Текст книги "Бич сновидений"

Феликс мельком подумал, что защита как раз требуется этому человеку, а не ему самому. И благодарно кивнул за оказанную помощь.

Заведение, в которое они вошли, было стандартным. Небольшой холл, затем длинное помещение с рядом раковин по одной стороне и нишами по другой. Все в бело-серой гамме, ярко освещенное, вычищенное до блеска, в воздухе стойкий запах дезинфекции.

Дэймос предполагал, что охранник останется в холле, но тот прошелся и проверил – нет ли кого в открытых нишах-«кабинках», подергал дверь с надписью «только для персонала», и Феликс, не желающий рисковать, положил ладонь на плечо человека, проходящего мимо. Закрыл глаза буквально на секунду и, очнувшись от своего мгновенного воздействия-булавочного укола, успел придержать бэйцзинца. Сопровождающий качнулся, прислонился виском к одной из кафельных стен, да так и замер.

Танатос быстро подошел к двери с запрещающим предостережением. У него было полторы минуты. Простенький замок беззвучно открылся, когда Феликс поддел его отмычкой, ручка повернулась, дэймос проскользнул внутрь, снова прикрыл пластиковую створку. Всё, как говорила Киа.

Следующее помещение скрывалось за окрашенной «стеной» – гипсовый щит не без усилия, но сдвинулся в сторону… и Феликс остановился. Здесь было полутемно, окна под самым потолком давали совсем немного света, но и его хватило, чтобы рассмотреть длинную галерею с мраморными полами и большим неработающим фонтаном в центре.

Казалось, в прохладном воздухе все еще плавает аромат далеких лотосов. Огромные потускневшие зеркала в тяжелых вычурных рамах отражали изящные дверцы, за которым располагались кабинеты для массажа ног, комнаты отдыха, просторные душевые…

Феликс быстро шел вперед, отмечая все больше деталей. Вот здесь за стеклом большой витрины можно было купить масла, ароматное мыло или шампунь… на полке еще стоит одинокий пыльный флакон с рисунком желтого ириса.

За перекошенной резной дверью видна разбитая раковина в виде листа кувшинки.

Ширма, разрисованная ветвями горной сосны, брошена в угол, возле нее осколки чашек цвета нефрита…

Это был старый Бэйцзин. Задвинутый в угол, заколоченный, забытый. На смену ему пришел новый, рациональный и устремленный вперед.

Феликс опустился на пол у фонтана, прикрыл глаза, а когда открыл их, она уже стояла напротив и смотрела на него.

Лиджуан была такой же, как во всех прошлых снах. Элегантная красавица с изысканной прической и вежливой улыбкой, принадлежащая к тому, прежнему миру.

На бортике фонтана теперь появился поднос, чайник, две миниатюрные чашки, наполненные улуном, заваренным по всем правилам, блюдо с крошечными сладостями.

Молчание затягивалось. Но оно не было тягостным. Они оба, два сновидящих, уже очень многое сказали друг другу в прежнем сне.

– Как прошло твое путешествие? – спросила госпожа Киа по-бэйцзински.

– Вполне успешно, – ответил он. – Благодарю.

Они обменялись еще несколькими вежливыми фразами, ничего не значащими, гладкими и прохладными, словно морская галька. Но Феликс видел, что харита рада его видеть.

Можно было не торопиться, дэймос прекрасно знал, что время во сне течет так, как нужно им двоим.

– Как тебе понравился новый Бэйцзин? – вежливо осведомилась она.

– А вам он нравится?

Феликс конечно же обратил внимание, что сейчас, во сне, «Залы отдыха» выглядят иначе, чем в реальности. В гигантскую каменную чашу льются прозрачные струи воды и слышен ласковый шепот фонтана, колышутся от свежего ветерка занавеси, зеркала отражают скользящие силуэты красивых девушек, работавших здесь когда-то, и доносится легкая струнная музыка.

– Река может нести лодку, а может перевернуть лодку, – с легкой улыбкой произнесла Киа идиому, которую в Полисе трактовали бы как «обоюдоострый меч остер с каждой стороны».

Так же как и сам Феликс, харита видела все стороны перемен в своем родном городе: и хорошие, и плохие.

Женщина выдержала короткую паузу, и танатос понял, что любезная светская беседа закончена.

– Я пригласила тебя для того, чтобы передать завещание твоей матери.

