Текст книги "Ромас. Морские рассказы"

***

Я вообще-то не считал себя специалистом в больших дизелях, но один из случаев, который со мной произошел на практике, когда я был на пассажирском судне «Григорий Орджоникидзе», показал всем, что я очень большой «знаток» всех этих дизелей.

Второй механик мне с утра дал задание пойти в корму машинного отделения, в котором стояли большие воздушные баллоны, и мыть эти баллоны сверху до низу, потому что там за многие годы скопилось очень много пыли и грязи.

С ведром воды я взобрался на эти баллоны и, болтая ногами, и манипулируя, чтобы не свалиться с них, елозил по ним пузом. Чего больше я делал, мыл их водой или стирал с них грязь животом, я не знал. Во всяком случае, я пытался навести там порядок.

Вдруг слышу, как главный двигатель неожиданно начал издавать какие-то странные звуки. Типа:

– Жах! Бах – ба-ба-бах!

Это могла так загавкать только турбина!

– Вот, – непроизвольно подумалось мне, – помпаж начался! – «умный» же был этот Вася.

На лекциях по турбинам и дизелям я всегда сидел в первых рядах, стараясь не пропустить ни единого слова от преподавателей. Мои конспекты были всегда обстоятельно написаны, чем иногда пользовались мои однокурсники перед экзаменами.

– Наверное, это механики что-то с топливом напутали, – стал строить догадки «умный Вася». – Или резко увеличили подачу топлива. Или волной корму подкинуло, и винт оголился.

Так как меня там болтало наверху, на этих злосчастных баллонах, то я не понял, мы идем в шторме или не в шторме. Болтало меня там изрядно. Я чуть ли не падал с этих баллонов. Стараясь держаться на них и не свалиться на плиты, я непроизвольно хватался то за какие– то провода, то за трубы. Ведь на круглой поверхности баллонов надо было удерживать равновесие, держа перед собой ведро с водой и свободной рукой смывать грязь с окружающих меня загрязненных поверхностей.

Но тут ко мне подбегает второй механик и со всей силы орет на меня с матами, которые он, наверное, не произносил всю свою предыдущую жизнь:

– Ты что там делаешь!!!? Мать твою перемать!!!

– Что я тут делаю? Да мою я тут! – показал я второму механику на отмытые поверхности.

– А ну, живо вниз! Мать твою перемать!!!

Я в недоумении спустился вниз, наблюдая за тем, как второй механик нырнул под баллоны и начал крутить какие-то клапана.

Оказывается, за баллонами были расположены быстрозапорные клапана топливной цистерны главного двигателя.

Своими болтающимися ногами я задел за один из тросиков, ведущих к этим клапанам и один из клапанов закрылся.

Естественно, топливо перестало подаваться на главный двигатель.

А когда при полном ходовом режиме на двигатель резко прекращается подача топлива, то его турбины начинают «гавкать», то есть, помпажировать.

От второго механика я получил достаточную выволочку, а мотористы ещё долго в столовой команды или на перекурах потешались над Лёхой – специалистом по остановке главного двигателя.

Но тут, на «Чите», стояли совсем другие турбины. Да и главный двигатель немного отличался от предыдущего, с которым я был знаком.

Наученный горьким опытом, вчера я осторожно обошёл главный двигатель, нашел тросики быстрозапорных клапанов и убедился, что просто так, ногами, их не достать.

***

Выйдя от стармеха, мы разошлись по каютам, чтобы переодеться в робу.

Через пять минут все собрались в ЦПУ, перекурили и второй механик провел меня вдоль и вокруг главного двигателя.

Он показал мне валоповоротное устройство, индикаторные клапаны. Объяснил, как и когда их надо закрывать и как прокачиваются лубрикаторы.

Всё это он делал спокойно, обстоятельно и доступно, рассказывая о многих мелочах, которые могут понадобиться при запуске главного двигателя, его остановке или обслуживании на ходу.

