Текст книги "Добравшись до горы"

Глава седьмая. Сохраняя равновесие

Веревка оборвалась, когда до подножия обрыва оставалось не менее семи саженей. Клаус повис, удерживаясь только кончиками пальцев. Стараясь не поддаваться панике, он осторожно нащупал ногами выступы в скалистой стене. Удалось. Прижимаясь к камню всем телом, юный дровосек позволил себе немного передохнуть. И подумать. Хотя о чем тут думать? Он в тупике, выход из которого лишь один. Оттолкнуться от негостеприимного обрыва и разбиться в лепешку у ног спутницы, которая, пожалуй, не слишком огорчится этим событием. Единственное, что удерживало Клауса от этого шага, – это нежелание выглядеть в глазах высокомерной аристократки жалким неудачником. Впрочем, был еще один выход. Странно, что он не подумал о нем в первое же мгновение.

Обрывок веревки, привязанной к огромному валуну далеко от края обрыва, все еще висел перед ним, едва не касаясь лица. Клаус освободил одну из рук, схватился за веревку и осторожно подергал ее. Вроде держит. Наступал момент истины. Если он ухватится за веревку обеими руками, то утратит шаткое равновесие, в котором пребывает сейчас. Останется лишь положиться на удачу. Правда, что-то слишком часто она стала изменять ему в последнее время. С чего бы это? Ладно, об этом можно будет поразмышлять после. На досуге. До которого еще надо дожить. Дровосек ухватился за веревку и второй рукой. При этом ноги его сорвались с узкого выступа. Теперь его единственной опорой была веревка, однажды уже оборвавшаяся.

Клаус подтянулся на руках и опять замер, готовый к новой попытке вцепиться в бугристую скалу, если веревка во второй раз его подведет. Не подвела. Тогда юный дровосек продолжил подъем. Через десяток минут он снова был на краю обрыва, с которого начал свой неудачный спуск. Ему хватило сил, чтобы отползти от края подальше. Руки ныли от напряжения. В теле, казалось, дрожала каждая жилка. Отдохнув, Клаус повернулся к урезу обрыва и, свесив голову, посмотрел вниз. Ему удалось разглядеть крохотную фигурку Клауди у подножия. Кричать было бесполезно – слишком высоко, и потому он лишь помахал своей спутнице рукой. Ответного жеста дровосек не дождался. Впрочем, он не особенно на него рассчитывал. И без того было ясно, что помощи от Клауди он не получит. Да и чем она ему могла бы помочь?

Ясно, что выбираться придется самому. Должен быть другой путь в долину. И он наверняка есть, только не столь короткий. Хорошо хоть поклажа осталась при нем. Поначалу Клаус хотел спустить ее на веревке вслед за спутницей, но потом передумал. И, как показала жизнь, решение это было правильным. Поправив лямки заплечного мешка, подтянув ремни, удерживающие за его спиной колчан с луком и стрелами, и топорик, юный дровосек тронулся в путь. Он решил обследовать края котловины, надеясь отыскать среди них тропу, ведущую вниз. Конечно, его слегка беспокоило то, что он оставил Клауди одну, но, с другой стороны, их расставание было столь же случайным, как и встреча, а отношения не сложились. Так что по-настоящему жалеть было не о чем.

Изучение правого края котловины не обнадежило путешественника. За ним простирался все тот же обрыв, теряющийся в пронизанной светом утреннего солнца дали. Юный дровосек не стал проверять, есть ли там более удобный спуск, а отправился к левому краю. Еще на подходе к нему Клаус заметил рассекавшую эту часть котловины расщелину. За ней начиналось глубокое ущелье, и путник решил попробовать пройти им, хотя там было не слишком широко. Похрустывая галькой, которой была усеяна земля, дровосек пробирался несколько часов. Стены ущелья то сужались, почти касаясь широких плеч путешественника, то расширялись. Лучи движущегося по небосводу солнца освещали только верхушки скал, так что большую часть пути Клаус преодолел почти в темноте.

