Текст книги "Ангелами не рождаются. Книга 1"

Шептун Кисляк имел на счету триста вылазок на Поверхность. Он обожал летать вместе с вечерним ветерком, представляя, как в прошлой жизни при такой скорости заложило бы уши и размазало о бетон. Сейчас крыши домов мелькали внизу неразличимыми квадратиками, а настырные птицы не могли его обогнать. Он же нагло ввинчивался в спокойно парящий в небе косяк и переворачивал птичек вверх тормашками. Подниматься выше облаков шептун опасался: могли срезать острым крылом ненавистные ангелы… «Что им, небес жалко? – негодовал он. – Все облака узурпировали! Да и что у них за крылья? Один гламур. Я-то свои блестящие черные крылышки никогда не сменю на девчачьи ангельские…»

Кисляк гордился своей миссией – помогать выбранным начальством людишкам расстаться с бренным земным существованием. Наградой была недельная подпитка от недавно прибывшей в Подземный город души. В этот раз ему поручили уболтать целеустремленного юношу Ивана – студента с далеко идущими планами на жизнь. Студент встречался со студенточкой, и та отвечала ему взаимностью. Везунчик!

Кисляку никто и никогда взаимностью не отвечал. В школе родного штата Миннесота ему плевали вслед. Зажимали в угол и били. Пару раз симпатичные девчонки целовали, но по-дружески, за решенные примеры, а Серена Дойл, соблазнительная «шоколадочка», даже пригласила разок домой. Заставив раздеться, закрыть глаза и не подсматривать, не спеша удалилась в ванную, а когда он открыл глаза, оказался под камерами телефонов непонятно откуда набежавших одноклассников… Видео, где он в костюме Адама удивленно открывает рот и пытается прикрыться судорожно скомканной простыней, распространилось по школе, как вирус. Его стали дразнить «бледным недоразвитым додиком». Что он тогда пережил! Теперь-то его никто так не назовет… Он избавился от обидчиков! Взял из сейфа карабин отца и… Кровавые брызги так и летели, раскрашивая стены школы… Он бы успел больше, но проворный снайпер успел остановить «операцию возмездия» точной пулей. А после – мрак, никакого Небесного Суда, и город, запечатавший падшую душу в свои неприступные стены.

Внутренний маяк привел шептуна к оранжевой многоэтажке. Кисляк быстро нашел нужное окно и просочился через приоткрытую форточку в квартиру.

Иван сидел в своей комнате за компьютерным столом, а его родители что-то горячо обсуждали в соседней. Был вечер. Все вернулись с работы и учебы. Завтра – долгожданные выходные.

Кисляк заглянул Ивану за плечо. Сосредоточенно кликая мышкой, Иван строил на экране монитора разноцветные графики. Кисляк глубоко вдохнул, наполняясь дремлющим в ауре ядом, а потом стал медленно нашептывать на ухо жертве нужные фразы: «Соня снова сослалась на плохое самочувствие? Когда в последний раз вы с ней куда-нибудь выбирались? В кино, театр, кафе? Когда она в последний раз оставалась на ночь? Точно встречается с другим, а тебе врет! Играет в любовь! И ты ей не нужен! Зачем быть все время обманутым? Какой смысл в жизни, где все постоянно врут и предают? Где с каждым днем только хуже. И у тебя так будет всегда! Вспомни Вику! Она ведь тебе изменяла! Марину, которая до Вики была, вспомни! Почему Марина выбрала Никиту и вышла за него замуж, а над тобой лишь посмеялась? Потому, что ты, Ваня, вечный неудачник. Потому, что женщины, Ваня, любят сильных и успешных, а не тихонь, слюнтяев и нищих студентов… Может, пора прекратить бесполезную жизнь?»

Иван напоминал восковую куклу, взгляд которой устремился в необозримую глубину сознания… Он встал с кресла и на негнущихся ногах подошел к окну, распахнул, взобрался на подоконник… Шептун в этот момент довольно потирал призрачные ладони.

