Текст книги "Морские истории"

В забегаловке половина столов была занята. Многие из присутствующих курили, и от этого свет, выдаваемый развешанными вдоль стен светильниками, был вообще тусклым. В зале стоял гомон голосов, который был характерен для таких маленьких заведений, но он не мешал кушать и общаться.

Неожиданно Борзов поймал на себе какой-то странный взгляд. Он повернулся в его сторону и был удивлён. На него смотрели голодные глаза двух пацанов. Что они тут делали, Борзов не представлял. Ведь здесь было место для взрослых мужиков, моряков, а не для сопливых мальчишек.

Увидев эти страждущие глаза, Борзов поманил одного из них пальцем, на что тот поднялся из своего угла и несмело приблизился к столу Борзова.

– Ты что, кушать хочешь? – спросил его Борзов по-английски, а потом по-немецки, но мальчишка ничего ему не ответил, видимо не понял, а только сверлил взглядом недоеденные куски курицы, которые оставил на своём блюде Борзов.

– Да им сколько ни давай, они всё жрать хотят, – пробурчал Ильич, обгладывая крылышко. – Я вчера им, – он кивнул в сторону пацанов, – целую ножку отдал, так они её моментом сточили.

– Спроси у него: кушать он будет? – попросил Ильича Борзов.

– Ладно, спрошу, – взял перерыв Ильич и отхлебнул из кружки.

Он что-то спросил по-испански у мальчишки, на что получил только утвердительное «си», частые кивки головой и какой-то лепет.

– Говорит, что жрать хочет, – перевёл Ильич слова пацана. – Говорит, что со вчерашнего дня ещё ничего не ел.

– Понятно, – протянул Борзов и пододвинул к мальчишке своё блюдо, на котором оставались грудка, кости, картошка и салат. – На, бери, – подбодрил он мальчишку.

А тот, сверкнув голодными глазами, осторожно взял со стола блюдо и сел за соседний столик. К нему тут же присоединился и другой мальчишка.

Хозяин, увидев, что мальчишки собрались есть, накинулся на них с бранью, и Борзов, хоть и не знавший испанского, понял, что тот их хочет выгнать. Тогда он встал из-за стола и, протянув хозяину пять солей, грозно сказал по-английски:

– Не трогай их. Пусть едят.

И хозяин, спрятав купюру в карман передника, отстал от мальчишек.

А те, почувствовав, что им теперь ничто не угрожает, принялись трапезничать. По-другому это и назвать было нельзя. Старший поделил курицу и картошку с младшим, обильно полив содержимое тарелки кетчупом и горчицей, и мальчишки накинулись на еду.

Борзову невольно вспомнились его дети, которые оставляли в тарелках полуобглоданные кости, обжаренную кожуру и всё то, что они считали невкусным.

Здесь же этого не было. С тарелки было сметено всё до последней крошки, а кости обглоданы до такого состояния, что от них осталось только то, что и собака бы не разгрызла.

Такой едой местных пацанов Борзов был поражён и, забрав у Ильича его тарелку с грудой костей, недоеденной картошкой и салатом, поставил её перед пацанами.

Хоть по Ильичу и было заметно, что он недоволен действиями Борзова, но еда, которая у него, наверное, стояла уже в горле, помешала ему возмутиться. Он только отхлёбывал пиво и изрыгал из себя лишний воздух.

На такие мелочи Борзов вообще не обращал внимания. Он только следил за пацанами. А те, вылизав тарелки дочиста и сказав ему «грация», вышмыгнули из забегаловки на улицу.

Допив пиво и рассчитавшись с хозяином, Борзов поделился с Ильичом:

– А теперь в самый раз на гору смотаться.

– Куда-куда? – не понял его Ильич.

– На гору, говорю, – уже раздражённо повторил Борзов. – Посмотрим, что за монумент там установлен. Чем-то он мне бразильского Христа напоминает. Вот я и хочу в этом убедиться да сравнить.

– Не-не-не, – замахал руками Ильич. – На такие променады без меня. Мне и тут хорошо, – похлопал он по столешнице.

– Да я не предлагаю тебе лезть туда. Такси закажем. Оно нас и отвезёт.

– A-а, на такси ещё можно, – вроде бы согласился Борзов, – а так я не полезу, ты что, Владимирыч. После такого закусона да лезть куда-то!

– Ну вот и ладненько, – подытожил довольный Борзов, – теперь надо где-то такси найти.

– А что его искать? – удивился Ильич. – Они тебя за сотню солей хоть на Луну закинут.

– Ну, тогда зови хозяина – и поехали.

