятие может вызвать войну с Японией. К этому мнению вполне присоединяюсь и я…»

«Так горячо, красноречиво и прозорливо осуждал Куропаткин авантюру на Ялу, так ясно видел он на политическом горизонте ее гибельные для России последствия. Но почему же этот ясновидец, этот смелый обличитель не поставил своего я на совещаниях в Порт-Артуре, а ограничился одними колкостями по адресу Безобразова и подписал журнал, которым ялинская авантюра отдавалась под покровительство русских войск, чем фактически приостанавливалось очищение Южной Маньчжурии? Почему остальные члены совещания, разделявшие мнение Куропаткина о гибельности безобразовских авантюр и ожидавшие с минуты на минуту разрыва с Японией, не воспрепятствовали на тех же июньских совещаниях в Порт-Артуре безобразовским политическо-экономическим оргиям, а вкупе с генералом Куропаткиным подписали свои имена под журналом, ставившим безобразовские авантюры в ряд полезных государственных предприятий, устанавливавшим вероломную политику к Китаю, Корее и Японии и тем положившим первый камень неизгладимому позору этой войны? Почему? Да только потому, что тогда Безобразова все боялись».

Такие обвинения, получившие обширную огласку, требуют объяснения. Совещания в июне 1903 г. в Порт-Артуре по маньчжурскому и корейскому вопросам имели целью изыскание способов к мирному разрешению этих вопросов без ущерба достоинства России. В совещании принимали участие, кроме меня и адмирала Алексеева, посланник в Китае действ. ст. сов. Лессер, посланник в Сеуле камергер Павлов, ген.-м. Вогак, ст. сов. Безобразов и чиновник по дипломатической части Плансон. Всем нам была известна воля Государя Императора, дабы наши начинания на Дальнем Востоке не вызвали войны. Необходимо было извлекать способы к выполнению Высочайшей воли.

Взгляды на эти способы были различны, но по основным вопросам состоялось полное соглашение, в том числе:

А. По маньчжурскому вопросу.

В заключении совещания по вопросу о Маньчжурии 20 июня значится: «Ввиду чрезвычайных трудностей и огромных расходов по управлению, неизбежных в случае присоединения к России Маньчжурии, таковое присоединение всеми членами совещания признано принципиально нежелательным не только в отношении всей, но даже одной северной ее части».

Б. По корейскому вопросу.

Относительно Кореи совещание в заседании 19 июня высказалось, что занятие Россиею всей Кореи или северной ее части невыгодно для России, а потому и нежелательно. Между тем наша деятельность в бассейне Ялу могла дать повод Японии опасаться захвата нами северной части Кореи.

На заседание 24 июня были приглашены егермейстер Балашов и Генерального штаба подполковник Мадритов, для объяснений по вопросу о положении в то время русского промышленного предприятия на р. Ялу.

Из представленных объяснений выяснилось, что предприятие это можно было считать с юридической точки зрения оформленным: на левом берегу р. Ялу полученною от корейского правительства концессиею, на правом – полученными от китайских властей рубочными билетами.

Хотя после сообщения о совещании на Квантуне 5 апреля эта деятельность все еще не могла признаваться чисто коммерческой. На службе в товариществе к 24 июня 1903 г. состояли 9 старших агентов, в том числе один офицер, 97 или 98 запасных нижних чинов, сопровождающих плоты от Шахецзы до устья реки, до 200 китайцев (из Чифу) и около 900 поденщиков корейцев. Делами товарищества руководил, не состоя на службе товарищества, Генерального штаба подполковник Мадритов. Обсудив все представленные совещанию доводы, все члены совещания пришли к заключению, «что русское лесопромышленное товарищество является действительно делом коммерческим, причем однако участие в нем офицеров действительной службы и производство ими работ, имеющих военное значение, придают этому предприятию несомненно военно-политический характер».

Поэтому совещание, дабы отнять у Японии повод усматривать в деятельности лесного товарищества предприятие военно-политического характера, признало необходимым «немедленно принять меры к приданию нашей деятельности на Ялу исключительно коммерческого характера, устранив от участия в предприятии офицеров действительной службы и поручив ведение лесного дела лицам, не состоящим на государственной службе».

Означенное заключение было 24 июня подписано всеми членами совещания, не исключая и статского советника Безобразова.

В. По экономическим вопросам.

Я совершенно уклонился от рассмотрения экономических вопросов, касающихся Маньчжурии, и высказал мнение, что в этих вопросах наиболее компетентно министерство финансов.

На статского советника Безобразова было возложено, при содействии сведущих лиц, им приглашенных, разработать следующие вопросы: «1) какие меры следует принять и какой экономической политики в Маньчжурии придерживаться, чтобы содействовать сокращению дефицита по Восточно-Китайской железной дороге, 2) насколько мероприятия к увеличению доходности дороги и экономическая политика Маньчжурии, которую предложат сведущие лица, отразится на экономическом положении Приамурского края».

На означенную подкомиссию было возложено и составление списка всех тех частных предприятий, кои уже фактически существовали в пределах Маньчжурии.

