Текст книги "Ромас. Морские рассказы"

***

При одной из жестоких качек, через несколько месяцев, при прохождении Четвёртого Курильского пролива, когда «Чита» попала чуть ли не в центр циклона, этот ящик стал «ездить» по дну рундука.

Приходилось упираться ногами и руками во время сна в переборку и в основание кровати, чтобы хоть как-то уснуть, а тут ещё шел раздражающий скрежет из этого проклятого рундука под кроватью. Вещей, которыми я расклинил этот небольшой коричневый ящичек, видимо, не хватило, чтобы зафиксировать его в неподвижном состоянии.

Что оставалось делать? Сохраняя равновесие, я выкарабкался из кровати и включил свет в каюте.

Так мне не хотелось этого делать! Ведь через несколько часов надо было вставать и идти на вахту…

Но я заставил себя это сделать. Ведь надо же было как-то заснуть.

Встав и, соблюдая равновесие, я открыл ящик рундука.

При очередном крене изловчившись, я достал из него этот чёртов ящичек от которого, раздавался шум, скрежет и шуршание, не дающее мне уснуть.

С трудом удерживаясь на ногах, я приподнял его крышку.

Хотя, когда я впервые увидел этот ящичек, то крышку я так и не смог открыть, да мне это тогда и не надо было. Я же тогда только устраивался в каюте.

А тут… Крышка легко открылась, и я обездвижил от ужаса.

И, как будто, весь мир замер. В ящике находилась бутылка с ртутью.

Я сразу понял, что это ртуть! Она со смертельным блеском плавно переливалась в тщательно укупоренной бутылке, лежавшей в специальных мягких креплениях.

– Что делать? – я даже не успел этого подумать, как ноги меня сами понесли на палубу.

Несмотря на то, что эта бутылка провела у меня под кроватью столько времен, и болталась по дну рундука, как хотела, с ней ничего не случилось. Она была целая.

Но сейчас я держал её в руках, как полную чашу с водой, опасаясь расплескать хоть каплю, несмотря на качку в десять секунд с борта на борт, иногда доходящую до пятнадцати градусов.

Отдраив правой рукой кремальеру броняшки, выводящей на палубу и, широко расставив ноги, я вышел на гладкую, зеленую, недавно покрашенную боцманом палубу и, чтобы не соскользнуть по ней за борт, ухватился за леер на надстройке.

Дверь выходила в сторону кормы и волны не доставали до третьей палубы, где находилась моя каюта. Они свободно гуляли только по главной грузовой палубе.

Страшно завывал ветер, и меня сразу же обдало фонтаном злых и колючих брызг.

Вокруг была чёрная ночь. Только буруны волн, белеющие у борта, которые судно с трудом одолевало, немного освещали мне дорогу к бортовым леерам.

При очередном крене меня вынесло к ним, где я и выпусти из рук столь ненавистный мне ящик за борт.

При следующем крене меня унесло к двери надстройки, в которую и закинуло инерцией. Оказавшись в надстройке, я уже плотно задраил за собой дверь и вернулся в каюту.

От такого приключения меня здорово колотило. Ведь я был на грани…

Но, обмывшись пресной водой из умывальника и обтеревшись сухим махровым полотенцем, я расклинился уже на диване, пытаясь заснуть, до того времени, пока меня прекрасным голосом не поднимет буфетчица на завтрак.

***

А сейчас я переоделся, разложил вещи в шкаф и ящики под кроватью.

В каюте был только умывальник, душ и туалет были в коридоре, поэтому я прошёл в душевую, помылся, вернулся в каюту и завалился без зазрения совести спать.

Ноябрь 2017

Владивосток

Мой первый рейс

Часть 2
(жизнь судового механика)

Глава первая

Утром я проснулся от приятного женского голоса. Сквозь сон я только услышал мелодичное:

– Четвёртый механик, просыпайтесь! Я приглашаю Вас на завтрак.