Когда он наконец выбрался из ущелья, солнце начало клониться к закату. Впервые с утра дровосек получил возможность оглядеться. Котловина, в которой он познакомился с надменной спутницей, осталась далеко позади. Перед юношей простиралась совершенно новая для него и потому неведомая страна. Она лежала глубоко внизу, но спуск в нее был пологим. От каменистых пустошей плоскогорья к лесистым холмам и далее – к равнине, где тускло поблескивали лезвия рек в бархатных ножнах лугов и перелесков. Трудно было сказать, та же эта равнина, которая утром открывалась с обрыва, или другая, но Клаус почувствовал, что его неудержимо тянет туда. Тем более что, кроме наскоро съеденного завтрака, в животе у него давно ничего не было. Да и в заплечном мешке тоже.

Немного отдохнув и чуть-чуть подкрепившись глотком здравура из заветной фляжки, юный дровосек начал спуск. Торной дороги здесь не имелось, лишь едва заметные тропы, проложенные горными животными. По мере спуска Клаус обнаруживал множество их следов, нередко малоприятных. Видел он и птиц, похожих на куропаток, но рука не поднималась стрелять в них, несмотря на усиливающийся голод. И все же природа была милосердна к доброму путнику. Она предложила ему целую поляну голубики, а потом и заросли малины. Правда, набив брюхо сладкой и сочной ягодной мякотью, дровосек вовсе не насытился, но уже вполне мог продолжать путь в надежде отыскать что-нибудь более съедобное.

Он достиг подножия поросшего лесом холма, одного из многих окрест, и решил здесь заночевать. Собирая хворост, Клаус обнаружил полянку грибов и очень обрадовался этому. Теперь он ляжет спать на сытый желудок. Через несколько минут сухие ветки весело трещали в пламени костра. Юный дровосек нанизал на прутик грибы и теперь терпеливо обжаривал их на огне. Ночь сгущалась. Алые искры взлетали к небу и терялись среди звезд. Впервые за время своего путешествия Клаус почувствовал, что никому не обязан быть благодарен ни за ночлег, ни за ужин. Ни лесной ведьме, ни надменной девице. Он поклялся, что теперь ни на какие яства не согласится променять свою свободу. Как хорошо, что их с Клауди дороги разошлись! Теперь-то он уже без всяких препятствий доберется до Разлучной горы, где непременно встретит свою возлюбленную…

– Трус! – буркнула Клауди и презрительно сплюнула сквозь зубы.

Снизу ей хорошо было видно, как дровосек торопливо карабкается по веревке обратно на обрыв. Несколько мгновений она ждала, что Клаус подаст ей какой-нибудь знак, который свидетельствовал бы о его намерениях. И вот над урезом скалы появилась его лохматая белобрысая голова. Дровосек помахал рукой и скрылся. Девушка подождала еще немного, но ее спутник больше не появлялся. Что ж, тем лучше. Она подняла мешок со своими пожитками, проверила, хорошо ли закреплено оружие, и принялась спускаться по каменистой осыпи в долину. Поначалу идти было трудно. Крупные валуны лежали порой слишком далеко друг от друга, чтобы можно было запросто перепрыгивать с одного на другой. А камни, которыми были засыпаны промежутки между валунами, то и дело пытались вывернуться из-под ног.

Потом стало легче. Огромные валуны, некогда вынесенные в долину движением ледника, почти перестали встречаться. Щебень стал мельче и теперь лишь хрустел под подошвами сапожек из великолепно выделанной кожи. А вскоре камни пропали под мягким слоем почвы, нанесенной ветрами и водными потоками. Повсюду зеленела трава. Пестрели полевые цветы. В поднебесье разливалась песнь жаворонка. Клауди стало так хорошо, что она забыла о своем неудачливом спутнике. В конце концов, зачем ей сопровождающий, который непрестанно попадает в дурацкое положение? Еще, чего доброго, заразит ее своим невезением. А везение ей понадобится. Путь предстоит долгий и трудный, в этом она нисколько не сомневалась.

