Текст книги "СВР. Из жизни разведчиков"

Однажды «Батан» по своей инициативе сообщил, что у него есть материал о планах и роли ФРГ в создании египетских боевых самолетов и ракетной техники. Нам, конечно, было известно, что часть немецких специалистов в области ракетостроения после окончания войны нашли пристанище в Египте.

Было бы неправильно отказаться от получения данных по такой теме. Ведь СССР взял в то время на себя обязательство оснастить египетскую армию всеми видами современного оружия, полагая, что это может послужить основой для установления долговременных и прочных отношений, укрепит наши позиции в регионе.

– Материал получен твоей газетой для публикации?

– Нет.

– А откуда он у тебя?

– Я взял его на время у секретаря министра информации.

Вот это уже становилось интересным. Надо было бы задать еще ряд вопросов, но «Батан» вдруг заторопился и попросил высадить его у ближайшей остановки автобуса.

– Встречаемся завтра на том же месте, – успел я ему сказать.

На следующий день «Батан» с таинственным видом передал мне пакет, завернутый в газету.

Беседа была короткой, уговорились встретиться через неделю.

С волнением и ожиданием я возвращался в посольство.

Ото был первый документальный материал, полученный мною за первое полугодие пребывания в Каире. Сразу сел за его перевод.

Но резидент мне сказал:

– Наверняка проблема создания ракет и самолетов ближе нашему военному атташе. Пусть он оценит полученную информацию, прежде чем направлять ее почтой в Центр.

Тот, посмотрев на первые страницы моего перевода, заявил, что данный материал является изложением статьи из открытого западногерманского журнала и ему уже хорошо известен.

Я, конечно, разволновался и разозлился.

Еще бы!

Я расплачивался за обеды, выдал ему деньги за довольно пустую справку.

А мне пытается всучить туфту, перевод с немецкого на арабский.

Стоп! Злость и обида – плохие советчики.

Надо подумать, что (или кто) стоит за попыткой «втереть очки», почему «Батан» вдруг стал спокоен и даже выступил с собственной инициативой?

Я все проанализировал, и у меня оставалось только два варианта.

«Батан» доложил местной контрразведке о своем контакте со мной, и та решила поиграть в «кошки-мышки». Может быть, поэтому так разительно изменилось его поведение.

Второй вариант – он решил подзаработать, практически при этом ничем не рискуя.

Ведь материал не имел грифа «секретно».

Резидент заявил, что оба эти варианта имеют основания и в обоих случаях дальнейшая разработка «Батана» является нецелесообразной.

– Не трать на свою «уклейку» ни времени, ни денег. Тихо, без сцен и упреков прекрати с ним встречи. Ищи «жирных карасей» в другом пруду, например, в дипкорпусе. Вероятность подстав там значительно меньше. В назидание, чего можно ожидать от пишущей братии, расскажу тебе историю, которая произошла с нашей точкой в Бейруте. Там был приобретен один источник. Он когда-то работал в местном МИДе, затем был уволен оттуда, но нас об этом не уведомил. Перед увольнением украл большое количество мидовских чистых бланков. На них он обрабатывал местную и иностранную прессу, печатал всякого рода аналитические справки и передавал их нам за большие деньги. Они были столь интересны и правдоподобны, что пользовались успехом у Центра. Так продолжалось до тех пор, пока наши сотрудники не приобрели в МИДе другого источника, действительно работающего там, который начал передавать настоящие, а не сфабрикованные документы. Так что по утрам надо читать всю прессу, а не только газету «Аль-Ахрам».

Недаром одна из заповедей разведчика гласит: читай всю прессу, издаваемую в той стране, где ты находишься.

На очередной (она оказалась последней!) встрече с «Батаном» я вернул ему документ, заявив при этом, что еще раньше прочитал на эту тему обширную статью в западногерманском журнале.

Собеседник выглядел обескураженным и даже растерянным.

