Текст книги "Полис"

Это очень плохая новость.

Надеюсь, компас скоро придет в себя.

Вроде, все наладилось. Компас пришел в чувство. За пару часов без навигации я отклонился на половину градуса. А это очень много.

Сейчас вспомнились случаи, когда люди блуждали в пустыне, а потом умирали с голода. Если их до этого не задирали волки. Не хочу повторять их судьбу. Да и еды у меня осталось не так много – всего на неделю. Надо бы уже подойти к конечному пункту, но я пока ничего не вижу.

Ночь на 28 янв.

Мне опять не спится. Жутко холодно, и поднялся такой ветер, что ничего не спасает. Плюс песок лезет во все щели, даже в туалет не сходишь. Надеюсь, к утру ветер утихнет, иначе двигаться будет невозможно.»

Артем остановил чтение и прислушался.

Ястреб стал совсем плох – он громко кричал и звал на помощь командира. Артем снова подумал о консервном ноже, который он спрятал за пазухой. Что, если убить Ястреба? Пробить сонную артерию, и через пару минут Ястреб истечет кровью, и больше ему не придется мучиться. Артем представил себе, как бы он убил его, из милосердия…

Он подошел к нему в надежде, что именно в эту секунду сможет пересилить себя, но так и не решился. Артем сейчас больше всего хотел, чтобы тигр поскорее умер, но тот продолжал мучиться, изжаривая самому себе внутренности.

Солнце установилось прямо над головой. Артем не находил себе места, наблюдая за Ястребом, который никак не мог умереть. Артем метался до тех пор, пока не выбился из сил, и потом забился в угол клетки. Железо обжигало кожу даже через одежду.

Вечером снова пришел Каас, принес воду и кусок полусырого мяса. Артем жадно набросился на этот кусок, который сумасшедший закинул с размаха в клетку. Каас посмотрел на Ястреба и покачал головой.

– Ты меня разочаровываешь, – сказал он.

– Ему нужна помощь, – сказал Артем. – Нужно обеззаразить рану.

– Кажется, мы друг друга не понимаем. Он уже труп, даже если бы у меня были лекарства. Но у меня даже чистой воды нет.

– Для чего ты нас здесь держишь? – спросил Артем. – Отпусти нас. Зачем мы нужны тебе? Какой от нас толк?

– Честно – я не знаю. Сначала я хотел всех вас перебить, а потом что-то остановило меня, не знаю – что именно.

Ястреб заметался в агонии, потом снова смолк.

– Я вечно слышу в голове голоса, – сказал Каас. – Они не дают мне покоя даже во сне. Они что-то говорят, а я делаю, и ни о чем их не спрашиваю. Сначала они говорили убить вас, а теперь говорят по-другому.

– Ты здесь один? – спросил Артем.

– Один, – сказал Каас, осмотрев двор, будто пытаясь найти еще кого-то. – Я почти всегда один, если понимаешь, о чем я… И это все – мои владения. Я все время прожил здесь, кажется – с рождения, – он почесал подбородок. – А, может быть, и нет. Я же сначала жил в городе, так? – он встал и широко улыбнулся. – Ты, я вижу, хороший парень, может быть, пойдем прогуляемся, – сказал он, и улыбка сошла с его лица. – Но, если вздумаешь убежать – я тебя пристрелю. У меня в 15 лет был разряд по стрельбе из лука, так что со мной шутки плохи, – он открыл клетку. – Ну же, вставай!

Артем поднялся. Он еле держался на ногах. Посмотрел на притихшего Ястреба и взмолился, чтобы Ястреб отдал уже концы, но тигр вздрогнул и дернул головой. Артем вышел из клетки. Горячий ветер ударил ему в лицо. Каас снова улыбнулся и взял Артема под руку.

– Вот, – сказал он. – Это мои владения. Здесь я живу. Кроме меня, здесь никого нет. Если не считать забредающих сюда волков. Но они меня не трогают – принимают за своего. Там, за домом есть небольшой лесок, там можно встретить всякую живность, – он заглянул Артему в глаза. – Тебе интересно?

Артем поспешно кивнул.

– На тех же волков охочусь – мясо у них жесткое. Жалко их убивать, но что поделаешь? А они такие добрые – подходят, ласкаются… Пойдем, я покажу тебе, где живу.

