Текст книги "Кай и Герда"

Раздел 10
Герда

Мне сегодня исполнилось 13 лет. Отец купил мне мороженое. Оно едва сладкое и представляет из себя фруктовый лед. Мне хочется чего-нибудь послаще, мучного, но мать не разрешает. Она каждый день проверяет мой вес. Сейчас у нас что-то вроде каникул, но мы готовим программу в отведенные вечерние часы. Сезон начнется через несколько дней. Мы идем с папой по мосту, я не помню, как он называется. здесь очень красиво. На деревьях зреют каштаны, зеленые шарики с колючками катятся по улицам. Мы в старом городе. Высокие шпили на башнях, памятники, часы с фигурками. Живя на окраине в общежитии, мы почти не бываем в центре. Но сегодня у меня праздник. Мы проходим мимо церкви и сворачиваем в узкую улочку. Тут царит прохлада.

– Ты не скажешь маме, если я выпью пива.

– Конечно не скажу. Она ведь не будет тебя взвешивать, значит, тебе можно.

Мы заходим в забегаловку на углу и отец берет пинту лагера.

– Доводилось тебе выпить пива? – спрашивает он меня

– Никогда, – вру я.

Он протягивает мне пустой бокал и наливает немного на дно. Пиво горькое и мне не нравится. Оно мне и раньше не нравилось, и чего взрослые в нем находят хорошего. Папа отламывает мне кусочек обсыпанного крупной солью бублика. Он вкусный и я постепенно съедаю весь. Папа жалеет меня, он знает, что я постоянно чувствую голод. Мы выходим на улицу и слышим странный шум. Грохот все приближается, в нем что-то страшное. Народ разбегается с площади Отец уводит меня дальше от шума и говорит:

– Они все же напали на нас. Это война, сынок, я был на фронте и никогда бы никому не пожелал это пережить. Они нас тогда освободили, а сегодня напали. Я ничего не понимаю, и тут вижу как на улице, где мы стоим появляется танк. Настоящий огромный. Я видел их только в кино. Окна старой улицы распахиваются, в танк сверху летят кирпичи, бутылки, льются помои. Воздух наполнен ругательствами и проклятиями. Танк ничего не боится, страшная машина, раскачиваясь на брусчатке, кивает огромной пушкой и двигается к площади. Его гусеницы подминают урну у магазина детского платья и превращают ее в лист железа. За танком идут солдаты в касках. Я как завороженный стою и смотрю на их автоматы, готовые к бою, мне это точно не снится.

– Идем отсюда, – отец хватает меня за рукав.

Мы сворачиваем в какой-то переулок, шириной в полтора метра.

– Сюда, скорей, здесь мы в безопасности.

Раздаются крики на незнакомом языке и щелканье выстрелов, они эхом отдаются в старых стенах города. Мы уже бежим, сами не знаем куда, дальше от грохота и запаха гари. Мне страшно. Мы с отцом запрыгиваем в уходящий трамвай на ходу. По дороге видим, как кучками собираются люди, на лицах тревога. Магазины закрываются и опускаются жалюзи. В общежитие мама собирает вещи. Радио, которое в нашей комнате все время говорило, теперь молчит. Я кручу ручку, но ничего не слышно.

– Нет радио, нет телевидения, говорит мама, – тебе отец дал чего-нибудь поесть?

Я удивляюсь на этот вопрос и не отвечаю.

– Ну что вы стоите, как статуи? Быстро собираемся. Мы хватаем самое необходимое и запихиваем в наволочки, мешки. Все это завязываем узлами и кидаем в кузов нашего пикапа, очень быстро выясняется, что для нас самих в салоне места не осталось, потому что нас пятеро.

– Возьмите кто-нибудь, Линду на колени! – кричит на нас мать. Она велит оставить часть вещей, которые нам не понадобятся. Это, конечно, наши игрушки, радиоприемник, подушки, одеяла.

– Скорей в машину, Карл. Через час такое начнется, что и не выберемся, – нервничает отец. Вдалеке слышен грохот взрыва. Через час мы добираемся до первой импровизированной заставы. Молодой солдат с автоматом внимательно осматривает машину.

– Оружие, пропаганда, книги?