Борзов уставился на хозяина, который разговаривал с Ильичом, в ожидании результата переговоров.

Вскоре этот вопрос разрешился положительно, и Борзов с Ильичем ехали в раздолбанном тёмно-синем «Хёндае» в сторону начала дороги на гору.

Дорога начиналась около какой-то деревушки и плавно шла вверх. Асфальт закончился, и колёса древнего «Хёндая» выбивали пыль из грунтовой дороги, которая серпантинами уходила всё выше и выше.

Дорога шириной была только для одного автомобиля, и если бы им встретилась какая-нибудь машина, то ей невозможно было бы никуда отвернуть. И как бы они разъехались, Борзов даже себе не представлял. Разве что съехать с колеи и заехать правыми колёсами на крутую обочину. Тогда и встречной придётся делать то же самое. Но тогда была вероятность, что встречная машина, заезжая на свою обочину, соскользнула бы с неё и полетела вниз с горной вершины.

Единственное место для разъездов было на развороте у серпантинов. Там хоть было какое-то расширение.

От таких серпантинов и лихой езды водителя у Борзова даже пропал дар речи. Он уже сто раз пожалел, что такая шальная мысль, как съездить на гору, посетила его дурную голову. Одно успокаивало – что про аварии болтливый водитель не рассказывал. Он без умолку что-то тараторил на испано-английском языке, и из его «ехать, ходить, смеяться, кушать, любить и жить» можно было хоть немного отфильтровать то, что он пытался донести до двух притаившихся на заднем сиденье моряков.

Наконец-то дорога закончилась. Автомобиль выехал на маленькую площадку перед небольшим католическим храмом и остановился.

– Всё, – известил их водитель, – моя больше ехать не моги. Дорога – финиш.

Пришлось выйти из машины и осмотреться.

Борзов с удовольствием покинул столь резвый драндулет и, выйдя, размял затёкшие руки и ноги. Ведь при такой езде надо было что есть силы упираться ногами в пол, а обеими руками держаться за спинку кресла.

Водитель же прошёл к костёлу и попытался открыть дверь. Но она была закрыта.

– Сегодня пастор выходной. Уехал он в дом. – И он показал пальцем вниз, где как на ладони просматривался весь город и порт.

Борзов задрал голову и посмотрел на громадную статую, которая возвышалась на самой вершине. Громадина возносилась чуть ли не к самому небу и всем своим видом возвещала о своём величии и возможности взять каждого находящегося под ней под своё покровительство.

К статуе вела неширокая тропинка. Судя по тому, как она была утоптана и прибрана, можно было предположить, что по ней постоянно ходили или туристы, или верующие.

– Ну чё, Ильич, – со смешком обратился Борзов к второму механику, – полезем к статуе? Заодно и сфотаемся…

– Ты чё, Владимирыч? – чуть ли не завопил Ильич, прервав его на полуслове. – Смерти моей хочешь, что ли? Тут же по этим каменюкам надо ещё карабкаться метров сто.

– Ну, про сто ты загнул, – попытался успокоить его Борзов, – но пятьдесят или чуть больше до него будет.

– Не-не-не, – вновь замахал руками Ильич, – ни за какие коврижки ты меня туда не затянешь. Мало того, что я чуть не обосрался, пока ехал сюда, так ты ещё и чёрт-те куда меня тащишь.

– Ладно, – рассмеялся Борзов от такой реакции Ильича на своё предложение, – не потащу я тебя никуда. Давай хоть тут походим да пофотаемся. Всё память будет.

– Вот это другое дело, – с готовностью согласился Ильич. – Это мы могём.

– Не могём, а могем, – пошутил Борзов и расчехлил фотоаппарат.

Ниже площадки было кладбище. Они обошли его, прочитали, кто же тут покоится. В основном это были моряки, погибшие в море. На некоторых могилах стояли простые вазоны, а некоторые были украшены даже памятниками.

Солнце зашло за склон горы, и площадка с храмом и кладбище оказались в тени. Свежий ветер с океана начал обдувать площадку, принося прохладу, от которой Борзов даже поёжился и застегнул поплотнее куртку.

Да, вид с горы был изумительный. Только ради него можно было подняться сюда.

Слева вдали маячили пики Кордильер, освещённые заходящим солнцем, а под горой раскинулась широкая долина, на которой, как на карте, можно было увидеть город с окрестными деревнями и извилистый берег океана, уходящий далеко на юг.

Борзов подошёл к краю кладбища и посмотрел направо. Там была видна другая гора, с надписью «Lady Bella» на склоне, на которой вчера отдыхали филиппинцы во главе с Фернандо, а под горой находился порт, в котором и стояла «Леди Белла».

