Текст книги "Ромас. Морские рассказы"

Ромас
Морские рассказы
Алексей Макаров

© Алексей Макаров, 2023

ISBN 978-5-4493-5181-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Прошло более сорока лет, как мы, молодые мальчишки выпустились из стен нашего Высшего Инженерного Морского Училища.

Каждый год в последнее воскресенье июля, мы встречаемся и, как будто окунаемся в те беззаботные курсантские годы и начальные годы своей трудовой деятельности.

Нас осталось не так уж и много. Большинство уже покинули этот мир. Непросто даются годы, проведенные в море. Оно всегда забирает свою дань.

Но те из нас, кто в очередной раз приходят на встречу, счастливы и радостны, что они увидели своих прежних друзей-товарищей в полном здравии.

Надолго затеваются разговоры, рассказы о временах, проведенных в море.

Теперь, нам старым морским «волкам» не надо стыдиться своих неудач, которые то тут, то там преследовали нас.

Сейчас мы эти неудачи воспринимаем со смехом, юмором и с легкостью рассказываем их за столом единомышленников.

Некоторые истории, которые мне особенно понравились, я собрал в рассказах, изложенных в этой книге.

Может быть, кое-где я их немного приукрасил или где-нибудь что-то не так описал.

Но пусть меня извинят мои друзья, которые эти рассказы поведали мне в период откровенности.

Некоторые из этих историй я передал от первого лица и объединил их в единое повествование. Но не надо считать, что эти события происходили именно со мной. Это только морская жизнь, которая коснулась каждого из нас.

Все события в этих рассказах являются плодом авторского вымысла. Все совпадения имён, дат, названий и сюжета являются случайными. Местоимение «Я» в данном тексте обозначает не Автора, а вымышленного персонажа, созданного моим воображением.

С уважением ко всем читателям,

Алексей Макаров

Мой первый рейс

Часть 1
(жизнь судового механика)

Глава первая

На табло появилась надпись о пристегивании ремней, запрете курения в салоне самолёта и прозвучало объявление, что самолет пошёл на снижение.

Несмотря на увещевания стюардесс, пассажиры оживились. Чувствовалось, что они устали от четырехдневного ожидания вылета в аэропорту Владивостока и хотят побыстрее отправиться по домам.

Как только самолет коснулся колесами взлетной полосы пассажиры повскакивали со своих мест и лихорадочно начали вынимать с полок вещи и одеваться.

Рулежка самолета ещё не прекратилась, а в проходах уже столпились люди, готовые на выход.

Я был очень удивлен такому поведению людей. Чего торопиться? Всё равно уже прилетели. Конечно, было понятно желание людей быстрее добраться до дома, но багаж-то всё равно раньше не выдадут, пока его не привезут в аэровокзал.

Самолет четверо суток ждал во Владивостоке вылета в Петропавловск Камчатский из-за циклона, бушевавшего над Камчаткой.

Понятно, что все устали и хотят домой, но, чтобы вот так не сдерживать эмоции, было удивительно мне молодому двадцати двухлетнему четвертому механику, едущему на работу в Камчатское морское пароходство.

Мой тесть сказал мне во Владивостоке, что у него в Питере есть троюродная сестра – Мария Филипповна, и что живет она на улице Первомайской. Где эта Первомайская, тесть не знал. Но, только посоветовал, пожав плечами, как бы извиняясь:

– Выйдешь из самолета, спроси. Там всё и узнаешь.

Он работал таксистом и его друзья по его просьбе каждый день во время этой вынужденной задержки, возили меня в аэропорт.

Он мог себя не ограничивать в расходах по оплате этих поездок. Сам он на смене зарабатывал левых больше двадцати пяти рублей, а этих смен выходило у него в месяц то ли семь, то ли восемь, плюс зарплата и премии за перевыполнение плана.