Мать показывает цирковую программку и наши документы. Мы сидим сзади и дрожим. – Цирк? Давайте, быстро отсюда. Он улыбается нам и открывает шлагбаум. Наша старенькая машина несется в сторону западной границы мимо картофельных полей, старых церквей и полуразрушенных замков. Сегодня я вспоминаю это как страшный сон, потому, что мне страшно и сейчас. Потому, что я как и тогда, не понимаю, что на самом деле произошло. Тогда, это, конечно, часть истории ее не вырубить ничем из памяти, а сейчас? Брата нет, он у Ренаты. Мне никто не может объяснить, что произошло. Я слышу, как у соседей работает телевизор и прикладываю ухо к розетке на стене. Теперь мне слышно все, что у них говорят. Захватываю кусок новостей.

…застрелен в спину. Общая сумма похищенного более двадцати миллионов крон, на связи наш корреспондент Оки Эгнер. Далее слышен пьяный голос соседа:

– Ханна, выключи сейчас же эту хрень. Они все равно эти деньги никогда не найдут, у полиции рыло тоже в пуху. Если и найдут, то сами сопрут. Сосед заливается идиотским смехом. Слышен звук падения пустой бутылки, она катится по полу просто бесконечно. Кто застрелен в спину?! Телевизор теперь переключен на музыкальную программу, “Slade” поют про сентябрь, их сменяет “Abba”. Я забираюсь в постель и пытаюсь согреться. В квартире, наверное, градусов пятнадцать, батареи еле теплые. Надо дожить до десятого января.

Раздел 11
Якобсен

– Мне нужна вся информация про этого Стига Кеплера, Нюквист, подними про него все. Если он где-то не заплатил за парковку, превысил скорость, вляпался в какое-нибудь дерьмо, женился или развелся. Я хочу знать все.

– Ты бы еще позже позвонил. Думаешь, у меня на дому картотека на всю Норвегию, Адриан? Ты знаешь, сколько сейчас времени?

– Что-то ведь у тебя есть?

– Придется порыться в базе, но это завтра. Спи.

– Хорошо, – Якобсен повесил трубку. Нет, все было не хорошо. Расследование не продвигается, таблоиды раздувают шумиху вокруг убийства инкассатора и пропажи денег. По сведениям из одних источников пропало десять миллионов, из других – двадцать. Он не мог уснуть и снова начал рисовать разные варианты дела. Но ничего не клеилось. Для того, чтобы понять, как все произошло, нужно было опросить тех, кто видел перемещение инкассаторов, Стига Кеплера или кого-то еще. Были опрошены рабочие-плиточники, вахтеры охраны на служебных входах, полицейский-любитель пончиков, сам Стиг, вся смена экспедиторов. Никто не видел перемещения инкассаторских сумок, поскольку были заняты своим делом. А дел в предновогоднем магазине у персонала было по горло. Камеры слежения тоже ничего не видели. Около двух ночи Адриан сломался и заснул.

Утром он не услышал звука будильника и понял, что проспал. Некоторое время спустя ему позвонила мать и поздравила с Рождеством. Вот, теперь и Нюквист ни черта не сделает, подумал он, – сегодня же праздник. Но Нюквист все же позвонил ему через двадцать минут.

– С Рождеством, Адриан!

– Спасибо! Всей вашей семье здоровья и процветания! Ты позвонил мне, чтобы поздравить?

– И для этого тоже. Порылся я в полицейской базе. За исключением маленького инцидента с нарушением правил вождения, повлекшим за собой ДТП, на твоего героя решительно ничего нет. Собственно, и это происшествие зафиксировано без всяких подробностей. Пострадавшая сторона забрала свое заявление из участка на следующий день.

– Наезд?

– Нет, столкновение двух авто. В деле фигурирует только номер машины Кеплера.

Виновником ДТП был он.

– Время?

– Третье января 1983 года. Столкновение незначительное, повреждений автомобилей не зафиксировано. Страховые случаи не наступали, более по данному делу запросов не возникало. Ты первый, кто заинтересовался личностью Кеплера, страховщик там еще не порылся.

– Огромное спасибо, старина, надеюсь, ты распечатал мне эту информацию?

– Конечно! С тебя шампанское!

