Текст книги "Ошибка сказочника"

Костя опять улыбнулся чему-то своему. Юлия удивлённо смотрела на сына, пока резко затормозивший впереди мусоровоз не заставил её выкрутить руль вправо, перебрать пару эпитетов и перевести дыхание. Костя, когда она снова повернулась к нему, кажется, даже не заметил этого. Он спокойно сидел, крутил смартфон и улыбался в лобовое стекло.

Мальчишка думал о чём-то своём. и Юлию кольнула смутная досада. Почему до её сына смог достучаться совершенно посторонний, пусть и профессионально подготовленный человек, а не она сама и вообще никто из близких. Что они делали не так?!

Глава 3

След из прошлого

Маргарита сняла наушники и растерянно посмотрела на Никиту. Тот продолжал напряжённо слушать, конспектируя в блокноте.

– Ну и как это всё понимать, мать вашу?! – изрекла она, поднимаясь со стула и со стоном потягиваясь. Никита прижал палец к губам, но Маргариту это не остановило. – Что это было вообще? Сеанс лапшеразвешивания с очковтирательством? Сказки какие-то, долбанутые, Колумб с Гагариным. Это такой у Бессмертного метод прогрессивный, или его надо лечить заместо Костика?

Никита снял наушники, аккуратно положил на стол, посмотрел на раздражённую Маргариту, продолжающую загибать руками к спине затекшие ноги.

– Не знаю, что там надо Бессмертному или Костику, а вот нам надо к Шмидту, – спокойно сказал он.

– Чего? – сразу оживилась Маргарита. – Зачем?

– Вы, Маргарита Николаевна, как всегда, поспешили, не дослушали конец. А там-то самое главное и есть, – Никита отмотал запись, включил звук. Маргарита жадно наклонилась к ноутбуку.

«Кира, будь добра, не записывай новых», – раздался в динамике голос Бессмертного.

«А что случилось, Алексей Иванович? Что мне им говорить?» – секретарша была явно удивлена.

«Скажи, что я через неделю еду в отпуск. На месяц».

«А как же…».

«Текущих мы доведем. И этого мальчика тоже. За неделю справимся».

Никита остановил запись, посмотрел на Маргариту.

– Ну?!

– Что – ну? – она недоумённо посмотрела в ответ.

– Баранки гну! Марго, просыпайся наконец! Это то, чего просил Шмидт – какое-то движение Бессмертного, какое-то событие. Ну вот – Бессмертный собирается ехать из города.

– Да… да, пожалуй, – Маргарита растерянно заморгала. – Ну так едем, чего ждём?

– Не стать тебе опером, Марго, – наставительно произнёс Никита, открывая почту. – Тем более следователем. У тебя конечности всегда опережают мозги. Запись мы эту можем Шмидту отослать. А вот если явимся к нему не завершив слежку, получим втык и звездюлей. Хотя можешь остаться здесь, а я съезжу к Шмидту, – Никита насмешливо уставился на Маргариту занеся палец над Enter.

– Вообще-то, съездить могу и я, – сварливо ответила Маргарита.

– Ага! – Никита отправил файл. – Без меня ты бы вообще всё просмотрела. Так что с тебя штраф – дуй за обедом.

– Никит! – протестующе воскликнула Маргарита.

– Хочешь ещё в наушниках посидеть?

– Ладно, ладно, иду. Тоже мне, блин, начальник выискался, – бормотала Маргарита, завязывая шнурки на кроссовках и нарочито громко хлопая входной дверью.

* * *

К вечеру заметно похолодало. Вернувшись после ужина в одолженный у замначальника кабинет и включив свет, Шмидт почувствовал, как выстудило комнату. Днём было непривычно жарко для октября, кондиционер не работал, и Шмидт открыл окно.

Сейчас с улицы тянуло сыростью, холодом и бензином. Шмидт закрыл окно, поставил сумку, вынул планшет и сел за стол, осторожно отодвинув стопку бумаг и файлов замначальника. Надо будет попросить его подыскать какой-нибудь угол. Неудобно постоянно выгонять человека из его кабинета, хоть тот только и делает вид, что работает.