Феликс посмотрел на чайник, чувствуя внезапно вспыхнувшую жажду.

– Ты можешь надеть перчатки, – улыбнулась госпожа Киа.

Это, действительно, напрягало его. Невозможность прикоснуться ни к чему открытыми руками. Так что теперь предложение хариты было весьма кстати.

Вряд ли она планировала завладеть чем-то, что он «держал». У нее и так был полный доступ в его сон, но Феликс все равно надел перчатки и взял чашку.

– Завещание? Моя мать смогла сохранить что-то в современном мире Бэйцзина?

– С моей помощью.

Харита продолжала рассматривать его так внимательно, словно не видела до этого.

– В реальности я выгляжу не так, как во сне? – не удержался он от вопроса.

– Лис и тигр, – ответила госпожа Киа, подразумевая, что ему приходится скрывать свою истинную природу, используя лисьи уловки.

Она подала ему свиток, перевязанный тонкой алой лентой. Феликс развернул бумагу и ему показалось, что от нее повеяло ароматом тонких духов. Вряд ли это было возможно, столько лет прошло. И стараясь не поддаваться эмоциям, вызванным этим призраком прошлого, дэймос начал читать.

Это был длинный список-опись драгоценностей, золотых слитков разного веса, старинных монет и предметов искусства. Он оказался богат. Очень богат. Но только на бумаге.

– Я понимаю, что не смогу воспользоваться этим состоянием, – сказал Феликс, поднимая взгляд на хариту.

– Пока не сможешь. – В темных, загадочных глазах госпожи Киа мелькнула тень удовлетворения от того, что его не ослепил блеск недоступного золота. – Политическая ситуация изменится. Пройдут пять… десять… двадцать… пятьдесят лет и ты сможешь взять то, что тебе принадлежит.

Она протянула руку, безупречно-изящным движением подняла чайник и вновь наполнила чашку Феликса. Он заметил, как блеснули кольца на пальцах хариты. Подумал отстраненно: сумела ли Киа уберечь свое личное состояние? Или сон – это все ее богатство?..

– Важно понимать, что это не совсем права наследования, – продолжила она. – Эти вещи не лежат в государственном банке. Однако, пользование ими ведь может быть и незаконным… Ты, я уверена, будешь прекрасно уметь, когда усовершенствуешь свое искусство, договариваться с теневым миром этой реальности. Пока вопрос в том, что гражданин Полиса не может так просто въехать в Бэйцзин. Но, как видишь, тем не менее ты здесь. Есть проблема и с тем, что гражданин Бэйцзина не может так просто отсюда выехать… Но эта проблема больше не имеет к тебе отношения.

Да, ему «повезло». Смерть родителей, пленение, клетка дэймоса, продажа… угроза убийства. Встреча с Нестором. – И он больше не гражданин этой страны. Вот уж действительно «один камень две птицы, одна стрела – два сокола».

– Вообще же, у меня нет сомнений в том, что ты сумеешь без труда решать обе эти проблемы, – продолжая внимательно наблюдать за Феликсом, говорила харита. – И гораздо более серьезные. Я передам тебе нити. По ним ты сможешь держать связь с людьми, которые сберегут для тебя все эти вещи, если со мной что-то случится. Но вот это я могу отдать тебе прямо сейчас.

Она протянула танатосу плоский предмет, завернутый в темно-синий шелк. Под тонкой тканью оказался деревянный футляр. А в нем – книга из кожи. Древняя даже на первый взгляд. Феликс открыл ее и увидел письмо, вложенное между страниц.

«Мой дорогой сын…

Феликс.

Я надеюсь, это поможет тебе в твоем долгом, нелегком пути…»

Он не мог попросить госпожу Киа выйти, не мог уйти сам, чтобы в одиночестве прочитать послание, написанное таким знакомым почерком. Поэтому Феликс отложил книгу, поднялся и отошел к окну, за которым пышно цвела сиреневая глициния. И, создав эту иллюзию уединения, вновь развернул письмо.

«…Я не знаю, используешь ты это во благо или во зло, принесешь людям смерть или станешь спасать их. Я не знаю, будешь ты с ее помощью нападать или защищаться. Но я прошу, все что ты делаешь, делать во благо своей семье. Ибо только узы крови объединяют нас какими бы разными мы ни были. На каких бы разных сторонах не стояли. И только узы крови не дают перейти ту незримую границу, которую без них – у подобных тебе нет оснований не перейти…»

В конце были слова любви и прощания.