Рядом с Иваном стоял совершенно беспомощный ангел и с ненавистью смотрел на шептуна:

– Я доложу об этом наверх!

– Докладывай, что ты еще можешь? – Кисляк показал ангелу неприличный жест. – Как бы само собой происходит, а? Как бы его собственное решение, да? И не подкопаешься! И никакого физического воздействия, чтобы включить механизм защиты. Ха-ха-ха!

Ангел подбежал к Ивану, попытался схватить за ноги, но руки прошли насквозь…

Кисляк с удовольствием наблюдал за бесполезными действиями крылатого.

Затем Иван спокойно спрыгнул с пятнадцатого этажа. Ангел спикировал за ним. Раздался глухой удар, чей-то испуганный визг… Приземлившийся ангел упал на колени и схватился за голову. Он плакал и все время повторял: «Почему так ограничены возможности физического тела? Почему так несправедливы законы Вселенной?»

Когда мать Ивана заглянула в комнату сына, чтобы позвать на ужин, ее встретило распахнутое настежь окно, по которому били приподнятые сквозняком шторы. Почувствовав неладное, женщина подбежала к окну, посмотрела вниз и замерла: около подъезда, вниз лицом, лежал молодой человек в желтой футболке, так похожей на любимую футболку Ивана. Комнату наполнил долгий пронзительный крик…

Кисляк смотрел на изломанное тело вместе с матерью Ивана и прибежавшим на крик отцом. Рядом с телом наплывала вязкая красная лужа. «Теперь, Иван, будешь ходить по Земле неприкаянным до конца положенного тебе судьбой срока, а потом – милости просим в особый квартал Подземного города…» – злорадно прошипел шептун.

Помахав ручкой подавленному ангелу, Кисляк, весело насвистывая, полетел прочь. Его уже ждала обещанная душа: свежая и полная сытной энергии.

* * *

После обеда Соне позвонил отец Ивана и сухо сказал, что сына больше нет. Услышав это, она вскрикнула, но ничего не смогла ответить. Выронила телефон и зарыдала.

В последнее время среди тревожных раздумий она несколько отстранилась от Ивана, не реагировала на его приглашения и теплые слова. И теперь спрашивала себя, не могла ли косвенно стать причиной трагедии? Она не понимала, что с ней происходит, лишь чувствовала, что кто-то понемногу выкачивает жизненные силы.

На кладбище собрались только близкие Вани. Его мать тихо плакала в платок, наблюдая, как кладбищенские рабочие усердно роют яму. Пронизывающий осенний ветер трепал выбившуюся из-под платка седую прядь… Соня приобняла женщину, и та заплакала сильнее. Отец стоял чуть вдали, пряча небритый подбородок в приподнятый воротник куртки. Он не проронил ни слова. Только мокрый след на щеке говорил о внутреннем состоянии человека, навсегда потерявшего единственного сына.

Ивана не отпевали. «Не положено их отпевать, – строго сказал батюшка в церкви. – Очень тяжкий это грех. Самоубийца в содеянном не может покаяться. Отказался он от дара жизни. Сильно согрешила душа, долго страдать ей придется. Некоторые родственники утаивают факт самоубийства и отпевают родных как убиенных, а душа стократно мается. В сельской местности вообще за оградой общего погоста самоубийц хоронили, потому как не выбрали они своего срока в этом мире, не отстрадали положенного…»

Поминки прошли в тяжелой, натянутой тишине, разбавляемой надрывными женскими рыданиями. Отец Ивана снова молчал и глушил водку. Стопку за стопкой…

На кладбище Соня сильно простыла и слегла на две недели с температурой. Она давно не появлялась в институте, накопила хвостов. Учеба воспринималась туманным фоном, сквозь который размытой картиной проступала шумная аудитория и любимое место Ивана на самом верхнем ряду, занятое кем-то другим…

Не продвигалось и расследование по уголовному делу. Соне снова обещали во всем разобраться, но она почему-то не верила, что заказчик будет установлен. Что-то нечистое сопровождало это дело…

А потом случилась еще одна неприятность. Мама упала с лестницы подъезда и сильно разбила колени о ступеньки. Коленные суставы беспокоили маму и раньше, но теперь все было сложнее. Пришлось срочно везти маму в больницу. Нервы, нервы, сплошные нервы. В коленях собралась жидкость… Маму оставили в больнице для обследования – ситуация не предполагала скорейшего выздоровления.

