Текст книги "Ромас. Морские рассказы"

Глава третья

Так и начиналось моя жизнь у Филипповны.

Утром мы с Филипповной выходили на улицу, садились в автобус и ехали. Она до Центральной площади, а я до Морвокзала.

Там я поднимался на второй этаж и сидел целый день с перерывом на обед, читая науки по защите судна от оружия массового поражения.

После десяти дней я всё-таки с трудом, но сдал наставникам всё то, что подчерпнул из этих самых умных в мире книг о военно-морской подготовке. Наставники вытащили из меня клещами всё, что могли, и даже то, что я не знал, и с Богом отпустили в отдел кадров.

Увидев меня с подписанным обходным листом, инспектор даже удивился:

– А чего это ты так рано вернулся. Механики там обычно по месяцу сидят.

Мне была приятно такое удивление инспектора. Это означало похвалу.

– Ну, вот так получилось, – я скромно пожал плечами.

– Хорошо, – соблаговолил инспектор, – иди к механикам-наставникам и побеседуй там с ними.

Идти мне туда надо было обязательно. Но, ох, как мне этого не хотелось. Хотя, вечерами я зубрил Устав Морского флота, правила эксплуатации дизелей, котлов, вспомогательных механизмов и различные приказы по пароходству, которые мне выдали в библиотеке.

Знаний, подчерпнутых из этих книг, было очень много, и из них в голове образовалась такая каша… Поэтому я немного побаивался идти к наставникам, опасаясь захлебнуться в ней.

Но, делать было нечего, и я пошёл в соседний корпус.

Осторожно постучав в дверь, я приоткрыл её и просочился в кабинет наставников.

Тот же самый полноватый мужичок, увидев меня, доброжелательно поманил пальцем:

– Чего стесняешься? Проходи. Отныне это будет тебе, – он окинул кабинет глазами, – отчий дом.

От своего каламбура он усмехнулся и показал мне на стул перед своим столом.

Но, мне было не до шуток. От напряжения меня даже слегка знобило.

Я даже перед самыми серьезными соревнованиями так не мандражировал, как перед этим наставником.

Ведь ему надо было сейчас подтвердить все мои знания, которые я получил за пять лет в училище. Что он меня спросит? Как он меня будет спрашивать? И что я ему отвечу?

Эти мысли только и раздирали мою голову. Ведь если я сейчас пройду аттестацию, то я пойду работать четвертым механиком, а если нет – то только мотористом на целый год. То есть до следующей аттестации. О таких случаях, я знал и поэтому от переживаний меня слегка потряхивало.

А наставник, не замечая моего состояния, принялся «допрашивать», то есть аттестовать меня.

Он вынул список вопросов на нескольких листах и по пунктам, переходя с одного пункта на другой, начал «беседу».

Это мало, конечно, походило на задушевную беседу. Скорее всего, это была викторина по принципу: я тебе вопрос, а ты мне ответ.

Я принял эту игру. Волнение как-то само собой улеглось, я сосредоточился на задаваемых вопросах и из каши в моей голове в сторону наставника полетели чёткие ответы.

Как потом оказалось, вопросов было ровно сто. На девяносто пять я ответил правильно, на два с сомнениями, а вот на три – вообще не знал ответа.

Но наставник меня ободрил:

– Не каждый механик знает на них правильный ответ, тем более такой, как ты. Без практики.

Допрос длился около двух часов. Пот с меня катился градом. Я исписал множество листов бумаги, где рисовал различные схемы, графики и таблицы.

Как всё это хранилось в моей голове? Я так и не мог себе объяснить, но наставник был доволен ответами, которые получил от меня.

– Давненько я не беседовал с таким механиком, – довольно приговаривал он, потирая руки. – Давай сюда свой обходной. Я подпишу его с удовольствием.

Он расписался в нём и, поставив печать, вручил его мне со словами:

– Желаю успехов тебе в твоей работе. А главное – успешного возвращения домой.

Он пожал мне руку и я, с облегчением, направился в сторону отдела кадров.

Несмотря на все сегодняшние испытания, я чувствовал себя легко и свободно. Как будто, после длительного перехода, скинул с плеч тяжеленный рюкзак.

***

Такое со мной уже было, когда нас пятнадцатилетних мальчишек геофизики отправляли за продуктами из таежного лагеря в посёлок за продуктами. Посёлок находился за двадцать километров от лагеря. Переход от посёлка до лагеря надо было совершить за один световой день. Весу в нас было килограммов по сорок пять, а в рюкзаках мы несли по двадцать килограмм. Поэтому, придя назад в лагерь, и скидывая рюкзак с плеч, ощущалась невероятное облегчение и свобода.