Шмидт с самого начала приготовился к долгой и кропотливой работе; он знал, что с Бессмертным иначе никак. Надо было сразу выделить себе кабинет, как и предлагал Горский, но Шмидт не хотел привлекать внимание.

Слишком поздно он сообразил, что внимание всё равно привлёк и почву для слухов дал самую обильную. Городишко был маленький, и приезд московского генерала и его негласная работа над чем-то секретным так или иначе взбудоражили и переполошили всю городскую верхушку. Шмидт понадеялся, что они примут его на свой счет и об истинных намерениях не догадаются и встревать не будут.

Догадаться было бы сложно, если точно не знать, зачем он приехал. Даже непосредственным исполнителям, молодым стажерам из местных, которых Шмидт одолжил у Горского, он дал лишь самое необходимое и велел отчитываться непосредственно перед ним. Ребята очень старались выслужиться, явно надеясь, что генерал их заметит и заберёт в Москву. И сегодня, кажется, их старания дали первые плоды.

Шмидт открыл присланный файл, надел наушники. Перемотал на конец, прослушал диалог ещё раз. Да, Бессмертный собирается уезжать, это факт. Чего-то подобного он и ждал, не думал только, что ребятам повезет так скоро. Вопрос был в том, что теперь делать?

Шмидт снял наушники, зажмурился, крепко протер ладонью блестящую лысину и лицо. Задумался, уставившись в дверь. Много лет он задавал себе этот вопрос, но так и не смог ответить. И сейчас, когда цель опять была близка как никогда, когда надо лишь протянуть руку и взять, он снова не знал, что делать. И стоит ли вообще что-то делать?

«Я слишком увяз в этой теме, – устало думал Шмидт. – Слишком увлекся этой гонкой, мне не хватает свежести и перспективы. Я не могу придумать ничего нового, и если не смогу, он опять уйдёт».

Раздался стук в дверь, и тут же, без разрешения, в проёме показались рыжеватые патлы Кошкиной.

– Леонтий Васильевич, можно?

Шмидт махнул рукой. Стажёры зашли в кабинет, неуверенно покосились на стулья. Шмидт разрешающе кивнул.

Пока Никита с Маргаритой шумно пододвигали стулья и устраивались поближе к столу, Шмидт принимал решение. Когда стажёры затихли и выжидающе уставились на него, он решился.

– Ладно, ребята, – Шмидт хрустнул пальцами. – Видимо, пора посвятить вас в это дело чуть более подробно. То, что вы мне сегодня прислали, это важно. Это вы поняли правильно. Но вряд ли поняли почему. Вы ещё не догадались, зачем мне Бессмертный? Были какие-то версии?

– Ну… – протянула Маргарита, переглянувшись с Никитой, – ну, мы думали сначала, что педофил, раз детьми занимается, но… – она замялась.

– Но вряд ли генерал с Лубянки приедет лично ловить обычного педофила, – закончил за неё Никита.

Шмидт усмехнулся, кивнул, выбирая папку и вбивая пароль.

– Ещё.

– Ну… что ещё? – Маргарита опять переглянулась с Никитой. – Какой-то шпион или криминальный тип, залёгший… в общем, вышедший здесь на покой. Но мы не нашли никаких его связей с криминалом. Ни в прошлом, ни в… – она снова замялась.

– Если честно, мы даже о его прошлом почти ничего не узнали, – признался Никита. – Ну, о том, которое было до Волхова.

– Потому что нет его, этого прошлого, – сказал Шмидт. – По крайней мере, в обычном понимании этого слова.

В повисшей паузе Никита с Маргаритой не сообразили ничего лучшего, как снова переглянуться.

– То есть как? Вы хотите сказать, что речь о краже личности? Он по поддельным документам?

– Если бы всё было так просто! – с нежностью протянул Шмидт. – Стал бы я тогда заниматься этим делом, ребята?! Но, в общем, вы попали настолько, насколько было возможно при вашем уровне знаний.

Шмидт тяжело посмотрел на стажёров.

– Мне не хочется прибегать к дурным штампам, но то, что вы сейчас узнаете, должно остаться в этой комнате. Вы имеете представление о том, кто я такой, и что могу сделать с вами за несанкционированное разглашение.

Стажёры нервно и торопливо закивали.