После долгого молчания он спросил:

– Чего же ты от меня хочешь?

– Президент Насер стремится создать с помощью западногерманских специалистов свою авиационную промышленность и ракеты – это его право. Да поможет ему в этом Аллах! Но насколько я знаю, в МИДе Египта работает в качестве советников группа бывших нацистов, которые пытаются навредить советско-египетским отношениям. А я, как советский дипломат, считаю, что они на благо наших народов должны крепнуть и развиваться. Вот если ты сообщишь, кто и как из западных специалистов в Египте пытается помешать нашей дружбе, то я буду весьма признателен тебе.

Произнося эту высокопарную тираду, я Искоса поглядывал на «Батана».

Его лицо оставалось безучастным.

Молчание затягивалось.

Не клюет!

– Если у тебя или твоих друзей из министерства будет что-то интересное по этой теме, то позвони мне в посольство, назовись Махмудом. Это значит, что на следующий день мы встретимся на нашем старом месте, в то же время, что и сегодня. Договорились?

«Батан» буркнул что-то невнятное и вышел из машины. Звонка от него не было. Больше я с ним не встречался. На душе стало спокойнее.

Все стало ясно.

На одном из дипломатических приемов я познакомился с упитанным арабом – удивительно спокойным, с невозмутимым видом не спеша перебирающим четки.

Он представился мне советником посольства Кувейта и на первой же встрече, узнав, что я из советского посольства, предложил мне продолжить контакты в неофициальной обстановке.

Дипломатическая табель о рангах – штука довольно тонкая.

Если посол встречается с послом, а советник с советником, то это в порядке вещей.

А тут советник – старший по званию и возрасту, и вдруг предлагает встречу атташе, да еще в неофициальной обстановке.

За этим должно что-то скрываться. Что? Возникшая внезапно человеческая симпатия? Маловероятно. По образу жизни и мировоззрению мы были слишком разными людьми.

Но как бы то ни было, я решил от этого предложения не отказываться.

В первый раз мы встретились в нашем посольстве и ограничилась беседой на общие темы.

Затем кувейтский советник пригласил меня в ресторан, где с явным удовольствием наблюдал «танец живота».

Демонстрируя широту души, советник категорически отказался от моего предложения оплатить расходы пополам – «на немецких началах».

Вечер закончился своеобразным восточным тостом: «Пусть кофе принесет мир пьющим его».

Мы выпили по чашечке душистого напитка и расстались.

Что ему было нужно от меня, я в этот вечер не понял.

Может статься, кувейтский советник был английским агентом и постепенно начал изучать меня с целью привлечения к сотрудничеству?

Ведь Кувейт очень долгое время находился под бдительным британским контролем и, разумеется, создал там свою агентурную сеть.

Лишь в июне 1961 года Кувейт был провозглашен независимым государством.

Ирак не признал независимость нового арабского государства, заявив, что оно является его частью на том основании, что в свое время Кувейт входил в Басрийский вилайет.

Корни притязаний Ирака на Кувейт оказались столь живы, что дали свои кровавые плоды много лет спустя. В начале шестидесятых годов Кувейт был принят в Лигу арабских стран, но еще не был членом ООН.

Для этого нужно было согласие всех постоянных членов Совета Безопасности.

Представитель СССР медлил.

Возникшее вначале подозрение, что советник Кувейта является подставой английской разведки и действует по ее заданию, отпало, оно не было подкреплено никакими доказательствами.

Он не проявлял ко мне какого-либо специфического интереса, не задавал мне настораживающих вопросов.

Мы лишь посещали рестораны, где всегда платил советник, несмотря на мое (честно говоря, довольно слабое) сопротивление.

В конце концов он дал мне прямо понять, что СССР должен содействовать приему Кувейта в ООН, а я написать об этом обоснованное предложение в Москву, в МИД СССР.