Когда имеется вмятина на одной машине, на другой тоже обязательно останется след. А что нам это даст? Очередную пустышку или зацепку? Надо осмотреть транспортное средство Стига Кеплера, не привлекая внимания. Вызову его на допрос, а Нюквист возьмет пробу. А что это я так привязался к этому Кеплеру, может он не стоит того? Нет уж, проверять будем все. За всеми этими размышлениями Якобсен только к одиннадцати часам вспомнил, что с самого утра ничего не ел. Он открыл холодильник и осмотрел его содержимое. Кроме того, что он купил позавчера, имелось филе норвежской сельди самого лучшего качества, банка зеленого горошка и два яблока. В углублении дверки холодильника притаились остатки дешевого кьянти “Аретино” и непочатая бутылка бельгийского пива. Вылив кьянти в большой бокал, Адриан нарезал хлеб и сделал два бутерброда с сыром и два с сельдью. Потом нарезал на дощечке немного зелени и посыпал бутерброды. Он полюбовался на произведение своего холостяцкого кулинарного искусства, а потом сложил все на бабушкин овальный поднос, привезенный из Драммена, и отнес на журнальный столик. Адриан включил маленький цветной телевизор. В новогодние праздники он любил смотреть программы о том, как отмечают Рождество и Новый Год в других странах. Был у него и любимый телеведущий, делавший отличные телепередачи о путешествиях в разные страны, о еде и обычаях. Вот и сейчас этот тележурналист со вкусом рассказывал о городах Испании. Праздничные костюмированные шествия в Сеговии, изысканная иллюминация главной улицы Малаги, новогоднее убранство Ла Рамблы в Барселоне. Обзорные экскурсии по городам гид закончил своим обедом в одном из кафе каталонской столицы, который состоял из паэльи с ракушками и лангустинами, осьминога по-галисийски с картофелем под острым соусом и десерта крема-каталана. Конечно, уничтожить такое количество еды одному просто не под силу, – усмехнулся про себя Адриан, и тут же почувствовал, как разыгрался у него аппетит. За время передачи он прикончил четыре маленьких бутерброда, бокал вина и яблоко. А не сходить ли мне в город, – решил он. Сегодня самое время забыть о работе и съесть что-нибудь вкусненькое в хорошем кафе. Адриан надел пальто и вышел на улицу. На Сарсгата около полудня было безлюдно, глаз радовали новогодние украшения фасадов домов, витрин магазинов. Взгляд его уперся в знакомое итальянское кафе на углу. Забегаловка называлась “Хлеб и вино”, в основном тут подавали вегетарианские салаты, пиццы и гамбургеры. Он зашел внутрь, но поняв, что все столики заняты, решил не задерживаться и двинулся дальше. Через пару кварталов он нашел кафе-бар “Океан”. Обстановка тут оказалась на редкость приятной и спокойной, так же как и цены. Адриан взял русский салат с тунцом, запеченный картофель с хорошим куском бараньей вырезки и большой бокал красного вина. Из маленьких динамиков в потолке лилась спокойная рождественская музыка, еда оказалась превосходной, но хорошее настроение не приходило к детективу. Допив вино, он долго сидел, выводя ручкой на салфетке какие-то одному ему понятные ромбики и стрелки. Все это дело с инкассаторами с самого своего начала было неправильным, от него за версту разило отсутствием логики действий возможных фигурантов. Адриан вспомнил Драммен, где все раскрытые им эпизоды были весьма простыми и прямолинейными. И развивались они по закону жанра, и логику имели простую и понятную. Грабеж магазина с убийством продавца-пакистанца вечером в воскресный день, зверское избиение жены нетрезвым мужем, после которого несчастная женщина воткнула в него все кухонные ножи, когда благоверный захрапел. Самое страшное – банда детей, вооруженных бейсбольными битами и опасными бритвами-шаветками. Ребята грабили и избивали подвыпивших граждан, а однажды забили насмерть целую семью, которая возвращалась с дачи в воскресенье вечером. Мужу удалось вцепиться в одного из подростков, и пока его молотили битами, он перегрыз пятнадцатилетнему гаденышу горло зубами. Но сам он, его тридцатилетняя супруга и семилетний ребенок погибли. Это дело оказалось тогда, как принято говорить, “резонансным” и раскрытие его принесло Адриану известность и уважение на самом высоком уровне.