Они прошли к окну. Каас залез внутрь и потянул за собой Артема. Под ногой затрещало битое стекло.

– Это для того, чтобы знать, если кто залезет, – сказал Каас. – А то бродят тут всякие. Но – если обычные бандиты, я их огрею по голове и выброшу на улицу. А если гвардейцы, – он посмотрел на Артема. – Гвардейцы – мое любимое блюдо. Видишь, у меня в городе не было такого простора для жизни… У меня даже радио есть. Гоняют по нему, правда, всякую белиберду.

– Радио?

Каас сдвинул брови.

– Радио, – сказал он. – Ты ни разу не слышал радио?

Он подошел к небольшой коробочке серого цвета, на верхней части которой чернело несколько маленьких кнопок.

– Иди сюда, послушай. Нашел эту хрень в одном доме…

Каас покрутил одну из кнопок. Артем услышал тихий шум, и, было, подумал, что Каас над ним подшучивает. Но потом среди этого шума смог распознать мелодию. Кажется, играла гитара.

– Что это? – спросил Артем.

– Радио свободы, – сказал Каас. – Я слышал пару раз, как там говорил кто-то про поиски новых источников энергии, и тому подобное.

– Кто говорил? – спросил Артем.

– Откуда я знаю, – сказал Каас, осмотревшись по сторонам. – Ну, погуляли немного, пора обратно в клетку.

Он выбрался во двор через окно, и Артем последовал за ним. Каас поторопил Артема, ткнув его кулаком в спину, отчего Артем чуть не упал.

– Скорее!

Артем залез в клетку, и Каас, спешно повесив замок, побежал со двора. Артем припал на одно колено перед Ястребом и проверил пульс. На его лице застыла маска смерти – перекошенный синюшный рот, искусанные губы, выпученные глаза.

Он не дышал – пульс не прощупывался. Значит, с тигром все было кончено, и Артем выдохнул. Он надвинул на его глаза веки и отошел в другой угол клетки, сел и начал ждать неизвестно чего. Было невыносимо жарко, и тело тигра начало быстро разлагаться.

Артем, стараясь не видеть и не помнить Ястреба, достал дневник.

«31 января.

Сегодняшний день – это день, когда я переступаю черту невозврата. Может быть, сказано слишком сильно, потому что я не сразу же погибну, как только закончатся припасы, но суть от этого не меняется. Половины припасов уже нет. Это значит, что обратный путь (все-таки, у меня остается надежда, что обратный путь будет) придется голодать. И хуже всего – испытывать жажду.

Продолжаю слышать ужасный звон в ушах. Чем дальше я углубляюсь в пустыню, тем звон становится сильнее. Кажется, еще немного, и я начну сходить с ума.

Может быть, я ошибаюсь, но звон время от времени меняет тональность. Будто это не просто один монотонный звук, а мелодия. Да, именно – мелодия. И когда я вслушиваюсь в нее, то она мне начинает напоминать что-то. Что именно, не могу разобрать. Но такое очень знакомое. Что это? Полузабытый мотив из детства, который я слышал очень-очень давно. Вертится на языке. Но, когда я пытаюсь разгадать тайну этой мелодии, начинает жутко болеть голова. Но теперь я не могу не думать об этой мелодии.

Вот так начинают сходить с ума.

Это просто звон в ушах, Серега. Просто-напросто звон в ушах.

Откуда он взялся в моей голове? Будто ветер нашептал, пока я дремал.

Теперь цель кажется недостижимой. Но звон становится громче, значит, чувства врут. Может быть, я просто не хочу достигнуть цели? Боюсь этого?

Тоже 31 января.

Иногда мне кажется, что умереть на пути к цели – это не так уж и плохо. Жена, конечно, не согласилась бы, но я пришел к этому выводу вполне логичным путем (на какой еще способен).

Мысли путаются, но я ведь взял книжку не для этого.

А для чего?

Чтобы написать кое-что важное.

Сегодня я наблюдал, как моя Катя преспокойно сидела себе посреди песка, за столом, и наливала чай.

Просто я перегрелся. Сегодня выдался слишком жаркий день. По сравнению с ним, прошлые дни здесь стояла прохлада. Мне стала чудиться всякая дребедень.

Это забавно.