Соня одиноко сидела на давно не крашенной лавочке больничного скверика и думала о происходящих в последние дни событиях: «Я, Игорь, мама… Кто источник наших несчастий? За что мы прогневали небеса? Я лично никого не обижала, не воровала, старалась жить по совести. Срочно нужно в храм, но ноги почему-то идут мимо…»

Соня не могла видеть Игоря за своей спиной, а он не представлял, как помочь девушке. Облегчать внутренние терзания людей ангелы не могли. Игорь видел, как ранее стабильно голубое поле Сони теперь чернеет, покрываясь щепками ядовитых заноз. Разрушение поля приводит к сложным заболеваниям. Многие напрямую связаны с изменениями в психике. И от этих переживаний Игорю, еле сбежавшему пару дней назад от небесных докторов, становилось все хуже.

Если Игорю быстро вылечили покалеченную руку, то дела Гиранэля шли не лучшим образом. Пока докторам удалось восстановить только израненное тело ангела, едва не отдавшего за Игоря жизнь. С душой же все обстояло сложнее. Гиранэль долго никого не узнавал, рвался в зримый ему одному бой, по-французски выкрикивал команды солдатам и требовал привести девушку по имени Адели. Главный безопасник Небесного города просил у нее прощения, кричал, что только она способна поставить его на ноги, и отключался лишь после очередной дозы лекарств. Говорили, что Адели была земной женой Гиранэля, но в подробности семейной жизни сложного пациента Игоря посвящать не стали.

Игорь переживал и за Гиранэля, и за погибшего Моха, которого считал единственным приобретенным здесь другом, но больше всего не находил себе места из-за страданий Сони. Он чувствовал, что с каждым днем она становится ему ближе, а любым способом разделить ее боль не получалось. Ко всему прочему он стал видеть странные сны.

Да, ангелы тоже спят, и во сне Игорь часто был с Соней на большом облаке, где они долго смотрели на безграничный воздушный океан, держась за руки. Игорь что-то оживленно рассказывал, а она звонко смеялась. На девушке был серебристый комбинезон с широким золотым поясом, ее черные волосы почему-то оказались платиновыми, собранными в тугой замысловатый узел, на лице, выглядевшем немного старше, чем сейчас, никакой косметики. На лбу девушки светилась диадема, украшенная многоцветными опалами.

Себя Игорь видел не в белом костюме, а в униформе защитного цвета и без погон.

Несбыточная встреча или картинка призрачного будущего?

Игоря еще долго не нагружали новыми заданиями, давая возможность восстановиться после неудачной командировки. Поэтому он летал к Соне ежедневно и видел, что она почти перестала выходить из дома (брела в магазин и обратно), проводя все время с матерью, с трудом передвигавшейся по квартире на костылях… Игорь несколько раз ходил к Михаэлю, просил о помощи. Тот обещал разобраться и мягко выпроваживал из кабинета раскрасневшегося ангела. Игорь негодовал и снова улетал на Землю.

* * *

Архангел Михаэль надеялся на скорейшее включение у Сони внутреннего механизма отторжения зла и верил, что девушка справится с грузом навалившихся проблем. Архангел всегда выступал за естественный процесс активации новых возможностей. Искусственное побуждение к существованию в иной реальности означало неизбежное нарушение многих вероятностей.

Судя по активному вмешательству подземных в судьбу девушки, ее время для самостоятельного выхода из непростой ситуации утекало сквозь пальцы… Подтверждение этому прилетело вчера вместе с черным голубем. Предложение о встрече на нейтральной территории.

«Что ж, выслушаем врага, – подумал Михаэль, рассматривая оставшийся от приглашения пепел. – Вдруг что интересное расскажет?»