– Ну ладно. С этим прояснили, идем дальше. – Шмидт вывел на экран планшета три снимка. – Во времена, когда вас ещё и в проекте не было, легла мне на стол одна любопытная папочка. А в ней три фотографии – вот эта, вот эта и вот эта.

Шмидт развернул планшет. Никита с Маргаритой склонились над экраном, почти касаясь головами, рассматривая три фотографии Бессмертного. Одна была идентична той, что они получили шестнадцать дней назад, когда их вызвали в кабинет Горского, представили Шмидту, а он протянул им фото и велел установить слежку за человеком на снимке.

Постукивая пальцем по фотографиям, Шмидт комментировал каждую из них.

– Ессентуки, 1937 год, Павлов Сергей Валентинович. Москва, 1955 год, Рейнер Андрей Константинович. Горький, 1980 год, Коновалов Василий Васильевич. Разные люди. Разные города. Разные биографии. Одно лицо.

В комнате повисла тишина. Стажёры переглянулись и снова уставились в экран.

– Это официальные фотографии на официальные документы, как видите. Но есть и другие. Неофициальные. Случайные, – не разворачивая планшет, Шмидт стал листать экран. На старых монохромных снимках мелькало в одиночку, в группе или в толпе лицо Бессмертного. – Ялта, 61-й год. Москва, 53-й год. Кёнигсберг, 45-й год. Смоленск, 40-й год. Киев, 33-й год. Ленинград, 27-й год. А вот самая старая, какую мне удалось найти – Петроград, 17-й год, июль. Вот тут, за спиной у Троцкого – видите? Слева, в самом углу. – Шмидт увеличил снимок. – Это не член ВКП(б) – совершенно точно. Но кто тогда? И что здесь делает?

Стажёры переглянулись. У них в глазах читался один вопрос – кто из нас сошёл с ума?! Оба они свихнуться не могли, генерал спецслужб на психа тоже не тянул. Тогда что происходит?

Никита нерешительно пролистал планшет, вернувшись к снимку 45-го года. Он бывал в Калининграде, знал немного историю края и сразу узнал развалины старой крепости Кёнигсберга, на фоне которой фотографировались работники какой-то санчасти. Четыре молоденьких санитарки в белых халатах, водитель фургона и два доктора средних лет смотрели на него с фотографии. Одним из докторов был Бессмертный! Или нет?

– Соколовский! – кивнул Шмидт на фотографию. – В апреле сорок пятого, согласно полковой санитарной ведомости 11-ой гвардейской армии это был Соколовский Яков Вениаминович.

Он появился в полку из ниоткуда в октябре 43-го и исчез в никуда в октябре 45-го. Его коллеги и сослуживцы, которых я успел разыскать, ничего про него не слышали ни до, ни после. Да и про те два года мало что могли рассказать. Человек был необщительный, людей сторонился. Но вот работу свою, говорили, работу знал превосходно. Лучше хирурга они не встречали.

– Одному парню, которому уже собирались отрезать разбитую миной ногу, он эту ногу собрал и сшил, считай, что на коленке. Вот эта вот медсестра, – Шмидт ткнул пальцем в крайнюю слева темненькую худенькую девушку, – Соня Рудинштейн, вышла потом за того парня замуж. Когда я их нашёл, оба ещё были живы. Оба вспоминали Соколовского как благодетеля.

– Леонтий Васильевич, – в голосе Маргариты слышались нотки отчаяния, – скажите прямо – это один и тот же человек?!

– Девочка! – Шмидт смотрел на неё почти что с нежностью. – Неужели ты думаешь, что я не проверил все очевидные вещи?! Я загружал эти снимки во все программы, которые появлялись. И каждый раз получал на выходе одно и то же. Вот этот вот тип, – Шмидт вывел фото Бессмертного недельной давности, – и вот этот вот, – он вернулся к снимку 1917 года, – один и тот же человек. Учитывая возраст, ему минимум полторы сотни лет. Минимум!

– Почему вы не взяли его раньше? Почему не разъяснили? – Маргарита пыталась вернуться в привычную знакомую колею.

