Текст книги "Ошибка сказочника"

– Это он?! – княгиня подбежала к мужу.

– Очевидно, – процедил он сквозь зубы.

– Как он проник в лагуну? – панически спросила Ольга. Её всю трясло; детей на башне не было, и она гнала от себя мысль, где они могут быть сейчас. Нет, только не это, только не там. Не настолько же они безответственны, Яна бы остановила их, они, наверное, где-нибудь во дворце.

– Видимо, захватил отцовские галеры, – ответил князь, по-прежнему напряжённо всматриваясь в черноту. – Они протамгованы и стражники лагуны их не тронули.

Он вскочил в проём между зубьями парапета.

– Ты куда? – Ольга схватила его за плащ.

– Узнать, что ему надо. Он же не на радостях свистел.

– А если дети у него? – Ольга заставила себя произнести это вслух.

– Тем более.

– Я с тобой, – решительно сказала она, вставая рядом на край башни.

– Ни в коем случае! – князь протянул руку, удержав её. – Ты хочешь оставить город совсем беззащитным? На всякий случай – у тебя ещё один сын, – он кивнул в сторону лестницы.

– Даже не уговаривай! – Ольга дёрнула головой. – Вдвоём мы сильнее, Гвидо. А если дети у него, мне он их отдаст. Тебя он не станет слушать, а меня послушает.

– С чего бы это? – недоверчиво спросил князь.

– Просто доверься мне, Гвидо, – она взяла мужа за руку, взглянула на него умоляюще. – Прошу тебя, просто доверься. У нас нет сейчас времени на споры.

Князь посмотрел на жену долгим взглядом, кивнул, и, так и держась за руки, они спрыгнули вниз. Расправившиеся на ветру полы плащей превратились в крылья, и через пару секунд от башни к галерам уже летели ястреб и лебедь.

* * *

Соловей стоял на юте и смотрел, как на рее бизань-мачты покачивается хрустальная сфера, в которой стоят привязанными спина к спине трое ребят – заплаканная девчонка и двое насупленных мальчишек.

Сфера была подвешена за канат, другой конец которого был привязан к борту с таким расчётом, чтобы Сойка одним ударом могла перерубить его. Для надёжности он разместил на нижней палубе ребят с пищалями, приказав взять шар на мушку и палить при малейшей опасности. Он не желал зла ребятишкам, но Скаль-Грайских надо сразу напугать так, чтобы они ни о чём другом не могли думать, как только о спасении детей.

– А если они не прилетят? – спросила Сойка, поигрывая ножом в опасной близости от каната.

– Прилетят, – Соловей взглянул, прищурившись, на далёкий – и уже такой близкий! – вожделенный замок, выраставший из скалы. – Проблема будет, если кто-то додумается остаться. А вот если оба… А вот и оба! – удовлетворенно констатировал он, следя, как лебедь с ястребом пикируют на нижнюю палубу и оборачиваются людьми.

Ольга стремительно обернулась и вскрикнула от ужаса, увидев хрустальную ловушку. Расширенными остановившимися глазами она смотрела, как медленно поворачивается шар, открывая то заплаканную Яну, то угрюмо-виноватого Олега, то встревоженного, насупившегося Костика.

Она кинулась к спускающемуся с юта Соловью. Князь дёрнулся, но не успел схватить её.

– Ты что творишь, Соловей?! – закричала Ольга. – Отпусти детей!

– Не так скоро, княгиня, не так скоро, – Соловей кончиком сабли не позволял Ольге броситься на него. – Не ты здесь раздаёшь приказы.

Князь схватил жену за плечи, прижал к себе, обхватив обеими руками.

– Чего ты хочешь? – сдерживаясь, спросил он Соловья.

– Сам-то как думаешь, князь? – Соловей ухмыльнулся в лицо. – Я город хочу.

Гвидон с трудом удерживал Ольгу. Она вырывалась, крича в лицо Соловью:

– Ты не брезгуешь детей уже воровать, мерзавец! Ты за город убить их готов!

Князь бросал короткие быстрые взгляды вокруг, пытаясь найти выход. Сойка занесла нож над канатом, разбойники по бортам целились частью в шар с детьми, частью в них самих. Он ничего не мог придумать. Если хотя бы Финист оставался во дворце!