Феликс опустил письмо и некоторое время стоял неподвижно, глядя перед собой. Далеко в саду, за пределами «Залов отдыха», запели сверчки. Звякнули ветряные колокольчики.

Очень долго он приказывал себе не думать о матери. И теперь надежная броня выдержки и равнодушия дала трещину. Сквозь нее прорывалось живое, болезненное чувство.

«Она знала, кто я…» – мелькнула, исчезая, ошеломляющая правда.

Его мать всегда обращалась с ним очень… правильно. Настолько правильно, что ему никогда не хотелось никого убить, даже покалечить. Договаривалась, искала и находила компромисс, уважала его мнение и мягко направляла, если требовалось руководство. Но ни разу ни словом, ни взглядом не намекнула об этом знании его истинной сути убийцы.

Феликс вернулся на прежнее место.

– Вы изучили книгу? Что это? – спросил он, поднимая кожаный том.

– Нет, – харита едва заметно отодвинулась, словно хотела быть как можно дальше от подарка. – Этот предмет для таких, как ты. Я не буду даже прикасаться к нему.

– Не понимаю, – сказал Феликс.

– Не понимаешь, почему я не испытываю ненависти к тебе и опасения? Передаю вещь, которая, вполне возможно, поможет тебе в усилении твоих способностей? Ты часть моей семьи, Феликс. Мы не делим сновидящих на плохих и хороших, темных и светлых. Не переделываем их. Мы находим применение и танатосам, и эпиосам.

– Как вы используете дэймосов?

– В соответствии с их даром, на благо семьи.

Феликс представлял, как можно использовать темных сновидящих в соответствии с даром. Ему была понятна эта система. Полис перековывал, делая из них мастеров сна, приносящих пользу обществу. В Бэйцзине каждому и так находилось свое место…

Он давно понял, что люди делятся на добрых и жестоких. Никаких иных критериев нет.

Добрые – не умеют убивать, предавать… брать чужое, им плохо дается думать только о себе. И они просто строят мир согласно тому, что у них в душе – но всегда будут обречены нести добро. В принципе, им даже сложно ревновать или завидовать. И уж точно они не станут топить никого в злобе и безжалостности.

Мастера снов из них. Не по форме дара. По своей сути.

Злые люди – будут проявлять жестокость во всем. Начиная с воспитания детей и заканчивая жаждой физического уничтожения соперника: противника или всего лишь несогласного с ними…

Именно такие – темные сновидящие.

И дэймосы, и мастера снов в первую очередь – люди. А их дар лишь связан с их внутренними качествами.

Но жестоких людей не уничтожают в обществе. Их вписывают в это общество. Также как дэймосов вписывали в семьи в Бэйцзине.

«И посмотри, куда это привело Бэйцзин», – сказал бы в ответ на эти размышления Тайгер.

И оказался прав.

На самом деле, при том что ситуация здесь явно улучшилась – в Бэйцзине оставили новую социальную систему, которую принесла революция. Таким, как Киа, в нем больше не было места. Дэймосы, выращенные, воспитанные в аристократических семьях, своими поступками вызвали ненависть ко всей аристократии в итоге. И ее частично уничтожили, частично задвинули на задворки социальной жизни. Впрочем, сами они прекрасно «выплыли» в кровопролитных потоках, что Феликса нисколько не удивляло.

– Она знала, – подтвердила госпожа Киа. – В нашем роду появлялись такие, как ты.

– Вы ошиблись, – сказал Феликс, пристально взглянув на женщину. – Создателей кошмаров нельзя контролировать. Нельзя остановить. Одного дэймоса может сдержать только другой дэймос. Они вырвались из-под вашего влияния и вы сами оказались под их контролем. Итог – реки крови и затем… это.

Он небрежно обвел рукой помещение, намекая на то, что стало с прекрасными залами в реальности.

– Запустение. Забвение. …Крах всего.

Харита оставалась безмятежна, в глазах не мелькнуло ни искорки сожаления. Она идеально держала лицо даже во сне.

– Красивые, хорошие вещи должны существовать, – сказала она со своей загадочной полуулыбкой, – чтобы все могли пользоваться ими. О них вспомнят. Захотят вернуть. Не сразу, но вернут.