Тесть не бедствовал. Был он участником Отечественной войны, прошедший штрафбат. Хотя о войне и о том, что он там испытал, восемнадцатилетним пацаном, он редко рассказывал, но в степени легкого алкогольного опьянения, он рассказывал такие ужасные истории, которые с трудом укладывались в голове из-за их правдивости, реалистичности и жестокости.

Его слово, как фронтовика, для меня было, как кремень, поэтому я особо не переживал, что потеряюсь или заблужусь.

Название улицы – знал, номер дома – знал. Значит, доберусь. А если я чего-то хочу, я всегда добьюсь этого обязательно.

Поэтому я сидел спокойно в своём кресле, дожидаясь, когда народ освободит проход и можно будет спокойно, без толкотни, выйти из самолета.

Подали трап и стюардесса громко предупредила выходящих пассажиров, чтобы все раскрыли паспорта на странице с пропиской и предъявили их встречающим милиционерам.

У меня с собой было только направление на работу. Петропавловской прописки в паспорте не было. Когда я выходил из самолета, то милиционер, подозрительно посмотрев на меня, спросил:

– Прописки нет?

– У меня только направление на работу есть, – как бы извиняясь, предъявил я паспорт милиционеру.

– Молодой специалист, что ли? Ну, давай, давай. Проходи, – и миролюбиво добавил: – Специалисты здесь всегда нужны.

Выйдя на трап, я непроизвольно зажмурился от ярких лучей солнца.

Яркость их была утроена лежащими вокруг взлётного поля сугробами снега. Они ослепляли своей белизной. Непроизвольно пришлось даже прикрыть рукой глаза, глядя на эту сверкающую красоту земли и голубизну неба.

Морозный воздух придал силы и энергии.

Сойдя с трапа, я пристроился к веренице пассажиров, шедших к зданию аэровокзала, а оглянувшись, остолбенел от красоты, открывшейся передо мной картины.

На фоне голубого неба за взлётным полем, вдали, виднелись два вулкана. Один из них был ровной конической формы, а у другого вершина была немного скошена, и из неё валил «небольшой» дымок.

Как-то стало не по себе. А вдруг – рванет. Но спокойствие прибывших пассажиров успокаивало и, отвернувшись от красоты вулканов, я поспешил в здание аэровокзала.

Здесь уже ажиотажа, как в самолёте, не было и, получив багаж, я вышел на площадь перед зданием аэровокзалом.

Куда ехать, чего ехать – не знаю. Тем более, на улице было очень холодно. Особенно в моём балоньевом пальто на «рыбьем» меху.

Пришлось вернуться в здание аэровокзала и найти справочное бюро, где бы я смог узнать, как добраться до улицы Первомайской.

Дождавшись своей очереди к окошку информации, я пригнулся, заглянул в лицо царственной тетеньке и заискивающим голосом обратился к ней:

– Скажите, пожалуйста, а как бы мне добраться до улицы Первомайской в городе?

Тётенька окинула меня безразличным взглядом и тут же, скороговоркой выпалила в мои наивные очи:

– Садитесь на номер автобуса, – она посмотрела в какой-то свой список, – вот такой-то и езжайте до Сероглазки. Там пересядете на другой автобус и потом доберетесь до КП. На КП Вы пересядете на другой автобус, и на нём Вы уже доберетесь до своей улицы Первомайской.

Все это было произнесено скороговоркой, да так, что я практически ничего не запомнил. У меня в голове была полнейшая каша от объяснений тётеньки из справочного бюро, а переспросить её я постеснялся.

Что такое Сероглазка? Что такое КП? Где автобусные остановки? Где надо выходить? Всё это перемешалось в голове, и я в нерешительности отошёл от справочного бюро.

В полной прострации выйдя на площадь вокзала, я в недоумении огляделся.

Где я? Что делать? Куда идти? Людей вокруг почти не было. Все прилетевшие пассажиры давно уже разъехались.