– Кто говорит о воровстве? – Соловей с картинным возмущением взмахнул рукой. – Они сами пришли.

– Лжёшь! – отчаянно выкрикнула Ольга в лицо разбойнику. Когда, ну когда он стал такой сволочью, билось у неё в мозгу. Как они дошли до жизни такой?!

– Посмотри сама, – Соловей так же картинно простёр руку к сфере. – На их прелестных виноватых мордашках само всё написано.

Ольга бросила взгляд на шар и тут же отвернулась. Соловей был прав – таких умоляюще-виноватых взглядов она ещё не видела. Ни у Яны, ни тем более у Олега.

Она закрыла лицо руками. Князь почувствовал, как обмякли плечи жены, и понял, что она сдалась.

– Зачем тебе город? – спросил он. – Ты же разбойник, мы заплатим деньгами.

– Я капитан, князь, – поправил Соловей. – Мне нужен порт. Лучше Скального Грая порта на этом море нет.

– Ты понимаешь, что это – война? – князь пытался объяснить очевидное. – Ты понимаешь, что Марья так этого не оставит? Тебя осадят с севера, с запада и с востока, ты не выстоишь.

– Война так война, – Соловей небрежно пожал плечами. – Я пират, вся моя жизнь – война.

– Подумай ещё раз, Соловей. Возьми золото и уходи. Ты найдёшь, где спрятаться, нам сейчас нечем тебя преследовать.

– Я не собираюсь никуда уходить, князь, – жёстко ответил Соловей. – Разговор окончен, – он стёр небрежную улыбку с лица, протянул ладонь. – Перстень!

Они вздрогнули, как от удара хлыста.

– Ты нарываешься, Соловей! – опять вскипела Ольга. Она не могла поверить, что это Соловей, Соловей, который учил её плавать и кататься на лошади, Соловей, который поддерживал их, даже когда от них все отвернулись. И теперь этот Соловей командует ей, как какой-нибудь своей рабыне, захваченной в очередном налёте.

– Прошу оценить ситуацию, княгиня, – спокойно ответил он. – Сделать вы мне ничего не можете. Только дёрнетесь – и ваши детишки полетят на дно. Ударите по Сойке или по мне – кто-нибудь всё равно успеет рубануть или стрельнуть. Вам нужны ваши дети? Сдайте мне ваши перстни!

Ольга посмотрела на Соловья долгим выразительным взглядом и промолчала. Говорить было не о чем. Он не передумает, это ясно. Убеждать его бесполезно, угрожать – тем более.

– Что с нами будет? – спросила она, медленно снимая перстень и отдавая Соловью.

– Счастливое воссоединение семейства, – ответил Соловей, пряча Лонгир в карман. – Я разбойник, но не убийца.

– Ты не оставил нам выбора, Соловей, – тихо проговорила Ольга, пока князь снимал своё кольцо. – Когда-нибудь и ты окажешься на нашем месте. Подумай об этом.

– Я много раз бывал на вашем месте, княгиня. И каждый раз делал правильный выбор – потому до сих пор и жив. Сойка! – Соловей повернулся к Сойке и махнул рукой.

Девица с короткими рыжими, крашенными хной волосами, весело кивнула и перерубила канат. Ольга закричала от ужаса. Соловей по-дирижёрски взмахнул рукой, и хрустальная сфера испарилась, не долетев до воды. Как были, связанные втроём, дети оказались на палубе. Соловей ещё раз картинно взмахнул рукой, и верёвки распались так же, как шар.

Ольга бросилась к детям. Она обнимала их всех сразу и каждого в отдельности, целовала, гладила, шептала утешения. Соловей насмешливо улыбался. Князь, не спуская глаз с Соловья, словно невзначай, дотронулся до кинжала. Соловей, присвистнув, взмахнул в третий раз и поймал свободной рукой вылетевший из ножен кинжал.

– Нехорошо, князь, – укоризненно покачал он головой, отдавая кинжал Сойке. – Могли ведь устроить совершенно ненужную свалку. При том, что детей я вернул.

– Тебе нельзя доверять, – с трудом сдерживаясь ответил князь.

– Разумеется, – кивнул Соловей. – Как и вам.

Он взмахнул дирижёрским жестом в очередной раз, и руки князя с княгиней накрепко скрутили за спиной сыромятные ремни.