Почти час второй механик водил меня по машине, а потом мы вернулись с ним в ЦПУ. Где он по-прежнему так же уютно устроился в кресле перед пультом управления, закурил и вопросительно посмотрел на меня:

– Ну что? Понял?

– Понял, – я был очень доволен тем, что второй механик так легко и доступно мне всё рассказал.

Через полчаса в ЦПУ пришёл старший механик.

Он был в кремовых отглаженных брюках. Они были выглаженных так, что если муха сядет на стрелку этих брюк, то она могла бы обрезать себе брюхо!

Начищенные до блеска чёрные туфли, белая рубашка, слегка расстегнутая на воротничке. Манжеты на запонках, и в бежевом пуловере.

Когда он вошёл в ЦПУ, присутствующие разом подскочили, ожидая очередных приказаний.

Стармех, не глядя на подскочивший народ, прошёлся вдоль поста управления, осмотрел приборы на нём и на ГРЩ.

Потом вопросительно посмотрел на второго механика:

– Так…, – протянул он. – Вы тут готовите машину или только разговорами занимаетесь?

– Сейчас, Сергей Николаевич, начинаем. Двигатель полностью прогрет, смазан, пока крутим его валоповороткой.

Удовлетворившись таким положением вещей, стармех грозно приказал:

– Свяжитесь с мостиком и скажите им, что я в ЦПУ и продолжайте готовить машину.

Дед важно ходил вдоль главного распределительного щита (ГРЩ), наблюдая за тем, как мы суетимся.

Второй механик сразу сорвался со своего кресла и ломанулся вниз, в машину. За ним, в таком же темпе, побежали мотористы и я.

В машине мы закончили подготовительные манипуляции и поднялись в ЦПУ.

Второй механик подошёл к пульту управления главным двигателем и вопросительно посмотрел на стармеха.

Тот важно взял спикер, нажал не его тангетку и зычным голосом произнес:

– Мостик – ЦПУ.

В ответ сразу прозвучал голос капитана:

– ЦПУ – Мостик.

Стармех, не меняя тона, также важно продолжил:

– Машина готова к проворачиванию на воздухе!

В ответ опять послышалось:

– Проворачивайте. Под кормой – чисто.

Стармех разрешающе посмотрел на второго механика.

Тот уже стоял у штурвала запуска.

Получив, такого вида разрешение, второй механик немного провернул колесо.

Я стоял рядом со вторым механиком, который мне объяснял каждый свой жест:

– Вот это пуск. Для этого надо чуть-чуть повернуть колесо, вот до этой отметки, – показал он мне красную метку на нимбе колеса. – Как услышишь шипение воздуха и двигатель начнёт проворачиваться, то сразу ставь на «Стоп». Для проворачивания достаточно сделать пару оборотов. Из баллонов воздуха стравится не так много, что достаточно будет для последующих запусков. При успешном проворачивании мы убеждаемся, что в цилиндрах нет воды. Понял?

– Понял, – послушно кивнул я ему.

Продули двигатель, и моторист побежал закрывать индикаторные краны.

Старший механик, видя мою бездвижимость рыкнул:

– Четвёртый! Чего стоишь? Бегом вниз, закрывать клапана.

Второго рыка мне было не надо делать. Я помчался вслед за мотористом.

После того, как индикаторные краны были закрыты, я поднял голову, чтобы посмотреть в окно ЦПУ. Оттуда на нас смотрели грозные глаза старшего механика.

Я жестами показал:

– Всё! Двигатель готов! Клапаны закрыты.

Было слышно, как воздух пошёл по цилиндрам. Мы с мотористом присели, чтобы, если не дай бог, из-под крышек вырвется какая-нибудь железяка, то она не влетела бы нам в голову.

Двигатель бодро сделал несколько оборотов на топливе, а потом был остановлен.

Затем был сделан реверс, за тягами насосов во время реверса я должен был обязательно следить, так мне объяснял второй механик, чтобы они все двигались и ни одна из них бы не заклинила.