В заседании 28 июня, которое было последним, совещание выслушало заключение подкомиссии по экономическим вопросам и «заключение это решено принять к сведению без обсуждения и приложить к сему журналу».

Генерал-адъютант Алексеев предложил дополнить это постановление совещания выражением, «чтобы при рассмотрении вопросов о нашем дальнейшем экономическом развитии в Маньчжурии мы бы стремились к тому, чтобы более не вкладывать сюда средств государственной казны».

К этому предложению генерал-адъютанта Алексеева присоединились другие члены совещания, кроме статского советника Безобразова, который не признал возможным высказаться по этому вопросу[33]33
  Заключение совещания по вопросу о Маньчжурии № 10, 28 июня 1903 г., крепость Порт-Артур.


[Закрыть].

Никаких других заключений по экономическим вопросам вообще или каким-либо предприятиям в Маньчжурии участники совещания в Порт-Артуре не подписывали и дел экономического характера не рассматривали.

Из изложенного видно, что заявление г. Рославлева о том, что члены совещания подписали свои имена под журналом, ставившим безобразовские авантюры в ряд полезных государственных предприятий, составляет вымысел, неизвестно на чем основанный.

Немедленное приведение в исполнение постановлений совещания в Порт-Артуре по прекращению военно-политической деятельности лесного предприятия на р. Ялу зависело от генерал-адъютанта Алексеева, в силу предоставленных ему прав.

Меры, которые он должен был принять и имел на то полномочия, должны были прежде всего заключаться в отозвании нашего отряда из Фынхуанчена и охотничьих команд с Ялу. Почему эти меры не были приняты, мне неизвестно. Лично, как указано, я устранил от участия в лесном предприятии подполковника Генерального штаба Мадритова.

Прибавлю, что привлечение подполковника Мадритова и других офицеров к деятельности в лесном предприятии на Ялу состоялось без сношения с военным министром.

Но как ни действительны могли быть меры, принимаемые адмиралом Алексеевым для придания лесному предприятию на р. Ялу исключительно коммерческого характера, я опасался, что предприятие это, получившее всемирную огласку, сохранить и в будущем важное политическое значение. Поэтому в записке моей от 24 июля 1903 г., представленной по возвращении из Японии, я высказал мнение о необходимости вовсе прекратить его деятельность, продав все предприятие иностранцам.

Мысль, что из-за ничтожных для нас интересов в Корее мы можем быть втянуты в борьбу с Японией, неотступно меня тревожила во время пребывания в Японии. На пути в Нагасаки, куда я шел на крейсере «Аскольд» средиземным Японским морем, 13 июня в моем дневнике написаны следующие страницы: «Если бы от меня потребовали высказать мнение – в какой относительной важности стоять ныне, по военным соображениям, интересы России в различных частях ее составляющих и по различным границам ее, то я изобразил бы свое мнение в прилагаемом ниже чертеже:

Наши интересы в Корее.

Наши интересы в Маньчжурии.

Приамурский военный округ.

Охранение сего края для России.

Охрана против Китая и Японии.

Ограждение безопасности России со стороны Турции, Персии, Афганистана, Англии, Китая. Округа военные: Кавказский, Туркестанский, Сибирский.

Ограждение внутреннего спокойствия России войсками всех округов.

Ограждение целости России против держав тройственного союза. Западная граница – это основание безопасности России.

Этот чертеж схематически, но с большою ясностью указывает, где должны быть сосредоточены главные усилия военного министерства, куда должны быть направлены и впредь главные силы и средства России. Из этого же чертежа видно, что основанием нашего положения должна служить деятельность по ограждению целости России со стороны держав тройственного союза и ограждение внутреннего спокойствия России войсками всех округов. Вот главные задачи. Перед этими задачами все остальные имеют лишь второстепенный характер. Ставя так определенно вопрос, мы имеем и прочное надежное основание для действий. Этот же чертеж указывает, что наши интересы Приамурского края должны быть поставлены выше наших интересов в Маньчжурии и что, наконец, наши интересы в Маньчжурии должны быть поставлены выше интересов наших в Корее. Между тем у меня является опасение, чтобы дела Дальнего Востока не были бы поставлены, хотя бы и временно, в основание нашей деятельности. Из чертежа видно, насколько основание это будет непрочно.

Весь чертеж придется перевернуть, поставив на узкую часть, на вершину. Такое основание не выдержит, и здание рухнет.

Колумб решил задачу – поставить яйцо, тем, что разбил его и этим образовал основание для яйца. Неужели для того, чтобы из корейских дел сделать основание нашей деятельности, надо применить колумбовский способ и разбить Россию?»…

Я показывал этот чертеж по возвращении из Японии С.Ю. Витте, и он согласился с правильностью его.

Несмотря на несчастно оконченную войну, мы колумбовский способ не применили: Россия еще не разбита, но несомненно, что ныне, после войны с Японией, приведенный выше чертеж должен быть значительно изменен.

Образование наместничества состоялось совершенно неожиданно для меня.