– Повеселились – и будет, – Соловей подошёл к Ольге, взглянул в глаза. – Пора возвращаться.

* * *

Спустив на лодки своих людей и велев захватить порт, сам Соловей вместе с Сойкой, Костей и княжеским семейством переправился в город на захваченном «Кречете».

Соловей не собирался поднимать тревогу раньше времени и будить спящий город. Пираты захватывали порт в тишине, и ко дворцу со своими пленниками Соловей поднимался, старясь не привлекать внимания. Главные двери были заперты, но на приказ князя их тут же открыли, и дворец оказался в руках Соловья.

Он лично препроводил княжеское семейство в верхние комнаты. Любезно поинтересовавшись у Ольги, где их оставить, он провёл пленников в княжескую спальню, совмещённую со старой детской, и только тут наконец снял с них ремни излюбленным театральным взмахом.

– Отдыхайте! – воскликнул Соловей. – Утро уже скоро, но поспать ещё можно. Всё равно вам делать больше нечего.

– Ты же обещал отпустить нас, – Ольга сверлила его взглядом, потирая запястья.

– Нет-нет-нет, птичка, извини, – Соловей возмущенно помахал пальцем перед лицом княгини. – Я обещал отпустить детей, не вас. О вас уговора не было.

Сойка стояла в дверном проёме, прислонившись к косяку и весело наблюдая за происходящим. Её всё это явно забавляло. Яна уткнулась отцу в бок, обхватив его руками и зарывшись лицом в плащ. Олег угрюмо уставился в пол, Костя бегал глазами с одного на другого.

– Тогда отпусти детей, – попросила Ольга. Она надеялась, она правда надеялась, что Соловей послушает. Ведь оставалось же в нём ещё что-то человеческое?!

– Куда? Куда мне их отпустить?

– К Марье. Отправь их в Волхов, не оставляй тут со своими разбойниками.

– Мам, не надо, – пробормотал Олег.

– Олег, не лезь! – Ольга резко взмахнула рукой, то ли останавливая сына, то ли защищая его от Соловья.

Соловей одобрительно хмыкнул.

– Ну что ты, в самом деле? – пожал он плечами. – Ну как я их отпущу?! Чем мне от Марьи тогда прикрываться?

– Ты берёшь нас в заложники? – глухо спросила Ольга, хватаясь за грудь.

– Ну что ты?! – Соловей осклабился. – Конечно же, не вас. Вы не препятствие для Марьи, если она захочет уничтожить меня. Даже целым городом пожертвует, без проблем. А вот ради любимых племянников… Чего только не сделает женщина, которая сама не может…

Ольга с ненавистью толкнула Соловья в грудь обеими руками. Тот явно ожидал чего-то подобного и, пошатнувшись, выбросил руку вбок, удерживая ринувшуюся на княгиню с ножом Сойку.

– Всё-всё-всё в порядке! Угомонитесь, девочки! Не надо так нервничать, – Соловей коротко хохотнул, пихнул яростно сверкающую глазами Сойку к двери и повернулся сам. – Я, в общем, пойду. Не смею более вас…

– Соловей! – негромко окликнул его князь.

– Чего? – обернулся тот.

Князь мягко отстранил Яну. Девочка тут же уткнулась матери в грудь. Ольга поцеловала её в волосы и обняла.

– У нас ещё один сын есть, – князь подошёл к Соловью. – Можешь привести его сюда?

Соловей озадаченно почесал затылок.

– Тэк-с… чё-то я затупил… – он растерянно оглядел детей. – Меньшой же у вас… А это тогда кто? – Соловей ткнул пальцем в Костика, уставившись на него с явным интересом.

В комнате повисла неловкая пауза.

– Это Костя Лыков, племянник Коломны, – ответил князь после секундного замешательства. – Гостит тут, у ребят.

– Племянник? – недоверчиво прищурился Соловей, продолжая осматривать его. – Первый раз слышу. Про Ксюшку знаю, помню. А ты чьих будешь, парень?

Костя растерянно открыл рот, не зная ещё, что скажет, но княгиня опередила его.

– Сашки Лыкова, младшего зятя, забыл, что ли? – с весьма убедительным раздражением ответила она. – Когда ты последний раз был в Волхове?! Оставь в покое ребёнка, и так уже запугал его. Верни нам младшего, вели принести поесть и скройся уже.