Я был ошарашен! Такого подъёма у меня ещё никогда в жизни не было. Никто меня так никогда не будил, кроме мамы, которая всегда мягко целовала в щечку и обнимала нежной рукой со словами:

– Лёшечка… Надо вставать… Смотри, какое утро начинается…, – ворковала она над моим ушком.

А я потягивался, обвивал её за шею и отдавался столь любимым мною мягким рукам.

Я проходил практику на трех судах, но, чтобы буфетчица вот так обходила каюты комсостава и будила… А особенно четвёртого механика… Я такого ещё не видел и не слышал. Но на этом судне это было так заведено.

Более привычным для меня был подъём под крик дневального по роте:

– Рота!!!! Подъем!!!! На зарядку!!!! Выходи!!!!

Или, когда меня поднимали мотористы на вахту или на работу:

– Харѐ дрыхнуть… Подъём! – и вдобавок кто-нибудь подшучивал: – Сэр, Вас ждут великие дела…

Непроизвольно подскочив, я отодвинул занавеску кровати, и непонимающими глазами смотрел на это милое создание, которое доброжелательно улыбнулось и ещё раз повторило:

– Доброе утро! Вставайте, пожалуйста! Я приглашаю Вас на завтрак.

Оставалось только помотать головой, в ответ на столь лестное предложение:

– Да-да, хорошо, сейчас, – и буфетчица исчезла в двери, а я вынужден был вставать.

Что ж ложиться уже? Тем более, что у меня сегодня первый рабочий день.

Да! Мой первый рабочий день в новой должности. Одеться надо было поприличнее, чтобы показаться в кают-компании.

Раньше я допускался только в столовую команды. В кают-компанию путь мне был заказан. Она ведь была только для командиров. А теперь и мне можно будет присутствовать в ней.

Но особых одежд у меня не было. После своего курсантства у меня было два костюма: один свадебный костюм, а на другой папа с мамой выделили мне в своё время семьдесят рублей и я сшил его в ателье. Он был точно выточен по моей фигуре, с отложным воротничком, красивыми расклешенными брюками и был сшит по моде 1974 года.

Но не буду же я его одевать в кают-компанию. Ведь мне надо было только позавтракать, переодеться и спуститься в ЦПУ на приём моей первой вахты.

Но у меня были ещё одни стильные брюки. Эти брюки были, как матрассовка – полосатые. На них были широкие бело-серо-черные продольные полосы. Когда я первый раз пришёл в них на танцы в Большой парк, то все были ошарашены цветом и дизайном моих штанов.

Вскоре в таких «шедеврах» я видел несколько ребят, выгуливающихся по Ленинской.

И я решил одеть эти супермодные штаны. Надел цветную рубашку на выпуск, тоже сшитую на заказ, и спустился в кают-компанию.

В кают-компании стояло два длинных стола, накрытые белоснежными скатертями и установленными по диаметрали судна. На них были разложены столовые приборы для всего командного состава судна. Возле каждой тарелки лежали ножи и вилки, а перед ними стояли стаканы для чая в мельхиоровых подстаканниках.

Вокруг столов стояли красивые, оббитые бежевой габардиновой тканью, стулья, притянутые к палубе никелированными изящными талрепами.

Во главе первого стола, слева от входа, сидел капитан, а за вторым – стармех.

Рядом со стармехом сидел толстый дядька в возрасте далеко за пятьдесят, а около капитана – симпатичный, поджарый, одетый в аккуратный костюм мужчина.

Как только я вошёл, у всех сразу чуть ли не попадали вилки из рук.

Толстый дядька только изумленно выдавил из себя возглас изумления:

– Эт-то что такое?

Не обратив внимания на его вопрос, я вежливо поздоровался:

– Доброе утро! Здравствуйте! Я ваш новый четвёртый механик.

Капитан, очень вежливый и интеллигентный человек, как потом оказалось, осмотрел меня с ног до головы и скомандовал:

– Четвёртый механик! Кругом! И приобретите вид настоящего командира, – и уже мягче добавил, – а не шута горохового с балаганной фабрики!