Реверс был сделан, двигатель также сделал пару оборотов назад и встал.

В окне ЦПУ показалась голова второго механика, который жестами позволял нам туда войти.

***

В училище у нас был курс автоматики, который я с удовольствием посещал.

Я копался во всех этих механизмах, регуляторах, которые были разобраны и предоставлены для самостоятельного изучения.

Преподаватель нам их показывал и объяснял принципы их работы.

После этого я ходил в библиотеку, чтобы прочесть информацию об этих регуляторах. Мне это было всё интересно.

А когда второй механик, показывал мне машину, то я возьми и ляпни:

– А регулятор, тут какой? Интегральный или дифференциальный?

Второй механик посмотрел на меня, как на идиота, а потом кивнул вниз:

– Иди и посмотри, а там сам и увидишь, какой он.

***

После того, как мы с мотористом вернулись в ЦПУ, я спросил разрешение у старшего механика:

– Сергей Николаевич! Можно я пойду в машинное отделение, и буду там находиться, когда двигатель будет запускаться?

Тот с интересом посмотрел на меня, сделал паузу и уже добрее озвучил своим басом:

– Только около крышек главного двигателя не стоять, а быть ниже их, – и махнул разрешающим жестом, – Можно!

Я, чуть ли, не отдав ему честь, развернулся через левое плечо и удрал из ЦПУ, потому что под таким тяжелым взглядом находиться было очень сложно.

В десять тридцать дали ход. Двигатель потихоньку начал набирать обороты, судно стало разгоняться и, я вернулся в ЦПУ.

Второй механик также стоял у пульта управления, хотя машина была полностью переведена в автоматический режим, и он только наблюдал за приборами.

Через сорок – сорок пять минут с мостика сбросили обороты.

Я стоял рядом со вторым механиком и слушал, что он мне объяснял.

Но тут он прервал свой всеобуч:

– Это мы проходим «Трёх братьев», – сообщил он негромко мне. – Тут проходят только малым ходом.

Для меня это тоже было новостью:

– А что такое «Три брата»?

Тот посмотрел на меня взглядом, которым всегда награждают салаг:

– На входе в Авачинскую губу стоят три скалы, их и называют «Три брата». Когда выходишь, они слева.

Я тут же загорелся:

– А можно мне на них посмотреть?

Второй механик понизил голос:

– Сиди тут. Не рыпайся! Не дай бог, дед увидит, что ты куда-то удрал и тогда тебе вообще жизни не будет.

Мне только и осталось стоять с ним рядом, наблюдая с какой серьезностью дед прохаживался вдоль ГРЩ:

– Понял, – и я остался.

Потом подумал, несмотря на всю серьезность ситуации:

– Время у меня ещё будет. В следующий раз я обязательно посмотрю на этих «Трех братьев».

После прохода «Трех братьев» двигатель вновь начал набирать обороты, второй механик пошёл показывать мне, какие регуляторы вступили в работу, какие клапаны были открыты, что и где надо смотреть, и какую температуру и где записывать, чтобы занести её в машинный журнал.

До полной нагрузки, разгонял двигатель старший механик. Он понемногу, одной известной ему программой доводил главный двигатель до режима полного хода.

Второй механик вообще в этом случае не касался ничего.

Когда двигатель был введен в режим полного хода, старший механик зычным голосом, взяв в руки спикер, доложил на мостик:

– Машина в режиме полного хода. Мы идем в автоматическом режиме! Будьте внимательны!

– Большое спасибо за информацию, – прозвучал в ответ вежливый голос третьего помощника.

Слышно было, как капитан сразу взял у него спикер и продолжил:

– Хорошо, Сергей Николаевич! Вы можете покинуть машинное отделение, механики пусть остаются на местах.

Стармех окинул нас оценивающим взглядом:

– Всем оставаться на местах и нести вахту, согласно расписанию, – после этого, он плавно развернулся и покинул ЦПУ.

Второму механику надо было идти обедать, ведь в двенадцать часов ему надо заступать на ходовую вахту.