– Что она себе позволяет, дорогой?! – вспыхнула Сойка, опять вынимая нож. – Может, подрезать ей язычок?

– Угомонись, – пробормотал Соловей, думая о чём-то своём. – Ладно, – кивнул он. – Сейчас доставлю вам меньшого. Только обещайте вести себя прилично и не причинять мне хлопот.

Он посмотрел строго на Ольгу. Она помедлила и обречённо кивнула.

* * *

Игорька принесли через несколько минут. Малыш заснул, не дождавшись возвращения родителей, и Соловей благоразумно не стал его будить.

Ребёнка уложили в кровати в старой детской, которую раньше занимали маленькие Олег с Яной. По просьбе княгини Соловей наколдовал в детской ещё три кровати, великодушно снабдив одну из них пологом, и Яна, измученная ночными событиями, скоро уснула, свернувшись под одеялом калачиком. Ольга поцеловала дочь, задёрнула полог и шёпотом велела мальчишкам тоже ложиться спать.

Они стояли у окна и что-то рассматривали под замком в тусклом рассвете. Олег потерянно кивнул, Костя обернулся, прошептав в ответ «сейчас ляжем», и Ольга не стала настаивать. У неё даже не хватало духу как следует отругать мальчишек. Настолько убито и виновато они выглядели, что никаких лишних слов было не нужно.

Ольга вышла в спальню, тихонько прикрыв дверь детской. Князь стоял у окна, скрестив руки, и тоже, как и мальчишки, что-то рассматривал внизу. Ольга неслышно подошла к нему сзади, обняла, прижавшись щекой к плечу, выглянула вместе с ним в окно.

Окна спальни и детской выходили на правую часть лагуны, и с высоты было хорошо видно в разгорающемся утреннем свете, как пираты высаживаются на борт купеческих судов, вытаскивают из трюмов товары, бочки, мешки, лари, сундуки. Кое-где прямо на палубе выбивали пробки из бочек, разливали по стаканам вино. Тут же вскрывали сундуки, проверяя содержимое, распихивали по карманам и кошелькам что поценнее, остальное отправляли на берег или выбрасывали прямо за борт.

Кое-кто из купцов, кто ночевал не в городе, а на корабле, бросались от одного разбойника к другому, просили, умоляли. Их пинали, отпихивали, били по лицу. Особо надоедливых сбрасывали за борт. Кто-то из пиратов уже волочил найденную где-то девицу, срывая с неё платье, кто-то палил из аркебуз, подбрасывая в воздух пустые бутылки и пугая просыпающийся город.

Ольга отвернулась, взглянула на лицо мужа. Он смотрел остановившимся взглядом, сжав на груди руки и сцепив зубы. Она заметила, как вздулись на шее вены и пульсировала на виске жилка – таким его ей ещё не приходилось видеть.

Она отошла, испугавшись, что сейчас он сорвётся – и сорвётся на ней. В иных условиях она была бы не против, она бы вытерпела и поняла. Но сейчас в соседней комнате за полуоткрытой дверью спали дети, и устраивать скандал было нельзя. Нельзя этого делать при детях. Тем более при Соловье, который немедленно всё узнает.

Ольга стянула плащ, устало опустилась на кровать, с трудом сдержавшись, чтобы не заплакать. Она смотрела на тонкие пальцы, непривычно голые и беззащитные без Лонгира, и впервые, с тех пор как надела золотое кольцо с синим камнем, чувствовала пугающее бессилие и беспомощность.

То же самое, наверное, почувствовал брат, когда они сняли с него кольцо. Вот уж не думала она, что когда-нибудь придётся пережить то, что они сделали с Кощеем.

– Что же нам теперь делать? – потерянно пробормотала она, подняв голову на мужа.

Он пожал плечами, не поворачиваясь.

– Думаешь, Марья уже знает?

Князь опять промолчал, неопределённо дёрнув плечом.

– Поговори со мной, Гвидо, – звенящим голосом попросила она. – Скажи что-нибудь.

Он повернулся, всё так же скрестив руки, посмотрел на жену. В глазах у неё стояли слезы.

– Да, я ошиблась! – признала Ольга. – Ты был прав – кому-то надо было остаться во дворце. Прости. Но что нам теперь делать?