– Потому что не за что его было брать – это раз. Каждый раз, когда этот тип появлялся в поле зрения, вёл он на удивление законопослушный образ жизни. Даже дорогу ни разу не перешел на красный свет…

– А бумаги?! – перебила Маргарита Шмидта, не сдержавшись. – Он же должен быть в системе, Леонтий Васильевич! Все его документы, свидетельства о рождении, аттестаты, паспорта. Он же не мог сто лет таскать одни и те же, он же должен был где-то их получать.

– Он и получал. Каждый раз в новом отделении. Не знаю как, но каждый раз ему выдавали абсолютно чистые, легальные бумаги. Включая последний паспорт, выданный на имя Бессмертного Алексея Ивановича 1975 года рождения УВД Пушкинского района города Ленинграда. Основание – утеря прежнего.

– Потрясти их, Леонтий Васильевич! – воскликнула Маргарита. – Наверняка же умздили их – вот и состав!

– Наверняка, – кивнул Шмидт. – Но трясти их нельзя, дело может пойти по инстанциям.

– И что? – недоумевающе нахмурилась Маргарита.

– А то, что пока я сам не понял, с кем имею дело и что это за уникум, совершенно не хотелось бы выводить его на свет божий и тащить по инстанциям. Это во-первых. А во-вторых, я ведь пробовал уже. Пару раз я к нему подбирался вот на столько, – Шмидт показал крохотную щель большим и указательным пальцем. – И он исчезал!

– То есть, как исчезал? – не понял Никита.

– А вот так. Был – и нету! Он берёт билет на поезд. Сходит на какой-нибудь уездной станции – и всё. И пропадает на пять-шесть-семь лет. Потом всплывает в каком-то городе на другом конце страны – с новыми документами, новой биографией, новыми родственниками и друзьями, готовыми поручиться за каждое его слово. Если сейчас мы допустим хотя бы малейшую оплошность, он снова исчезнет. И кто знает, где и когда объявится в следующий раз.

– Мы?! – Маргарита почувствовала радостное возбуждение. – Леонтий Васильевич, вы хотите его брать здесь, у нас?

– Да, ребята, – кивнул Шмидт. – Времени у меня осталось мало, через год-другой попрут на пенсию. И пора уже разобраться с этим типом. Сдаётся мне, в этом вашем Волхове он застрял неспроста. Никогда он ещё не жил так долго на одном месте. По крайней мере, за известный мне период.

Глава 4

Дом на окраине города

Раньше на этом месте стоял старый деревенский дом-пятистенок с крашеными резными наличниками по окнам и затейливой узорной резьбой на коньке. Дом стоял на отшибе, на старой Ладожской дороге, примыкая к лесу, и, хоть и был приписан к городу и числился по улице, но до ближайшего соседнего дома от него было не меньше километра.

Чей это был дом и кто его хозяин, точно уже никто не знал. Редкие старожилы поговаривали, что дом этот поставил какой-то солдат, вернувшийся с войны. Кажется, из Восточной Пруссии, а может и нет. Точно, что был не местный – это повторяли все, кто хоть что-то помнил. Смоленскую его деревню немцы разорили дотла, и возвращаться туда солдат не захотел.

С солдатом была баба на сносях – это тоже кое-кто помнил. То ли немка, то ли полька. А, может, и латышка? А, может, и латышка, соглашались собеседники. Говорила по-русски плохо, звали Мартой. Да, кажется, Мартой.

Солдат устроился шоферить на хлебобулочный комбинат, баба его пошла в фельдшеры. Нормально вроде жили, но недолго. Солдат скоро помер – то ли инфаркт, то ли инсульт – удар, одним словом. Баба его поревела-поревела, да и переехала куда-то с маленькой дочкой. Куда – никто не знал. Но дом не продали. Хорошие можно было деньги взять за почти новый дом, но не продали. И не навещали.

Так и стоял этот дом, пустой и одинокий, выцветая от ветра и дождя, скрываясь в разраставшихся зарослях вишни, терновника и облепихи. Мальчишки с окраины облюбовали дом для своих затей, периодически устраивая в нём штаб полка. Родители не обращали внимания, пока один из ребятишек не провалился и не утонул в прогнившем и заросшем колодце. После этого всем «бойцам» надавали по шее и строго-настрого запретили подходить к заброшенному дому. Ещё какой-то местный пьяница, облюбовавший было дом для ночевок, провалился в этот же колодец и болтался в нём, распухая, четыре дня, пока не нашли. Дом окончательно обрел дурную славу, и местные стали предпочитать обходить его стороной.