Осознав, что кувейтский партнер по ресторанам моей разработкой не занимается, а использует лишь в качестве «канала влияния», я занял более активную позицию и начал выпытывать у него подробности о политике Англии и ее планах оставить Кувейт в зоне своего влияния.

Советник отвечал общими фразами.

Я допускал, что такой информации у него не было.

Резидент так резюмировал мои беседы с ним:

«Это сытый, жирный карась. У тебя нет для него на „крючке“ привлекательной наживки. Клевать не будет. Напиши его просьбы и доводы по линии посольства. Пусть наш МИД ломает себе голову над этой проблемой. Чего нам лезть в чужую епархию».

Лишь в мае 1963 года Кувейт стал полноправным членом ООН.

После этого мой партнер потерял ко мне интерес и в рестораны мы больше не ходили.

«Подставная» утка крякает

Изучая Каир и места, где могут собираться интересные люди, я натолкнулся на филателистический магазин, расположенный на оживленной улице.

Филателия объединяет людей разных по возрасту, социальному положению, образованию, национальности.

Вошел в магазин, уставленный альбомами и каталогами марок, изданных во многих странах.

– Чем интересуетесь, какова ваша любимая тема? – спросил меня хозяин магазина и предложил кофе.

– Я недавно в Египте, поэтому, естественно, в первую очередь меня интересуют местные марки.

– Могу предложить портретную серию бывшего короля Фарука.

Пришлось купить.

Отказываться было нельзя, так как я понял, что через магазин я смогу выйти на нужных людей.

– А у вас есть марки Советского Союза?

– Нет, к сожалению. Из Москвы я ничего не получаю.

– На следующей встрече я подарю вам кляссер с советскими марками.

– Спасибо, буду вас ждать.

Арабы очень любят получать подарки и, в свою очередь, любят дарить.

Подарок – один из самых простых способов расположить к себе нужного человека, особенно на Востоке.

На следующей встрече я вручил хозяину магазина альбом с советскими марками.

Водка, икра, матрешки и марки – таков был тогда стандартный подарочный набор русских, выезжающих за рубеж.

Подарок, затем покупки марок и последующие беседы расположили его ко мне.

И я задал внешне абсолютно невинный вопрос:

– Много ли у вас постоянных покупателей?

– Постоянных около пятидесяти человек. Надеюсь, что вы тоже станете им.

– Могу ли я узнать, кто они?

Хозяин достал из конторки журнал, в котором были фамилии местных филателистов с указанием их должностей и заказов на марки.

В ходе просмотра журнала я обнаружил, что состав коллекционеров довольно пестр.

Там были профессора, министерские чиновники, банкиры, торговцы и доже дипломаты из стран Азии и Африки.

Сотрудников посольств западных стран не обнаружил.

У них, очевидно, в моде другие, более аристократические хобби – теннис, верховая езда.

Последнее советским дипломатам было не по карману.

– Если хотите познакомиться с ними лично, то приходите на наше ежемесячное собрание, которое состоится в соседнем кафе, – сказал хозяин магазина, прерывая мое чтение и попытки запомнить два-три номера телефона.

Так я проник в клуб филателистов Каира и стал его постоянным членом.

Познакомился с африканским дипломатом, высоким, худым и бородатым.

Чем-то он мне напоминал Дон Кихота в изображении художника Гюстава Доре, иллюстратора Библии и романа Сервантеса.

– Опять уклейка, – заявил резидент, когда я написал отчет о встрече с ним. – Его страна находится далеко от Египта, в высших эшелонах местных властей у него связей наверняка нет. Впрочем, продолжай контакт, может быть, получится что-то стоящее.

На очередном аукционе «Дон Кихот» (так я его закавычил в служебной переписке) неожиданно попросил у меня взаймы тридцать фунтов.

Пришлось дать ему деньги: у нас сложились дружеские отношения и мой отказ мог бы их испортить. Просить дать расписку счел неэтичным.