Но, правда, минут через десять-пятнадцать подошёл автобус, который ехал в город.

Со своим чемоданищем я взгромоздился в него, устроил чемодан в проходе, хотя некоторые пассажиры пихали и толкали его ногами, таким образов выказывая недовольство, что он тут стоит и мешает им пройти.

Не обращая внимания на их недовольные действия, я устроился на заднем сидении автобуса. Внутри автобуса было тепло и, несмотря на морозец на площади, я почти сразу же согрелся.

Вскоре автобус тронулся, и я смотрел по сторонам на пейзажи зимней Камчатки.

Всё было интересно. Снег вдоль дороги стоял огромными сугробами, высотой метра по два-три.

Наверное, недавно прошли грейдеры, которые его сгребали с дорог.

Потом, когда я пожил некоторое время в Петропавловске, я видел эти грейдеры.

Хотя в понимании материкового жителя, это были вовсе не грейдеры, а турбоагрегаты, которые чистили дороги даже во время самого сильного снегопада. Они шнеком забирали в накопитель снег и струей выкидывали его на обочину.

Поэтому вдоль обочины стояли такие громадные трехметровые сугробы. Дороги были чистые, а все обочины завалены снегом.

Автобус не спеша доехал до Елизова, немного постоял на автовокзале и двинулся дальше.

От Елизова он ехал по извилистой дороге вплоть до самого города.

Начало города можно было определить по пятиэтажным домам, выглядывающих из-за сугробов.

На одном из них я прочитал, что это улица Тушканова.

Так, значит, мне скоро надо будет выходить.

Подойдя к водителю автобуса, я спросил у него:

– Скажите, пожалуйста, а как мне добраться Сероглазки?

Водитель, не отрываясь от дороги, буднично ответил:

– Вот сейчас я поеду по Тушканова до Сероглазки, там ты выйдешь и найдешь то, что тебе надо.

Я так и сделал. Когда с Тушканова автобус завернул на Сероглазку, и проехал некоторое время, водитель махнул мне рукой – вот здесь мне выходить.

Выйдя из автобуса, я огляделся. На остановке снега не было, она была утоптана и очищена. А вокруг была только девственная белизна. Ни дома, ни деревца.

Куда идти? Чего идти? Я понятия не имел. Но, зная, что где-то там, в стороне, куда махнул мне рукой водитель, были какие-то дома, то я пошел туда.

Сначала снег достигал мне щиколоток, потом я брел в нём чуть ли не по колено, волоча за собой свой громадный чемодан. Ох, и тяжеленный же он оказался. И не мудрено! Одна треть его была забита технической литературой по специальности.

Постепенно я стал вязнуть в снегу. Несколько раз провалился чуть ли не по пояс. Чемодан спасал меня от того чтобы я проваливался ещё глубже, оставаясь плотом на снежной целине, на который я мог опереться, чтобы выкарабкаться.

Дальше идти было невозможно, потому что вниз шёл отвесный косогор, и передо мной раскинулась только широкая гладь Авачинской губы, на которой кое-где плавал лед.

Внизу был какой-то небольшой полуостров и какие-то небольшие домики.

– Нет, наверное, я туда не пойду, – невольно подумалось мне, но какая-то мысль подсказывала, что я выбрал неправильное направление и что я заблудился.

Выбравшись из снега, я вышел на ровную дорогу и вернулся на остановку автобуса. Перешел на другую сторону дороги, дождался очередного автобуса и забрался в него.

По-другому это никак нельзя было назвать.

Я был, как снеговик. Только что шапка была не в снегу. Ноги промокли, брюки были мокрые, шерстяные перчатки представляли собой жалкое зрелище половой мокрой тряпки.

В автобусе людей было немного. Они все с удивлением разглядывали меня.

Тут я уже сразу подошёл к водителю и спросил у него:

– Мне нужно добраться до КП.