2 августа я просил Государя Императора об увольнении меня от должности военного министра и после больших маневров получил продолжительный отпуск, которым в ожидании замещения меня другим лицом и воспользовался.

Между тем дела на Дальнем Востоке уже с сентября месяца начали принимать тревожный характер. Адмиралу Алексееву были посланы вполне определенные приказания, чтобы были приняты все меры, дабы войны с Японией не было.

Государь Император при этом твердо выразил свою волю и не ограничивая предела тех уступок, которые надлежало делать, лишь бы избежать разрыва с Японией. Надлежало лишь изыскать способы к тому, чтобы уступки эти наносили наименьший вред интересам России на Дальнем Востоке. В бытность в Японии, я убедился, что правительство Японии было склонно к спокойному обсуждению на почве взаимных уступок оснований соглашения с Россиею по японским и корейским делам. Твердо выраженное Государем требование, чтобы войны не было допущено, внесло на некоторое время успокоение в дела Дальнего Востока.

Ввиду тревожного положения дел на Дальнем Востоке я прервал свой отпуск. На моем донесении, в котором была изложена эта причина возвращения моего из отпуска, Государь Император 10 октября надписал: «Кажется, тревога на Дальнем Востоке начинает улегаться».

В октябре месяце я делал представление об усилении нашего гарнизона во Владивостоке, но разрешения на это не последовало.

Между тем в действительности успокоения в делах Дальнего Востока не только не наступило, но отношения наши к Японии и Китаю все усложнялись.

15 октября я представил записку по маньчжурскому вопросу, в которой указывал на необходимость отказаться от военного занятия Южной Маньчжурии, дабы избежать осложнений с Китаем и разрыва с Японией, сосредоточив наши усилия и правительственный надзор лишь в Северной Маньчжурии.

В это время и в ноябре наши переговоры с Японией, веденные адмиралом Алексеевым, не только не подвинулись вперед, но стали обостряться; адмирал Алексеев продолжал верить, что проявление уступчивости в переговорах только ухудшает дело.

Ввиду ясно выраженной воли Государя Императора принять все меры, чтобы войны не было, и не ожидая от переговоров, веденных Алексеевым, успешного результата, я представил 26 ноября Государю Императору вторую записку по маньчжурскому вопросу, в которой, дабы избежать войны с Японией и Китаем, предлагал возвратить Китаю Квантунскую область с Порт-Артуром и продать южную ветвь Восточно-Китайской железной дороги, получив взамен особые права на Северную Маньчжурию.

В сущности, это предложение сводилось к тому, чтобы признать наш выход к Великому океану несвоевременным и отказаться от него. Жертва могла представляться весьма тяжелою, но необходимость ее доказывалась в моей записке двумя важными соображениями: отказавшись от отнятого у японцев Порт-Артура, отказавшись от Южной Маньчжурии (с предприятием на Ялу), мы устраняли опасность разрыва с Японией и Китаем, и вместе с тем мы устраняли возможность внутренних осложнений в России, ибо война с Японией была бы крайне непопулярна и послужила бы в России к увеличению неудовольствия против правительственной власти.

В записке моей «По маньчжурскому вопросу» (окончание) от 25 ноября 1903 г. были помещены следующие страницы:

«Экономические интересы России на Дальнем Востоке весьма незначительны. Перепроизводства фабричной промышленности у нас, слава Богу, еще нет. Даже наш внутренний рынок еще не насыщен. Если и существует вывоз русских фабричных и заводских произведений за границу, то в большинстве случаев лишь благодаря поощрительным мерам (возврат пошлин, возврат акциза). С прекращением этих мер почти прекратится и вывоз. Поэтому Россия еще не доросла до печальной необходимости вести борьбу за рынки для сбыта излишка своих произведений.

Успех или неуспех нескольких предприятий в Маньчжурии и в Корее – лесных, угольных и других имеет слишком ничтожное для России значение, чтобы из-за них стоило рисковать войною.

Проведенные нами железнодорожные линии по Маньчжурии не могут изменить скоро это положение. Надежду, что эти линии получат для торговли мировое значение, не могут скоро оправдаться. По этим линиям поедут путешественники, повезется чай, другие товары, пойдет почта, но те массовые транзитные грузы, которые только и могут придать дороге мировое значение, пойдут не по железной дороге, а морем, ибо не вынесут железнодорожных тарифов. Другое дело – местные нужды, местные грузы. Эти будут обслуживаться, особенно на южной ветви, все более и более и составят главную доходную статью дороги, оживят край и принесут доходы китайскому населению Южной Маньчжурии. Но даже и для местных грузов приходится принимать особые меры, дабы Инкоу не убил в значительной степени г. Дальний. Если Порт-Артур важен России как опорный пункт и голова железнодорожного пути, то только в том случае, если этот путь будет иметь мировое транзитное значение. Прикрывать же южную ветвь Восточно-Китайской железной дороги, имеющей преимущественно только местное значение, таким дорогим средством, как Порт-Артур с его укреплениями, флотом и 30-тысячным гарнизоном, для России в экономическом отношении совершенно не требуется.