«Дон Кихот» долго не возвращал долг и меня это уже начало тревожить. Но как-то на одной из встреч в кафе он неожиданно предложил вместо денег две телеграммы своего посольства: одна с открытым текстом, другая же зашифрованная.

Таким образом появилась возможность вскрыть код, который использовался его посольством.

Я начал соображать.

Если взять, не задумываясь, это сразу подтвердит мою принадлежность к спецслужбам. Да и брать документы на виду у всех – неосторожно. И вообще – не попахивает ли такой бартер провокацией? Нет, надо подождать, но мостов не сжигать.

– Вообще-то говоря, всякие там коды и шифры – не мое хобби. Я собираю марки дореволюционного Египта. Но я спрошу своего приятеля, может быть, он согласится на это предложение. И тогда я позвоню тебе в посольство.

Через несколько дней вечером в одном укромном уголке города состоялась встреча.

На ней «Дон Кихот» передал мне еще две телеграммы и снова попросил денег, которые он получил тут же, незамедлительно.

Так филателия вывела меня на источник документальной информации. Из одной «уклейки» получилась наваристая уха (по терминологии резидента).

Но «Дон Кихот» вскоре возвратился на родину, а я продолжал посещать торжище-сборище филателистов, надеясь подцепить там «карася».

Однажды ко мне подошел молодой человек, отвел меня в уголок кафе и с таинственным видом заявил:

– У меня для вас есть что-то интересное!

– Марки Дореволюционного Египта?

– Нет, документы о внешней и внутренней политике бывшей французской колонии.

И мой собеседник назвал родину «Дон Кихота». Странное предложение от почти незнакомого человека.

Может, это просто совпадение?

– Вы оттуда родом? Были там в командировке?

– Нет, я работаю в местном МИДе.

– В каком отделе?

– В африканском.

Мы молча смотрели друг на друга. Я пытался вспомнить, где я мог видеть этого инициатора раньше? Решил поблефовать.

– Недавно я был именно в африканском отделе МИДа, но вас там не видел.

Блеф заключался в том, что внешнеполитическое ведомство я посещал редко, а проблемой «Египет-Африка» занимался другой сотрудник нашей точки.

Молодой человек смутился, а затем стал убеждать меня в том, что он – действительно сотрудник МИДа.

Я решил дожать его до конца и спросил:

– А что вы коллекционируете? Зверей или рыб? Псевдофилателист помедлил с ответом.

А потом сказал:

– Военные корабли.

– Редкая тема, здесь я помочь вам не могу. На том мы и расстались.

Хозяин филателистического магазина не смог ответить, откуда взялся этот неофит.

В его журнале он не значился.

Версия о том, что контрразведка решила подослать мне подставу, «подсадную утку», доминировала в ходе анализа. В самом деле, контакт с «Дон Кихотом» осуществлялся без классических форм конспирации.

Нет ничего особенного и противозаконного в том, что два дипломата из дружественных Египту стран встречаются, обмениваются марками или еще чем-то).

А может быть, этот любитель военных кораблей был действительно из африканского отдела МИД?

Быть филателистом – это не только простой метод установления естественного непринужденного знакомства с нужными людьми.

Это способ законного личного обогащения.

Мой друг и коллега работал в Каире значительно позже меня и, будучи опытным специалистом в марках, собрал большую коллекцию.

Вернувшись в Москву, он продал собранную коллекцию и подарил на свадьбу своей дочери однокомнатную квартиру.

Я не говорю уже о том, что среди общества филателистов ему удалось найти не один, а два источника секретной информации.

Потом я перестал собирать марки и монеты.

Наступили другие времена!

Что касается моей дружбы с хозяином магазина, то он после серии проверочных мероприятий стал нашим «почтовым ящиком».

Ведь он вел обширную международную переписку по роду своих занятий, отправка писем в различные страны у местных властей не вызывала подозрений.

Проверка разведчика

Кроме центральной площади «Ат-тахрир» (Освобождение), в Каире много других интересных площадей.