Жена сидела за столом и наливала чай. Потом (когда я подошел ближе, и был примерно в двадцати шагах) заметила меня и повернула ко мне голову, и сказала: Что-то я давно тебя не видела? Ты куда пропал? Неужели ты забыл обо мне? Разве ты не помнишь, что у меня хронический панкреатит, и мне нельзя волноваться?

Я опешил и ничего не мог сказать. Это было настолько реально, что мне хотелось побежать к ней. Но тут я вспомнил: какой еще панкреатит? Она всегда отличалась крепким здоровьем. А здесь она выглядела уставшей. И в моем мозгу сразу щелкнуло, встало на свои места – нет, ее здесь нет. Это всего-навсего мираж. И как только я об этом подумал, она превратилась в груду песка, которую разнесло по ветру. И дальше все, как прежде – пустыня, пустыня, пустыня.

В старых книжках я читал про Амазонию, вечнозеленый край. Говорят, там водились огромные змеи, способные проглотить человека. Я думал об этом совсем недавно, в ту ночь, когда подо мной ползали эти огромные твари. Сказать, что мне было страшно – ничего не сказать. Впрочем, больше змеи мне не попадались.

32 января.

Не удалось поспать. И все, за чем я сейчас внимательно слежу – собственные шаги. Ноги ватные, идешь, и практически их не чувствуешь. Шаг, еще один, и еще. И так целый день…

Сегодня встретил это мужика – капитана, который рассказывал все эти истории, ради них же я и пошел сюда! Гвардейский служака. Он стоял на вершине бархана, смеялся во все горло и смотрел на меня. А потом провалился в песок. Когда он тонул, то не прекращал смеяться. Интересно, что его так веселило?

Сегодня меня ждало очень неприятное событие. Я шел вперед, и тут – будто что-то стрельнуло в голову – я поскользнулся и упал. И сломал компас. Стекло лопнуло, стрелка выпала, и песок тут же ее сожрал.

Теперь я лишился последней надежды вернуться домой. Что ж, если так суждено – нельзя сходить с ума. Нужно спокойно подумать, как быть дальше. Нужно просто идти.

Будь, что будет.

33—35 января.

Не совсем понимаю, куда делись последние дни. Времени прошло очень много (по крайней мере, несколько дней – уж точно), но солнце за это время ни разу не заходило.

Звон становится все ближе, подумываю о том, чтобы заткнуть чем-нибудь уши. У звона есть источник, который с каждым днем приближается. Я должен добраться до него, чего бы мне это ни стоило.

…Бедная моя К., до чего же ты несчастна, что связалась с таким негодяем. Чего только стоит твоя улыбка!

Ну, а чего же ты от меня хочешь? Чтобы я сидел здесь и медленно гнил? Мы оба должны были понимать, что так все и кончится. Я тебя брошу ради того, чтобы поговорить тет-а-тет со своими демонами. Мне нужно было оказаться один на один с самим собой.

Когда мы стали жить вместе, ты первым делом начала переставлять мебель в спальне. Сколько времени прошло с тех пор? Никому не известно. Думаю, так и должно быть. Счастливые моменты не должны быть привязаны ко времени, они должны зависать в пустоте. Хотя, в тот момент я подумал, что зря впустил тебя в свою жизнь.

А сейчас мне так горько, что я готов заплакать. Что же я с нами сделал?

Но возвращаться уже поздно. Всегда было поздно. Даже когда я сделал первый шаг в пустыню, уже тогда – было слишком поздно. Пустыня – это живое, мыслящее существо. Она скрывается под маской безмятежности, но на самом деле – это кипящий океан. И чувства, которые она испытывает, переплетаются, и эхом доходят до моего мозга. И не зря мне видишься ты – на каждом шагу. А когда я подхожу ближе – рассыпаешься. Пустыня хочет мне сказать одну вещь – как бы долго я к тебе ни шел, моя дорогая, я до тебя никогда не доберусь. Поэтому хочется сказать тебе (пускай, скорее всего, ты этих строк никогда не прочитаешь) – прости меня.

Февраль.

Какое сегодня число? Январь, должно быть, уже прошел, поэтому пишу – февраль. Один хрен – ничего не меняется, будь то – февраль или август. Будем считать, что сегодня – первое. Часы перестали показывать что-либо внятное. Наступает ночь, а на часах – половина одиннадцатого утра. Но я не слишком расстроился по этому поводу – поломка часов – не самое страшное, что произошло.