– Нам, – князь сделал упор на этом слове, – нам делать нечего, Ольга. У нас нет вариантов. Нам остаётся только ждать.

– Чего?!

– Помощи. Скоро вернётся Финист, дойдут вести до Марьи. Они должны справиться с Соловьём. Раз мы не смогли.

* * *

Костя понимал, что они виноваты, но не понимал, почему ему не страшно.

Всю эту ночь он больше переживал за княжеское семейство, чем за себя самого; он просто не мог представить, что с ним что-то случится. И даже когда он висел с Олегом и Яной в хрустальном шаре над тёмной водой лагуны и Соловей грозил перерубить канат, Костя боролся с желанием крикнуть княгине, чтобы она не слушала его и не поддавалась угрозам. Вряд ли его услышали бы сквозь хрустальную оболочку, да и в присутствии дрожащей, заплаканной, перепуганной Яны кричать подобное было бы неуместно.

Но Соловья он всё равно не боялся и не очень даже понимал, чего так испугались остальные. Конечно, Костя читал о Соловье в книге Бессмертного, знал и кто он, и на что способен. И именно потому, что знал, Костя не верил, что Соловей способен убить их.

Осознание катастрофы пришло к нему позже. Когда по улицам спящего города вели со связанными за спиной руками князя с княгиней, Косте было мучительно стыдно и больно смотреть на это. Но Олегу с Яной, понимал Костя, было ещё тяжелее, и он по-прежнему больше переживал за них, чем за себя.

Когда их запирали в комнаты и приходило понимание, что вот теперь они самые настоящие пленники и неизвестно, когда выйдут и выйдут ли вообще, Костя всё ещё воспринимал происходящее немного отстранённо, словно бы всё это происходило не с ним. И только когда Соловей обратил внимание на него и пришлось на ходу придумывать легенду про какого-то племянника Коломны, вот только тогда Костя испугался.

Он не сразу понял, почему князю с княгиней было так важно скрыть его истинное происхождение. Но, поразмыслив, пришёл к выводу, что они, в сущности, правы. Что он должен был ответить Соловью на его вопрос? Что он пришелец из другого мира, посланный его старым другом Кощеем и застрявший здесь по вине царицы Марьи? Как отреагировал бы Соловей на подобную информацию?

Даже если бы он поверил, как стал бы действовать в данном случае? Он взял княжеское семейство в заложники, как защиту от гнева царицы. Марья могла бы освободить Скальный Грай от пиратов, но не станет рисковать жизнью сестры и племянников – это Соловей правильно рассудил.

Но как бы он стал использовать Костю, узнав, кто он на самом деле? Стал бы добиваться возвращения Бессмертного, используя в качестве шантажа племянников царицы? Слёзы Кости не заставили Марью впустить брата, но сможет ли она устоять перед слезами племянников, тем более перед их кровью? Костя не верил, что Соловей сможет убить детей, но шантажировать этим он вполне способен.

А ведь Соловей может попробовать использовать не только его самого, но и его Книгу. Когда Костя осознал, что может произойти, попади Книга к Соловью и пойми тот её истинное значение, он похолодел. Книга может открыть разбойнику путь к власти над всем Третьим миром, и если он, Костя, станет невольным виновником этого…

Нельзя этого допустить! Костя ломал голову над тем, как вернуть Книгу и где её спрятать; он ругал себя за то, что оставил рюкзак в своей комнате и хвалил, что засунул его под кровать.

Но долго ли он там пролежит, прежде чем его обнаружат? Нужно как можно быстрее попасть в свою комнату и забрать рюкзак. Вот только как это сделать? Соловей опечатал двери и окна заклятием, из комнат не выйти без его воли. И даже если каким-то чудом удастся выбраться отсюда, все коридоры и залы дворца полны пиратов, мимо которых просто так не пройти. Что же делать?

Костя не мог ничего придумать, и всё, что ему оставалось, это стоять у окна и смотреть вместе с Олегом на разорение города. Ему не хотелось смотреть, но из чувства солидарности он оставался с Олегом, который, кажется, заставлял себя глядеть на грабеж и бесчинства, устраиваемые разбойниками. Он тяжело дышал, прижавшись лбом к стеклу и пару раз вытирал глаза рукавом. Костя переводил взгляд с далекого берега на потерянное лицо друга, порывался его как-то отвлечь и наконец не выдержал.