Она говорила не только об изысканных флаконах и удобных креслах. Об отношениях людей тоже…

Феликсу захотелось знать, как эта утонченная, умная женщина живет сейчас. Скрытно, скромно, уединенно? В безопасности? Нашла какое-то место для себя в новой жизни? Конечно, она могла создать в мире снов любой Элизиум для себя.

Вспомнились легенды о первых сновидящих. Те просто путешествовали по пространствам сна, населенным химерами, строили для себя волшебные земли. Скитались в одиночестве, прежде чем обнаружили пути в сны других. И далеко не сразу нашли таких же, как они сами, с кем можно поделиться своими открытиями о мире Гипноса.

Но насколько же отличались сновидящие от обычных людей! Тех, что постоянно живут в одной-единственной реальности, по схеме работа, дом, работа, развлечение, и снова работа. Да, они могут быть счастливы, успешны и богаты, но безграничной вселенной снов у них никогда не будет.

Харита пристально взглянула на своего молодого родственника, ему показалось, что ее темные глаза блеснули яркими искорками.

– В этом сезоне предпочтителен аромат ириса, – произнесла она безупречно-светским тоном.

Танатос молча наклонил голову. Он все понял.

– Благодарю вас за все, госпожа, – сказал он искренне.

Книга, завещание и письмо матери остались лежать на прежнем месте.

– Надеюсь когда-нибудь увидеться с вами в реальности.

Киа улыбнулась, ничего не ответив. Пространство вокруг подернулось легкой дымкой.

– Будь осторожен с книгой, – услышал Феликс голос хариты. – Очень осторожен.

Феликс вновь оказался на полу у бортика фонтана. Один.

Он поднялся и быстро, почти бегом пересек коридор, затормозил у стойки, где стоял в пыли флакончик духов, присел на корточки, запустил руку в отделение нижнего шкафа и нащупал в глубине узкую прямоугольную коробку. Вынул ее, поднялся и сунул за спину, под пояс. Длинный черный плащ – одежда официальных визитов – отлично маскировал спрятанный предмет.

В реальности прошло полторы минуты. Феликс убедился в этом, взглянув на свои наручные часы. Выйдя из заброшенных залов отдыха, задвинул гипсовую панель. Запер кладовую. Включил воду, щедро плеснув себе в лицо, вытерся платком. Холод футляра за спиной напоминал о реальности встречи с госпожой Киа. А тепло от слов матери, все еще звучащих в памяти, придавало уверенности в том, что он на правильном пути.

Еще через несколько минут Феликс в сопровождении ничего не заподозрившего сотрудника охраны присоединился к экскурсии.

В лицо ударил ветер. Словно это я стоял посреди Тяньаньмэнь несколько десятков лет назад. Вкус дождя и холода был реальным. Как и удовлетворение от неожиданного подарка… Не мое чувство. Оно постепенно таяло, вытесненное моим абсолютным ошеломлением.

Тот же ветер пошевелил листок с посланием матери Феликса.

Книга!

Она оставила ему книгу. Письмо Лиатонг здесь. …Где книга?

Феликс не мог вынести ее за пределы дома. Слишком большая ценность. Может быть, именно за ней сюда лезут дэймосы? Хотя странно, что не лезли прежде, когда мы обитали тут с моим учителем. И потом, когда я был уже перекован и жил один…

Или я опять чего-то не знаю?

Теперь совершенно точно ясно, что мне нужно найти этот старинный кожаный том. Узнать, что в нем. Более того, побывав «в шкуре танатоса», я начинаю догадываться, где именно нужно искать.

Бережно взяв письмо, я положил его между страниц большого художественного альбома, проложив копировальной бумагой. Оставить просто лежать на столе показалось невозможным.

А затем снова отправился исследовать собственный дом, в котором знал каждый угол, каждую трещину на обоях. Думал, что знал, но Феликс продолжал щедро подбрасывать загадки.

За окнами все было серым, не видно даже алых цветов сныти. Казалось, это убежище дэймосов провалилось между двумя мирами и застряло где-то на пороге сновидения. Я вошел на кухню, щелкнул выключателем, зажигая свет в подвале, отодвинул в сторону половик и, зацепив за кольцо, поднял люк. Возникло ощущение, что я хожу по кругу… вернее по спирали, и каждый новый виток опускает меня все ближе и ближе к конечной цели.