Надо просто идти по солнцу. Мозг подсказывает, что путь верный. Осталось еще немного, я чувствую…

Сегодня на горизонте увидел человека. Он был далеко, но мне удалось его рассмотреть. Он был огромным (по крайней мере, мне так показалось – я уже не слишком-то доверяю глазам). У него была темная кожа. И еще он был абсолютно голый. Его рожа показалась мне до боли знакомой. Я хотел рассмотреть его поближе, но, как только начал приближаться, он убежал от меня. Видимо, этот человек боится меня не меньше, чем я – его.

И теперь о другом – припасы закончились. Пищи осталось на пару дней, воды – и того меньше. Кажется, пришло время готовиться к смерти. Конечно, я не сдамся так просто, и пройду столько, сколько позволят силы, но нужно признать – конец близок. Мне не так страшно, просто жутко вспоминать о доме, о Кате. Она далека, дальше, чем звезды. И с этим ничего уже не поделаешь.

2 февраля.

Сегодняшняя ночь была самой страшной за все время. Мне казалось, что за мной наблюдают, и это был прямо животный страх, ни с чем не сравнимый. Как у свиньи, которую ведут на бойню. Я ощущал чье-то присутствие. Наверное, это был тот странный человек. Он за мной наблюдал, я почти физически чувствовал его ненависть, но человек боялся ко мне подобраться.

Это хорошо.

Но надолго ли это его удержит? Что это за человек? Или не человек? Я уверен, что мне все это не снится, я знаю, что человек существует. У меня есть пистолет, но смогу ли я им воспользоваться?

Позже.

Я видел его глаза. Они горели в темноте – совсем близко. Он то и дело светил каким-то фонарем (откуда он только его взял?) То включит, то выключит, то снова включит. И постоянно перемещался с места на место. Должно быть, хотел меня запутать.

Я выстрелил и, кажется, попал в него, но не убил. Побежал в его сторону, и увидел только капли крови, и его следы. Преследовать было слишком опасно, и я вернулся в свой лагерь. Но утром ни следов, ни крови уже не было… Ладно, черт с ним. Надеюсь, я серьезно его ранил, и он ко мне больше не сунется.

Звон становится невыносимым. Кажется, осталось продержаться еще немного. Звон направляет меня по правильному пути. Горло пересохло, и желудок стал колом, но я справлюсь. Ничего страшного.

Немного.

Немного.

Немного.

Черт возьми, неужели я дошел? Добрался до конечного пункта, будь он неладен!

Не думал я, что все будет так. Примерно в километре от меня стоит (не знаю, как описать), что-то вроде воронки, которая засасывает песок внутрь себя. Выглядит опасно. Внутри воронки – чернота.

Вот она, кротовая дыра. Значит, я был прав! Я всегда был прав! Интересно, куда она приведет? Надо войти в нее, а что будет там, за горизонтом – уже неважно…»

Далее шло много страниц каракулей. Страница за страницей несвязного бреда. Артем перевернул несколько листов и прочитал:

«Это гребаная рекурсия! Черт возьми, до чего я был слеп! Никогда, никогда не надо туда идти! Это ад, и я не могу его вынести…»

На этом записи обрывались. Артем перелистнул несколько страниц, но ничего больше не нашел. На обратной стороне дневника значилось: «Сергей Ф. найден в двенадцати километрах на северо-запад от полиса гвардейским патрулем, живой, с признаками психического расстройства. Доставлен в госпиталь. Дневник направлен в архив».

Интересно, подумал Артем, как дневник попал в руки Каасу. При прочтении Артема ни на секунду не покидало чувство, будто он уже читал этот дневник, даже – более того – он знал всю историю, чем она начиналась, и чем закончилась…

VI

Артем переполошился, когда Каас подбежал и открыл клетку. Замок упал на асфальт. Солнце уже спряталось за домом, но еще было светло. Труп Ястреба начал разлагаться, испуская тяжелый запах.

– Повезло тебе, парень, – сказал Каас. – Кое-кто за тебя поручился.

Артем вскочил с пропитанного мочой матраса.