Но вот одиннадцать лет назад жарким июльским утром по сонным разморённым улицам Волхова промчался серебристый кабриолет. За рулём сидел молодой парень с гладко зачёсанными назад волосами и белоснежными голливудскими зубами. Парень въехал в Волхов со стороны Питера, промчался через весь город, выехал на Старую Ладожскую дорогу и затормозил у того заброшенного солдатского дома.

Бабы, шедшие в ближайшую рощу резать веники, рассказывали, что молодой столичный хлыщ в светлых летних брюках был не один. Словно бы с ним был Бессмертный (тогда-то ещё не знали, кто это; говорили: «какой-то мужик»); будто бы они постояли около дома, осмотрелись; будто бы парень что-то доказывал, а мужик просто смотрел и кивал.

Потом, никого не спросясь, приезжие прошли, точнее продрались сквозь заросли лопухов и крапивы, к дому, обошли его по стенке и скрылись за огородом, причём молодой изрядно ругался, поминутно отдирая репьи от своих белых штанов. Бабы было крикнули им про колодец, чтоб не пропали, как прочие, но приезжие уже скрылись из виду, а бежать за ними бабы поостереглись.

В этот же день серебристый кабриолет видели у здания администрации, а его молодого водителя с папкой каких-то бумаг – в кабинете мэра. Через неделю к солдатскому дому подъехали бульдозеры с экскаваторами, снесли обветшалый покосившийся пятистенок, расчистили участок, и бригада строителей принялась за работу.

К концу осени на месте старого солдатского дома стоял новенький небольшой особняк, обнесенный невысокой кирпичной оградой с заасфальтированным подъездом и засеянным на английский манер газоном. Заросший огород переделали в небольшой парк, колодец вычистили и отреставрировали, а заднюю часть усадьбы, которая смыкалась с лесом, протянули подальше, захватив оградой мощный пятисотлетний дуб. Дуб этот помнил ещё времена Ивана Грозного, и пара местных активистов недовольно ворчала, что вот, мол, столичный миллионер коррумпировал власть и прихватил себе заповедные земли.

Ни лес, впрочем, не был заповедным, ни Алексей Иванович, поселившийся в новеньком особняке, не казался миллионером. Жизнь он вёл скромную, тихую, уединённую. Открыв частную практику и приобретя некоторую известность, познакомился с отцами города, чьи жёны и дочери полюбили водить своих проблемных детишек к безотказному терапевту.

Знакомства свои он старался не афишировать и не использовать. Иногда принимал приглашения в гости какого-нибудь начальника или директора, пару раз бывал на приемах в мэрии, но за исключением этого в общественной жизни не участвовал, а в политической тем более. Мало-помалу все в городе привыкли, что у них есть высококлассный психотерапевт, которому не страшно доверить любого, самого проблемного ребёнка.

Этим всё и ограничивалось. О прошлой и личной жизни Алексея Ивановича никто ничего не знал, а повода посудачить и посплетничать он не давал. В гости к себе он особо никого не приглашал, и из женского пола, за исключением приходящих служанок, у него замечен не был никто. Некоторые это находили странным, но, в общем, не лезли. Живёт себе человек в одиночку, никому не мешает, ну и славно. Всех всё устраивало, пока не появился Шмидт.

* * *

Бессмертный подъехал к воротам, щелкнул пультом, подождал пока раздвинутся створки. Мягко шурша колёсами по гравию, заехал во двор, погасил фары. Взял портфель с переднего сиденья, розу и вышел из машины.

В матовых стеклах по бокам входной двери зажегся свет. Лиза, как обычно, встречает. Никак не может избавиться от привычки за кем-нибудь присматривать. В детстве присматривала за младшими братьями, потом за Костиком, теперь вот за ним.

Бессмертный прошёл по дорожке, поднялся на невысокое крыльцо, зашел в открытую дверь. Лиза придерживала дверь за ручку. Быстро закрыв её за Бессмертным, она взяла у него портфель и цветок, но не ушла тотчас же, как всегда, менять цветы, а задержалась, поставив портфель и неуверенно вертя в руках розу.