Внизу было прохладно. Ровная, одинаковая температура в любое время года. На пустых полках пыль, пол посыпан ровным слоем речного песка. Одинокая лампочка высвечивает небольшой круг, в котором красная каменная кладка старинного фундамента выглядела неожиданно ярким, неуместным пятном. Я сделал шаг вперед, потом еще один и увидел то, чего здесь прежде никогда не было. Коридор, прорезающий стену.

Сон? Я все еще во сне?!

Я с силой потер лоб, закрыл глаза, считая мысленно до десяти. Похоже, этот дом успешно сводил с ума не только непрошенных визитеров, но не против пошутить и с собственным хозяином. Я снова открыл глаза. Коридор оставался на прежнем месте, в сквозняке, текущем оттуда, чувствовался запах сырой земли.

Нашарив в кармане зажигалку, я направился в этот гостеприимно приглашающий ход. Однако свет мне не понадобился. Здесь оказалось довольно светло, чтобы передвигаться, не спотыкаясь. Впрочем, долго идти не пришлось. Передо мной открылась небольшая круглая комната с низким потолком.

Я стоял в тишине подвала и смотрел на фрагмент каменного фундамента. Того самого основания старинной мельницы, на котором возвели этот дом.

На красных кирпичах лежала книга. В полумраке ее обложка казалась совсем светлой, почти белой, вытертой. Подобная вещь выглядела очень неуместной здесь. Как будто этот потертый том положили специально для того, чтобы кто-то… я… сразу его увидел.

Я протянул руку и коснулся неожиданной находки. Ощутил под пальцами шероховатую поверхность старой кожи. Не произошло ничего. Не открылись врата в глубины, не появился хранитель дома, меня не выбросило в реальность. Книга оставалась книгой, а подвал подвалом.

Взяв древний фолиант в руки, я открыл его и увидел строчки незнакомых символов. Нечто среднее между иероглифами и клинописью. На виньетке в начале страницы быки тащили тяжелый плуг, и над их головами вставало солнце. Краски яркие, насыщенные, не потускневшие, хотя я был уверен, что этому рисунку не одна сотня лет. На другой странице солнце садилось за пальмы на берегу вполне узнаваемого Нила. Текст записан такими же неизвестными мне значками, но среди них начали появляться узнаваемые слова. Латынь.

Одно из них, «прошлое», попалось мне на глаза, и я, всматриваясь в него, не мог понять, почему оно так привлекло меня, что я уже несколько секунд не могу отвести взгляд… В какой-то миг строчки поплыли, начали перемешиваться, выцветать. Страницы становились все более прозрачными, сквозь них сделалось возможным увидеть пол, стены… а затем исчез целый фрагмент подвала.

Я увидел нашу гостиную с камином. За столом сидели Феликс и Нестор, они разговаривали… Мне вспомнился рассказ Герарда о том, как он наблюдает картины в волне времени. Это было похоже на нечто подобное. Я все видел, слышал, но взаимодействовать с этим фрагментом сна не мог.

Феликс достал из рюкзака бутыль и поставил на стол перед Нестором. В желтоватой жидкости плавал здоровенный черный скорпион.

– Знаменитая бэйцзинская настойка, – произнес он серьезно, хотя мне отчетливо слышалась ироничная интонация в его голосе.

– Вот сам ее и пей, с этой букарагой, – насмешливо буркнул Нестор, отодвигая подозрительную емкость.

Феликс рассмеялся и вынул другую бутылку, уже более привычную. Этот подарок дэймос принял благосклоннее. С интересом осмотрел деревянную коробку упаковки, полюбовался резьбой.

Странно было видеть рядом двух танатосов – старого и молодого. Абсолютно разных. Внимательно рассматривая Феликса, я действительно увидел в нем некоторые бэйцзинские черты – разрез глаз, к примеру, очертания скул… Нестор – широкоплечий, кряжистый с абсолютно седыми кудрявыми волосами и пронзительными синими глазами под широкими нависающими бровями был полной его противоположностью. И в то же время их объединял общий дар. Они понимали друг друга с полуслова.

– А вот еще один подарок, – Феликс бережно вынул из рюкзака уже знакомую мне коробку.

Значит, мой учитель только что вернулся после своей бэйцзинской миссии, где получил завещание матери.