– Есть! – вырвалось у меня по привычке.

Чётко развернувшись через левое плечо, я рванул в каюту переодеваться с одной только мыслью:

– Чем же им мои штаны не понравились? Всем нравились. А тут на тебе – не нравятся…

Вернувшись в каюту, я нашёл свои серые, простые затасканные брюки, надел их и вернулся в кают-компанию.

Дневальная вчера вечером предупреждала меня, когда я ужинал в столовой команды:

– Уж очень строгий у нас пароход. Перед тем как в кают-компанию заходить, надо постучаться и обязательно спросить разрешения у капитана.

После переодевания, я вновь спустился к двери в кают-компанию, открыл дверь и, предварительно постучавшись, спросил, обращаясь к капитану:

– Разрешите войти? – и встал в ожидании разрешения у порога.

Капитан осмотрел меня с ног до головы:

– Ну вот, – удовлетворенно хмыкнул он, – пожалуйста, проходите, садитесь.

Толстый дядька, который сидел около стармеха, показал мне место напротив себя:

– Вот это будет твоё место.

Я сел на указанное место и буфетчица тут же поставила передо мной яичницу с куском обжаренной колбасы. На столе стояли белый хлеб, выпеченный, скорее всего, на судне, масло, чай и сахар.

Я быстро уничтожил завтрак и, не обращая внимания на прерванную беседу начальников, спросил разрешения у капитана:

– Разрешите выйти?

Капитан, уже доброжелательно, кивнул головой:

– Да. Пожалуйста, идите! – продолжая разговор со стармехом.

Я осторожно поднялся из-за стола и вышел из кают-компании под любопытными взглядами окружающих.

Только тогда я понял, что я что-то съел. А то, в присутствии четырёх старших командиров, я так быстро закидал в себя завтрак, что даже не заметил, что же я ел.

Придя в каюту и переодевшись в рабочую одежду, я пошёл в машинное отделение, вход в которое был почти напротив моей каюты.

В машинном отделении все уже собирались в ЦПУ на разводку.

Когда я вошёл туда, то мне сразу бросился в глаза второй механик, который вальяжно развалился в кресле и курил. Рядом с ним на втором кресле сидел толстый дядька, который сидел в кают-компании напротив меня.

Оказалось, что это был электромеханик Владимир Павлович Чечет.

***

Потом уже, через несколько месяцев, когда я освоился на судне, мы с ним очень сдружились. Он был моим соседом через переборку.

Иной раз, когда в Петропавловске он устраивал ночные гулянки, я стучал ему в переборку или заходил в каюту и умолял:

– Владимир Павлович… Дайте поспать… Завтра ведь на работу!

– Ничего, мой юный друг, терпите. Не у каждого у нас бывает вторая молодость. У молодых людей, вообще-то должен быть крепкий сон. Ну а если его нет, то покрепче держитесь за кардан, – на что мне всегда отвечал старый одессит, – и пожалуйста, отдыхай себе на здоровье, и не обращай на нас внимания, – похлопывал он по плечам (и не только по ним) своих веселых спутниц.

Приходилось возвращаться в каюту, поворачиваться ногами к переборке каюты электромеханика, накрывать голову подушкой и пытаться заснуть, а то и уходить к третьему механику поспать у того на диванчике, или к мотористу Саше Ермакову, с которым мы как-то сразу сдружились.

Саша Ермаков очень дружил с обладательницей столь прелестного голоса, буфетчицей Зинкой.

Немного позже у нас собралась компания молодых и здоровых людей. Зинка, Саша Ермаков, я, и сварщик Валера Платонов. Мы сдружились и частенько проводили свободное время во время стоянок в Питере то за городом, то в ресторанах. А один раз даже облетели на вертолете над Корякским вулканом, а в другой раз летали в Долину Гейзеров.