Они прилетели на застывшую в мертвом сером небе площадку, представлявшую собой серебряный диск метров десяти в диаметре, с круглым шатром на поверхности. Для безопасности переговорщиков возможности каждого ограничивались законами Схрон-мира. Только до скрипа белое пыталось поглотить мрачное и черное, но обиженно застывало на границе цветности. Вечное домино.

– Зачем позвал, темный? – начал разговор Михаэль.

– Не прикидывайся, – сузил глаза Ренмарох. – Если бы не важность девчонки, ты поручил бы встречу преданному боевому псу. Ой, запамятовал, он ведь лечится и пока не может исполнять свои обязанности. Дошли до нас слухи, что в бессвязном бреду войну вспоминает? А знаешь почему?

– Не жду услышать мудрости, – без интереса произнес Михаэль.

– Только на войне, на манящей грани жизни и смерти, чувствуешь себя по-настоящему живым, только там раскрывается истинный потенциал души, и только там действуешь без моральных ограничений, забирая чужие жизни и ощущая всеми клетками абсолютно недостижимую в состоянии мира свободу, – важно заявил Ренмарох, обожающий ораторствовать. – Именно я помог Гиранэлю снова почувствовать себя свободным от сотен надуманных обязательств.

– Для всех нас, а для Гиранэля в особенности, война никогда не заканчивалась, – раздраженно произнес Михаэль. – И это из-за вас… А то, что шепчет сейчас Гиранэль, – обычный бред раненого.

– Война – часть нашей работы, – сказал Ренмарох. – Иначе вы обленитесь… Станете не нужны…

– Не испытывай мое терпение, – сверкнул очами Михаэль. – Я имею право запросить у Селафиила разрешение на деконсервацию этого пространства.

– Не пугай братьями, мне одного тебя в прошлый раз хватило: навсегда исчезло звено отборных поглотителей, – расстроенно сказал Ренмарох. – Раз завел речь о братьях, передавай мой пламенный привет Заттару.

– Я военным преступникам приветы не передаю, – медленно и отчетливо произнес Михаэль.

– Тогда и мы не станем передавать их Соне! – вспылил Ренмарох. – Ведь очень скоро мы заберем ее к себе! Проведем девчонке полный курс демонического мастерства и создадим себе новое преимущество, а то твои крылатые педанты чересчур увлекаются насаждением справедливости. Даже соревнования между собой устраивают. Не знал?

– Мы инициируем новых исполнителей для обеспечения равновесия, а не для развлечений.

– Поищете другого защитника Высших Сфер, – пожал узкими плечами демон.

– Опасаетесь вы Соню, – сказал Михаэль. – Уже сейчас, потому что подсуетились и просчитали все варианты.

– Что может сделать маленькая искорка? – пожал плечами Ренмарох.

– Не лукавь, – отмахнулся Михаэль. – Многое может, ты знаешь историю.

– Стареют ваши начальники, – Ренмарох аккуратно поправил запонку на манжете сорочки. – Но оперативно заменять их некому: по пальцам одной руки пересчитать чистеньких, честных и самоотверженных, с горящими сердцами и душами. Потому и ангелочков ваших единицы, отдающих свои жизни за человечков, в большинстве своем этого недостойных. Мелковато войско!

– Зло плодится быстрее, – вздохнул Михаэль, – не мне тебе доказывать.

– А мы все наседаем, скоро в Коррекционной комиссии в большинстве окажемся, – довольно потер холеные руки Ренмарох. – Так в ваш Рай вообще никто не поднимется правильным и перевоспитанным.

– Ты меня за этим позвал? – нахмурился Михаэль. – Рассказывать о безрадостных перспективах неиссякаемых «источников питания»?

– Нет, подтвердить, что забираем Соню себе, – злорадно улыбнулся Ренмарох. – Чтобы лишних иллюзий на ее счет не возникало.

– Очень самоуверенно, демон.

– Не ваша она, архангел! – Ренмарох нагло уставился на Михаэля. – Слишком много в ней внутренних изменений, по большей части негативных. Соня озлоблена на мир, совсем не думает о теплом дождике и радуге, только минор в мыслях и похоронные тона. Поэтому служить Соня будет нам – прагматикам, а не вам – вечным защитникам Вселенной.