Отсюда, с горной высоты, она выглядела не больше спичечного коробка. Такая она была маленькая и изящная.

А вдаль до самого горизонта уходил синий океан, который где-то там вдалеке сливался с такой же синей линией горизонта. А что там, за ним, за этим горизонтом? Сейчас Борзов этого не мог рассмотреть. Он только пристально вглядывался в эту безбрежную даль, забыв обо всём на свете.

Здесь, на вершине горы, он был один на один с небом и морем, в которое через несколько дней уйдёт его судно.

16.11.2021

Фонарик

В последний день перед отходом из Перу капитан дал всем филиппинцам палубной команды выходной, и после семнадцати часов они дружной толпой покинули борт судна.

Сам капитан уехал куда-то с агентом, прихватив с собой своего лучшего друга – третьего механика.

Борзов тоже не стал задерживать машинную команду, и она присоединилась к своим соплеменникам.

Второй механик Владимир Ильич с Серёгой тоже решили отдохнуть на берегу. Борзов был не против. Пусть сходят да развеются напоследок. Ведь впереди целый месяц перехода через Тихий океан до Манилы.

Поэтому он остался на судне обеспечивать четвёртого механика и электромеханика. Погрузка велась своими стрелами, и электромеханик постоянно наблюдал за работой грузовых лебёдок, а у четвёртого механика была его суточная вахта.

Лебёдки были старые и изношенные, как и сама «Леди Белла». На них из-за отсутствия фирменных графитовых тормозов были установлены «самоделочные» эбонитовые колодки. Колодки быстро выходили из строя, и электромеханик был вынужден их постоянно менять. За время перехода из Филиппин до Перу фиттер наточил их достаточное количество. Поэтому, как только колодки начинали стираться, электромеханик останавливал погрузку и менял их. Процесс был отработан и много времени не занимал.

За погрузкой трюмов следили старпом и вахтенный матрос.

Так что на судне почти никого не было и царила относительная тишина. Не было слышно обычной музыки, которая вечерами постоянно неслась с низов и под которую расслаблялись филиппинцы. Не было вони, обжариваемой на плите сушёной рыбы. Только из машины шёл равномерный рокот работающих дизель-генераторов, периодически начинающих натужно рычать, когда лебёдчики поднимали очередной строп с мешками, в которых была рыбная мука.

Борзову надо было пересчитать запасы топлива перед океанским переходом, чтобы уже точно знать, что имеется на борту.

Он позвонил в машину и вызвал к трапу четвёртого механика.

Он мог бы приказать четвёртому, и тот сам бы перемерял танки, но что-то последние замеры этого очкарика Бакаланко ему не внушали доверия. Почему-то появилась разница в пятнадцать тонн по сравнению с машинным журналом и его предыдущими расчётами. Поэтому Борзов решил: пусть четвёртый на его глазах сделает замеры, а он уже потом, с учётом дифферента, всё сам пересчитает. Капитан требовал с него точных расчётов, а он, соответственно, требовал их со своих подчинённых.

Бакаланко появился у трапа с ведром, в котором были ветошь и рулетка, и с видом готовности броситься в бой на врага предстал перед Борзовым.

– Всё готово, сэр, – чуть ли не радостно заявил он Борзову, съедая того глазами.

– Ну, если готово, то пошли, – махнул ему рукой Борзов и двинулся на бак.

Надо было перемерять все танки, даже пустые, и, пока ещё есть дифферент на корму, постараться выкатать из них всё возможное в кормовые диптанки.

Замеры сделали быстро, и Борзов отправил четвёртого в машину, чтобы тот проверил динамки, а заодно и вахтенного моториста. Сам же он спустился на причал, для проверок носовой и кормовой осадок судна.

Солнце давно село, и в темноте марки осадок было трудно определить. Света от фонарей на причале было недостаточно, поэтому Борзов прихватил с собой фонарик.

Купил он его совсем недавно в Гонконге. Борзов до сих пор с улыбкой вспоминал, как он яростно торговался на индусском базаре с продавцом, чтобы купить фонарь подешевле.

Продавец как упёрся в цену пятьдесят гонконгских долларов, так ни за что и не хотел снижать её, видя перед собой русского. Ведь русские почти никогда не торгуются и платят столько, сколько потребует продавец, потому что не знают английского языка.