***

Увидев меня, инспектор отдела кадров действительно удивился:

– Что? Уже всё? Сдал?

– Да сдал, – как будто ничего особенного не произошло, ответил я инспектору.

– А книжка где? – не унимался инспектор.

– Вот и книжка, – протянул я корочку инспектору.

Тот внимательно её изучил и покачал головой:

– Ну, ты у нас и рекордсмен… Никто ещё так быстро аттестацию не проходил. Обычно, молодые специалисты сидят тут месяцами, – но вернув книжку, по-деловому продолжил:

– Сейчас я дам тебе направление. Пойдешь на «Читу». Ты же с автоматикой знаком?

– Знаком. На одной из практик пришлось работать на таком судне.

– Ну, вот и хорошо. «Чита» это новое автоматизированное судно. Туда мы просто кого не посылаем, – он со значением посмотрел на меня, подняв указательный палец руки вверх.

– Хорошо, – я был не против такого приговора.

Но только спросил у инспектора:

– А когда надо будет туда идти?

Инспектор посмотрел в какие-то свои списки, поднял на меня глаза и неопределенно сказал:

– Приходи завтра утром. Тогда я конкретно определюсь, когда судно подойдет в порт, и уже тогда выпишу тебе направление и все необходимые документы.

Не особо-то и расстраиваясь, что инспектор сегодня меня никуда не направил, я вышел на улицу.

Смотрю, опять знакомое лицо – это Валерка Тиманов.

Ничего себе! Это же мы с ним в Мурманске учились два курса, а теперь он здесь.

Валерка учился в первой группе, а я в третьей. Но как он тут оказался?

От неожиданности он меня не узнал, прошёл пару шагов мимо меня, но вспомнив, обернулся и остановился:

– Подожди, ты же Макаров, – нерешительно проговорил он.

– Да! Именно он! – я обрадовался столь неожиданной встрече.

Мы, крепко пожали друг другу руки, обнялись и, отстранились друг от друга, стараясь разглядеть, кто кого и где встретил, вновь обнялись.

Тут я заметил, что рядом с Валеркой стоит миловидная женщина.

Женщина такого же возраста, как и все мы. Очень симпатичная, в кокетливой меховой шапочке.

Валерка представил её мне:

– Это моя жена. Вот только недавно поженились и по направлению приехали сюда, – он обнял её за талию и влюбленно посмотрел ей в глаза.

Мой мозг немного покоробила чёрная мысль:

– И у Стаса, после женитьбы, жена последовала за ним. И у Валерки. Они ничего не побоялись. А вот моя… Испугалась трудностей и осталась во Владике.

Но, тут же отбросив секундную чернуху, я обратился к Валерке:

– Ты тоже в пароходство направлен?

– Нет. Ты что? Мы идем, сейчас через проходную на второй причал, а там скоро на Северо-Курильск должен отойти пассажирский пароход. Вот на него мы сейчас и идём. Я получил направление в рыбный порт, и буду работать там, – он, как всегда, блеснул своей белозубой улыбкой. – Пока не знаю кем, но работать буду там.

Как хорошо, что в свое время папа за меня подумал и способствовал моему переводу из МВИМУ в ДВВИМУ.

Поэтому мне не надо будет ехать в Северо-Курильск, и не надо будет таскать за хвост селедку. Только сейчас я начал понимать, что хорошо, что папа меня в своё время отговорил закончить обучение в МВИМУ и перевестись в Дальневосточное Высшее Инженерное Морское Училище, которое я успешно и закончил. Это, конечно, ему стоило каких-то моральных затрат. Но только сегодня я почувствовал их плоды.

Поговорив с Валеркой минут пять, мы простились, и я вернулся обратно к Филипповне.

Я, наивно, посвятил её во все свои новости.

Но, наверное, Филипповна была довольна, что я её покидаю, потому что, как я стал замечать последнее время, она уже устала от моего присутствия.

Ей приходилось готовить каждый день еду и это отвлекало её от основного занятия, которым она занималась вечерами.

К ней постоянно приходили очень состоятельные клиентки, которые приносили ей шкурки песцов, соболей, лис и она из них делала шапки, воротники и прочее, то, что нужно было для красоты женщин.