К полудню девушка вышла на берег неширокой реки. Здесь росли деревья, дающие тень. Клауди расположилась под одним из них, чтобы отдохнуть и перекусить. От вечерней и утренней трапез у нее осталось еще достаточно еды, и, закусывая немного зачерствевшим пирожком с мясом, путешественница испытала мимолетное угрызение совести, оттого что оставила своего спутника без куска хлеба. А с другой стороны, разве она виновата, что веревка оборвалась? Этот горе-дровосек мог бы захватить канат и попрочнее, который выдержал бы его тушу. Хотя, следовало признать, парень он сильный. Мускулы так и играют… Тьфу, нашла о чем думать! Не пристало высокородной обращать внимание на телосложение простолюдина.

Пара глотков легкого вина завершила полуденную трапезу. Можно двигаться дальше. Прежде чем продолжить путь, Клауди попыталась определиться с направлением. Карты у нее не было, ибо эта равнина лежала уже за пределами ее родной страны, но девушка все же имела представление, куда направиться. Похоже, что река могла бы стать неплохой попутчицей, и Клауди доверилась ей, как верной подруге. Она бодро зашагала вдоль берега, благо тот был пологим и травянистым. И таким он оставался на протяжении всего пути, который занял у Клауди весь день. На этом же берегу она и заночевала. А наутро обнаружилась узенькая тропка, которая, как нарочно, вилась по самым удобным местам, какие только можно было представить. Увлеченная ходьбой по этой тропке, девушка ничего не замечала вокруг. А замечать следовало бы.

Речка, которая только что блестела под солнцем, вдруг потускнела, и вода ее сделалась бурой, словно проржавевшее лезвие клинка. Оба берега – левый и правый – стали низкими и утратили четкие очертания. Заросли осоки и рогоза заглушили всякую иную растительность. Серые мочала мха свисали с корявых ветвей полумертвых деревьев. Однако хуже всего был туман, скопившийся в низинах: клочковатый и неподвижный, словно старая вата, торчащая из дырявого матраса. Когда юная путешественница почувствовала неладное, было уже поздно. Вокруг нее, куда ни глянь, простиралась болотистая низменность, подернутая нечистой дымкой дурно пахнущих испарений. Хуже всего, что тропка, заманившая Клауди в эти края, куда-то запропала.

Девушка остановилась и принялась озираться. В том, что она заблудилась, сомнений не было. Туман скрыл реку, деревья, даже горную гряду вдалеке. Совершенно непонятно было, куда теперь идти: вправо, влево, вперед, назад? Под ногами хлюпало. Один неверный шаг – и угодишь в трясину. Клауди едва не взвыла от ярости и разочарования. Надо же было так глупо попасться! Взяв себя в руки, она несколько минут стояла неподвижно, пытаясь найти выход. По болоту ей ходить еще не доводилось, но девушка понимала, что здесь ни в коем случае нельзя метаться из стороны в сторону. И крайне желательно обзавестись каким-нибудь посохом для прощупывания дороги. Неподалеку росло небольшое деревце. Клауди осторожно подобралась к нему и подергала. Держится прочно, следовательно, крепкое.

С посохом незадачливая путешественница почувствовала себя увереннее. Осторожно прощупывая им почву под ногами, девушка начала пробираться вперед. Вернее, она надеялась, что вперед, ибо местность по-прежнему не позволяла определиться с направлением. Единственным ориентиром служило пятно света, там, где в небе сияло солнце. Вот только толку от него не было. Дневное светило могло безразлично озарять как трясину, так и твердую почву. И как раз с ней Клауди пока что не везло. Чем дальше продвигалась она, тем все более зыбкой становилась земля у нее под ногами. Посох то и дело проваливался. Несколько раз девушка едва успевала сохранить равновесие. Лишь усилием воли она удерживала себя от того, чтобы впасть в отчаяние.