– Время покажет, темный иерарх, – Михаэль расправил крылья. – Мне пора! И напомню, что мы не отказываемся от прошедших Отбор душ.

– До нескорых встреч! – крикнул Ренмарох вслед улетающему архангелу.

В рубиновых глазах демона корчили рожицы маленькие чертики…

* * *

По сложившейся традиции архонт ожидал возвращения Михаэля в его кабинете. Взяв со стола статуэтку древнегреческого метателя копья, архонт повертел ее в руках, провел пальцем по рельефно выступающим мышцам воина, курчавым волосам…

Фигурка напомнила архонту правнука – Актеона, победителя Олимпийских игр, любимца женщин, веселого, всегда правдивого, желавшего жить до ста пятидесяти и пронзенного в день совершеннолетия персидской стрелой. «Давно это было… – расчувствовался архонт. – Мои потомки давно ушли с планетарных планов, только их пращур выпал однажды из круговерти жизней и смертей. Как же нелегко осознавать себя в Реальности, помноженной на бесконечность…»

Когда Михаэль появился на рабочем месте, архонт поставил статуэтку обратно и спросил:

– Что решили с кандидаткой?

– Поднимать.

– Вот как? Но срок еще не подошел.

– Раньше срока…

– Поддерживаю, но сначала зажгите ее Искру.

В Океане был Остров. Он соперничал размерами с Материком и отличался от других островов широкой и горбатой спиной, пробитой посередине золотой горой. Легко отражая от блестящих боков солнечные лучи, гора стремилась к облакам. Казалось, протяни руку, и свободно коснешься белизны и их рыхлых и влажных тел. Перед всяким прищурившим от солнца одно око и посмотревшим на вершину горы возникал рогатый шлем, начищенный до блеска. «Шлемом» была обитель Каратоса – бессменного повелителя Острова, «рогами» – дозорные башни. Между ними время от времени проскакивали молнии статического напряжения, передавая голубые зигзагообразные блики на главный визорум. Из него открывался панорамный вид на хитросплетенные улицы, изогнутые мосты, зеленые парки и разноцветные дома. Высокие, под стать своим жильцам, они упрямо карабкались к обители, заполняя примыкавшие к горе уровни-террасы.

Остров опоясывали водные и земляные кольца, сквозь невидимые врата которых по широкому каналу проплывали торговые суда. Материк поставлял островитянам специи и горячительные напитки, обменивая их на быстрорастущие зерна, чудодейственные бальзамы и прочные ткани.

Территория Острова разделялась на кобусы, управляемые сыновьями Каратоса. Он воздвиг Остров очень давно, при помощи верных соплеменников, но без поддержки отца – Владыки Океана. Старик считал, что его дети должны развивать подводное пространство, а не стремиться к покорению бесполезной суши (которая однажды поменяется с водой местами), а «рукотворный булыжник» видел проявлением слепого эгоизма, плоды которого не способны к долгому существованию.

Каратос не внял советам отца, пожелав видеть Солнце не через мутную призму воды и чувствовать под ногами твердую, а не вечно скользкую поверхность.

В гневе Владыка Океана ударил по волнам трезубцем и скрылся в водных пучинах. С тех пор так и не возвращался к сыну. Будь он сегодня рядом, бремя судьбоносных решений не воспринималось бы Каратосом настолько непосильной ношей.

В рекоруме обители повисла тишина. В совещательном зале физически присутствовали только Каратос и его военный советник Сар Атен. Сыновья Каратоса предпочли остаться в кобусах, мерцая над оперативной декой слабым светом проекций.

Больше других сыновей походил на отца внешностью Ютол – лидер кобуса Развития. Он сразу же выразил беспокойство остальных:

– Отец! Напряжение нарастает! Народ хочет знать будущее, а сейчас оно не так радужно, как мы представляли ему раньше. Предлагаю включить крикумы и оповестить всех о приближении Шат.