Но вот, уж столица это нечто особенное. Он сразу ощутил здесь свое несовершенство. И преступники здесь не дешевые провинциальные ублюдки с битами в руках. Тут полный набор всех типов и характеров. Есть чему поучиться у Торгвальда и у того же Гроберга в классификации местных негодяев. Придется потратить немало сил, чтобы обзавестись агентурой. В Драммене у него были свои информаторы, а здесь придется начинать с нуля. Он подумал, что ближайшие дни окажутся весьма трудными. Нужно будет встретиться с хозяевами Стина и Строма, разобраться в хитростях функционирования огромного универмага и нигде не напортачить. Якобсен расплатился, оделся и вышел на улицу. Морозный воздух приятно пощипывал нос и прочищал легкие. Он пошел к центру по Тронхейм Вейен, здесь уже было больше гуляющей публики, навстречу шли парочки влюбленных, и солидные супруги с коробками и пакетами рождественских подарков. Темнота вечера спускалась на город, но Адриан и не думал возвращаться домой. Теперь он двигался по Киркеристен и смотрел на номера домов. Красивый старый район, респектабельные трех– и четырехэтажные дома. Вот тайская забегаловка, о которой говорила фру Больсен. Очень даже симпатичное кафе. Из открывающейся двери вырвался пар с запахом водорослей и острых восточных соусов. Недолго думая, Адриан вошел в заведение и направился к стойке бара. Ассортимент напитков оказался самым разнообразным. Кроме рисовой водки и спиртовой настойки на гадюке тут можно было выпить джина, текилы, коньяка, виски, но Якобсену не хотелось ничего крепкого. Он занял одно из свободных мест в углу и заказал большой бокал колы. С этого места почти весь зал просматривался. Рядом сидел гражданин немалых размеров с бутылкой дешевого бренди и блюдцем оливок. Причмокивая, он медленно тянул свое пойло из большого пузатого бокала. В перерыве между глотками он нечленораздельно поздравил соседа по столу с Рождеством. Прозвучало это примерно так:

– С Рр-ством.

Якобсен ответил на это кивком головы и выдавленной улыбкой. Господин необъятных размеров вылил остатки из бутылки в свой бокал и съел еще несколько оливок. В пепельнице уже высилась горка косточек. В помещение вошел темноволосый молодой человек. Адриан обратил внимание, что верхней одежды на нем не было. Парень сел у стойки бара и что-то заказал. Якобсен наблюдал за ним пару минут, а потом подошел и устроился на соседнем стуле. Парень разговаривал с барменом и сидел к Якобсену спиной.

– Много сегодня посетителей?

– Больше, чем вчера. Всю ночь ели, пили, никак не остановятся. Жду, не дождусь, когда моя смена кончится. А к вам полиция вчера приходила, что им было надо? Парень махнул рукой:

– Ищут какую-то бабу, которая, якобы у нас в доме проживает. Тут всего четыре семьи живет, и никто ее в глаза не видел. Фру Бо и фру Лозинскас – старые тетки, под описание не подходят. Легавые разве в кафе не заходили?

– Мы после обеда были закрыты. Я уже сел в машину и собирался домой отчалить, как они заявились с обходом. Только мне по барабану, если им надо, еще придут. А что за бабу они ищут?

– Ты что, телевизор не смотришь?

– Да, какой там! Работы полно, – он указал на гору немытых стаканов в мойке.

– Налей-ка еще того же.

Бармен наполнил рюмку брюнета двенадцатилетним виски.

– Уважаемый, рюмку водочки, – вклинился Якобсен. Он не собирался ничего пить, но желание влезть в разговор пришло само собой, – думаю, речь идет о том деле в “Стине”? Смотрел я эту передачу.

– Вот-вот, – подхватил брюнет, – замочили инкассатора в центре города на глазах у всех, можно сказать, и никаких следов. Народ такой – с полицией никто не хочет перед Рождеством связываться. Брякнешь чего-нибудь, затаскают по допросам, по судам. Кому это сейчас нужно? Может, после Нового Года кто-нибудь совестливый и стуканет. Там народу прошло несметное множество, конечно, кто-то видел. Вот если бы денежек давали в награду, полно бы было свидетелей. Брюнет проглотил махом содержимое своей рюмки, оставил на стойке деньги и заторопился.

– Пойду, любимое шоу начинается.