Он обратился к третьему механику:

– Серёга, ты тут посиди с четвертаком, покажи ему, как журнал заполнять, а я пока пойду и пообедаю.

Третий механик молча кивнул головой и сел в кресло перед столом с мнемосхемами.

Он развернул журнал и вопросительно взглянул на меня:

– Ты хоть раз заполнял его? – он кивнул на журнал.

– Нет, ни разу не заполнял, – честно сознался я.

– Ну, что ж, – заключил третий, – Пошли по машине, – он взял пластиковую пластинку, на которой были выцарапаны какие-то цифры, и, приглашая меня жестом следовать за ним, вышел из ЦПУ.

Пройдя всю машину, он показал мне, что надо записать, а потом, когда мы вернулись в ЦПУ, показал мне все параметры, которые надо заносить в машинный журнал.

Наверное, он и сам недавно прошёл эту процедуру с ознакомлением этих правил, поэтому так тщательно их рассказывал.

Тут я стал понимать, что и куда надо записывать.

Когда я заполнил журнал и расписался в нём, мы стали ждать второго механика.

Придя в ЦПУ, он проверил записи в журнале, и удовлетворительно хмыкнул:

– Ну, ладно. Идите. Обедайте. Но ты, четвертак, после обеда приходи сюда, мы ещё часик-полтора с тобой тут походим-побродим.

Хотя и хотелось отдохнуть, и я был зверски голоден, но пришлось подчиниться:

– Понял, – только и оставалось, что сказать мне. В училище я был вымуштрован так, что начальству перечить нельзя.

Поднявшись в каюту, я переоделся и спустился в кают-компанию.

Зинка уже заждалась:

– Лёша, ну я же не могу столько работать! Ты только последний остался. Третий поел в столовой. Ты бы хоть предупредил, что опоздаешь! – но потом смягчилась. – Борщ уже остыл, а второе я тебе сейчас подогрею.

– Зина, ты меня извини, но это же всё-таки первые дни. Я же первый раз двигатель заводил в режим, – начал оправдываться я перед ней.

Вообще-то я хотел рассказать ей, как это было интересно, но, посмотрев в её такие «понятливые» глазки (в виде двух блюдец) понял, что туда мои мысли не пролезут.

У них была только одна мысль, чтобы я побыстрее всё доел, а она удрала из кают-компании.

Зинка села напротив меня, подперла рукой голову и смотрела, внимательно наблюдая, как я поглощаю борщ.

Как только последняя ложка была перенаправлена в сторону моего рта, как она выхватила тарелку, и тут же притащила второе блюдо, поставив тарелку передо мной:

– На, ешь, – предложение было столь категоричным, что я не смог от него отказаться.

Как только тарелка со вторым блюдом была опустошена, передо мной появился стакан с компотом:

– Вот тебе компот, допивай, а я пошла, – она сняла передник в буфетной и независимо отбыла в неизвестном направлении. Тарелки она оставила в мойке немытые.

Я поел, облачился в телогрейку, которую нашёл в каюте, надел шапку и вышел на палубу.

Судно шло вдоль Камчатки. С правого борта, на фоне голубого неба, четко просматривались заснеженные пики Камчатских гор. Кое-где, если приглядеться, то можно было увидеть вулканы.

С берега дул небольшой ветерок, который через некоторое время стал пробирать меня до костей, несмотря на то, что я прятался за углы надстройки.

Всё-таки уже был не май месяц, а середина декабря.

Я походил по палубе, немного замерз и вернулся в каюту. Опять переоделся в робу и пошёл в машинное отделение.

В ЦПУ со вторым механиком перекинулись парой слов о красотах Камчатки и он предложил мне:

– Так …, хватит тут рассиживаться, пошли. Я тебе покажу, как тебе надо будет запускать испаритель, – конечно, я был полностью согласен с ним.

Спустились к котлу, около которого стоял этот самый испаритель.

Я достал тетрадь, ручку и принялся записывать то, о чём мне говорил второй механик.