Эта безнадежная попытка выбраться из болота поглощала все внимание Клауди. Иначе она обратила бы внимание на то, что с каждым ее шагом окружающая местность тоже приходит в движение, но, как только путешественница останавливается, природа вокруг замирает. Болото словно следовало за нею по пятам. А когда девушка поднимала ногу, оно не сразу и неохотно выпускало ее. Не знала Клауди и того, что тропинка, по которой она так весело шагала всего-то пару часов назад, была частью громадного зловещего существа. Отважная путешественница действительно попалась. Сама того не подозревая, она стала дичью для хищника, некогда порожденного древним колдовством. Тварь только выглядела болотом. На самом деле это был туго сплетенный из гнилых трав и корней живой ковер, выделяющий слизь, похожую на болотную воду. Смутное подозрение закралось в душу девушки, когда ее посох наткнулся на человеческий череп.

Переночевав на лесной опушке, Клаус, в отличие от своей спутницы, не обнаружил наутро соблазнительной тропинки. Ему пришлось сделать нелегкий выбор: взбираться на вершину лесистого холма, дабы пересечь его, или попытаться пройти через извилистый и каменистый распадок, который пролегал между холмами? Выбрав первое, юноша сильно удлинил бы свой путь, а выбрав второе, усложнил бы его. Дровосеку надоело шагать по камням, но неясное предчувствие все же подтолкнуло его ко второму пути. Мысленно воззвав к Светлым Силам, Клаус углубился в распадок. Склоны близлежащих холмов были крутыми, и только корни горных елей порой удерживали смешанную с камнями почву от непрерывных оползней.

Тесное пространство распадка было очень неудобным для ходьбы. Порой невозможно было поставить рядом обе стопы. К тому же дождевые потоки промыли в каменистом ложе узкие русла, еще сильнее затрудняющие путь. Юный дровосек проклинал свою глупость, но и не подумал возвращаться к исходной точке. Тревога в его душе все усиливалась и гнала вперед, несмотря на палящий зной и скользкие каменюки, то и дело выворачивающиеся из-под ног. Впрочем, по мере продвижения Клаус освоился с неудобьем, не задумываясь, выбирал, куда поставить ногу в следующий миг. Распадок понемногу расширялся, покуда не перешел в широкую равнину, поросшую низкой чахлой травкой, которой юный путешественник поначалу обрадовался как родной.

Радоваться, и впрямь, было еще рано. Как человек, привычный к ходьбе по диким чащобам, Клаус сразу почуял неладное. Уж слишком плоской была равнина, раскинувшаяся у подножия лесистых холмов. Подозрительность сделала путника внимательным и предусмотрительным. Он заранее вырезал себе посох и продолжил путь, прощупывая им дорогу. И не ошибся. С первых же шагов стало понятно, что травка растет на зыбкой болотистой почве. Если бы не тревога, которая все сильнее стискивала его сердце, дровосек, пожалуй, обогнул бы эту равнинку по широкой дуге, держась стороны Предгорий, но он чувствовал, что должен достигнуть ее середины. Отступись он сейчас – после никогда себе этого не простит.

Углубившись в болотистую низменность, юноша заметил, что она не всюду одинакова. В некоторых местах ковер из гнилой растительности становился будто бы плотнее. Осторожно орудуя своим посохом, Клаус определил, что этот ковер постепенно загибается к югу и к северу, словно кто-то аккуратно вырезал из болотистой равнинки огромный блин. Выяснять, что находится посередине этого блина, юному путешественнику не хотелось, но тревога гнала его именно в этом направлении. Набравшись храбрости, дровосек решительно пересек край блина и двинулся к его сердцевине. Не успел он сделать и двух десятков шагов, как услышал сдавленный вопль. Солнце мешало разглядеть, что происходит вдали, Клаус разобрал лишь неясный силуэт, но и этого было достаточно, чтобы ринуться вперед, забыв об осторожности.