Она сидела вечерами, и всё время что-то шила. И поэтому у неё холодильник ломился от икры, красной рыбы, балыка, различных колбас и копченого мяса. Кладовка в её комнате была забита всякими бутылками с различными спиртными напитками, винами и шампанским.

Филипповна без меня жила очень даже неплохо, но она от меня устала, потому что я ей мешал работать.

В один из вечеров она меня как-то попыталась научить скорняжному ремеслу. Она хотела, чтобы я оказывал ей помощь, но у меня ничего не получилось, я чуть ли не испортил ей одну из шкурок и она, поняв, что с меня не будет никакого толка, с радостью восприняла моё назначение.

По этому поводу она приготовила несметное количество блюд для поглощения и достала из заветной кладовки несколько бутылок коньяка и шампанского.

Опять позвала Лену с Петрушей, и мы допоздна сидели, отмечая моё назначение на судно. Хотя для меня было ничего не ясно, с этим назначением, но они уже прощались со мной.

Глава четвёртая

Утром, как обычно, Филипповна меня разбудила, накормила завтраком и, перекрестив на прощание, пожелала:

– Бог тебе в помощь.

Прихватив свой собранный чемодан, я вновь двинулся к знакомому автобусу в сторону отдела кадров.

Взобравшись на второй этаж отдела кадров со своим неподъемным чемоданищем, и оставив его в холле, я зашёл к инспектору отдела кадров.

Первоначально, он с удивлением глянул на меня, но потом, как будто что-то вспомнив, выдавил из себя:

– Да, да, да… Я сейчас выписываю тебе направление на «Читу». Она, как раз, уже сейчас в порту.

Через пару минут направление было у меня на руках и я, вновь подхватив чемоданище, двинулся к проходной порта.

К тому времени мне уже выдали удостоверение с фотографией, и я показывал его с важным видом на проходной каждый раз, когда мне приходилось входить в порт.

Вот и сейчас, я прошел через проходную и двинулся к тому причалу, где стояла «Чита».

Подойдя к причалу, где она стояла, я был поражен, насколько черты и вид этого современного судна отличался от рядом стоявших с ней пароходов.

Она выглядела, как картинка. Чистые серые борта, белоснежная надстройка, изумительно белый алюминиевый трап. Всё подчеркивало в ней изящность и грациозность.

Сейчас с борта велась выгрузка пустых контейнеров береговыми кранами, и грузовые стрелы были задраны к мачтам.

Поднявшись на главную палубу по новому, ещё не потрепанному временем, трапу, я спросил у вахтенного матроса, как пройти к старшему механику и тот провёл меня к нему.

– Сергей Николаевич, – матрос несколько раз стукнул костяшками пальцев об открытую дверь и заглянул вовнутрь каюты, – к вам тут новый четвёртый механик пожаловал. Говорит, что направление получил на наше судно.

Из-за стола поднялся высокий, поджарый мужчина. На его правильном, продолговатом лице не было выражено ни единой эмоции. Он правой рукой пригладил ежик с небольшой проседью волос и грозно посмотрел на меня:

– Четвёртый, что ли?

– Да, четвёртый механик, – не ожидав увидеть такого сурового старшего механика, пролепетал я. – Вот моё направление.

Я приблизился к столу и передал бумажку, только что выписанную мне инспектором отдела кадров, суровому стармеху.

Тот небрежно взял у меня направление, и неспеша просмотрел его. Движения его были плавные, в каждом из них сквозила многозначительность и важность.

Я перед ним стоял, как крепостной крестьянин перед барином. У меня чуть ли не созрела привычка крестьян, снять шапку и заломить её перед хозяином.

А он и излучал из себя столько барственности и важности, которые я и впредь не видел ни у кого больше.

В отличие от тех людей, которые мне до сих пор встречались, он излучал из себя столько важности, столько значимости, что мне поначалу даже стало страшно, что это старший механик, а не мой барин.

Он был одет в выглаженные серые брюки, с идеальными стрелочками и в белоснежную рубашку. Взяв моё направление и прочитав его, он представился глубоким сочным басом:

– Сергей Николаевич.

Когда я пожал ему руку, то я не почувствовал на ней ни мозолей, ничего, что бы было характерно для руки механика. Она была гладкая, но мощная. Хотя моя рука тоже была не лопатка, но я почувствовал в его руке значительную силу, которую не просто так было свалить.

После рукопожатия стармех посмотрел на меня:

– Так. Ладно. Иди вон туда, по коридору, – он показал мне жестом, куда мне надо идти, – положи свои вещи в каюте четвёртого механика, а затем подходи ко мне. Пойдем к капитану. Будем решать, что с тобой делать.