– Шат не создают благ цивилизации, – голос другого отпрыска Каратоса, Нуола, идейного вдохновителя кобуса Созидания, немного дрожал. – Поэтому они не интересуются землями Материка, не имеющими инфраструктуры для комфортной жизни.

– Нуол прав! – поддержал брата Леол, отвечающий за кобус Отдыха. – Зачем разжигать огонь на голых камнях, если можно пользоваться теплом уютных домов, генерируемым эн-кристаллами?

– Свой флот они тоже не строили, – добавил Таол, куратор кобуса Снабжения. – Быстрые гравиаты, многопалубные тиремы и тяжелые мортоги проектировали плененные ученые. Шат только их оставляют в живых…

– Не будем отчаиваться! – твердо сказал Сиол, которому отец доверил кобус Обороны. – Стражи уже погрузились на платры и летуны и ждут указаний. Серый котолан плотно облегал мускулистое тело Сиола, полное молодости и нерастраченной энергии. Если Ютол взял от Каратоса внешние данные, то Сиол – характер. Недаром именно он командовал Стражами.

– Повелитель, прислушайтесь к сыновьям, мы теряем драгоценное время, – Сар Атен поглаживал белую бороду и безуспешно пытался прочитать взгляд Каратоса.

Молча слушая грустные речи, гигант в золотой тоге продолжал отстраненно смотреть на круглую линзу визорума. Каратос не хотел многого, лишь продолжения простых и привычных вещей: цветения садов, детского смеха на площадках, чтения стихов в беседках и даже сплетен жен на балконах о своих (и не только) мужьях. Каратос хотел мира, но синий взор все больше застилала мрачная пелена. Последний визит Шат оставил в прошлом многочисленные циклы спокойного развития и научных прорывов.

«Мне у вас нравится, – надменно сказала Каратосу бой-командор Ата Чи, по-хозяйски осматривая обитель. – Хотела бы остаться! Навсегда…»

Даже в кошмарах нельзя было представить на Острове женщин с зеленой кожей и блестящей чешуей. Возможно, по меркам своего народа желтоглазая Ата Чи считалась красавицей, но один вид длинного лоснящегося хвоста сводил на нет все сравнения с жительницами Острова. К тому же они не поедали своих мужчин по случаю военных поражений…

Шат предъявили права на половину Острова. Нагло заявили, что часть Океана под ней принадлежала их предкам. Ложь! Народ Каратоса владел этими водами задолго до появления зеленокожих на Терре. Но все доводы оказались бесполезны: бесконтрольно плодящимся рептилиям не хватало пространства для воспитания молодняка. Уступи Каратос, и территориальная принадлежность второй половины Острова оказалась бы лишь вопросом времени. Каратос не мог допустить геноцида, и разозленная отказом воительница не заставила долго ждать.

Каратос понимал, что Стражи не остановят Шат, но замедлят вторжение и выиграют время для эвакуации детей, женщин и ученых на Материк. Там их встретят исследователи Молодой земли и разместят в полисе, построенном на горном плато и закрытом для местных жителей.

Каратос радовался, что жена с младшим сыном не успели вернуться с Материка. Возможно, без мужа и отца они смогут завершить работу с материей для перемещения вне левитонов, и группу исследователей однажды провозгласят богами маленькие и суеверные создания, отчасти способные на поглощение знаний, но все еще воспринимающие природу живым существом. Когда-нибудь для них тоже станет доступной наука, но пока предпочтение отдавалось гуляньям в лесах и непомерному поглощению горячительных жидкостей, а среди достижений были примитивное земледелие, ремесла, зачатки архитектуры и искусства. Почти все, возникающее на картинах, скульптурах и вазах Материка, было подсмотрено на Острове. Корабелов Материка Каратос не критиковал намеренно, ведь плавать на их посудинах могли или герои, или сумасшедшие. С другой стороны, все прекрасное для взора и технологичное для применения всегда имеет отправную точку. Некоторые представители Материка слушали исследователей очень внимательно и неустанно записывали информацию на тонких свитках. Утверждали, что стараются для потомков, которые с интересом послушают рассказы об Острове. Наверняка повествование обрастет лишними и неправдоподобными деталями. Но здесь Каратос был спокоен: если не приукрашивать, красивой легенды не создашь.