– Пойдем, – сказал Каас. – Хотя, ты мне понравился. Мы могли бы с тобой весело проводить время. Но я не хочу идти против доктора. Раз он сказал, что ты ему нужен, значит, так тому и быть.

– Это же Савин? – спросил Артем, выбираясь из клетки, последний раз взглянув на Ястреба.

Лицо у него раздулось и посинело – так, будто на него надели страшную маску, исказившую его до неузнаваемости.

Каас ничего не ответил. Он повел Артем к выходу со двора, где их ждал человек, увидев которого, Артем обомлел. Он не поверил своим глазам. Человек стоял и улыбался.

– Черт возьми, – сказал он. – Не думал я, что мы встретимся при таких условиях. Но я рад, чертовски рад, мой дорогой друг.

Это был Андрей, брат Лизы. Синие глаза улыбались, темные когда-то волосы выгорели на солнце. Артем был вне себя от радости. Он подбежал к нему и крепко пожал руку.

– Как там Лиза? – спросил Андрей.

– Плохо, – ответил Артем. – После того, как узнала, что я тебя не встретил тогда.

– Ну, ничего, – сказал он, будто сейчас рядом с ними стояла Лиза, и брат перед ней оправдывался. – Все со мной в порядке, – он взглянул на Кааса. – Спасибо, Каас. Спасибо, что оставил его в живых.

Они вышли со двора.

– Каас всегда был странным, – сказал брат Лизы. – Но парень он неплохой.

Одет Андрей был в теплую душегрейку и темные джинсы. В такую жару это смотрелось жутко. На поясе болталась кобура, из которой выглядывала рукоять пистолета.

– Как твоя нога? – спросил Андрей, глядя на перевязанную голень Артема.

– Уже почти не болит, – сказал Артем. – Хорошо, что стрела не задела кость… Скажи мне, что с тобой случилось тогда?

– Несколько дней назад? – спросил Андрей. – Да ничего особенного. Чертовы радикалисты выведали информацию о предстоящей передаче, и решили отобрать у нас медикаменты. Мы же сейчас боремся со страшной болезнью, каждая таблетка антибиотика на счету. Мир разрывается на части, а мы не можем даже друг с другом за стеной договориться, не говоря уже о том, чтобы найти общий язык с полисом.

– Не думаю, что полису будет вести с нелюдями дела после всего этого, – сказал Артем.

– Это верно, – сказал Андрей, – у нас ничего нет, черт побери. Мы живем кое-как на контрабанде из полиса. Надо сказать спасибо, что хоть эту возможность не пресекли.

Он посмотрел на Артема.

– Сам-то ты как?

– Бывало и хуже, – сказал Артем. – Я видел гору зачумленных трупов в пещере неподалеку.

– Это не чума, мой друг, – ответил Андрей. – Это куда более жестокая чертовщина. Убивает наповал буквально за день-два. Много уже наших полегло. Вражина опаснее гвардейцев. Ты-то тоже доктор, так? Может быть, поможешь нашему улучшить вакцину?

– Есть вакцина против этой болезни? – спросил Артем, замедлив шаг.

– Есть, – ответил Андрей. – Она помогает, но не все выдерживают. Муки от нее жуткие. Но если сразу не подох, значит, пойдешь на поправку.

Он смачно плюнул.

– А как же Лиза – ты ей рассказал о том, что с тобой все хорошо? – спросил Артем.

– Наш человек был недавно в городе и все ей рассказал, – сказал Андрей. – Может быть, я и хотел бы, чтобы она была со мной, но знаю, что она не сможет так жить, она не захочет оставить полис.

Брат знал Лизу, как никто другой. Ей с трудом давалось принятие нового. Год назад она даже не захотела поменять свою маленькую квартирку в провонявшем районе на другую, где пахло не так мерзко, и которая были ближе к казармам, откуда отправлялся автобус. Она все объясняла тем, что привыкла к своей квартирке, и никогда ее уже ни на что не променяет. И даже сам черт не переубедит ее. Пусть это приносит ей боль, все равно, она будет страдать и стоять на своем.

– Надо и о тебе будет отправить ей весточку, – сказал Андрей.

– Надо будет, – сказал Артем. – Куда мы идем?

– К доктору, – сказал Андрей.

– Это же Савин, тот, который сбежал из полиса пару несколько лет назад? – спросил Артем.