Но с Борзовым такой вариант в этот раз не прокатил. Он сцепился с продавцом, используя все уловки уличных торговцев, и в конце концов стал обладателем фонаря за двадцать долларов. Продавец был только рад избавиться от назойливого покупателя, поэтому после двадцатиминутных препирательств, смахнув со лба пот и запаковав фонарь в фирменную упаковку, он с вымученной улыбкой смотрел вслед уходящему Борзову.

Это был фонарик знаменитой фирмы «Мэглайт». Его свет мог ярко осветить любой объект на расстоянии метров в пятьдесят. Точка наводилась легко и свободно, а стальное чёрное тело, в которое были спрятаны три батарейки, покрытое тонкой насечкой, приятно холодило руку. Фонарь лежал в руке как влитой, а если его взять в районе линзы и лампочки, то он превращался в хорошую, увесистую дубинку. Недаром такие фонари были включены в экипировку американских полицейских.

Вот и сейчас Борзов включил фонарь и, подойдя к краю причала и присев на корточки, без труда рассмотрел цифры кормовой осадки. Записав результат в блокнот, он поднялся и пошёл к носовой части судна. Там, проделав такую же операцию, он положил блокнот в карман комбинезона и двинулся к трапу.

Его путь прервал оклик двух мужиков, которые стояли около одного из грузовиков, ожидавших очереди на погрузку.

Неожиданно он услышал:

– Салю дос, амиго!

На этот оклик Борзов обернулся интуитивно. Ведь знакомых здесь, в Чимботе, у него не было.

Обернувшись, он увидел улыбающиеся лица двух водителей, которые разложили свои «тормозки» на ступеньке одного из автомобилей и жестами приглашали его подойти к ним.

Грузовики, заполненные мешками с рыбной мукой, заезжали на причал и ждали очереди, когда им скомандуют подъехать к трюму выгружаться. А так как скорость погрузки была невысокой, то их на причале скопилось достаточное количество.

Борзову делать уже было нечего, только что сидеть и считать по таблицам топливо. А так как ему сейчас здорово не хотелось это делать, да и вечер в одиночестве обещал быть длинным, то он решил подойти к мужикам.

Подойдя к ним, он разглядел, что это были обычные мужики, лет под сорок, одетые так, как одеваются обычные водители: рабочий комбинезон, грубые ботинки и кепка на голове. Только Борзов с интересом подметил одну особенность: что кровь их предков была когда-то разбавлена испанской. Да и сами водители что-то гортанно лопотали по-испански, доброжелательно улыбаясь.

Говорила же мама когда-то своему сыночку, чтобы он учил иностранные языки, а ему было всё лень, так что, кроме «трабаха», «мучача», «шервеза» да «грациас», у Борзова никаких знаний в испанском не было. Но тут этого и не понадобилось. Мужики, чуть ли не как своего лучшего друга, принялись обнимать Борзова за плечи, предлагая присоединиться к их трапезе.

Борзову и в самом деле стало интересно, чем же таким питаются водилы. Про наших-то он всё знал. Там и хлеб, и колбаса, а если жена любящая, то и котлетки с помидорчиками и огурчиками. А тут в самом деле стало интересно.

Мужики жестами, перемежая их испанским выражениями, начали предлагать Борзову то, что было у них разложено на газете, и вручили ему лепёшку, в которую были завёрнуты какие-то овощи, перемешанные с фаршем. Всё это было обильно сдобрено специями, а когда Борзов надкусил предложенную лепёшку, то они выжидательно смотрели на его реакцию. Понравится ли она их гостю или нет.

А что? Лепёшка как лепёшка, но из вежливости Борзов поднял большой палец на руке.

– Гуд, – прошамкал он, пережёвывая сухую лепёшку.

Видя, что пища сухая, один из мужиков достал из холщовой сумки с национальным орнаментом какую-то баклажку и, налив её содержимое в небольшой стаканчик, стоящий тут же на ступеньке, предложил:

– Дринк, – показывая Борзову, чтобы он запил с трудом жующуюся лепёшку.

Ничего не подозревая, Борзов принял из рук водителей стаканчик и сделал из него глоток.

«Да, – с сожалением тут же подумал он, – это не вода». Но не выплёвывать же лепёшку с предложенной бурдомагой, и он проглотил то, что было во рту.

А жидкость оказалась здешней самогонкой. Наверное, её гнала местная злобная ключница, потому что от неё шло такое амбре, которого Борзов и представить себе не мог.

Видя его выпученные глаза и полуоткрытый рот, через который Борзов пытался изгнать из себя дух местного напитка, один из водителей рассмеялся и сунул Борзову пластиковую бутылку с водой.

– Дринк, – со смехом предложил он.