– Действуйте! – распорядился Каратос, очнувшись от дум. – Заблокируйте входы в гавани. Опустите силовые поля колец до уровня дна и объедините в единый контур. Накройте библиотеки кубами повышенной герметичности и поместите в глубинный архив, он выдержит взрывы. Отправьте летуны навстречу воздушным силам Шат. Разверните батареи шахтонов, включая законсервированные и снабдите дополнительными эн-кристаллами. Организуйте погрузку женщин и детей в левитоны и прикрывайте огнем, пока не переместятся на безопасное расстояние. Затем перегруппируйтесь и отходите к Материку. Обессильте Шат настолько, чтобы они еще долго не захотели высовываться из своих нор…

– А как же ты, отец? – взволнованно спросил Сиол.

– Я оставлю за собой управление глобальными процессами, – уклончиво ответил Каратос.

– Что ты имеешь в виду? – встревоженно произнес Сиол.

– Скоро все узнаете! – ответил Каратос. – А сейчас действуйте!

Когда образы сыновей растворились в приглушенном свете рекорума, Каратос увидел, как со стороны статуи Золотого Исполина приближается черный рой.

– Они в пятнадцати стадиях, – помрачнел Сар Атен. – Скоро начнут громко жужжать и больно клеваться…

– Гравиаты подобны назойливым насекомым, скрещенным с остроклювыми птицами, – тяжело вздохнул Каратос. – Летунам придется пробиваться сквозь них с серьезными потерями.

– Они выведут левитоны через анклав Обороны, а там, как вы знаете, сосредоточены сдвоенные батареи шахтонов, – Сар Атен немного смягчил пессимистичный прогноз Каратоса.

– А шахтоны мы усилим черными лучами, – добавил Каратос, наткнувшись на хмурый взгляд советника.

– И к закату оставим Остров без энергии? – недоуменно произнес Сар Атен.

– Я все предусмотрел… – Каратос демонстрировал непонятную уверенность.

– Могу ли я спросить… – по выражению лица советника Каратос догадался, что тот обязательно вспомнит прошлое.

– Сейчас вы вольны задавать любые вопросы, – заявил Каратос и через мгновение понял, что был прав.

– Почему бы не забыть прежние обиды и не попросить помощи Владыки Океана? – выпалил Сар Атен. – Он укажет Шат их место.

Каратос странно улыбнулся и произнес слова, которые не успокоили Сар Атена, скорее еще больше озадачили:

– Однажды отец сказал мне: «Сын, не прими мои слова как банальность, но все запланированное свыше обязательно произойдет, и, поверь старику, бесполезно предотвращать события, лишь кажущиеся нам, не понимающим подоплеки этих событий, несправедливыми».

– Надеюсь, это не наш случай? – спросил Сар Атен, надеясь услышать нечто вселяющее надежду.

– Проводите меня в операторий, – приказал Каратос советнику, не пожелав пускаться в дальнейшие рассуждения. – Без ваших инц-камней невозможна полная активация оборонительного контура.

– Последняя воля правителя? – уточнил Сар Атен.

– Последней будет твое спасение, Сар, – ответил Каратос, и в его синих глазах ясно читался намек на скорое прощание.

– Решили, что брошу вас умирать? – с нескрываемой обидой произнес советник.

– Ты нужен мне там… – сказал Каратос. – Присмотришь за Шин-Дис! Не забывай, что ты еще и наставник моего младшего сына, – его лицо на миг просветлело. – На Материке Кеолу потребуется поддержка.

– Я сделаю все от меня зависящее, – заверил Сар Атен.

– И пусть больше не называет себя Гелиосом, – добавил Каратос. – Мне не по душе это наречение.

– Что-то еще, повелитель?

– Еще? – усмехнулся Каратос. – Посоветуй ему не смешивать кровь с местными красавицами. На этом с перечнем указаний все.