Он прокричал мне на ухо:

– Это я сейчас тебе все показываю, а Саша крутит клапана, потом ты это будешь делать только сам.

Второй принялся показывать мне, какие клапаны надо открывать, а какие закрывать.

Этих клапанов было столько много, что я растерялся. Потом вообще всё перепутал, хотя инструкция на железной черно-белой бирке висела на передней панели испарителя на ней всё было доходчиво написано для грамотных механиков, но не для «доцентов», как я.

После всех объяснений второй крикнул мне на ухо:

– Что? Не понял? Да вот тут всё написано, – показал он на эту железную инструкцию, – Будешь читать её. И все у тебя получится. Понял?

Что оставалось делать? Я только кивал головой, что понял, но в голове стоял кавардак похлеще, чем в бурлящей кастрюли с кашей.

Испаритель находился под носовой турбиной, а ты выла с силой, как потом оказалось, в сто двадцать децибел, поэтому приходилось только орать друг другу на ухо, так как в десяти сантиметрах от себя я только различал только звук, исходящий из уст второго механика и больше ничего.

А Саша Ермаков, следую жестам второго механика, то открывал, то закрывал, пока ещё неведомые мне, клапана.

Испаритель начал работать. Мы сняли показания счетчиков. Оказалось, что выдавал он в сутки выдавал тонн двенадцать дистиллята, хотя по инструкции его производительность должна быть только десять. Вот, что значит новая техника!

Второй механик был доволен, что рассказал и показал мне запуск испарителя, что не сказать про меня.

Вспомогательный котёл вывели из действия раньше, когда я был ещё на вахте. Это как-то незаметно сделал Максимов он же ввел в работу утиль-котел, который работал от тепла выхлопных газов главного двигателя. Для него это была обычная процедура и он поэтому никого не поставил в известность.

А сейчас, после возвращения в ЦПУ, второй механик вновь закинул ноги на пульт, закурил и продолжил моё обучение:

– Мы сейчас в режиме полного хода, теперь ты знаешь, как и что надо делать, но когда будем выводить главный из режима, то ты меня обязательно позови, и мы с тобой вместе всё сделаем.

Я понимал всю правоту его слов, где была только правда.

– Хорошо. Понял. Позову, – только и бубнил я. – А если будет ночь?

– И ночью позови. Ничего со мной не случиться. А деда я уже сам извещу.

– А если это будет днем?

– И днем позови, – ему, по всей видимости, надоело отвечать на мои глупые вопросы. Он встал с кресла и начал дефилировать по ЦПУ.

– Ладно, хорошо, и тогда позову, – чтобы успокоить его подыграл я ему. Хотя не думал, что может что-нибудь такое случиться, чтобы я его позвал.

Мы ещё немного поговорили, я пару раз сбегал к испарителю, чтобы проверить его показания, поднялся к утиль-котлу, а потом, уже успокоенный, что механизмы моего заведования работают в нормальном режиме, вернулся в ЦПУ.

Второй механик, довольный моей озабоченностью, только похлопал меня по плечу.

– Иди отдыхать, – в его голосе сквозила, чуть-ли, не отеческая забота. – Я за всем сам погляжу, – махнул он в неведомую сторону. – А третий… Тот уже точно знает, как всё это делается. Он год назад пришёл сюда после Одесской вышки. Это он сейчас такой важный, а тогда бегал здесь почище тебя, – хохотнул он.

Несмотря на мои двадцать два года, я чувствовал себя уставшим. Это было странно, но это было именно так.

Это было подобно тому, что я пробежал за сорок минут десять километров. Или провел три часа тренировки в активном темпе.

Ни ноги, ни руки меня не слушались. Мне хотелось только одного. Мне хотелось спать. Мне хотелось избавиться от всех этих забот, которые мешали мне жить, думать, мыслить. Мне просто хотелось спать. Чтобы завтра, через час, через пять минут, которые мне даст сон, я вернуться к своему Я. Я должен был прилечь и поспать.