Хищник, который лишь притворялся болотом, решил, что жертва забралась достаточно далеко, чтобы ее можно было пожрать без помех. Скользкие мертвые корни, подобно щупальцам мерзкого спрута, поджидающего добычу на морском дне, выплеснулись из сердцевины ковра и мгновенно оплели ноги беспечного человека. Жертва, правда, сдаваться без боя не собиралась. Она мгновенно выхватила кинжал и принялась отсекать корни, которые пытались лишить ее равновесия. Кинжал был острым, а корнещупальца – гнилыми, и потому они рвались, как нитки старой, застиранной тряпки. Беда попавшегося в них путника заключалась в том, что хищник был огромным и весь состоял из этих щупалец. Как ни боролся несчастный с оживленным неведомым колдовством чудовищем, на стороне последнего был неисчерпаемый запас терпения.

Клауди сражалась отчаянно. Она уже понимала, что не сможет убить гадину, на плоском туловище которой мог бы разместиться небольшой городок, но и задаром отдавать свою жизнь тоже не собиралась. Ярость и отчаяние придавали девушке силы. Она неустанно рассекала и рвала корни, которые хватали ее за ноги, норовя вскарабкаться повыше. Отважная путешественница боролась молча, считая ниже своего достоинства звать на помощь. Да и звать-то, собственно, было некого. И только когда чудовище с неожиданной силой рвануло сопротивляющуюся жертву на себя, последняя невольно вскрикнула. Этот вопль и услышал Клаус. В несколько длинных прыжков он достиг места схватки и на мгновение остановился, пораженный увиденным.

Посреди блина извивался черный скользкий комок, в котором лишь угадывались очертания человеческой фигуры. Кто был этот бедолага и какая тварь поймала его, раздумывать было некогда. Выхватив нож, дровосек мгновенно подсек корни, удерживающие незнакомца, взвалил последнего на плечо и бросился бежать. Болотоподобный хищник не ожидал такого поворота событий. Он не умел размышлять и потому не успел сообразить, что добыча раздвоилась. Корнещупальца попытались ухватить убегающего за ноги, но тот был слишком силен и быстр, чтобы его можно было запросто удержать. И когда до колдовской твари дошло, что она осталась вообще без добычи, ловить стало уже некого. Дровосек со своей не слишком тяжелой ношей к этому времени достиг края блинчатого ковра.

Не доверяя коварному болоту, он не остановился, покуда не добрался до места повыше и посуше. И только здесь снял бедолагу с плеча и осторожно положил на землю. Стремительный рывок, короткая борьба с непостижимым чудовищем и бегство обессилили юного дровосека. Он рухнул рядом с тем, которого только что спас от неминуемой гибели, и долго лежал так, тяжело дыша и не в силах вымолвить ни слова. Спасенный тоже не шевелился, и только хриплое дыхание свидетельствовало о том, что он жив. Наконец Клаус отдышался и приподнялся на локте, чтобы рассмотреть незнакомца. Щегольской кожаный костюм, всклокоченные волосы, лицо – все было заляпано грязью, но сомнений быть не могло: перед изумленным дровосеком лежала его спутница.

Глава восьмая. В тишине ночи

По большой дуге обогнув коварное болото, они снова вышли к реке. Здесь Клауди пришлось заняться приведением себя в порядок. Пока Клаус собирал хворост для костра, она быстренько разделась, вымылась в реке и выстирала изгвазданную одежду. К счастью, пожитки в ее заплечном мешке не испачкались, так что нашлось, во что переодеться. Когда юноша вернулся к месту их вынужденной стоянки с огромной вязанкой хвороста, то обнаружил вместо нахального мальчишки, из образа которого его спутница до сих пор не выходила, милую девчушку лет шестнадцати, не старше. Волосы у нее, правда, были коротковаты, к тому же не слишком ровно острижены, словно девушка отрезала их сама, второпях. Впрочем, Клаус не стал ее спрашивать об этом, опасаясь получить оплеуху.