– Слушай, да не переживай ты так, – прошептал он, пихнув Олега в плечо. – Выгоним мы Соловья, рано или поздно. Прошлый раз он тут тоже не задержался, ты сам говорил.

– Прошлый раз он не заходил в лагуну, – севшим от долгого молчания голосом ответил Олег. – Его пушки не доставали до города, и мы были готовы. А сейчас сам видишь что. И всё из-за меня!

– Да ну ладно тебе! – Костя искренне пытался приободрить Олега. – Я вон тоже поперся чёрт знает куда, не сказав родителям, и тоже получилась фигня какая-то.

– Тут другое, – качнул головой Олег. – Из-за тебя вообще никто не пострадал, а из-за меня – целый город. И мама с батей… и вообще… Я князь, я должен думать не только о себе. А из-за меня теперь Соловей будет тут диктовать всем условия.

– Ну не только из-за тебя, – Костя скосил глаза в сторону берега и тут же отвёл взгляд. – Я тоже попёрся с тобой, забыл? И Яна.

– Янька не хотела, – Олег шмыгнул носом, сердито отодрал нитку, вылезшую из рукава. – Это мы её уговорили.

– Да… мы… – Костя осёкся.

– Ты чего? – недоверчиво спросил Олег, перехватив остановившийся взгляд друга.

Костя смотрел на сумку Олега, которая так и висела у него на поясе со вчерашнего вечера, и пытался не заорать от восторга. Он поднял сияющий взгляд, глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

От волнения, учил его тренер по плаванию, от любого волнения, в воде или на земле, в мозгу наступает нехватка кислорода и он принимает неверные решения. Самое главное в таких ситуациях успокоиться и глубоко вдохнуть, постаравшись доставить кислород до мозга.

– Надо как-то исправляться за наш косяк, – всё ещё сдерживаясь и пытаясь казаться спокойным проговорил Костя.

– Надо, – уныло согласился Олег. – А как? Мы тут заперты, колдовать не умеем. Нам уже тут ничего не сделать.

– Так уж вот прям и ничего? – Костя кивнул на сумку Олега. – А вот с этим?

Олег недоумённо посмотрел на сумку, поднял взгляд на Костика.

– Чего – с этим?

Костя запустил руку в сумку и вынул…

– Шапка-невидимка! – воскликнул Олег. Костя тут же зажал ему рот, испуганно оглянувшись на кровати Игоря и Яны – не проснулся ли кто? Кажется, повезло.

– Ну да, – Костя опять повернулся к Олегу. – А ты говорил «ничего». С этим много что можно сделать, если подумать.

Глава 15

Разрыв

В этом году Велизарий затянул с набором. Давно уже было пора открывать курс, Маша вся извелась, а Велизарий упрямо продолжал искать учеников, рассчитывая набрать хотя бы десяток. Пока у него в классе было семь человек, и старик сокрушался, как мало в новом поколении способных талантов.

Последний курс Велизария разъехался ещё несколько недель назад, и в школе оставались только они трое. Был бы полный набор, их давно бы уже попросили освободить комнаты. А так им даже не пришлось просить разрешения задержаться. Кощей и так был на легальном положении, продолжая занятия с Велизарием. Метелица оставалась потому, что оставался Кощей, а Соловей… Соловей без особой причины.

Причина-то у него была, и даже имела имя, и просиживала большей частью в школьной библиотеке, лишь по вечерам милостиво соглашаясь погулять с ним в Поющих Песках или Розовом саду. Каждое утро Соловей клялся Метелице, что это последний раз и завтра он свалит в Ладонику, и на следующий день, после очередного вечера с Машей, всё повторялось сначала.

Метелица грозила, что если он не прекратит, рано или поздно с ним поговорит Кощей, и это будет короткий и очень неприятный для него, Соловья, разговор. Из которого без потерь ему выйти не удастся. Соловей кивал, всё понимал, обещал и… никак не мог остановиться.

Метелица боялась, что Кощей и впрямь скоро вмешается в ситуацию, и не очень понимала, почему тот до сих пор этого не сделал. Его внимание к сестрам, его опека и участие в жизни девочек поражали многих, в том числе и Метелицу. И её удивляло, почему сейчас он так равнодушно смотрит на развитие романа между Соловьём и Машей.