Водитель доброжелательно с сочувствием посмотрел на меня:

– Где же это тебя угораздило так изваляться?

– По-моему я заблудился, – попытался я объяснить водителю, выстукивая дробь дрожащими зубами. – На КП мне надо.

– А… На КП! – понял меня водитель. – Я как раз туда и еду. Давай, садись, погрейся, оттай. Доедем мы до твоей КП.

Что такое КП, я понятия не имел. Но все-таки пересилив свою застенчивость, спросил у соседа, который сидел рядом со мной:

– Что же это за такое КП?

Сосед понимающе посмотрел на меня:

– Первый раз в Питере?

– Да, – я утвердительно кивнул головой. – Только что с самолета.

– Понятно, – протянул сосед. – Площадь это так называется. Да ты сразу увидишь её. Там танк на постаменте стоит, на этой КП.

Мне всё равно было неясно значение аббревиатуры КП.

– Понятно… Танк. Нет, ну что это вообще такое – КП?

Сосед еще раз усмехнулся:

– КП – это Комсомольская площадь. Но все её называют КП и как-то к этому уже привыкли.

– Теперь всё понятно, – понял я объяснения соседа. – Комсомольская, так Комсомольская.

Автобус не спеша ехал по улицам города. На одном из домов я прочитал: Владивостокская улица. Вскоре и водитель прокричал:

– Кто там собрался выходить на КП? Следующая остановка КП. Выходим на КП!

Я вышел на КП со своим чемоданищем. Куда ехать? Опять ничего не знаю.

Пытаясь прояснить обстановку, обратился к какой-то женщине, которая стояла на остановке.

– Вы бы не подсказали мне, как добраться до улицы Первомайской, – вежливо поинтересовался я у неё. – Мне сказали, что сначала нужно до КП доехать, а там уже пересесть на другой автобус. Но я не знаю, на какой…

Женщина непонимающе посмотрела не меня:

– Первомайская…? Да не знаю я такой улицы, – раздраженно ответила она и отвернулась.

Но, видимо что-то вспомнив, она махнула рукой на противоположную сторону улицы:

– Где-то, наверное, в той стороне.

Рядом стоящий мужчина, услышав название Первомайская улица, вмешался в разговор:

– А, это, наверное, вон туда, в сторону Восточного шоссе. Ты перейди на другую сторону улицы, и сядь на автобус, – он назвал номер, – и поедешь дальше. Там водитель тебе подскажет, где твоя Первомайская улица.

Теперь мне было известно уже и направление, и номер автобуса. Дело шло на лад. Я забыл о промокших ногах и брюках. Настроение улучшилось.

Вскоре подошёл и долгожданный автобуса, в который я влез без труда.

Во всех автобусах, на которых я ехал, было очень тепло. Так что я особо и не промёрз, несмотря на то, что сильно промок.

Уже смеркалось, потому что уже была середина ноября, и день был очень короткий. Было около пяти часов вечера, а мне до сих пор было непонятно – куда же мне надо всё-таки ехать.

Автобус ехал по очищенным улицам и, проехав все жилые дома, выехал в какое-то заснеженное широкое поле. Проехав его и повернув направо, он оказался у высоких стен какой-то крепости с колючей проволокой.

– Так это же, наверное, тюрьма, – пронзила меня мысль.

Скорее всего, так оно и было.

После тюрьмы автобус ещё немного попетлял между домов и вновь выехал в поле.

Я уже не на шутку обеспокоился. Не хватало мне ещё одного путешествия по снегам Сероглазки. Там то, хоть светло было, а тут темень – только редкие фонари на столбах освещали наезженную дорогу.

Не выдержал обуревавших меня сомнений, я подошёл к водителю автобуса:

– Вы мне не подскажете, когда мне надо будет выходить на Первомайской улице?

Водитель был занят преодолением неровностей на дороге, но доброжелательно ответил:

– Да, да, да, да. Вот сейчас немного проедем, и будет тебе твоя Первомайская улица.