Якобсен тоже расплатился, надел пальто и шапку и вышел на ночную улицу. Было уже совсем темно и на фоне неба величественно выделялся кафедральный собор, подсвеченный прожекторами.

Улицы сияли новогодней иллюминацией, настроение у полицейского следователя улучшилось, и он решил продолжить путь в центр города. На Сторторвет Адриан вошел в телефонную будку и набрал номер Торгвальда.

– С Рождеством!

– И тебя, Адриан! Гуляешь по вечернему городу? Мы с супругой только что вернулись.

Жаль, что не получилось рвануть на лыжах, но до марта еще время есть. В горах снег долго лежит.

– Извини, что возвращаюсь к работе. А ведь ты побывал на службе у Кнута и говорил с сотрудниками?

– Говорил. Это к разговору о мотивах.

– Носорог в курсе?

– Он не велел мне трогать рабочие отношения у Бернхольмов. Это, вроде, как не наше дело. Тут все просто, Бернхольмы дружат с мэром, отдыхают вместе семьями, Гроберг боготворит эту компанию и не хочет их беспокоить. Стелется перед истеблишментом, выпивает с кем нужно и в карты играет. Но я порылся там, чтобы кое-что понять. Завтра встретимся на работе и я тебе все обрисую, говорить сейчас не хочу при супруге.

– Да, понял. У меня тоже есть кое-какие соображения.

Раздел 12
Карл

Он нашел ее в манеже. Рената внимательно осматривала колено гнедого жеребца, поглаживала его. Тренер стоял рядом и слушал молодую женщину.

– Ранка небольшая, просто ссадина, никаких последствий не будет. Затянется через неделю. Я обработала, думаю, можно и без укола обойтись.

– Нам выступать через две недели, точно заживет?

– Поверь мне, Алхимик у тебя просто молодец. Он еще покажет себя, вот увидишь, но придется набраться терпения и поработать.

– Я подозреваю, он из-за этой ранки скинул жокея в самом конце заезда.

– Просто он такой. Это его характер. Я же видела, как он прошлым летом в Брюсселе экономил силы, а на последнем круге почти всех обошел. Пришел вторым и никого не скинул. Он сейчас с другим жокеем будет работать? Карл долго смотрел на нее и любовался, как она здорово ладит с лошадьми и их тренерами. А еще – тут был знакомый запах, почти такой, как в цирке. И манеж такой же. Рената закончила переговоры с тренером, который, будучи удовлетворенным диагнозом, увел Алхимика. Он обнял Ренату, крепко прижал к себе.

– С Рождеством! Мы едем с тобой отдыхать, ты готова?

– Я говорила с шефом, он отпустит меня на две недели.

– Отлично, одиннадцатого вылетаем. Но обратно двадцать первого января ты вернешься одна, мне придется задержаться. Есть дело.

– Тебе предложили работу? Пробы?

– Можно и так сказать.

– Я рада за тебя. Пойдем отсюда, тут холодно, я начинаю замерзать. Они вошли в здание лаборатории и поднялись на лифте на четвертый этаж.

– Я должна еще поработать немного, а потом, если хочешь, можно поехать ко мне. Хочешь кофе?

– Угу.

– Ты такой смешной и немногословный.

Он притянул её к себе и поцеловал в губы.

– Почему ты не хочешь заниматься с лошадьми? Можно было бы найти тебе работу здесь.

– Я люблю, но не понимаю их. Если честно, немного боюсь.

– Не может быть, чтоб ты и чего-то боялся?

– Высоты не боюсь, людей и лошадей боюсь. У них характер, ты сама сказала.

Она засмеялась:

– Ты очень милый и смешной. Мне с тобой ничего не страшно. Она наполнила кофеварку водой и зарядила рожок. Заработал компрессор и в фарфоровую кружку потекли струйки кофе. Кофе был вкусный, с плотной кисленькой пенкой.

– Посиди и посмотри журналы, я через полчаса освобожусь.

Рената ушла в лабораторию, а он остался ее ждать. Он ничего не сказал ей про ампулу, которую стащил из её аптечки. Если она заметила и спросит, придется соврать, что случайно уронил её и разбил. Нет, может, положить незаметно на её место похожую ампулу? Лучше ничего не говорить, надеюсь, никаких неприятностей не будет. Их самолет одиннадцатого вылетает через Цюрих в Неаполь. В Цюрихе он снимет деньги в банкомате, кредитная карта уже у него в кармане. А потом десять прекрасных дней в Неаполе и Амальфи с Ренатой.