– Да, – сказал Андрей. – Хороший человек. Без его помощи многие бы не пережили болезнь.

– Я учился у него.

– Так, значит, вы вместе придумаете, как побороть болезнь?

– Не могу сказать…

– Ну, по крайней мере, надежда есть, – сказал Андрей. – А это уже немало. Слушай, ты ведь знаешь, нам не помешают такие люди, как ты. Ты, я знаю, служил в гвардии некоторое время.

– Около года – совсем немного, – ответил Артем.

– Стрелять умеешь? – спросил Андрей.

– Да, – ответил Артем. – Что ты хочешь этим сказать? В последний раз, когда об этом спрашивали, меня потом чуть не пристрелили из лука.

– Что было, то прошло, – сказал, рассмеявшись, Андрей. – Но защищаться от нечисти, которая лезет к нам, надо. Волки, хоть и боятся нас, но голод толкает их на охоту. И еще мы время от времени нападаем на грузовики гвардейцев, которые перевозят припасы из фермы в город.

– Будет видно, – ответил Артем.

– Посмотрим, что скажет Савин.

– Он у вас здесь главный?

– Да, – ответил Андрей. – Потому что он сделал для нас больше всех остальных. И до сих пор помогает нам.

Артем согласно кивнул. Он много раз из разных уст слышал историю доктора Савина, и сам находился некоторое время под впечатлением, думая над тем, не наплевать ли на все, и не двинуться ли за ним следом. Но жизнь распорядилась иначе, и ему не хватило силы воли отказаться от жизни в полисе.

Они прошли по пропыленной аллее, вдоль которой сгрудились древние многоэтажки. Стекол в окнах не было, многие оконные проемы были заколочены.

– Сколько здесь всего живет людей? – спросил Артем.

– Около ста тысяч, – ответил Андрей.

– Сколько?

– Я сам охренел, когда узнал, – сказал он. – Тем не менее, это так.

– Так можно целую армию собрать, которая разнесет стену в пух и прах, – сказал Артем.

– Было бы из кого собирать, – ответил Андрей. – Треть из этой массы – радикалисты, которые не хотят вступать ни в какие переговоры.

– Но они же хотят разрушить город…

– В том-то и дело, черт возьми, – сказал Андрей. – Они хотят его разрушить, камня на камне не оставить, всех изнасиловать и убить! Ты же понимаешь, что мы не можем этого допустить. Была бы у них реальная возможность, они давно бы уже всех переубивали, все уничтожили, и сами бы подохли от голода и холода. Так нельзя. Потом – женщины, дети, старики, больные, которых в последнее время все больше и больше, те, кто по иным причинам не будет связываться с городом – их большинство. Тех, кто способен держать оружие и сражаться – остается не так много. У нас каждый человек на счету.

Они завернули в глухой проулок и через пролом в заборе пробрались в затемненный двор.

– Мы много раз думали об этом, – сказал Андрей. – Надо напасть на полис. Но нам едва хватает сил защищаться от волков и от гвардейцев полиса.

Он постучал в трухлявую ободранную дверь – три раза быстро, подождал секунду – постучал еще раз, и только после этого зашел.

В этой комнате их встретил полумрак. Свет едва пробивался сквозь пропыленные окна. Здесь было прохладно, как в погребе. В нос ударил запах крови.

– Оперирует, – сказал Андрей. – Зайдем позже, не будем мешать.

Только сейчас, окруженный темными стенами, где на полках валялись хирургические инструменты, Артем увидел, что в центре комнаты находился стол – не хирургический, а обычный письменный, а на нем – смятое тело. Савин нагнулся над окровавленной культей ноги молодого паренька. Артем сделал несколько шагов вперед. Савин посмотрел на Артема цепким, как когти хищника, взглядом.

– Это вы? Фролов? – спросил он.

Артем подошел к столу.

– Да.

Раненый был без сознания, что было ему спасением. Артем с восхищением следил за руками доктора.

– Слишком часто они стали попадать на мины, – сказал Савин.

Парню, потерявшему ногу, было не больше двадцати лет – даже борода не росла. Артем успел пересмотреть много таких операций.

– Я почти закончил, – сказал Савин. – Еще минут пять работы. Перебинтуй его потом. У меня уже все из рук валится. Удивительно, как я еще нигде не напортачил.