Когда я вернулся в каюту деда, он вновь грозно посмотрел на меня:

– Так… Ты автоматику в училище изучал?

– Изучал, – робко и неуверенно ответил я ему. Кто его знает, что этому суровому дядьке ещё придет на ум.

– Двигатель, MAN KZ 57/80, знаешь, что это такое? – так же сурово спросил, а вернее, вопросил он.

Это уже было полегче:

– Знаю, на пассажирских судах проходил практику на нём. Там их два стояло. Приходилось и в моточистках участвовать.

– Хорошо, – в голосе деда уже послышались одобрительные нотки. Но тут его голос стал по-прежнему суровый. – А динамки NVD в курсе, как работают?

– Конечно в курсе, на «Орджоникидзе» даже приходилось моточистку делать одной из них.

– Так. Ясно, – было не понятно, что же ещё хочет узнать у меня дед, но я стоял перед ним навытяжку, как перед своим командиром роты Сысоевым Геннадием Гавриловичем, который приготовился дать мне несколько нарядов вне очереди за мою очередную провинность.

Я был готов ответить на все его вопросы.

– А котлы. Как ты к ним относишься? – продолжал грозный допрос дед.

Пришлось тут же переключиться на другую тему и так же бодро отвечать:

– Четвёртые механики меня, в своё время, экзаменовали и инструктировали по эксплуатации котлов.

– Ладно, – в голосе деда почувствовалось какое-то небольшое смягчение, – Значит… подготовлен. Это хорошо, – он прошёлся по каюте, повернулся ко мне и изрек. – Тогда пошли к капитану.

Я отодвинулся из проёма двери, пропустил туда деда, и он важно стал подниматься по трапу.

Поднявшись на капитанскую палубу, дед важно вошёл в каюту капитана, стукнув костяшками пальцев, для приличия, об открытую дверь.

Вальяжно войдя внутрь, он без разрешения сел в кресло напротив стола:

– Анатолий Михайлович, вот это к нам новый четвёртый механик пожаловал. Будем брать его? – после этих слов дед внимательно посмотрел на капитана.

Капитан посмотрел на меня, и перевёл взгляд на стармеха:

– Ну, а что делать? Если направление есть и отдел кадров согласен, то придется брать. У нашего-то, жена беременная вот-вот рожать начнёт. И, тем более, ему надо на третьего сдавать. Он уже тут всем мозги пропудрил, что он задержался в четвёртых механиках, – капитан ещё раз оглядел меня с головы до ног и решил: – Пусть принимает дела. Посмотрим, что ты за четвёртый механик такой, – это уже касалось лично меня и пристально посмотрев мне в глаза.

Дед поразмыслил, усваивая приказание капитана, и поднялся с кресла:

– Хорошо. Я это обеспечу.

Он также неспеша вышел из каюты, а я проследовал за ним.

Войдя к себе в каюту, дед на пороге развернулся, не дав мне пройти за ним, и важно изрек:

– Иди, принимай дела.

Под воздействием такого сурового приказа, я развернулся и бросился в каюту, где оставил свои вещи.

Когда я туда ворвался, то там уже сидел здоровенный мужик. Ему было лет тридцать. Он был выше меня ростом, здоровенный и пузатый. Увидев его, сидящим на диване, я протянул ему руку:

– Алексей.

– Николай. Ты что? Мне на замену пришёл? – в его голосе было столько надежды…

– Да. А, как будто ты этого не хочешь? – усмехнулся я.

Сегодня меня все эти человеческие волнения уже переполнили, и я с трудом сдерживал себя, чтобы не разораться или не бить переборки кулаками. Нужна была какая-то разрядка.

Но Коля был не пробиваем, как мамонт в мезозойскую эру. Он только слегка улыбнулся и позвал меня за собой:

– Пошли, буду тебе всё показывать.

– Хоть переодеться-то можно? – застопорил я его.

– Да переодевайся, кто тебя держит. Это время только на меня работает, – спокойно проговорил Николай и уселся на диване.

Роба у меня была. Я тут же переоделся, и мы с Коляном спустились в машинное отделение.

Машинное отделение блистало чистотой, там только что пылинка нигде не лежала.

Всё блестело и сияло. Плиты были зелененькие, леера сверху черные, а в низу белые. Насосы и динамки были выкрашены салатной краской и блестели. На главном двигатель ни пылиночки, ни подтека. Вокруг царила идеальная чистота, сродни, как в операционной. Мне даже стало стыдно за свою поношенную и застиранную робу.