Бессмертный переобулся в домашние ботинки, снял пиджак, повернулся к Лизе. Она смотрела на него вопрошающе.

– Всё с ним в порядке, Лиза! – усмехнулся Бессмертный. – Скучает по тебе, это видно. Но мы же с тобой договаривались. Ты знала, что так и будет. И знаешь, что так надо.

– А может, не надо? – Лиза задала свой коронный вопрос в сотый или двухсотый раз. Бессмертный развернулся и двинулся по коридору, Лиза засеменила за ним. – Алексей Иванович, ну правда ведь! Он хороший мальчишка, зачем мы так с ним?

– Мы это уже обсуждали, Лиза. – Бессмертный зашел в кабинет, подошёл к столику с графинами, плеснул в бокал виски. – Не один раз.

– Знаю! – Лиза сердито вынула из узкого кувшина на столе вчерашнюю розу, вставила свежую. – Мне всё равно это не нравится.

– Лиза, солнце моё, – Бессмертный говорил без всяких эмоций, спокойно, почти автоматически, распуская галстук, садясь в кресло за стол и делая глоток виски, – сегодня был очень хороший день. Пожалуйста, не порть его мне своим нытьём. Мальчик уже настроен, отыгрывать назад нет никакого резона. Да и попросту опасно.

– А если он не подойдёт? Вы же говорили, что так может быть.

– Говорил. До сегодняшнего дня. Сегодня убедился, что подойдёт.

– Но…

– Лиза! – Бессмертный сделал запрещающий жест ладонью и указал на дверь. Лиза сердито взмахнула розой, резко повернулась и вышла.

Бессмертный сделал ещё глоток, устало потёр лоб. Ох уж эта Лиза! Вечно всех жалеющая, всем сочувствующая и всех любящая Лиза! Вот кто ей этот мальчик? Что он ей?! А всё равно хлопочет и тревожится, как за родного.

Ладно. С Лизой он ещё успеет разобраться, это сейчас вообще не главное. Главное – мальчишка, главное то, что его ждёт. Он проделал большую работу, он учёл и продумал всё. Всё должно получиться… Наверное…

Никто никогда этого раньше не делал. Лиза не зря паникует. Всё может пойти не так, как надо. Всё может вообще никуда не пойти, если он всё-таки ошибся и мальчишка не тот, кто ему нужен.

Да нет, тот. Должен быть тот. Ошибки быть не может. Когда Ракитин нашёл его, он дважды и трижды лично перепроверил. С тех пор как он потерял связь, это была первая надёжная доказанная преемственность. Мальчишка – прямой потомок, здесь не может быть сомнений. Но ведь этого мало. Он ещё сам должен соответствовать.

Бессмертный встал. Столько лет поисков, столько бесплодных попыток, провалов и неудач! И вот, наконец, этот мальчишка! Именно здесь. Именно в этом городе. Когда Ракитин сказал, где нашёл ребенка, Бессмертный ощутил уже давно забытый холодок под ложечкой. Это или невероятная удача, или судьба возвращает ему долги.

В судьбу Бессмертный не верил. Но и простая удача казалась ему слишком странным совпадением. Какая-то закономерность в этом должна быть, пусть даже и не предусмотренная, но очевидная. Он подошёл к книжному стеллажу, вынул трёхтомник Проппа, провёл ладонью по стене, открывшейся в проёме. В стене открылось углубление. Бессмертный просунул руку, достал из ниши в стене ещё одну книгу.

Это была старая книга. Очень старая и очень необычная книга. Специалист предположил бы, что книга издана или написана в XVI веке, но это только на первый взгляд. Приглядевшись повнимательнее, открыв и вчитавшись в книгу, тот же специалист понял бы свою ошибку, и книга стала бы представлять для него намного больший интерес, чем даже первые печатные издания времен Ивана Грозного.

Бессмертный осторожно открыл фолиант, сразу найдя нужное место. Пару минут он что-то читал про себя; потом саркастически хмыкнул, скривив тонкие губы.

– Я обещал, что найду его, старик, – с мрачным удовлетворением протянул Бессмертный, захлопывая книгу и убирая обратно в тайник. – И я нашёл. Хоть ты и не верил.