Глава третья

Приближалось время ужина.

Я вновь переоделся, и приготовился к «экзекуции» ужина. Но ничего такого не произошло. Ужинали мы вместе с третьим помощником, тоже молодым пацаном, который в этом году закончил наше училище. Мы немного поболтали, и я пошёл к себе в каюту. Опять сел на диван и опять меня – буц – и вырубило.

Проснулся я оттого, что моторист толкает меня в плечо:

– Четвертак, харе дрыхнуть, давай на вахту собирайся.

Да, это был не радушный голос Зинки-буфетчицы, но и такого толчка в плечо было вполне достаточно, чтобы заставить меня сразу проснуться.

Я моментально подскочил. На подъём я обычно быстрый. Тут же переоделся в робу и побежал в машину.

Пришли мы в машину с Максимовым одновременно и обошли её за десять минут.

Третий механик мне рассказал, что происходило на вахте, махнул рукой на прощанье и ушёл.

Остались мы с Максимовым вдвоём.

Думаю, что делать? Не знаю. Вроде бы всё работает, всё на автомате, но меня что-то толкало ещё раз обойти машину.

– Сиди тут в ЦПУ, я пойду похожу по машине, – поставил я в известность Максимова и вышел из ЦПУ.

Когда выходишь из ЦПУ, то шум от работающего двигателя, сразу оглушает, а потом ты к нему постепенно привыкаешь и не замечаешь его. Если даже напевать песни, то ты их сам слышишь, а окружающие нет. Но орать сильно нельзя. А то, если кто-нибудь находиться в машине, то прибежит к тебе с вопросом:

– Что случилось? Чего орешь?

Но я ходил молча, смотрел на приборы работающих механизмов и старался запомнить их значения.

Потом вспомнил, как второй механик мне говорил, что в конце своей вахте я обязан подкачивать цистерну цилиндрового масла.

Он мне показал клапан, который я должен был открывать перед началом подкачки, а потом его обязательно закрывать.

В цистерну надо было подкачать сто литров.

Почему этого мотористы не делали, он мне не объяснил. Наверное, на своей вахте он решил своего моториста избавить от этой нудной работы.

Когда меня второй раз направили на «Читу», то там уже был сделан электрический насосик, который подкачивал масло в эту цистерну в автоматическом режиме, но сейчас на ней был установлен ручной насос, который мы называли «гардочка».

Этой гардочкой, которая выдает примерно пять литров за два качка, надо было накачать сто литров масла.

Все-таки была зима, масло было холодное, надо было упираться и упираться, пока ты его накачаешь, значит и производительность насоса была меньшей.

Но откуда мне было знать всех этих премудростей. Советчиков рядом не было, а Максимов мирно сидел в ЦПУ, согласно моему указанию. Я его четко видел. Он тоже видел меня, как я подкачиваю масло в цистерну, он не соизволил выйти и помочь.

Когда я начал качать масло, то удивился. Вроде бы качаю, а уровень масла в мерительном стекле не поднимается.

Невольно закралась мысль:

– Что такое? Куда же масло девается. Вроде бы сделал двести качков, а масла в цистерне не прибавилось. Наверное, оно куда-то утекает в другое место.

Я перепугался, что за растрату цилиндрового масла, которое было очень дорогим, я получу втык.

Подумалось, не смотря на вой турбин и равномерные уханья цилиндров, от которых я порядком обалдел:

– Что ж такое!?

И я принялся искать, куда же делось масло. Обнаружилось, что под цистерной находится какой-то клапан.

«Умная» мысль посетила меня:

– Наверное, через него масло куда-то утекает, – пройти по трубе и убедиться, куда же ведёт эта труба, я не догадался.

Я потрогал клапан. Он оказался открытым и я его закрыл. Масло начало, при очередном качке гардочки, подниматься в стекле намного быстрее.

Я успокоился, накачал полностью цистерну. Клапан под цистерной оставил закрытым и ушёл в ЦПУ.