Он занялся более привычным делом – разведением костра. Следовало высушить одежки спутницы. Да и саму ее согреть не мешало. Видно же, что зуб на зуб не попадает. Вода в реке, видимо, оказалась холодной, а солнце уже клонилось к закату. День пролетел неожиданно быстро. Слишком стремительно развивались события с того момента, когда Клаус проснулся у подножия холма. Костер разгорелся. Дровосек воткнул вокруг него колья, на которых Клауди развесила одежду для просушки. Потом она достала то, что осталось от съестных припасов, и они разделили их между собой. И все это происходило в полном молчании. Как-то не складывались у этих двух путников разговоры. Да и о чем было говорить?.. Если у них и накопились общие воспоминания, то не слишком приятные.

Несмотря на жар от костра и ужин, Клауди все еще дрожала. Не спрашивая разрешения, Клаус снял свою теплую куртку и укутал ее. Девушка было повела плечиком, словно хотела сбросить чужую одежду, но движение осталось незавершенным. Конечно, куртка пахла мужским потом, но в ней и в самом деле было тепло. Дрожь постепенно утихла, и Клауди начало клонить в сон. Заметив это, юноша расстелил поближе к огню свое походное одеяло, и его спутница безропотно позволила себя уложить. Солнце скрылось. Безоблачное небо покрыла изморозь созвездий. В прохладном воздухе заныли комары. Клаус сорвал зеленую ветку с ближайшего дерева и принялся обмахивать ею спящую спутницу, которая что-то сердито пробормотала во сне.

Юноша понял, что в эту ночь спать ему не придется. Клауди нужно было набраться сил перед завтрашней дорогой. Конечно, эта надменная аристократка не слишком-то жаловала простолюдина, с которым случайно пересекся ее путь, но не бросать же ее из-за этого одну? Мало ли во что она еще вляпается… Во всяком случае, покуда пути их не разойдутся, придется этой горделивой девице терпеть его общество. Он даже готов следовать за нею поодаль только для того, чтобы не спускать с нее глаз. Вот только бы не уснуть на ходу… А может, сейчас вздремнуть? Нет, если он уснет, комары искусают Клауди так, что мама родная не узнает… Да есть ли у нее мама? Если бы была, то ни за что бы не отпустила свою маленькую дочурку в такую даль. Да еще одну-одинешеньку. Странные привычки у высокородных!

Клаусу доводилось видеть аристократов только издали, когда те изредка покидали свои замки, чтобы поохотиться. Они выезжали целыми кавалькадами под пение труб и лай собак. Кони цокали копытами. Развевались плащи и флаги с родовыми гербами. Аристократы смеялись и грубо покрикивали на своих слуг. В лесу в этот момент становилось тихо. Зверье пряталось по норам. Даже птицы замолкали. Никому не хотелось оказаться у людей на пути. Однако спрятаться не получалось. Охотничьи псы поднимали лис и волков. Вспугивали куропаток. Заставляли кабанов и оленей мчаться под арбалетные выстрелы. Когда охота заканчивалась, лес еще долго не мог успокоиться, зализывая раны и оплакивая потерянных сородичей. Клаус ненавидел высокородных убийц, которые лишали зверье жизни ради развлечения.

И вот эти надменные болваны, которые шагу не могли ступить без своры слуг, невесть куда отправили юную девчонку в полном одиночестве? А может быть, она просто сбежала? Это больше похоже на правду. Но от кого и куда?! Впрочем, это не его дело. Пока их дороги совпадают, он будет рядом. А перестанут совпадать… Ну что ж, не может же он ради нее пожертвовать своей мечтой? Самая прекрасная на свете девушка ждет его на вершине Разлучной горы… Там ей наверняка одиноко и холодно, и, может быть, даже угрожает опасность, похуже кровожадного болотного ковра… О, пусть только какая-нибудь тварь попробует сунуться к ней! Уж он-то ей покажет… Юный дровосек не заметил, как задремал. Во сне он карабкался на гору с двумя вершинами и все никак не мог решить, с какой из них раздается крик о помощи.