Глава 5

Книга

– Это что? – Шмидт недоумённо кивнул на фотографию.

– Это Лиза, – Маргарита подвинула планшет пальцем. – Лиза Плотникова, служанка Бессмертного.

– Да, я знаю. Причем тут…

– Нет-нет-нет, вы не поняли, Леонтий Васильевич, – заторопилась Маргарита. – Это та самая Лиза, пропавшая няня Кости Благова. Помните, в записи мамаша упоминала, как мальчик расстроился от пропажи Лизы. А Бессмертный потом обещал её найти. Так вот это она. Никуда она, оказывается, не пропадала, а работает служанкой у Бессмертного.

– Давно?

– Четыре года. Сразу после Благовых поступила к Бессмертному.

Час от часу не легче! Ребята притащили ему снимки Лизы, сделанные сегодня утром, и теперь Шмидт пытался понять, при чём тут ещё и эта служанка? Он ожесточённо потёр лысину, посмотрел на Маргариту, на молчащего до сих пор Никиту.

– И что это нам даёт?

Маргарита простодушно пожала плечами, выжидательно уставившись на Шмидта.

– Я не знаю, что это нам даёт вообще, – негромко начал Никита; Маргарита стремительно повернулась к нему, – но в данном конкретном случае очевидно, что у Бессмертного есть какие-то виды именно на этого, конкретного, мальчика. Зачем-то ему понадобилось убедить и его, и его родителей, что няня пропала. Возможно, чтобы привлечь внимание; возможно, ещё для чего-то. Может, из сегодняшнего разговора и стало бы что-нибудь понятно, но… – Никита замялся, – мы не смогли его записать.

– Почему? – резко вскинулся Шмидт.

– Потому что сегодня Бессмертный провёл сеанс или встречу – не знаю, уж как это назвать – не в офисе. Он сплавил мамашу, а сам повёл мальчика в кафе, угощал мороженым.

– Да ну! – удивлённо хмыкнул Шмидт. – Интересно.

Никита кивнул на планшет. Маргарита торопливо схватила его, нашла файл и протянула Шмидту.

– Саму-то встречу мы записали, но качество так себе, – извиняющимся тоном произнесла она. – Ближе подобраться было нельзя, он бы нас точно засёк. Звука нет вообще. Мы ж не знали, что он выберется из офиса.

Шмидт, напряжённо сощурившись, смотрел, как Бессмертный с Костиком сидят на летней, всё ещё открытой веранде какого-то кафе, о чём-то оживлённо беседуют. Вот им приносят мороженое в вазочках, вот мальчишка вынимает какую-то книгу из рюкзака, отдаёт Бессмертному. Тот небрежно пролистывает, откладывает, что-то говорит. Потом достаёт из портфеля свою книгу, протягивает Костику.

Стоп! Шмидт остановил запись, вернул на несколько секунд назад. Бессмертный сидел боком, портфель стоял рядом, у ноги, и когда он вынимал книгу, лицевая сторона была повернута к улице, с которой снимали Никита с Маргаритой. Идеальный ракурс, лучше не взять.

– Что это за книга? – заинтересованно пробормотал Шмидт. Он увеличил снимок, надел очки, всмотрелся в надпись на обложке. – Что за чертовщина!

Маргарита, вытянув шею, пыталась разглядеть через стол, что так заинтересовало Шмидта.

– Ну-ка, сюда, ребята, – Шмидт махнул рукой, призывая Никиту с Маргаритой подойти поближе. – Вы что-нибудь понимаете в этом?

Стажёры склонились за плечом Шмидта, рассматривая увеличенную надпись на обложке книги, в которую ткнул Шмидт.

– Похож на арабский, – напряжённо прищурившись, произнёс Никита.

– Похож. Но это не арабский, – качнул головой Шмидт.

– Иврит? – наугад предположила Маргарита.

Шмидт опять покачал головой. Он выделил надпись, очистил текст от картинки и загрузил в переводчик. Через пару секунд все трое ошарашенно смотрели на нулевой результат.

– Что за чертовщина! – озадаченно повторил Шмидт. – А ну-ка, попробуем поисковик.