Вскоре на вахту пришел второй механик. Он обошёл машину, всё осмотрел, и с одобрительными словами:

– Всё нормально. Ты свою первую вахту отстоял. Иди, отдыхай, – отпустил меня.

Я, счастливый и довольный, вернулся в каюту. Уютно устроился в кровати и заснул.

Около двух часов ночи слышу, что завыла помпажирующая турбина:

– Вау! Вау!

Что такое? Непонятно. Я быстро подскочил с кровати, влетел в робу и помчался в машину.

Благо вход в машину был на моей палубе. Только стоило крутнуть маховик кремальеры, как она моментально открывалась.

Задраив её за собой, а эта привычка у меня осталось ещё после последней практики на подводной лодке, я влетел в ЦПУ.

Все стоят обалдевшие.

Что случилось? На мнемосхеме мигает множество красных лампочек, со всех сторон воют сирены…

И тут раздался грозный голос деда:

– Идиоты!!!! Масло в лубрикаторах закончилось. Быстро смотреть, сколько там масла осталось! – он уже не приказывал, а орал на нас. Голос его был, наверное, погромче, чем у главного двигателя.

Второй механик удивленно крикнул:

– Как масло? – И мы вместе с ним побежали к лубрикаторам.

Точно, в стеклах лубрикаторов масла было меньше одной трети. То есть оно ещё не полностью закончилось, а только датчики предупреждали, что масло в них заканчивается и двигатель автоматически сбросил обороты до малого хода.

Второй механик кинулся к расходной цистерне цилиндрового масла.

В стекле уровень масла был нормальный. Он осмотрел цистерну и заглянул под неё, а потом поднял на меня недоуменный взгляд.

Через грохот работающего двигателя, я услышал:

– Ты это сделал? – указывал он пальцем на закрытый клапан.

А что оставалось делать? И я честно кивнул головой.

– Идиот! – а дальше многозначно шла ненормативная лексика, присущая только морякам. – Как ты только догадался сделать это! – так же в бешенстве орал он на меня.

А что мне оставалось делать? Я только стоял и лупал глазами.

Оказывается, именно через этот клапан, который я закрыл, масло шло из цистерны ко всем лубрикаторам.

Масло никуда не вытекало и никуда не утекало. Оно было очень холодное и поэтому медленно поднималось в мерительном стекле.

Вот так был совершен мой первый казус на этом судне.

Дед, когда я вернулся из ЦПУ, метал молнии:

– Это что за идиотов стало выпускать это …. (так и так твою мать-перемать Христофора Колумба через Панамский канал туда-рассюда) ДВИМУ! Это что за дураки такие тут закрывают всякие клапана? Тебе кто-нибудь разрешал закрывать этот клапан? – орал он на меня.

Я молчал. Тут уж лучше было ничего не говорить. Я стоял по стойке смирно, опустив глаза, а дед только изгалялся надо мной:

– Это тебя не женщина родила, это ты появился из чрева царицы Тупицы. Чтоб тебя задрало…, – и он продолжал выражаться такими матами…

Вернее, матов в его речи почти не было, там были только человеческие слова, подобрать которые было невозможно нормальному человеку.

Но это были не настолько оскорбительные слова, которые обидели бы человеческое достоинство любого человека.

Это были оскорбительные слова в том отношении, что бы ты понял, насколько ты низкий в знаниях, в опыте и ничтожный человечишко на этом земном шаре. И что он, дед, самый умный и неповторимый в жизни человек, никогда в жизни этого бы не допустил вообще.

– А вы, – он оглядел нас со вторым механиком с ног до головы испепеляющим взглядом, – идиоты! И кто и как вас сюда только направил? У вас, наверное, есть только одна цель, чтобы тут всё запороть и угробить этот двигатель, – он в экстазе махал своими огромными кулачищами.

А когда такой кулак неожиданно пролетал вблизи от тебя, то становилось даже страшно. Ведь при соприкосновении с ним, глупая башка нерадивого механика, могла бы и расколоться.