Дровосек вздрогнул и проснулся. Костер почти прогорел, но в мерцании угольев было хорошо видно, что девушка спит, закутавшись в просторную и теплую куртку своего спутника. Крик повторился. Вернее, это был не крик, а лошадиное ржание. Клаус вскочил и прислушался. В ночной тишине отчетливо разносились звуки, и юноша явственно разобрал фырканье, топот и скрип колес. К месту их с Клауди ночевки двигалась какая-то повозка. Дровосек понимал, что горящий костер хорошо виден в безлунной тьме, но гасить его было поздно. Если возница направляется сюда, он уже не проедет мимо. Оставалось ждать. На всякий случай Клаус вытащил из колчана лук и наложил на него стрелу, хотя натягивать тетиву не стал.

Повозка приблизилась. Стал различим тусклый фонарь, что раскачивался на конце дышла, к которому была привязана постромками пара лошадей. Юному дровосеку пришла в голову мысль, что не мешает разворошить угли и подкинуть еще дровишек, дабы осветить окрестности. Потому что сейчас неведомый возница видит Клауса, а Клаус его – нет. Юноша опустил лук и потянулся к куче хвороста. Топот и скрип прекратились – повозка остановилась. Дровосек взял ветку, но не стал подкидывать ее в костер, а сунул в угли и, когда та занялась, поднял над головой. Импровизированный факел озарил поляну, черные морды лошадей и крышу высокой кареты. И фигуру мужчины в темном плаще.

– Простите, сударь! – произнес он. – Я не хотел напугать вас.

– Вы меня не напугали, – соврал Клаус. – Что вам нужно?

– Мой хозяин заметил огонь из башни своего замка и велел мне привезти путников, которые коротают ночь у костра.

– Это очень любезно с его стороны, – пробормотал юноша. – Только стоило ли беспокоиться? Я и моя спутница… Мы не впервые ночуем под открытым небом.

– Я полностью одобряю решение моего хозяина, – откликнулся возница. – По ночам здесь нередко бродят волколаки… Они имеют обыкновение нападать перед рассветом, когда тяжелая дрема охватывает даже самых бдительных сторожей.

При упоминании волколаков – громадных серых хищников, убивших его отца, – Клауса передернуло.

– В таком случае мы будем счастливы воспользоваться гостеприимством вашего хозяина, – торопливо проговорил он.

Он наклонился, чтобы разбудить Клауди, но незнакомец опередил его.

– Не стоит будить вашу спутницу, – сказал он, наклоняясь и осторожно беря девушку на руки. – Похоже, у нее был тяжелый день. В карете мягкие рессоры, а лошади могут ступать тихо. Будет лучше, если это дитя проснется уже в мягкой и теплой постели.

Возразить на это было нечего, и дровосек принялся быстро собирать все еще развешанную на кольях одежду и поклажу, разбросанную вокруг. Возница тем временем отнес спящую Клауди в карету и вернулся, чтобы помочь юноше уложить пожитки в багажный короб на запятках. Освободив руки, Клаус хотел было вернуться к костру, чтобы загасить его, но незнакомец опять его остановил.

– Оставьте костер как есть, – сказал он. – Если волколаки следят за ним, пусть думают, что вы все еще здесь. Садитесь рядом со мною, юноша, и держите свой лук наготове.

– Меня зовут Клаус, – представился дровосек.

– Очень приятно, – отозвался возница. – Мое имя Барри. Я единственный слуга своего хозяина.

– А кто ваш хозяин? – поинтересовался юноша, взбираясь на облучок вслед за возницей.

– Волшебник и мудрец, – коротко ответил Барри.

Клаус сразу вспомнил о своем наставнике Бернаре и решил, что волшебник и мудрец – это хорошо. Возница негромко щелкнул вожжами, и пара вороных тронула карету с места. Дровосек думал, что они будут ехать тихо, стараясь не привлекать к себе внимания злобных тварей, но не тут-то было. Вороные рванули так, что, казалось, колеса кареты вот-вот оторвутся от земли. При этом совершенно не чувствовалось тряски. Барри оказался прав: рессоры у этой повозки были превосходными. Ночной воздух свистел в ушах, но Клаус пристально всматривался во тьму, надеясь успеть различить зеленые точки волколачьих глаз до того, как их обладатели вцепятся лошадям в холку. Фонарь на дышле мотался из стороны в сторону и почти ничего не освещал. Непонятно было, как возница и его лошади разбирают дорогу. Видимо, они ее хорошо знали.