Он загрузил надпись сначала в один поисковик, потом в другой, третий. Раз за разом интернет выкидывал ему горы постороннего мусора, но так толком не указал ни алфавит, ни книгу.

– Нет такой! – констатировал Шмидт. – Интернет не знает ни этого алфавита, ни языка, ни книги. А парнишка, – Шмидт вернулся к записи, снова включил её, – а парнишка, видимо, знает. Он ведь читает её, нет?

Шмидт повернул планшет так, чтобы Никите с Маргаритой было удобнее смотреть. То, что они видели на записи, можно было толковать только одним образом – Костя Благов читал книгу, которую ему дал Бессмертный. Точнее, пролистывал, задерживаясь ненадолго на тех или иных местах.

– Может, эта тарабарщина только на обложке? – предположила Маргарита. – Может, там, внутри, обычный текст?

– Может быть, – пробормотал Шмидт, напряжённо раздумывая. Что-то подсказывало ему, что это было бы слишком просто. В книге явно какая-то загадка. Как и в мальчишке, который зачем-то понадобился Бессмертному.

– Так, ребята, – решил Шмидт. – Придётся вам разузнать об этой книге побольше. Да и о мальчишке тоже. Не хочется мне этого говорить, но… – Шмидт выразительно потряс планшетом, на экране которого мальчишка засовывал книгу Бессмертного себе в портфель.

– Вы чего? – растерялась Маргарита. – Нам что, эту книгу у парнишки cпереть, что ли?

– Достаточно будет, если просто снимете, – терпеливо пояснил Шмидт. – Полистайте книгу, снимите, сколько сможете. Завтра почитаем, посмотрим, что за подарки дарит Бессмертный.

– Взлом с проникновением, – пробормотал Никита. Маргарита была в восторге, который он не разделял. – У парнишки отец не последний человек в городе. Если что, у нас будут проблемы.

– Постарайтесь, чтоб не было, – внушительно произнёс Шмидт, тяжело поднимаясь. – В крайнем случае я вас прикрою. Но постарайтесь не доводить.

* * *

Костя ждал этой встречи все последние дни. Когда Алексей Иванович сказал маме, что никаких особых проблем он не видит, случай простой, и всю работу можно закончить за пару следующих встреч, он уже знал, что это не так. Официально, конечно, мама сводит его ещё два раза и на этом всё. Но неофициально…

Неофициально, Алексей Иванович дал ему номер телефона и разрешил звонить в любое время, если Косте что-то понадобится, что-то захочется узнать, спросить, обсудить. Его учили, конечно, как вести себя с незнакомыми и реагировать на разные их предложения, да он и сам всё прекрасно знал. Алексея Ивановича, однако же, по его твёрдому убеждению, никак нельзя было отнести к подобным подозрительным типам. Он был загадочным, странным, непонятным, но никак не в том смысле, который вкладывали папа с мамой, наставляя его сразу же рассказывать обо всём подозрительном.

Прежде всего, Алексей Иванович ни о чём специально не просил и не настаивал. Он не просил Костика молчать об их разговоре, он не просил его утаивать номер телефона. Костя сам захотел сохранить это в секрете. Ему нравилось иметь при себе, едва ли не впервые, по-настоящему важный и интересный секрет. Который может и не секрет никакой; Алексей Иванович вполне мог сам все рассказать маме.

Но пока мама ни о чём его не спрашивала и, кажется, ничего не знала. Она знала, когда второй приём, видела, что сын явно в лучшем состоянии, чем пару дней назад, и её это вполне устраивало. А Костика устраивало, что мама не лезет пока с расспросами, тем более что он и сам толком не знал, что ей рассказать. Даже если бы и захотел.

Все эти три дня Костя боролся с искушением позвонить Алексею Ивановичу. Останавливало его два соображения. Во-первых, следующая встреча всё равно уже послезавтра… завтра… сегодня… можно же и потерпеть. Слишком уж по-детски будет это выглядеть, если он позвонит, не прождав и трёх дней, а Костя не хотел показаться совсем уж ребенком. А во-вторых, он никак не мог толком придумать, о чём спросить. Казалось, вопросов у него было множество, но когда Костя пытался их сформулировать, один другого ему представлялся глупее и он лишь запутывался ещё больше.