К их числу можно отнести площадь-сад Эзбекие.

Находившееся в ее центре озеро было осушено еще в середине прошлого века и на его месте разбили парк с маленькими прудами, гротами и мостиками.

Поэт Николай Гумилев писал:

 
Но этот сад, он был во всем подобен
Священным рощам молодого мира:
Там пальмы тонкие взносили ветви…
 

Парк Эзбекие – оазис среди каменных зданий – место для отдыха, прогулок, встреч со знакомыми. Тут же, помимо всего прочего, находился книжный развал – своего рода букинистический магазин на открытом воздухе.

Чего здесь только не было! На длинных лотках лежали газеты, журналы, книги, буклеты, словом, любая печатная продукция, изданная в разных странах, на разных языках и в разное время.

Когда я покупал книгу «Народные пословицы», которую, признаться, мне не удалось до сих пор прочитать и тем более изучить, стоявший рядом интеллигентного вида египтянин спросил:

– Интересуетесь народной мудростью?

– Да, я считаю, что пословицы и поговорки отражают взгляды, быт и нравы народа.

– Правильно, там народ выражает все, что он думает и чувствует!

– А вы кто по профессии?

Мы представились друг другу, обменялись визитными карточками.

Узнав, что я атташе посольства СССР, мой новый знакомый пригласил меня выпить чашечку кофе.

«Никогда не отказывайтесь от выпивки», – так шутливо рекомендовал Марк Твен.

Разведчик никогда не должен отказываться от любого нового знакомства, если оно выглядит естественно и непринужденно и не внушает чувства опасности.

Такого чувства в яркий солнечный день у меня не возникло.

Просто два библиофила случайно встретились у книжного развала, проявили друг к другу интерес и затем пошли в ближайшую кофейню.

Мы беседовали на общие, вполне нейтральные темы.

Мой собеседник показался мне эрудированным человеком.

Он поведал мне о том, что сад Эзбекие был разбит по приказу хедифа Исмаила, который посетил Всемирную выставку в Париже в конце XIX века, а затем пригласил французских архитекторов в Каир, чтобы они превратили его в европейский город.

Расставаясь, я пригласил своего случайного знакомого навестить меня в посольстве.

– Спасибо, но посольства я не посещаю, это шпионские гнезда.

Я возразил:

– Ошибаетесь. Посольства представляют интересы одного государства в другом.

– И больше они ничем не занимаются?

– Они устанавливают отношения между странами и, естественно, разузнают, что там происходит. Получение информацию и шпионаж – разные вещи.

– Но ведь часто посольства подкупают местных деятелей? Вы, наверно, знаете, что ЦРУ США передало после революции 1952 года 3 миллиона долларов генералу Нагибу?

– Посольство СССР подкупом кого-либо не занимается. Советский Союз строит для египетского народа Асуанскую плотину.

– Знаю. Впрочем, если хотите продолжить беседу на эту тему, то приглашаю вас навестить меня в моем офисе. Милости прошу!

– Спасибо, будет свободное время, навещу.

В ходе своей работы разведчик сталкивается с людьми разного возраста, социального положения, политических взглядов.

«Узнать вкус пудинга можно только тогда, когда съешь его» – гласит английская пословица.

Чтобы понять, представляет ли твой собеседник интерес для разведки, можно только тогда, когда проведешь с ним серию бесед.

Темы могут быть и самые нейтральные, и самые специфические.

Иногда случается и так, что кандидат в агенты является просто эрудированным человеком, специалистом в какой-то области и беседовать с ним просто интересно.

Мой новый знакомый был политизированным человеком, знакомым с некоторыми постулатами марксизма-ленинизма.

Правда, в преломлении к местным условиям он несколько вульгаризировал их. Так, по его оценке, все египетское общество – сплошь буржуазия различного вида и калибра: крупная, средняя и мелкая. Рабочего класса и класса крестьян, по его утверждению в Египте нет.