***

Ну, а тут, первый рабочий день. Что делать? Я понятия не имел. Только скромно стоял посередине ЦПУ и с любопытством разглядывал многочисленные приборы и мигающие лампочки.

Второй механик, видя мою нерешительность, посоветовал:

– Так, четвертак… Вот тебе карандаш, ручка, и бумага. И иди-ка ты с мотористом в машину и рисуй схемы. Вот тебе вахтенный моторист, – он кивнул на симпатичного рослого парня, – он тебе будет всё рассказывать и показывать.

Судно стояло в порту, и грузовых операций, для которых были бы нужны судовые дизели, не было.

Главный двигатель стоял, работал только один дизель-генератор, поэтому моторист был свободен. Он, в знак согласия со вторым механиком, кивнул головой и повёл меня по машинному отделению.

Я сразу попросил его:

– Покажи мне механизмы моего заведования. Я вчера со старым четвёртым прошёлся и уже подзабыл кое-что.

– Нет проблем, – весело отозвался моторист. – Для начала, давай познакомился, – протянул он мне руку, – Саша.

Вот так я сразу и познакомился с Сашей Ермаковым.

Когда мы спустились на нижнюю платформу, где было относительно тихо, он также дружески продолжал:

– Ну, давай! Что тебя больше всего интересует?

– Котёл и испаритель, – тут же выпалил я.

Он махнул мне рукой, чтобы я следовал за ним и поднялся палубой выше.

– Вот тебе котёл, – показал он на блистающий серебром, котёл, а потом предложил: – Давай его запустим, а потом остановим.

Я был не против этого. Потому что вчера, всё, что показывал мне старый четвёртый механик, из-за обилия информации, почти стёрлось из памяти. А переспрашивать его я постеснялся, чтобы он не подумал, что я какой-нибудь тупарик.

Саша быстренько проманипулировал всеми кнопками. Котёл остановился, а потом сам запустился в автоматическом режиме.

Всё это было проделано так быстро, что я опять ничего не запомнил. На тут я уже не стеснялся и попросил Сашу:

– А ну-ка ещё раз повтори то же самое!

Тот мило улыбнулся и повторил все операции заново с детальными объяснениями. Его советы и разъяснения я сразу же записывал в тетрадь.

Вот тут мне уже всё стало более-менее понятно, и я попросил Сашу:

– Давай-ка я сам всё это сделаю.

Под его руководством я уже сам нажимал на кнопки. Всё получилось, и котёл зажегся на автомате.

Рядом с котлом стоял, выкрашенный серебрином массивный агрегат.

Саша кивнул на него головой:

– А это наш самовар.

Я с непониманием посмотрел на него.

Видя, что этот термин меня не впечатлил, он поправил сам себя:

– Испаритель это, – потом добавил, – это будет твой головняк! С ним нужно быть очень осторожным.

Мне казалось, что я вчера усвоил уроки сменщика, поэтому не стал заострять на нём внимание:

– Понял, понял. Опреснитель. Всё ясно.

Хотя на судах, на которых я до этого был, они все были заглушены, не работали, воды хватало только той, которую набирали в портах в мытьевые и питьевые танки. Меня лелеяла надежда, что и здесь им не будут пользоваться, ведь переходы должны были быть не больше четырёх суток.

Ну, а дальше Саша начал объяснять мне системы трубопроводов. Пресной и забортной воды, топливной и масляной…

Мы зашли в небольшое помещение, в котором было намного тише, чем в основном машинном отделении, и Саша со смехом произнес:

– А так как ты у нас начальник говна, воды и пара, то вот тебе этот говняный насос. Это фекальная цистерна и вот тут ты уже сам всё должен разведать, – развел он руками, – Потому что я тут ничего не знаю, и в такие дела лезть не буду. Потому что запах я этот не переношу.

В помещении и в самом деле стоял какой-то удушающий «аромат».

В общем, до вечера я не выходил из машинного отделения, зарисовывая и записывая в тетрадь всё увиденное.