Борзов выхватил из его рук бутылку, но, прежде чем опрокинуть её в себя, понюхал содержимое. Там и в самом деле была вода. Тут он уже стал выливать воду, не жалея, в себя под громкий смех водителей.

Водители, посмеявшись, тоже налили себе по небольшому стаканчику местной разливухи и с лепёшкой её выпили.

Разговор на испанском, русском, английском, сопровождаемый интенсивными жестами, пошёл как-то сам собой.

Оказалось, что водителей звали Луис и Пабло, живут они здесь же, в Чимботе, и стоят в порту уже несколько часов, а сколько ещё времени проведут здесь, они не знают. Поэтому им сейчас можно немного выпить и даже поспать.

Разговор с яростно жестикулирующими водилами как-то увлёк Борзова. Давненько ему не было так хорошо от общения с людьми, особенно когда с тобой разговаривают не как с начальником, а как с равным себе.

От такого общения Борзов уже отвык. Ильич – он флегмат, у которого на уме где бы что сожрать и отдохнуть. Из Серёги и клещами не вытащишь слова. Тот только кивает головой и всегда со всем согласен. Филиппинцы – те только улыбаются в глаза, а что они потом у тебя за спиной творят, только чёрт знает.

Поэтому рассиропленный Борзов, тыча пальцем себе в грудь и на пароход, объяснил своим новым друзьям, что он старший механик на этом судне и приглашает их к себе в гости.

Водилы, когда поняли смысл слов Борзова, тут же приняли приглашение и, захлопнув дверь грузовика, последовали за ним.

На трапе вахтенный матрос потребовал у водил пропуска, а когда понял, что они идут вместе со старшим механиком, даже не стал их забирать, а беспрепятственно пропустил.

В каюте Борзов усадил своих новых друзей в кресла, достал из холодильника фрукты, порезал их и поставил в одной из ваз на стол. В другую вазу высыпал крекеры. Выставил несколько банок «Спрайта», вскипятил чайник и поставил перед гостями кружки и коробку с пакетиками «Липтона».

Мужики сидели в креслах и удивлённо озирались, выражая своё восхищение различными выражениями, среди которых часто проскальзывало «магнификамене», «перфектаменте».

Довольный произведённым впечатлением, Борзов даже достал из холодильника бутылку водки «Александер» и поставил перед улыбающимися мужиками по стопке.

Мужики с радостью подняли их и провозгласили что-то в виде тоста, в котором было упоминание «фамилия», «ниньёс», «мар», «эспоса». Борзов понял, что они хотят выпить за семью, детей, море, жену, поэтому не отказался и чокнулся с новоявленными «корефанами».

Мужики с удовольствием принялись поглощать фрукты, выказывая всем своим видом восторг и восхищение от полученных впечатлений.

Но идиллия продолжалась недолго. Её прервал вошедший второй механик. Он с удивлением осмотрел тёплую компанию.

– Чего это ты, Владимирыч, всю эту блотню у себя собрал?

– Да вот, познакомились на причале, да и пригласил я их к себе… – как бы оправдываясь перед Ильичом, начал Борзов.

– Гони их на хер, эту нищету, – недовольно пробубнил Ильич и по-испански что-то начал объяснять водилам, тыкая в сторону причалов.

По его недовольному тону Борзов понял только, что второй говорит что-то о «трабахе», то есть о работе. Улыбки с лиц мужиков пропали, и они с недовольными лицами поднялись и вышли из каюты.

Уходя, Пабло хлопнул Борзова по плечу:

– Ту буэно амиго.

Как потом перевёл ему Ильич, это было: «Ты хороший друг».

А Ильич махнул ему вслед рукой:

– Давай, давай, вали отседова, амиго.

– Зачем ты так с ними? – с сожалением, что такой хороший вечер прервался так грубо, посмотрел на Ильича Борзов.

– А ты что? Хочешь всё Чимботе тут накормить? – так же недовольно пробубнил Ильич в окладистую бороду. – Лучше пошли ко мне, мы там с Серёгой тебе такой закусон принесли! – От этих слов у Ильича даже глаза расцвели. – Ты, наверное, такого и не пробовал никогда.

– Ладно, пошли.

От такого предложения у Борзова обида на Ильича как-то сразу прошла. Он запер каюту, и они втроём прекрасно провели вечер. Ильич готовился списываться в Маниле, поэтому-то он и накрыл стол в преддверии отходной.

А утром, перед тем как идти в машину, Борзов попытался найти фонарик, но нигде его в каюте не нашёл.

До боли стало обидно, что он вновь доверился незнакомым людям. Как же прав был Ильич…

08.12.2021