– Та самая? – спросил вмиг ставший серьезным Нестор.

– Да.

Книга была той же, что я нашел в подвале. Потертая обложка, яркие виньетки и черные неведомые слова на тонких кожаных страницах.

– Ты можешь прочитать? – Феликс придвинул ее к учителю.

Тот полистал старый том, покачал головой с видимым сожалением. Молодой танатос нахмурился, продолжая рассматривать дар матери.

– Пойду, посмотрю через сон.

Нестор неожиданно поднялся, решительно взял книгу и заявил:

– Не дорос еще такое смотреть. Сам гляну.

Его ученик не стал протестовать, даже не возразил по поводу своей незрелости до некоторых дел дэймосов. Старый танатос ушел в спальню, где так же стояли две узкие кровати, разделенные тумбочкой. Улегся, основательно устраиваясь, укрылся пледом и, положив фолиант себе на грудь, закрыл глаза.

Феликс отправился блуждать по комнатам, приготовившись к ожиданию. И я следом за ним. Наш дом выглядел немного иначе. Как будто светлее, просторнее. Мебель стоит по-другому, во дворе груда бревен, частично уже распилены, но пока не наколоты. На стене сарая, по-прежнему, висит деревянный щит мишени, испещренный дырами от стрел. Возле мастерской велосипед, раритет по меркам моего времени.

Стволы вечных часовых-лиственниц не выглядят такими толстыми и пятно солнечного света перед домом шире.

Видно было, что Феликс мается от вынужденного ожидания. Вскипятил чайник, налил воды в чашку с отколотым краем, но пить не стал. Вернулся в коридор, подняв голову посмотрел на дверь, за которой находился рабочий кабинет. Не пошел туда, вернулся в гостиную. Наугад взял один из томов энциклопедии с полки, сев на диван открыл, однако читать не смог. Взгляд его желтых глаз устремился прямо на меня, но танатос меня не видел. В том времени я не существовал.

Наконец из спальни послышался приглушенный кашель, скрипнул пол под тяжелыми шагами. Нестор молча вышел и направился на кухню, долго звякал там чем-то, потом полилась вода в умывальнике. Феликс продолжал ждать, не торопя учителя, и лишь когда тот снова появился в гостиной, спросил, не сдержав нетерпения:

– Ну? Видел что-нибудь?

Нестор подошел к шкафу, достал тонкую тетрадь в зеленой обложке, надел очки в пластиковой оправе, немедленно став похожим на старого ученого сильвана. Несколькими уверенными движениями опытного столяра начертил что-то.

Мой учитель поднялся, подошел к нему и заглянул через плечо. Я тоже приблизился, чувствуя, как меня охватывает неудержимый азарт. На желтоватом от старости бумажном листе было нарисовано нечто вроде трехмерного чертежа помещения с высокими сводами. Все пространство между треугольными вытянутыми окнами заполнено…

– Библиотека! – воскликнул Феликс и удивления в его голосе было не меньше чем недоумения.

– И книжек там таких полно, – довольно произнес Нестор.

Молодой танатос посмотрел в сторону спальни, где остался лежать подарок матери. Но тут же все его внимание вернулось к старому дэймосу.

– Книги, а еще…? – сказал он с вопросительной интонацией.

– Один там сидел, читал, – продолжил танатос с явным удовольствием. – Меня не ждали.

– И..? – поторопил его Феликс, испытывающий не меньше азартного нетерпения, чем я.

– Ну, слово за слово… Я его отправил подальше, не выберется. Рассказывает мало, но ничего. Заговорит, знакомец мой. Вместе потом послушаем. А в то место ходить не будем, пока не разберемся… Опасно это.

– Погоди, ты хочешь сказать что, выйдя в сон, попал в некое хранилище, где множество древних фолиантов, встретил там дэймоса и обезвредил его? – перевел Феликс на более внятный язык сдержанно-колоритную речь Нестора.

– Точно так, – усмехнулся тот.

– Но ты провел воздействие через сон. А как же физическое влияние?

– Зачем? – Танатос снял очки, сунул их в нагрудный карман. – Сам отрежет и положит куда сказано. Что я бегать за каждым буду?