Вахтенные мотористы менялись, а я ходил, осматривал механизмы, залезая в дебри трубопроводов, периодически донимая их вопросами.

Когда я поднялся на обед, то мне очень не хотелось переодеваться, и я попросил буфетчицу:

– Зина, можешь ты мне накрыть тут, в столовой команды? – и, показав на свою робу, пояснил: – Переодеваться мне неохота.

Во время практик я видел, как механики обедали и ужинали, не переодеваясь в столовой команды.

Зинка с иронией посмотрела не меня:

– Что, не хочешь попадаться деду на глаза?

На её слова я пожал плечами, но она, улыбаясь, продолжала:

– А всё равно придется. Никуда ты от этого не денешься.

Но постелила газетку на стул в столовой команды:

– Садись сюда, – и, указав мне на место, где бы я мог сесть, принесла тарелку, вилку с ложкой и поставила предо мной керамическую супницу.

Я налил ароматного вкусного борща и с аппетитом поел.

После обеда можно было, и отдохнуть часок, но мне не терпелось продолжить изучение машины, и я вернулся туда.

Для меня такое изучение было, словно наркотик. Чем больше я вникал в сложности машинного отделения, тем мне становилось интереснее и хотелось всё больше и больше узнать.

Второй механик несколько раз меня встречал в машинном отделении.

Он только окидывал меня взглядом и удовлетворительно кивал головой:

– Ага! – в очередной раз при очередной встрече, он поинтересовался: – Помощь нужна? – но получив отрицательный ответ, ушел в ЦПУ.

Конечно, он контролировал меня. Наверное, и переживал, чтобы я что-нибудь по незнанию не накрутил или не запустил.

В пять часов вечера был ужин. Но я опять не пошёл в кают-компанию, а быстренько, не переодеваясь, перехватил в столовой команды, и вернулся в машину.

До восьми часов вечера я ходил по машине и записывал всё новое для себя в тетрадку. А так как моя вахта была с восьми до двенадцати утром и вечером с двадцати до нуля часов, то в двадцать часов я заступил на вахту с мотористом Максимовым.

С Максимовым мы ещё раз подробно обошли всю машину. Он мне показывал и рассказывал о работе механизмов в машинном отделении. Это был мой третий или четвертый «рассказчик».

Но, зато я чувствовал, что знания, которые я подчерпнул сегодня, прочно уложились в моей голове.

Второй механик пришёл на вахту без десяти двенадцать.

Он, как всегда, удобно устроился в кресле, закурил и с любопытством уставился на меня:

– Ну, и как первый рабочий день? Всё выучил?

Я пожал плечами:

– Всё выучить сразу невозможно. А вот основное – здесь, – я показал Бородкину на голову, а потом на тетрадку.

– Если что не понятно, то ты спрашивай. Не стесняйся. Никто тебя за вопросы не убьет. А вот за поломки – получишь по полной программе, – добавил тот усмехаясь.

– Хорошо, – завершил он свой допрос, – Иди. Отдыхай. Наверное, вымотался сегодня? – это он говорил уже сочувственно.

Я вышел из ЦПУ и, уставший, вернулся в каюту. Снял с себя пропотевшую робу и пошел в душ.

Душ был в коридоре. Я долго мылся, а потом вернулся назад, и в бессилии присел на диван. Я даже не заметил, как меня сразу же унесло в страну Морфея.

Молодой, здоровый сон меня моментально сразил.

Глава вторая

Проснулся я только среди ночи, с удивлением обнаружив, что калачиком свернулся на диване в обнимку с полотенцем.

Размяв затекшую руку, я перебрался на кровать и продолжил такую же манипуляцию в виде сна до самого утра.

А утром меня вновь разбудил мелодичный голос:

– Четвёртый механик, пора на завтрак! Доброе утро! – заглянула Зинака за шторку кровати.

Убедившись, что я начал просыпаться, она прикрыла шторку на кровати и вышла из каюты.