Я даже обрадовался, что моё путешествие заканчивается:

– Хорошо, спасибо, – только и вырвалось у меня.

Автобус подошёл к плохо освещенной остановке, на которой выглядывал только засыпанный снегом покошенный навес.

– Вот твоя остановка, – водитель указал мне на него и переспросил: – А какой дом тебе там нужен?

– Да мне дом два нужен, – я пытался вглядеться в темноту.

Водитель усмехнулся:

– А тут их всего два. Вон тот, который большой, по-моему, и есть второй дом.

Он показал назад от остановки на крышу дома, которая едва виднелся из-за сугробов, наваленных вдоль дороги.

Я поблагодарил водителя, вышел из автобуса и, волоча чемоданище побрел по узкой тропинке, проложенной кем-то вдоль сугробов к указанному дому.

Точно, это был дом номер два – двухэтажный, желтый, с мощными стенами. Он утопал со всех сторон в снегу, только к двум подъездам были проложены узенькие тропинки.

По одной из них я вошёл в подъезд, с трудом приоткрыв тяжелую дверь и, найдя номер нужной квартиры, которая оказалась на первом этаже, надавил на кнопку звонка. Звонок, конечно же, не работал и пришлось стучать.

Как только я постучал, то через несколько секунд дверь открылась, и на пороге появилась упитанная женщина пожилого возраста, примерно лет далеко за пятьдесят, как и описывал мне её мой тесть.

Я представился:

– Я Алексей Макаров. А вы Мария Филипповна?

Она, всплеснув руками и чуть ли не заголосила:

– Да, да, я Филипповна. Ждём мы тебя, ждём, а тебя всё нет и нет. Куда ты мог подеваться? Уже сердце всё изболелось. Тут уже три часа всё на столе стоит. Остыло, поди уже всё. Давай, быстро проходи, раздевайся и будем садиться за стол. Все тебя уже заждались. Где же тебя носило? Самолет-то вон, когда уже прилетел…, – суетилась она вокруг меня, помогая перетащить чемодан и раздеться.

Увидев мои занесенные снегом ноги, она достала веник:

– На тебе веник и снег с себя стряхни, – указав на коридор.

Выйдя на улицу, я смёл с себя снег и вернулся в квартиру.

Филипповна оказалась упитанной женщиной, одетой в торжественное платье и кутающейся в душегрейку из чёрно-бурой лисы.

На лице у неё было столько добродушия, а в голосе теплоты, что я сразу же забыл о перенесенных тяготах сегодняшнего дня.

Филипповна, увидев мои промокшие ноги, сразу же засуетилась и куда-то скрылась. Через минуту она вышла в коридор с ворохом одежды.

– Вот тебе брюки, носки, свитер и тапки. Иди в эту комнату, – она указала на дверь рядом, – там ты будешь жить, – добавив при этом, – и переодевайся там. Мокрые вещи развесь по батареям.

Я прошёл в указанную комнату, занёс туда чемодан и начал переодеваться. Моя одежда, и в самом деле, была вся мокрая, так что одежда, выданная мне Филипповной, как раз и пригодились.

Переодевшись, я вышел в коридор.

Квартира оказалась из трех комнат, коммунальная. Справа в коридоре были две комнаты. Из одной из них выглянула женская голова и приветливо поздоровалась:

– Здрасьте, – молодая, полная женщина вышла оттуда и протянула мне для приветствия руку. – Я Лена.

За ней вышел невысокий, начинающий полнеть мужичок примерно её роста.

– А я Пётр, – он крепко пожал мне ладонь.

– А Филипповна где? – я стоял посередине коридора, не зная, что мне делать дальше.

– Так у себя же, – сделала удивленный вид Лена. – Тебя же ждет.