Они – просто аморфная масса без партий и организаций.

– Попробуйте дать рабочему десять фунтов, он наймет на свою работу другого за три фунта, а сам будет вести паразитический образ жизни.

Особенно неомарксист (как я мысленно окрестил его) не любил, почти ненавидел так называемых «жирных котов» – представителей крупной буржуазии.

Это была искренняя классовая ненависть к местным богачам. Из высшего руководства страны высоко ценил только президента Насера, но резко критиковал его ближайшее окружение, особенно Анвара Садата, Абдель Хакима Амера, Закария Мохи эд-Дина.

Ошибка Насера, по его мнению, состояла в том, что он держит около себя этих людей и доверяет им – представителям крупной военной и торговой буржуазии.

Кроме того, он считал, что Насер совершает и другую ошибку – медлит с экспортом революции в монархии Арабского Востока.

– Революции не экспортируются, их делают широкие народные массы, – возразил я.

– Молодой человек! Вы еще плохо знаете Арабский Восток. Здесь революцию совершает армия.

Итак, мы беседовали и на теоретические темы, и на политические.

Иногда мой собеседник сообщал то, что нельзя было узнать из прессы. Он не был «жирным карасем» по своему служебному положению, но знал много. Его фрагментальные, но довольно интересные данные шли в «общую копилку» резидентуры.

Однажды, выслушав его тираду по поводу общего обуржуазивания египетского общества, я сказал ему:

– Мне кажется, что вы люмпен-интеллигент с уклоном в экстремизм.

Я постарался перевести немецкое слово «люмпен» так, чтобы не обидеть его.

– Да, я бедный, но честный интеллигент, сын феллаха, но все то, чего я достиг в жизни, я достиг своим личным трудом, не эксплуатируя других. А вот вы, советский дипломат, являетесь буржуазным интеллигентом, катаетесь по городу на автомашине, снимаете квартиру в Замалеке, где живут одни аристократы и «жирные коты».

Спор был жарким, но каждый старался соблюсти вежливость.

Вообще-то говоря, арабы даже в самых горячих спорах соблюдают этикет.

Они терпеливы, мягки.

Но чтобы доказать им что-то, приходится использовать железную аргументацию и логику.

– Вы – приятный молодой человек, интересный собеседник, но все равно в моих глазах вы являетесь интеллигентным буржуем среднего класса, – подытожил он после нашей очередной беседы.

Однажды после спора на тему «кто есть кто» мой теоретический оппонент сделал неожиданное предложение:

– Я хочу пригласить вас посетить турецкую баню в городе. Согласны?

– Конечно! Я никогда не был в Турции и о турецких банях знаю понаслышке. Куда поедем? Может, в гостиницу «Хилтон»? Там, я слышал, настоящая турецкая баня с хорошими массажистами…

– Ни в коем случае! В «Хилтоне» проживают буржуи из империалистических стран и находиться среди них мне будет неприятно и противно. Мы поедем в народную баню.

Мы сели в машину и по лабиринтам узких улиц приехали в район знаменитого базара Хан эль-Халили. Это – древний базар.

Впервые он упоминается в исторических источниках в XIII веке.

Издавна там продавались изделия местных ювелиров и ремесленников: кольца и кулоны с камнем «александрит», чеканные медные тарелки и кувшины, подсвечники, изделия из кожи – кошельки и сумки с сюжетами из жизни фараонов.

Недалеко от базара находилось старое двухэтажное обшарпанное здание без всякой вывески, упоминающей о том, что там находится баня.

Мы вошли.

В первой комнате, напоминающей ночлежку из пьесы Максима Горького «На дне», сидели люди в галабеях и без, смотрели телевизор и курили кальян.

На нас они не обратили никакого внимания.

По скрипучей лестнице без перил мы поднялись на второй этаж и вошли в комнату без окон.

На потолке висела лампочка без абажура.

По стенам и на полу бегали огромные рыжие тараканы.