Вдруг дровосек заметил длинную серую тень, что неслась рядом с упряжкой, и понял, что проворонил приближение волколаков. Он впервые увидел этих кровожадных хищников воочию. Прежде довольствовался лишь картинками в книгах и омерзительной головой, которая была прибита над судейским столом в магистрате. Однако Клаус никогда еще не стрелял в живое существо, хотя мог расщепить своей стрелой ту, что уже торчала посередине мишени. Правда, учитель говорил ему, что волколаков нельзя считать живыми существами в истинном смысле, ибо они порождения Прόклятых, а не Светлых Сил. И все же рука не поднималась спустить тетиву. Неизвестно, чем бы кончилась эта погоня, если бы Барри не заметил его нерешительность.

– Во имя Звездного Круга! – вскричал он. – Стреляйте же!

Голос его был полон отчаяния, так что Клаус поневоле отпустил туго натянутую тетиву. Стрела соскользнула с лука как живая. Юноша не видел, попал он или нет, но серая тень справа исчезла. Правда, тут же возникла вторая – слева. Теперь дровосек не колебался. Он привстал с облучка, тщательно прицелился и выстрелил. Вторая тень тоже пропала. В это время копыта и колеса загремели по булыжнику. Повозка взлетела на горбатый мост через реку, в темных водах которой подрагивали отражения звезд. Дальше потянулась мощеная дорога, которая продолжалась до самого рва с деревянным подъемным мостом, перекинутым через него. Карета ворвалась в темный тоннель надвратной башни. Сзади рухнула тяжелая кованая решетка и лязгнули цепи, поднимающие мост. Дикий вой разочарованных тварей огласил окрестности.

Барри натянул вожжи, и лошади замедлили свой колдовской бег. Карета выкатилась во внутренний двор замка и замерла у высокого крыльца, на верхней ступени которого маячила худая фигура в белом с фонарем в поднятой руке. Видимо, это и был хозяин замка, потому что возница спрыгнул с облучка и бегом бросился по лестнице докладывать о выполнении повеления. Клаус тоже спустился на булыжник и отворил дверцу кареты. Ему не верилось, что Клауди не проснулась во время этой бешеной скачки. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что его спутница мирно почивает на бархатных подушках, по-прежнему укрытая его старой курткой.

Юноша не знал, на что решиться: разбудить ее или взять на руки и отнести туда, куда укажет хозяин. Кто-то прикоснулся к его плечу. Дровосек обернулся. Перед ним стоял старик в ночной рубашке до пят. Его длинная белая борода едва ли не мела по булыжнику, а глубоко запавшие глаза тускло отблескивали в глазницах. Старик был настолько древним, что казался почти бесплотным, но от него исходила сила, которую ощутил даже Клаус, обычно не особо чувствительный к проявлениям колдовства. И еще возникало ощущение, что волшебник одновременно пребывает в разных местах. Юноша невольно отступил на шаг, сорвал свою старую шляпу с ястребиным пером и низко поклонился хозяину замка.

– Позвольте вас поблагодарить, добрый волшебник, – пробормотал он. – Простите, не знаю вашего имени…

– Добрый волшебник? – фыркнул старик. – Ты слышишь, Барри, как меня величает этот юнец?!

– Он совершенно прав, хозяин! – откликнулся тот с лестницы. – Вы самый добрый и мудрый волшебник на свете…

– Никогда не доверяйте льстецам, юноша, – заговорщически понизив голос, проговорил хозяин замка. – Это черви, живущие соком вашего сердца. Клянусь Звездным Кругом!

Клаус лишь снова поклонился.

– Добро пожаловать в мой замок, юноша! – церемонно произнес волшебник и медленно растаял во тьме.