– Хорошо, – сказал Артем.

– Бинты вон там – отмокают в растворе.

После операции, и после того, как Артем перебинтовал культю, Савин позвал его в другую комнату, в которой был оборудован его кабинет. Андрей ушел, сказав, что у него еще есть дела, и ему надо ненадолго отлучиться.

Савин сразу же повалился на диван. Кабинет походил, скорее, на каморку под лестницей – с покатым потолком, который в дальней стороне пересекался с полом.

– Да, – сказал Савин. – В этой треуголке я и прожил последние 4 года. И, знаешь, что – это были лучшие 4 года моей жизни. Прожитые в крови и грязи, по колено в дерьме – все же, лучшие годы.

Савин замолчал, закрыл глаза, и, кажется, уснул.

– Единственное, что меня тревожит – то, что все может оказаться впустую. Хорошо, что ты пришел. Скоро понадобится твоя помощь…

– Спасибо, что спасли меня, – сказал Артем.

– Пустяки, – ответил Савин. – Каас не причинил тебе вреда? Он славный парень.

Он повернулся на правый бок и уткнулся в обивку дивана.

– Я не могу спать, – сказал Савин. – Лет семь уже не сплю. Так, валяюсь время от времени, чтобы немного восстановить силы. Сон – слишком большая роскошь для людей вроде нас во времена вроде этих. Жизнь за стеной – это постоянное испытание, где не каждому удается выжить. Мы питаемся охотой и собирательством – мясом волков и консервами, которые смогли найти в старом городе… Я пришел сюда с желанием изменить мир, а сейчас понимаю, что все это бессмысленно.

– И что же вы тогда здесь делаете? – спросил Артем.

Савин повернулся к нему, открыл глаза и улыбнулся.

– Я уважаю прямоту, – сказал он. – Здесь мы выживаем. Ты мне лучше вот что скажи – вернуться в полис хочешь? – Артем промолчал. – Ты же хочешь нам помочь?

– Каким образом? – спросил Артем. – Меня там убьют – даже в город зайти не успею.

– Успеешь, – сказал Савин. – Хирургов твоего уровня практически нет в полисе – моя школа, все-таки. Без тебя им будет трудно. Ты придешь, скажешь, что сбежал из плена. Укажешь место, где тебя держали в плену. Все расскажешь, покажешь. Они тебя несколько раз допросят и снова допустят к работе.

– Не думаю, что будет так просто, – сказал Артем.

– Никто и не говорит, что будет просто, – сказал Савин. – Но, в любом случае, убивать тебя смысла нет.

– Зачем я должен возвращаться в полис?

– Сейчас мы встретились лицом к лицу, поговорили друг с другом. Ты посмотрел на жизнь людей за стеной. Ты многое уже знаешь. Как люди дерутся друг с другом из-за глотка воды. Как они умирают от голода. И многое другое, – сказал Савин. – Не буду ходить вокруг да около, скажу прямо – мы хотим уничтожить правительство полиса.

– Это невозможно, – сказал Артем.

– Послушай меня, – сказал Савин, вставая с дивана. – Когда ты вернешься в полис, некоторое время ты постараешься не привлекать внимание. Конечно, поначалу за тобой будут следить, но потом – перестанут. И, ко времени, ты пронесешь в казарму токсин, который лишит гвардию боеспособности. Мы возьмем штурмом ворота… Это будет непросто, но шансы есть, – сказал Савин. – Сейчас мы готовы нанести удар. Ты появился здесь как раз вовремя…

Но не успел Артем ничего сказать – только лишь застыл в задумчивости, как дверь кабинета распахнулась, и в комнату влетел Андрей:

– Нас накрыли!

Артем и Савин побежали к двери, где увидели припавшего к стене Андрея, а за стеной – два силуэта с винтовками наперевес.

– Гвардейцы, черт их дери, – сказал Андрей. – Как они нас здесь обнаружили?

Артем прижался к стене. Гвардейцы были рядом, и от них пахло горелым порохом. Они остановились, принюхиваясь, будто собаки. Артем старался не дышать.

– Тихо, – шепнул Савин. – Если Артема здесь обнаружат – это будет конец всему.