Мы прошли в ЦПУ, где горели многочисленные лампочки. Сейчас часть из них была красного цвета, обозначающая, что данные механизмы остановлены.

На мнемосхемах было всё четко обозначено. Всё было зеленое, красивое. Пульты серые. Красота – да и только!

Я был поражён, что такое может быть в машинном отделении.

Такое машинное отделение я однажды видел только, когда во Владивосток пришло ленинградское судно. Нас туда привели на экскурсию в машинное отделение, но только потом мы три дня выгружали сахар из его трюмов.

Я с удовольствием думал:

– Вот это же надо! Это мне придется здесь работать. В таком чистом и прекрасном машинном отделении.

Мне было очень приятно, что судьба так благосклонно отнеслась ко мне.

Только чуть позже все эти феерические впечатления быстро исчезли, потому что я своим горбом понял и своими руками ощутил, как достигается подобная красота.

А сейчас, мне надо было слушать Коляна, который важно ходил по машинному отделению и знакомил меня с механизмами моего будущего заведования.

Поэтому я пытался впитывать и запомнить каждое его слово. Ведь через несколько часов он уйдет и больше некому будет мне об этом рассказать.

Тот, чувствуя свою значительность, очень важный, как большой господин, ходил, подводя меня к механизмам, тыкал в них пальцем, нажимал какие-то кнопки и объяснял мне через губу, как со всем этим хозяйством обращаться.

Оказывается, у меня был полностью автоматизированный котел в заведовании, испаритель, и куча насосов. И мне нужно было всё это знать, и уметь как-то со всем этим обращаться.

Но мозг мой был, как губка, и всё впитывал, поэтому это как-то сразу уложилось в моей голове.

Выйдя из машины и, не переодеваясь, мы сходили на обед в столовую команды, а после обеда опять продолжили знакомство с машинным отделением.

Надо отдать должное четвертому механику. Хоть он и важничал, и показывал своё превосходство надо мной, неоперившемся салагой, но машинное отделение он знал досконально.

К пяти часам все дела по передаче дел были завершены, и мы пошли к старшему механику.

Дед грозно глянул на нас из-под полуопущенных век и только спросил меня:

– Ну, что? Как ты там, всё освоил?

– Да. Освоил кое-что. Но всё это закрепится только практикой, – попытался я объяснить деду своё состояние.

– Хорошо …, – многозначительно выдавил из себя дед, – а сейчас иди ко второму механику, пусть он тебе всё выделит, что нужно. Завтра утром будет отход.

Ну, отход, так отход. Хорошо.

Хотя самостоятельно я никогда ещё не отходил, но, тут дед добавил:

– Я тебе дам опытного моториста, который будет за тобой приглядывать.

Потом, не глядя на Коляна, кинул ему:

– А позови-ка ты мне сюда Максимова.

Несмотря на свой рост и вес, четвёртого механика словно сдуло, как пушинку из каюты, и он через пару минут вернулся, запыхавшийся, вместе с долгожданным Максимовым.

Моторист Максимов оказался небольшим лысоватым мужичком, скорее всего татарином, ростом метр пятьдесят с кепкой, в возрасте, наверное, лет тридцати пяти.

Дед, глядя Максимову в глаза, приказным тоном поведал тому:

– Так… Максимов. Будет с тобой на вахте стоять новый четвёртый механик, – а не наоборот, что Максимов будет стоять на вахте с новым четвёртым механиком. – Смотри, чтобы всё было нормально, и чтобы вы смотрели за всеми механизмами в оба, – на этом голос его повысился. – На отходе я вас проконтролирую. Но, чтобы в рейсе ты за ним глаз да глаз… Понял? – и он ещё раз убийственным взглядом посмотрел на несчастного Максимова.

От полученного приказа, Максимова, как будто прибили гвоздем к палубе, на что он смог только пролепетать:

– Понял, понял.

Он был так, наверное, ошарашен тем, что его вызвали к самому старшему механику, так что, по-моему, он даже потерял дар речи. Максимов был только в силах кивать головой.

Видя полное согласие безмолвного моториста, дед царственным жестом отпустил его:

– Ладно. Иди уж, – после чего Максимов моментально испарился.

Теперь дед удосужился перевести взгляд на Николашу.

– Так, четвёртый, давай-ка мне все свои бумаги сюда. Подпишу я их.