Но тут его сентенцию прервал голос капитана с мостика:

– Сергей Николаевич, ну что там у вас? Уже пять минут стоим.

У меня тут в мозгу пробила мысль:

– Как пять минут?!

Мне казалось, что остановка продолжалась не менее часа.

А тут всего лишь пять минут.

– Пять минут стоим, – продолжил капитан. – Мы пойдем дальше или как? – ни голос капитана, ни его тембр не показывали, что он хоть немного волнуется.

Зато дед сразу снизил тембр своего голоса и, уже спокойно, рапортовал в спикер:

– Сейчас… сейчас пойдём. Не волнуйтесь, сейчас дадим ход. Еще пять минут надо подождать, чтобы масло поступило в лубрикаторы, и мы пойдём.

Когда на мнемосхеме потухли красные огонечки датчиков, показывающие, что в лубрикаторах нет масла, двигатель вновь был запущен.

Когда всё успокоилось, и двигатель был опять введен в режим полного хода, дед походил, походил вдоль ГРЩ, пометал молнии, и посмотрев, на второго механика, грозно произнес:

– Всё, я пошёл к себе, меня на завтрак не будить. Понятно?

Но мы не знали, каким образом его не будить на завтрак, потому что это была забота буфетчицы, но на это приказание мы дружно закивали головами, особенно второй механик:

– Да-да-да, Сергей Николаевич. Передадим по вахте третьему механику.

Чувствовалось только одно, что он хочет, как можно быстрее избавиться от карающего меча недовольного деда.

И вот, когда Сергей Николаевич, наш любимый, дорогой старший механик, от одного вида которого мы все тряслись, как заячьи хвосты, покинул центральный пост управления, наступила расслабуха.

Вот тут уже чуть ли не завизжал Бородкин:

– Ты дурак! Идиот! Ты что наделал? Тебе кто-нибудь говорил закрывать этот клапан? – он тыкал в сторону цистерны.

А что мне оставалось делать? Надо было только во всём честно признаваться.

– Нет, никто мне не говорил об этом, – только и мямлил я.

Но мне уже было не так страшно от криков второго механика и то, что изрыгал из себя Бородкин, это уже был так – легкий дождичек, Владивостокская морось после прошедшего торнадо.

Для меня это уже было не страшно.

В ответ на все его крики я только и ответил:

– Да я всё понял, не буду я больше этого делать. Понял я свой косяк. Да. Всё осознал, – и, в конце своего оправдания, только добавил: – Ну, так получилось, – при этих словах я только развёл руки.

Бородкин постучал себе по лбу, а на лбу у него была абсолютная лысина, и уже более спокойным голосом продолжил сокрушаться:

– Как ты только мог догадаться до этого?

А что? Надо было рассказывать ему обо всех моих догадках?

– Ну, так получилось…, – только и бубнил я в ответ на справедливые обвинения в свой адрес.

– Эх ты! – только и выдохнул Бородкин. – Получилось у него… Смотри, чтобы у тебя больше никогда так не получалось! – тяжело вздохнул он и, усевшись в кресло, нервно закурил.

Поняв, что больше меня долбать не будут, я спокойнее отреагировал на его замечания:

– Да ладно… Всё я понял. Ничего не будет получаться таким образом.

Бородкин, докурив сигарету, уже спокойно посмотрел на меня:

– Иди ка ты спать, дорогой товарищ, – и сакраментально усмехнулся он.

Пришлось идти в каюту. Но тут меня сон уже не брал. Я ворочался с боку на бок, вертелся, но молодость взяла своё.

Судно потихоньку раскачивалось, слышалась вибрация двигателя, и под эти убаюкивающие звуки, я заснул.

Погода была хорошая. Странно, что она была такой в это время года.

В ноябре обычно здесь были шторма.

«Чита» находилась в Тихом океане. Это были первые двенадцать часов хода, и мы ещё не дошли до Лопатки.