Один из гвардейцев сделал несколько шагов вперед, щелкнул фонарем, обвел тусклым лучом комнату, высвечивая взвешенную в воздухе пыль. Артем молился, чтобы человек, которого они оперировали, не пришел в себя, иначе он выдаст их. Пятно света двинулось на них, но луч не дошел до затаившихся людей. Свет фонаря дернулся в другую сторону, и через минуту гвардейцы вышли из помещения.

– Что будем делать? – спросил Андрей.

– Надо выбираться, – сказал Савин. – Нельзя, чтобы Артем попал под раздачу.

– Как поступим с тем парнем? – спросил Артем.

– Что мы можем с ним сделать? – сказал Савин. – В любом случае, мы не можем взять его с собой. Мы сделали все, что должны. Теперь ему придется самому выкарабкиваться.

– Он умрет, если мы ему не поможем, – сказал Артем.

Он медлил, подошел к раненому, посмотрел на культю. Бинты окрасились кровью.

– Он так или иначе умрет, – сказал Савин. – Нельзя тратить время, пойдем.

– Пойдем, Артем, – сказал Андрей, положив руку ему на плечо.

Крадясь, вслушиваясь в каждый шорох, они вышли во двор. Гвардейцев не было.

– Будем надеяться, что не попадемся им на глаза, – сказал Савин.

Он выглядел уставшим. Глаза его ввалились, зрачки расширились и походили на глубокие рытвины.

– Нужно постоянно перемещаться с места на место, – сказал он. – Пойдем на перевалочный пункт. Он в двух километрах отсюда. Там отдохнем до утра, и все обсудим.

Он посмотрел на Артема.

– Завтра утром тебе нужно будет возвращаться в полис, чтобы у тигров было меньше подозрений.

Андрей повел их на ближайший перевалочный пункт. Солнце ударилось о горизонт и укатилось вниз.

– Как гвардейцы узнали, что мы здесь? – спросил Артем.

– Гвардейцы не знали, – ответил Савин, стараясь не оставлять подошвами старых кроссовок следы – для этого он ступал по выступающим на дороге камням. – Если бы они знали, нас бы уже не было в живых.

– Это верно, – сказал Андрей.

– Должно быть, обнаружили следы и решили проверить – так, на всякий случай, но ничего не нашли, – сказал Савин. – Понимаешь теперь, как все непросто? Пока выдалась возможность действовать – нужно действовать.

– Думаете, что-то получится? – спросил Артем.

Савин не стал отвечать. Он окинул взглядом бездушную улицу.

– Я не знаю, – сказал он. – Пока у нас есть шанс, надо им воспользоваться. Посмотри на нашу жизнь. С каждым днем люди гибнут все быстрее. Сейчас мы еще сможем собрать хоть немного сил, чтобы дать отпор полису. Пока что можем. Потом и этого шанса не будет.

Они подошли к месту. Перевалочный пункт находился на седьмом этаже панельной девятиэтажки. Удивительно было, что за столетие она не успела развалиться.

– Дома рушатся каждую неделю, но этот пока стоит, – сказал Андрей.

Краска отсырела, всюду проросла плесень. Путники ступили в небольшой холл советского подъезда. Слежавшаяся пыль была потревожена, и закружилась в воздухе. Артем несколько раз чихнул.

– Между третьим и четвертым этажом лестница обвалилась, поэтому придется подниматься по шахте лифта, – сказал Андрей, ступая по скрипучему деревянному полу.

– Не зевай, – сказал Савин Артему.

– У меня плохое предчувствие, – сказал Андрей, водя носом. – Пахнет чем-то… не могу разобрать – чем. Никто не чувствует?

Он обернулся.

Под ногой Артема хрустнуло стекло. Громкий звук, от которого побежали мурашки по спине. Отступив на шаг, он посмотрел вниз и увидел осколки лампочки.

– Смотри под ноги, – сказал Савин. – Здесь много всякого мусора.

Под ногами темнела лестница. Артем с трудом различал ступени. Они были полустертыми, будто по ним тысячу лет нескончаемым потоком двигалась толпа. Временами нога проваливалась, не находя в нужном месте точку опоры. Запах убивал. Артем пытался задерживать дыхание, но долго не дышать он не мог. Он морщился и проклинал все на свете, в особенности судьбу, приведшую его в грязный, пропитанный фекалиями, подъезд.