В последние недели Кощей вообще выглядел отстранённым и почти безучастным. После возвращения с Черепахового залива он, как и предупреждал, куда-то пропал на пару дней. Вернувшись, он не сказал ни где был, ни зачем, и это Метелицу даже немного обидело. В конце концов, она привыкла к откровенности, установившейся между ними в последние годы, и эта таинственная молчаливость Кощея выбивала её из колеи.

… Всё открылось неожиданно и почти случайно. Если бы Сирин не осталась работать в школе, напросившись в помощницы к Велизарию, если бы сообразила, что есть письма, которые нельзя открывать самой, если бы не была такой трепливой болтушкой и её подругой, возможно, всё бы пошло иначе. Она могла ничего не узнать, у Велизария оставался бы шанс закрыть дело по-тихому, хотя бы тут, в Халдоне, и…

Ничего не могло пойти иначе! Много позднее, когда Метелица смогла думать о случившемся без сразу подкатывающих к глазам слёз, она честно и горько признавала, что ничего нельзя было ни скрыть, ни исправить. И не в Сирин тут дело было, и даже не в Велизарии. Всё дело было в самом Кощее.

… В то утро они выбрались с Ольгой в Розовые сады собрать букеты камелий, пока их не побило окончательно ночными заморозками. Осень ощущалась уже и на юге; дни становились короче и свежее, ночами бездонное звёздное небо дышало северным холодом. В садах заканчивали собирать урожай. Фрукты на местных рынках шли почти даром, дабы побыстрее сбыть.

Ольга весело щебетала, рассказывая, как вчера каталась с Соловьём на караковом жеребце, а потом покупали на рынке арбуз, но Соловей не дал попробовать его на месте, а велел отнести домой и поделиться с Кощеем и Машей. И арбуз оказался таким сочным-пресочным, что…

И в этот момент Метелица заметила Сирин и уже не слышала, что говорит ей Ольга. Сирин бежала с испуганными глазами, бежала прямо к ней, и Метелица сразу поняла, что ничего хорошего она сейчас не узнает.

– Что? – спросила она.

Сирин выразительно посмотрела на Ольгу.

– Оля, мы тут поговорим немного, хорошо, – попросила Метелица.

Она взяла Сирин под руку, свернула в боковую аллею, обсаженную розовыми кустами.

– Ну? – с некоторым раздражением спросила она, внутренне собираясь с духом.

– Знаешь, где был Троекуров? – зашептала Сирин, нервно оглядываясь по сторонам. – Куда он пропадал после вашего летнего отдыха?

– Ну? – у Метелицы все сжалось внутри. Неужели у Кощея ещё кто-то есть? Неужели это ей сейчас Сирин расскажет?

Всё оказалось проще и страшнее. То, что рассказала Сирин, не укладывалось в голове. И не то, что она не поверила; напротив, поверила как-то вдруг и сразу. Просто не могла осознать.

Она не стала ни возмущаться, ни отрицать, ни спрашивать и переспрашивать. Наврать такое Сирин бы не смогла, а Кощей… Кощей… Ну да. Да. Кощей мог это сделать, думала Метелица, с остановившимися глазами возвращаясь в город и не замечая ни встревоженных взглядов Сирин, ни настойчивых расспросов Ольги, дергавшей её за руку.

Метелица не заметила, как они дошли до школы, не заметила, как Сирин увела куда-то Ольгу. Она пришла в себя лишь в саду, осознав, что сидит на скамеечке в белой ротонде под пальмовыми листьями, где так часто они любили уединяться с Кощеем. Любили… У неё что-то надломилось и она наконец заплакала, уронив голову в ладони.

Кто-то коснулся её плеча. Метелица вскинула голову, подняла заплаканное лицо. Кощей смотрел на неё с болью, какую она видела у него только в первые дни после похорон родителей и Василисы, когда он вот так же смотрел на маленьких сестёр.

Она не отшатнулась, не вскочила, не стала кричать. У неё всё смёрзлось и онемело, и спросила она его механически, чтобы хоть как-то начать разговор.

– Это правда?

Кощей устало опустился напротив неё.