Он просмотрел акт приёма-передачи и поднял глаза на Коляна:

– А новый четвёртый что, ещё не подписал их?

Коляша от такого замечания потерял дар речи, но я спокойно подошел к столу деда, отодвинул Коляшу локтем, взял ручку и поставил внизу акта свою подпись.

Дед внимательно за всем этим пронаблюдал и тоже подписал акт.

Завершив столь важный процесс, дед посмотрел на меня и торжественно изрек:

– Все! Теперь ты тут хозяин, и я с тебя буду всё требовать по полной программе, а сейчас иди, продолжай изучение машинного отделения.

Я и пошёл сначала ко второму механику. Им оказался худенький, лысый мужичок с меня ростом по фамилии Бородкин.

Он повёл меня в машинное отделение. Зашли в ЦПУ. Бородкин вальяжно развалился в кресле перед пультом управления главным двигателем и закурил. Закинув ноги на пульт, он многозначительно молчал, подчеркивая свою значимость перед таким салагой, как я.

Как потом оказалось, что такого кощунства, как закинуть ноги на пульт, он перед дедом себе не позволял, а только на полусогнутых бегал перед ним.

Сейчас же Бородкин, важно покуривая, с небольшим пренебрежением вещал мне:

– Ты тут вообще-то осторожнее, смотри, любую кнопочку нажмешь, может такое случится, что потом в море встанем. Поначалу пусть Максимов всё за тебя делает, он у меня вахту стоял, я его уже вымуштровал, понятно?

– Да, понял я, понял, – мне было неприятно общение с эти зазнавшимся сморчком.

– Ну, ладно, тогда давай, пройдемся, – второй поднялся с кресла и направился к выходу из ЦПУ.

Мы прошлись по машинному отделению, и он показал мне ещё кое-что из своего заведования. Ознакомил с главными насосами и способами, как с ними можно оперировать в нескольких режимах, а только потом, вернувшись в ЦПУ, распорядился:

– А теперь у тебя есть время самому ознакомиться со схемами трубопроводов. Возьми бумажку и рисуй сам себе схемы.

– Какие схемы рисовать? Они что, на переборках не висят? – удивился я.

– Висят-то они, висят. Но надо конкретно для себя обозначить, чтобы ты сам знал, где каждый клапан находится в машинном отделении. Чтобы в любой момент, когда даже мы обесточимся и будет темнота, ты бы смог туда добраться, без всяких фонарей, на ощупь.

Чтобы отвязаться от Бородкина я деланно с ним соглашался:

– Да, понял я. Понял. Всё понял.

А как же был прав Бородкин, когда советовал мне самому, на пузе проползти всё машинное отделение, чтобы каждой клеточкой тела прочувствовать его. Как же он был прав!

Но я, самонадеятельный, вновь испеченный четвёртый механик, поленился это сделать, подумав:

– Да ну его в баню, устал я, пойду ка я лучше в каюту и посплю.

Так я и пошел в свою новую каюту, оставив без внимания наставления Бородкина.

Каюта мне очень понравилась.

Большой прямоугольный иллюминатор хорошо её освещал. Сейчас, зимой, он был плотно задраен на барашки. Общий кондиционер не работал. Каюта обогревалась только электрическими грелками. Они были установлены у бортовой переборки и излучали достаточно тепла. Температуру в каюте можно было регулировать термостатом на панели этих грелок. Все переборки были обшиты светло-коричневым пластиком, а с подволока лился ненавязчивый свет люминесцентной лампы.

К бортовой переборке, под иллюминатором, был прикручен стол, справа от которого находился шкаф, а перпендикулярно к переборке стоял небольшой диванчик, на который запросто могли поместиться три человека. А вот уже к диванчику, параллельно переборке была пристроена кровать.

На неё просто так не ляжешь, потому что она стояла на постаменте, в котором было два пустых выдвижных ящика. В неё надо было карабкаться.

Сейчас ящики под кроватью были пустые и только в одном из них я увидел какой-то коричневый ящичек. Я попытался открыть его, но крышка не поддалась и я задвинул его в глубь рундука. Не моё – не трогай. Не знаешь – не лезь. Принцип, который я усвоил из предыдущей моей морской жизни. Лучше спроси.

Я посчитал это судовым имуществом и поэтому больше не пытался открывать этот ящичек. Оставив это на потом.

Только намного позже я понял, что же было в этом ящичке, а сейчас я не придал этому значения и отодвинул его в дальний угол, заложив свой одеждой, чтобы он во время качки не «поехал».