Раздел 13
Герда

Станок в маминой комнате для занятий. Мои мышцы болят от растяжек. Я уже дышу тяжело и жду, когда она скажет:

– На сегодня хватит, можешь заняться гантелями.

Но она так не говорит и мы продолжаем отрабатывать шпагат. У мамы все отлично получается, она тонкая и гибкая. Мне же кажется, будто что-то вот-вот лопнет внутри. Я стискиваю зубы и не подаю виду, что устал. Пытка продолжается еще десять минут.

– Можешь идти погулять, еще немного, скоро начну готовить тебя к программе наконец, говорит мама и направляется в ванную комнату. Несколько секунд я сижу на полу и прихожу в себя. За окном лето, мои друзья играют во дворе в пинг-понг. Чудесный солнечный день. Я надеваю треники и любимую черную футболку с яркой надписью “The Who”. Я смотрю на себя в большое зеркало у станка, влажные от пота волосы спутались и не хотят расчесываться. Ну и ладно, я и так хорошо выгляжу, – решаю я, выскакиваю из квартиры и бегу к друзьям. На скамейке у теннисного стола только четверо Вишко, Данир, Конрад и Алина. Марцела играет в паре с Айлой. Марцела – самая старшая из нас, ей уже 12. Айле, как и мне, десять лет. Я занимаю очередь, а поскольку на скамейке все занято, повисаю рядом на турнике. Делаю несколько упражнений, не задумываясь, на автомате. Теперь на Марцелу никто не смотрит. Никто не может повторить то, что я вытворяю на перекладине. Айла открывает рот, отвлекшись на меня и пропускает мяч. Данир, Конрад, Айла и я ходим в обычную среднюю школу, Марцела в английскую гимназию. Она, конечно, задирает нос, но на самом деле, ей хвастаться нечем. Никаких способностей у девчонки нет. Айла отзывает меня в сторонку:

– Смотри, что у меня есть, – она достает из сумочки пачку сигарет “Мальборо”,– хочешь попробовать?

Я не хочу, но из солидарности иду за Айлой. У нас есть секретное место за каменными глыбами в старом парке. Отец мне рассказывал, что здесь во время войны стояли оборонительные сооружения. Сейчас эти камни глубоко вросли в землю, покрылись мхом. Сегодня воскресенье, но в этой части парка всегда безлюдно. С помощью зажигалки Айла лихо запаливает сигарету, глубоко затягивается, и тут же заходится в кашле. Я пробую осторожно, но тоже начинаю кашлять. Не понимаю, зачем взрослые курят? Я затягиваюсь еще, голова начинает кружиться.

– Что-то мне не нравится, – честно признаюсь я, – а у тебя мятных леденцов нет? Мама унюхает, будет ругать.

– А у меня мама уехала в командировку, а папа не почувствует, он сам курит. И леденцов у меня нет.

– Плохая привычка, – замечаю я.

– Точно. Айла всегда соглашается со мной, а Данир или Алина обязательно бы начали спорить. Я смотрю на свои старенькие наручные часы. Уже два часа дня.

– Папа меня будет искать, – заявляет Айла. Я обещала, что буду учить уроки, а на завтра много всего задали.

– Дашь списать примеры?

– Приходи после шести, хорошо?

Мы выходим из парка и идем к нашему дому. Я живу в четвертой квартире, Айла в десятой. Мама открывает мне дверь.

– Как у тебя с уроками? До конца четверти осталось совсем немного.

– Сейчас сделаю уроки, а с математикой мне Айла поможет.

– Сейчас же мой руки и иди обедать, потом займешься уроками.

Я съедаю суп и маленькую котлетку с зеленым горошком и отправляюсь в свою комнату. Устные уроки – тоска. Одна история чего только стоит. Гуситы, Гогенцоллерны, Сигизмунд. Рехнуться можно, и кому все это нужно? Давно проехали. Я открываю книжку по всемирной истории и смотрю картинки. Кругом сплошные убийства, четвертования, отсекания голов, сжигание на кострах. Читаю про Жанну Д’Арк и засыпаю. Мне снятся луки, горящие стрелы, летящие через крепостные стены в осажденный город.