Советник натянуто улыбнулся и молча пропустил Каратоса вперед.

Когда они вбежали в операторий, на Остров сбросили Пламя, но его сумели погасить шахтоны. Вместе с советником Каратос активировал защиту Острова. Сар Атен еще раз поинтересовался, не изменил ли Каратос приказа покинуть его. Услышав прежний ответ, советник с сожалением удалился.

Вскоре с подводных постов сообщили о мортогах. Эти жуткие металлизированные туши медленно ползли по дну, безжалостно давя рыбные фермы… Каратос представил, как мортоги подбираются к силовым полям, выпускают многосуставные дробители и полностью уничтожают защиту колец. Затем появятся обтекаемые корпуса тирем, уничтожат Быстрыми Огнями последние шахтоны и, словно скользкую зеленую икру, начнут метать из трюмов захватчиков. Несмотря на страшные картины, Каратос уже решил, как опередит Шат…

– Когда левитоны вырвутся из окружения, Шат ничего не получат, – сказал себе Каратос. Он наблюдал, как из глубины Океана поднялись и раскрылись широкими лепестками высокие столбы. Из центра столбов взметнулись черные потоки энергии, расчистившие левитонам треть Неба. В этот момент сапфировые очи Каратоса тоже метали молнии, летевшие далеко за пределы Острова, за край Океана, за границы матери-Терры, в миры, откуда не предвиделось помощи…

– Великая Волна, которую я вскоре призову, расколет Остров надвое! – крикнул Каратос в пустоту оператория и, задрожав массивным телом, упал на колени. – И уничтожит всех врагов…

* * *

Звезды, наблюдавшие за событиями с завешенного тьмой небосвода, все еще благоволили Острову: уцелевшие летуны оторвались от преследователей и увели левитоны на Материк. Стражи на платрах продолжали таранить гравиаты, а уцелевшие шахтоны – срезать раскаленными лучами носатых «стрекоз», с противным стрекотом пикирующих на позиции защитников Острова. На этом звездная «доброта» закончилась: прикрывая отход островитян, погиб Сиол, а Ютол был уничтожен в своем левитоне еще на взлете. Другим сыновьям Каратоса удалось покинуть Остров, но разве могло это унять боль, навсегда поселившуюся в сердце скорбящего отца?

Очень скоро на Острове остался один Каратос. Все, что было создано им с великим трудом, горело, плавилось и разрушалось. На визоруме оператория мелькали горки пепла, еще недавно бывшие островитянами, черные сады, невообразимо изуродованные огнем, тлеющие крыши и рухнувшие стены домов.

Переключившись на визорумы Стражей, Каратос окунулся в хаос движений противников, неистово кромсающих друг друга излучением, запечатанным в тонкие цветные линии. Несколько фиолетовых росчерков оставили на месте Золотого Исполина одни стопы. Обезноженная статуя равнодушно смотрела на свои циклопические сандалии и медленно погружалась в воду…

Поняв бессмысленность ожидания печальной развязки, Каратос вставил инц-кристалл в крестообразное отверстие синей пирамидки.

Вот так, одним движением утопить свое детище.

Остров тряхнуло. Толчки и вибрации усилились, плиты пола приподнялись и треснули, и Каратос еле устоял на ногах. Он не слышал и не видел, как со страшным скрежетом накренилась гора и стала оседать вместе с Обителью в бушующий Океан. Волны поднялись высоко-высоко в небо и упали на Остров, сметая все на своем пути.

Когда обрушился потолок, Каратос зажмурился, но удара не почувствовал: кто-то быстро и аккуратно вытащил правителя Острова из оператория.

Когда Каратос открыл глаза, взору предстали заполненный туманом коридор и кружащие над головой создания. Маленькие и тщедушные, они напомнили Каратосу крылатых тэоров из древних сказаний его народа.

– Сразу на спутник, – произнесло одно из созданий на понятном Каратосу наречии.

– А сможет ли он заменить того, выбывшего? – сомневалось другое создание.

– Сможет, очень крепкая порода! – убеждало первое создание.