Мы разделись и спустились в квадратный бассейн, заполненный едва теплой водой. Под ногами хлюпала жидкая грязь. Бассейн тоже освещался одной лампочкой.

Я стиснул от брезгливости зубы, но отступать было нельзя. Надо держаться, сохранять невозмутимость.

Банщик уложил меня на мраморный стол, стоящий посреди бассейна, едва дотронулся до моих рук и ног, изображая подобие массажа. Затем выт лил на меня ведро теплой воды, и на этом процедура завершилась.

Мой гид по местным баням занял мое место. Других на очереди не было.

Я поднялся в раздевалку, быстро оделся и вышел на улицу.

Проверил автомашину. Ее никто не вскрывал. Нашел лавку, где продавался одеколон в больших бутылках, вернулся, разогнал тараканов, вылил на себя всю (литровую!) бутылку одеколона в целях профилактики от кожных болезней.

Вскоре из бассейна вернулся мой спутник. – Ну, как тебе понравилась народная турецкая баня?

– Нормально, но в наших русских банях температура выше!

– Должен сознаться, что я специально устроил тебе экзамен. Ты его выдержал с честью! Перевожу тебя из буржуазного интеллигента в представителя трудового народа! «Жирные коты» и западные дипломаты в этой бане ни разу не были и не будут.

– Спасибо! Служу в интересах советского и египетского народов!

– И я буду делать то же самое!

После визита в эту пародийную турецкую баню мой египетский псевдомарксист стал относиться ко мне значительно теплее.

Он начал более охотно и откровенно делиться тем, что ему удавалось разузнать об основных направлениях деятельности сподвижников президента Насера.

От стратегических оценок команды Насера он воздерживался, и как потом подтвердило время, оказался прав.

Из этих откровений я узнал многое.

Так, маршал Абдель Хаким Амер, наркоман – любитель гашиша, вице-президент и командующий египетской армией после войны 1967 года, пытался организовать заговор против своего друга и патрона – президента Насера и был убит египетской разведкой.

По официальной версии, он покончил жизнь самоубийством.

Член организации «Свободные офицеры» Анвар ас-Садат познакомился с Насером еще в конце тридцатых годов и пытался тогда наладить сотрудничество с религиозной организацией «братья мусульмане».

После Насера он занял пост президента и выступал на словах за сотрудничество с СССР, а на деле сделал крутой крен в сторону США и Израиля и фактически предал идеалы Насера.

Что касается бывшего вице-президента Закария Мохи эд-Дина, занимавшего пост премьер-министра и министра иностранных дел, то он всегда ориентировался на сотрудничество с Западом и прежде всего с США под тем предлогом, что они фактически держат в своих руках судьбы Ближнего Востока.

Непрерывные бури последующих войн и другие события осыпали песком и пеплом забвения память о тех деятелях, которые не сходили с газетных страниц в период моего пребывания в Египте (1960-1965 гг.).

Чужое наследство – головная боль

У нашего сотрудника И.В. командировка близилась к концу.

У него на связи был «Нахас» – один из документальщиков точки.

– Дальнейшую работу с ним вы должны взять на себя, – сказал мне резидент.

Откровенно говоря, я не был на седьмом небе от счастья, получив такое указание. Но приказ есть приказ! Одно дело, когда разведчик сам устанавливает контакты с интересным человеком, изучает его возможности, вкусы, привычки, затем втягивает в оперативную игру, именуемую разведкой, прививает навыки конспирации, убеждает в полезности совместной работы.

Все эти этапы сравнимы с воспитанием собственного ребенка, вплоть до его поступления в вуз.

И совсем другое дело, когда получаешь в связники от кого-то готового агента. Это все равно, что, женившись на вдове, получить в придачу к ней ее взрослого сына, развитием и формированием которого занимался другой человек. Интеллектуальная и эмоциональная близость с чужим взрослым наследником маловероятна.