Она указала на комнату, из которой я вышел:

– А там у нас никто не живет, потому что майор, который там жил, куда-то уехал в командировку и сейчас она закрыта. Вот Филипповна тебе там и постелила. Ты теперь там будешь жить.

Пока меня всё устраивало, и я согласился с Леной:

– Хорошо.

Слева в коридоре была кухня и какой-то чуланчик. Я подумал, что там находиться туалет, но как потом оказалось, это я очень сильно ошибался, потому что там был небольшой чуланчик с ведром, куда можно было пописать ночью.

Туалет для всех остальных нужд был на улице. Так что надо было по всякой нужде бежать именно туда. А он был спрятан между сугробов и продувался со всех сторон, чтобы вонь от испражнений не тревожила посетителя и не мешала ему думать о смысле жизни советской действительности.

Последней комнатой справа по коридору была комната Филипповны – большая, с высокими потолками.

На двух стенах висели ковры, на третьей красовался какой-то гобелен. Пол был выстлан большущим толстым ковром, а посередине комнаты стоял накрытый стол.

В левом углу комнаты располагалась огромная широкая кровать, на спинках которой красовались блестящие, никелированные набалдашники, а у противоположной стены стоял большой старинный диван, покрытый гобеленом.

Точно такой же диван был и у нас дома, когда мы были ещё мальчишками, и мама на нём читала нам сказки.

Столько лет прошло, а диван как был, так и остался! Даже казалось, что это был тот же самый диван, перекочевавший из моего детства сюда, в комнату Филипповны.

Посреди комнаты красовался стол, на котором чего только не было.

Невозможно было остановить взгляд на чём-нибудь, что там стояло, потому что там была и рыба, и картошка, икра, красная рыба, какие-то салаты… И всё это было аккуратно накрыто красивыми полотенцами. Наверное, они были ручной работы и на Украине они бы назывались рушниками.

Видно, что хозяева, всё-таки не выдержав, что гостя долго нет, сели за стол и по паре стопочек всё-таки пропустили.

Мне тут же освободили место за столом и поставили передо мной огромную тарелку.

Не успев даже вымыть руки, я уже оказался за столом со стопкой в руках.

Филипповна наполнила мою тарелку картошкой с мясом.

Тут же стояли нарезанный сервелат, красная рыба, красная икра, какие-то консервированные овощи, соленые помидоры, огурцы. Всё это было разложено на столе, а что не помещалось, стояло на широком подоконнике.

Филипповна широким жестом показала мне, Лене и Петру, чтобы мы сели за стол, и мы чинно расселись. На одном краю Филипповна, на другом Лена с Петей и, спиной к окну, сел я.

Филипповна кивнула головой Петру:

– Петя. Ну, что, давай достань вон ту, холодненькую, которая там, за окошком стоит.

От такого предложения Пётр был не вправе отказаться и, приоткрыв окно, достал бутылку, которая стояла между рамами. Она и в самом деле оказалась холодненькой.

Пётр тут же разлил её содержимое по внушительным стопкам и, без всяких сантиментов, мы выпили.

Филипповна постоянно беспокоилась обо мне. Она накладывала в мою тарелку, то картошки, то маринованной рыбы, то сервелат, то красную икру со словами:

– Кушай, кушай, кушай, ты же устал, тебе надо отдохнуть. И не дай Бог, заболеть. Ты же весь промок в наших снегах.

А потом пошёл разговор и о жизни.

Выпили и вторую бутылочку, которую Петя достал из-за окна. За этими разговорами съели большую часть того, что было накрыто. Потом с подоконника достали оставшуюся закуску и принялись за третью бутылочку.

Когда и этого не хватило, то Петруха сбегал к себе в комнату, принёс оттуда ещё одну, такую же холодненькую бутылочку.

Закончилось всё тем, что как я пробирался в свою комнату, где мне была застелена кровать, я уже не помнил. События оставшегося вечера остались в памяти только кадрами, как в немом кино.