И пояснил доступнее, на тот случай если Феликс вдруг недостаточно понял:

– Ножик взял, отчикнул ухо, уложил куда надо, до дома дошел, тут его паралич и разбил. Ничего никому не скажет. А во сне и ты свои вопросы задашь. Мы его попросим, чтобы он тебя по этой книге учил.

– А если откажет? – осведомился молодой танатос, пристально глядя на Нестора.

– Отказать-то вряд ли сможет. Мы очень попросим, – хмыкнул тот, поднялся неспешно, убрал тетрадь с чертежом неведомой библиотеки в шкаф. Помолчал и продолжил доверительно: – Сначала думал убить его. Но раз книжки читает, то в них понимает. Вот пусть тебя и поучит. Я учу тебя по-своему, мастера снов по-своему, этот по-своему. Где только можешь, учись. Лишним не будет. А что узнаем, то сотрем – память лишнюю. С памятью я разберусь. Что ты выучишь, я у него уберу. Чтобы про тебя и про меня не болтал.

– Что за дэймос? Говоришь, знакомый твой? – задал Феликс вопрос, который не давал и мне покоя.

– Знакомый… да… Я-то его до этого дня не видал, не признал, значит, а вот он меня – знал. Очень даже знал… Лонгин его зовут, Сотер, – ответил Нестор.

Моему учителю это имя ничего не сказало, а меня словно ударили наотмашь. Лонгин Сотер. Отец Амины. Пленник дома, в который мы приходили с Хэленой. Тот, кто называл себя Логосом.

Я лежал в ванной, пытаясь понять, закончился этот бесконечный запутанный сон или нет. Пожалуй, впервые я не мог точно определить – в реальности я, или в мире Гипноса. Хотя нет, нечто подобное, кратко, я испытал с Талией, харита тоже умела переплетать пространства.

По неизбежной ассоциации вспомнилась лиджуан, передавшая Феликсу завещание матери. Меня не удивило, что та успела его оставить. Лиатонг знала, что может погибнуть. Политическое положение в стране, готовое разразиться кровавой бурей для таких, как она сама – аристократки, неугодной власти, ее мужа, выступающего против произвола правительства. Конечно, ей было известно и об угрозах, поступающих Икару. Они оба были готовы умереть в любой день…

Я погрузился с головой, чувствуя, как расслабляющее тепло окутывает меня, лишая зрения и слуха. Открыл глаза, глядя сквозь воду. Размытые очертания светильника под потолком, искаженные стены… легкое, быстрое перемещение, серая тень замерла надо мной. У нее были желтые глаза. Наверное, так ощущают рыбы – стремительное движение и тебя уже тащат из родной стихии.

Я вынырнул и, конечно, рядом никого не оказалось. Перегруженный мозг начал выдавать несуществующие образы.

Значит, Феликс учился по древней книге, и читал ему ее Лонгин. Хотелось бы знать, какие тайны были в ней. И что это за библиотека?.. Учитель никогда не говорил о подобном месте. Бывал ли он там с Нестором или один? Мое уважение к старому дэймосу росло.

Пленить Лонгина, да так, что никто не сумел найти его в мире снов, не смог спасти. Какой же природной силой надо обладать, чтобы проделать такое?

…и не просто пленил. Расчленил на куски, разобрал по частям его тело сновидения. Раскидал в зеркалах, чтобы Сотер не мог вырваться, не мог собрать свою личность. И никогда не вышел. Даже если старого танатоса уже не будет.

Я выбрался из ванны, все еще стараясь привести мысли в порядок. Значит, теперь мне нужно ждать появления морока. Выслушать и принять его приглашение…

Над чашкой поднимался тонкой струйкой белый пар. Почти точно такой же легкий, бледный, как снег за окном. Он вился в воздухе, то взметаясь к тяжелым ветвям лиственниц, то лип к окнам и медленно, неостановимо заносил мой дом, двор, улицу.

Теперь темнело рано и можно было зажигать свет, но мне нравилось сидеть в сумраке. Я смотрел в черное круглое озерцо кофе, заключенное в белые керамические берега и напряженно думал.

Пожалуй, это было единственным рациональным занятием сейчас. Анализировать информацию, щедро предоставленную Феликсом. При жизни он никогда не был столь откровенен.

Однако чем дольше я размышлял обо всем, что мне удалось узнать, тем яснее понимал, насколько большие и серьезные проблемы того и гляди обрушатся на всех нас.

И это я пока вижу только верхушку айсберга…