– Ну, И.В., раскалывайся, расскажи все, что накопил, работая с «Нахасом».

– Сотрудничает с нами давно, является одним из документальщиков точки. Его денежное вознаграждение больше, чем твоя зарплата. Несколько лет назад, когда в Каире было неспокойно, по его настоятельной просьбе ему был вручен пистолет.

– С какой целью?

– Для обеспечения личной безопасности. Недавно попросил меня дать глушитель к нему. Встречаюсь с ним два раза в месяц в одном и том же определенном месте. Менять его он не хочет. Фактически, это «моменталки». Поздоровался, получил пакет с документами, вручил деньги, попрощался – и все. Будешь исполнять роль почтальона. Следи только за тем, чтобы за тобой не было «хвоста».

В шестидесятые годы «хвостов» (бригад наружного наблюдения) за сотрудниками советского посольства не было. Слежку осуществляли стационарные посты и так называемые «баввабы».

Бавваб в Каире – это гибрид французского консьержа и русского дворника. Его официальные функции чрезвычайно разнообразны. Он и сторож, и дворник, и прислуга, выполняет мелкие поручения жильцов. А неофициально – следит за жильцами в доме и их гостями.

– А каким образом «Нахас» вызывает на экстренную встречу? – продолжал я выпытывать у И.В. подробности.

– Он вывешивает на своем балконе красное одеяло.

– Часто ли тебя вызывали на экстренную встречу?

– Ни разу! На практике две встречи в месяц, и этого вполне достаточно.

– Когда в последний раз его проверяли?

– Какая проверка! Он работает как часы. Кончай меня мучить расспросами, мне надо ехать с женой в город покупать подарки для родственников.

Приятные хлопоты человека, возвращающегося на родину.

От разговора с И.В. у меня в душе остался какой-то горький осадок.

Во-первых, мне не удалось выяснить все подробности.

Во-вторых, я убедился в том, что разведка на практике часто отступает от своих принципов и основных законов.

Любой агент должен раз в год проходить экзамен на честность.

Ведь жизнь течет и меняется, и вполне возможны нежелательные трансформации.

Вечером я выехал на место встречи.

Это был почти безлюдный пустырь в одном из рабочих кварталов Каира. Впереди замаячила одинокая фигура. И.В. притормозил, фигура юркнула в машину. Они обменялись приветствиями.

– Я уезжаю в Москву, связь с тобой будет поддерживать этот молодой человек.

Наш пассажир не выразил ни огорчения по поводу расставания со своим партнером, ни радости по поводу нового знакомства.

Такая сухость не характерна для египтян, которые по натуре радушны и любят выражать свои эмоции цветистыми фразами.

Пакет с документами был передан уже мне.

В свою очередь я передал конверт с деньгами.

Мы обходились без расписок, считая это излишней формальностью с давно работающим агентом.

Документы я отдавал на перевод жене нашего сотрудника, которая знала арабский язык. Но однажды она заболела, и переводом пришлось заниматься мне.

Документы были помечены грифом «секретно», а некоторые даже «совершенно секретно». Но чем больше я переводил, тем больше убеждался в том, что гриф не соответствовал их содержанию.

В лучшем случае лишь один документ из десяти имел информационную ценность и превращался в шифрограмму.

В чем тут дело?

Или мои представления о секретности не совпадали с египетскими понятиями о секретности, или тут шла какая-то темная игра.

Надо было поговорить более подробно с поставщиком.

С трудом я уговорил «Нахаса» сразу после встречи поехать ко мне домой и поужинать. Перед этим своего бавваба отослал под благовидным предлогом в другой квартал Каира.

Во время ужина, разумеется, со спиртным, чтобы вызвать своего собеседника на откровенность, я неожиданно узнал о том, что сам «Нахас» находится на пенсии, а документы, по его заявлению, получает от своего коллеги по прежней работе {мой коллега И.В. ничего мне об этом мне не сказал!)