Пришлось вставать, размяться и собираться на завтрак.

Наученный горьким опытом, я не стал надевать свои полосатые штаны, а оделся, как и прежде, в скромные серые брюки и однотонную рубашку.

В кают-компании, завтракали не только капитан со стармехом, но и все помощники с механиками.

Сегодня был последний день стоянки. Механики со вчерашнего дня перешли на морские вахты, поэтому на завтрак за столами сидел весь комсостав.

Все с любопытством осмотрели меня. И я, как под микроскопом, пробрался на своё место.

Но, это была только секундная заминка. Ритм разговора за столом возобновился и, все по-прежнему, продолжали завтракать.

Стармех, окончив завтрак, грозно осмотрел подопечных и негромко рыкнул:

– После завтрака всем механикам зайти ко мне в каюту, – он исподлобья посмотрел на нас, чтобы убедиться, что его приказ был понятен.

Механики только закивали головами:

– Да, да. Понятно, понятно.

После выхода стармеха, я сразу ринулся к нему в каюту, но второй механик задержал меня:

– Стоять! Мы туда зайдем через пять минут. Он сейчас устроится, разложит бумаги, а тогда уже и мы пойдем.

Поэтому, руководствуясь указанию старших товарищей, я закончил пить чай и через пять минут двинулся в сторону каюты стармеха.

Вначале туда вошёл второй механик, за ним – третий, ну и я тут же пристроился следом за ними, как четвёртый.

Владимир Павлович уже сидел на диване около банкетного столика, расставив ноги и разложив на них объёмный живот. Он важно курил болгарскую сигарету и о чём-то важно разговаривал со стармехом.

Когда механики зашли в каюту, то им никто не предложил сесть, и они остались стоять возле двери.

Дед внимательно осмотрел механиков с ног до головы и наоборот, а потом изрек:

– Господа-товарищи механики… – тут последовала небольшая пауза, – сегодня будет отход, и я думаю, что никто из вас не повторит предыдущих ошибок, которые с кем-то и когда-то однажды случались, – он испытывающе осмотрел нас. – Нам надо сегодня выйти и через четверо суток прийти во Владивосток. Всем всё ясно?

– Конечно, ясно, – понимающе закивала наша группка головами. – Всё понятно.

Только второй механик добавил:

– Ясно, Сергей Николаевич. Всё будет нормально, вы не переживайте.

– Я знаю, о чём я переживаю, – недовольно пробурчал дед и посмотрел на меня уничижительным взглядом.

На что второй механик ответил ему, посмотрев на меня:

– С ним всё нормально. Он вчера целый день изучал машину. Я думаю, что он освоился.

– Ну и как, четвёртый? Освоился? – грозно вопросил меня дед, испепеляюще глядя в мои глаза.

От такого взгляда у меня по спине поползли мурашки, но я нашёл в себе силы для ответа:

– Да-да, Сергей Николаевич, освоился. Но надо ещё раз сегодня всё обойти и закрепить в памяти. Если что будет не ясно, то я спрошу у второго или у третьего механика, – я с надеждой посмотрел на каждого из них, – или у мотористов, – уже тише добавил я.

– Некогда уже сегодня спрашивать, – недовольно перебил меня дед, – Отход у нас в десять часов! – потом он перевёл взгляд на второго механика, – и чтобы машина была готова к этому времени.

– Понял, понял Сергей Николаевич. Всё будет сделано, – тут же заверил его второй механик.

Мне невольно подумалось:

– Как же эту машину готовить?

Я помнил, что такие же двигатели MAN стояли на пассажирских судах. Но этот MAN был совсем другой.

Он был модернизирован и более мощный. На нём стояли совсем другие турбины.

Вчера я ходил вокруг главного двигателя с любопытством. Мне было интересно, как же он запустится. Но, так как я вообще ничего об этом не знал, то к главному двигателю вчера я и пальцем не прикасался, надеясь на то, что в дальнейшем мне об этом расскажут сами механики.