– Я не хотел, чтобы ты знала.

– Почему?

– Вот поэтому.

Метелица снова заплакала. Что тут можно ещё сказать?! О чем говорить?!

132 человека. Сто тридцать два человека погибло в сожженной Кощеем родной деревне после расправы с Ядвигой! Вот куда отправлялся он после их летнего отдыха, вот о чём думал в те счастливые беззаботные дни, целуя и засыпая рядом с ней по ночам. Метелица чувствовала себя так, словно была причастна к этому преступлению.

– Зачем, Кощей? – спросила она, размазывая слёзы по щекам. – Зачем? Неужели нельзя было обойтись без этого?!

– Я пытался, Метелица! – он говорил тихо и устало, не пытаясь ни доказать, ни убедить, а просто и честно объясняя. – Я пытался забыть все эти годы. И не смог. Каждый раз, как я смотрю на Машу, я вижу, как она плачет в тот первый день… Я помню, как сидел с Ольгой по ночам… менял пеленки… кормил… купал… Я не могу забыть этого, Метелица, понимаешь?

– И что? Теперь тебе легче?

У неё разрывалось сердце от горя и жалости. От жалости к убитым Кощеем, от жалости к Кощею, от жалости к самой себе. Она плакала по погибшим, по Кощею, по самой себе, по разрушенному, несбывшемуся счастью.

– Нет, – печально ответил он. – Не легче. Но теперь я хотя бы не думаю об этих убийцах.

– Убийцах? Убийцах?! Кощей, ты же сжег и детей с младенцами!

Он прикрыл на секунду глаза.

– Знаешь, Метелица, – он взглянул на неё обрезанным, обречённым взглядом. – Я сейчас скажу то, что добьет меня в твоих глазах окончательно. Но я всё-таки это скажу. Плохо быть сиротой. Не вырастают из сирот счастливые люди. Эти дети… Лучше им умереть сейчас, чем потом мучиться всю жизнь. Страдать, причинять страдания, жаждать мести, идти на преступления…

– Ты серьёзно? – Метелица не верила, не могла поверить. Она ждала, что он станет оправдываться, скажет, что жалеет, что не хотел, но это… – Ты серьёзно в это веришь?!

– Посмотри хоть на меня, – дёрнул плечом Кощей. – Стал бы я таким, если б родители ещё были живы? Как по-твоему? Если бы твоих родителей убили и убийцы ушли бы безнаказанными, что бы ты сделала, Метелица?

– Я бы оплакивала их. Я бы требовала правосудия. Но я не смогла бы убить сама. Не смогла бы, Кощей! Это неправильно, так нельзя! – выкрикнула Метелица.

– Что ж, значит ты лучше меня, – криво улыбнулся он. – И тебе, по счастью, не довелось пережить того же, что мне.

– Я переживала это вместе с тобой! – Метелица вскочила. Как же он не понимает, как не может понять самого главного?! – Я переживала так же, как ты, мне так же было больно и за тебя, и за девочек. Почему ты не поговорил со мной? Почему не сказал? Я помогла бы тебе, мы бы справились с этим!

– Да, – пробормотал Кощей. – Да, наверное. Но чего уж теперь гадать…

Он поставил локти на стол, уронил голову в ладони.

– Твой Лонгир… – Метелица потрясённо заметила, что перстня на пальце Кощея нет.

Он поднял голову, посмотрел на руки, усмехнулся печально.

– Да! – он повернул ладонь тыльной стороной к Метелице. – Я больше не колдун. Велизарий забрал Лонгир. Так что, – он тоже встал, – я уже поплатился за то, что сделал.

Да, поняла Метелица, он поплатился. И это только начало. Его лишили Лонгира, он не сможет больше колдовать. Ему придётся забыть про Малахит, он больше не кандидат в Хранители и никогда им не станет. Наверняка ещё будет разбирательство и суд, наверняка его приговорят к… К чему-то его точно приговорят. От него отвернутся все, и отец… Отец никогда не позволит ей остаться с ним… с таким… даже если бы она и хотела…

– Останься! – попросил он. – Пожалуйста, останься! Не уходи сейчас.

Она ничего не сказала. Она смотрела на дорогое лицо, на котором остались, кажется, одни только отчаянные глаза, и слезы катились у неё по щекам.