Текст книги "Ржавчина"

Ржавчина
Алексей Пшенов

Но кто-то должен стать дверью,

А кто-то замком,

А кто-то ключом от замка

В. Цой.

© Алексей Пшенов, 2017

ISBN 978-5-4485-6446-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. Исчезновение

К четырём часам утра яркие южные звёзды заметно поблёкли, а иссиня-чёрное небо стало плавно окрашиваться в нежный аквамариновый цвет. Короткая летняя ночь, а вместе с ней и вечеринка закончились, и гости, прощаясь, ещё раз поздравляли хозяйку – Жанну Волокитину – с юбилеем и благодарили за приятно проведённый вечер. Последним подошёл её гражданский муж – писатель Вадим Морозов, автор многочисленных романов о похождениях криминального авторитета Кости Южанина. Он был изрядно нетрезв и держал в высоко поднятых руках только что вынутый из вазы огромный праздничный букет. Цветы были перевёрнуты вверх тормашками, и вода, смывая пыльцу с ярких цветочных бутонов, тяжёлыми крупными каплями падала на кипельно-белую рубашку и светло-голубые джинсы, оставляя на них разноцветные пятна и разводы.

– Опять нажрался, – раздражённо поморщилась Жанна.– Я же тебя просила!

– Дорррогая, поздравляю с юбилеем! Эт-то тебе! – заплетающимся языком произнёс писатель и попытался возложить растрёпанную цветочную композицию на плечи своей подруги.

Та с визгом отскочила в сторону и выразительно покрутила пальцем у виска:

– Совсем рехнулся! Вали к себе домой – спать!

– А я не хочу к себе! Я хочу остаться у тебя!

– А я не хочу, чтобы ты у меня сначала всю ночь храпел, а потом всё утро блевал!

– Я буду вести себя достойно! Ведь сегодня такой день, какой бывает только раз в жизни! – не унимался Морозов.

– Любой день бывает только раза в жизни! А сегодня нужно было быть трезвым и доставлять мне удовольствие! – раздражённо отрезала Жанна.

– Я могу доставить тебе такооое удовольствие! – расплылся в глупой улыбке Морозов и, взяв букет наперевес, двинулся на именинницу.

Женщина элегантно уклонилась и в поисках подмоги озабоченно осмотрелась вокруг. Но все гости уже разошлись, и во дворе не было никого кроме официантов, грузивших в ресторанный фургон фуршетные столы и ресторанную посуду. Ни обращаться к ним, ни тем более самой тащить своего пьяного друга до его дома на другой стороне улицы Жанне не хотелось, и она сделала вид, что уступила:

– Чёрт с тобой! Оставайся у меня!

– Вот так бы сразу!

Морозов гордо отказался от предложенной в качестве опоры руки и штормящей походкой, едва не упав на пороге, поднялся в дом. В гостиной он бросил расхристанный букет на обеденный стол и обессиленно рухнул в стоящее у камина канапе.

– Ты ещё не забыл, что мы завтра ужинаем в Сан-Рабело? – с укоризной спросила Жанна.

– Ннее забыл, – с усилием выдавил из себя Морозов.

– Представляешь, мне на почту пришло поздравление от имени Романа, – очень тихо, словно пугаясь собственного голоса, произнесла женщина.

На осовелом лице писателя отразилось искреннее недоумение.

– Это чья-то глупая шутка. Покажи письмо.

– Завтра.

Морозов, нетрезво махнув рукой, указал на часы, стоявшие на каминной полочке.

– А завтра уже четыре часа как наступило.

– Значит, покажу сегодня. Но позже – когда протрезвеешь.

– А я уже трезвый.

Опершись на подлокотник, писатель попытался подняться с диванчика, но безжалостная сила земного притяжения тут же вернула его на прежнее место. Жанна, послала своему обессилившему приятелю воздушный поцелуй и удалилась в ванную, а когда через пять минут, смыв макияж и приняв душ, она снова заглянула в гостиную, тот уже оглушительно храпел, свернувшись калачиком в уютном прикаминном канапе.

Вадим проснулся, когда каминные часы показывали уже половину двенадцатого утра. Алкоголь и ночёвка в скрюченном состоянии отзывались самыми болезненными последствиями: в голове стоял мутный похмельный туман, язык превратился в непослушный кусок вяленого мяса, а руки и ноги отекли и онемели. С трудом приведя себя в вертикальное положение, Морозов, в довершение ко всему, почувствовал неудержимый приступ тошноты. Прикрывая рот рукой, он на негнущихся одеревенелых ногах проковылял на кухню и там, к своему облегчению, увидел на разделочной панели целую батарею недопитых бутылок, оставшихся от вчерашнего торжества. Первым делом Вадим утолил свою похмельную жажду негазированной минералкой, а потом, налив в стакан на три пальца русской водки, достал из огромного холодильника банку с самодельными малосольными огурчиками и, добавив в водку ещё на три пальца рассола, залпом выпил этот терпкий зеленоватый коктейль. Закусив хрустящим огурчиком, он вернулся на канапе в гостиную – ждать, когда подействует этот специфический коктейль. Через пять минут похмельный туман в голове немного осел, а затёкшее тело расправилось и приободрилось, и Вадим шаткой штормящей походкой вышел во двор. На газоне, усыпанном серпантином, конфетти и прочей мишурой уже не было ни пластиковой мебели, ни полотняных тентов, ни растяжек с праздничной иллюминацией. Не было и людей – ни Жанны, ни её домработницы Регины, ни приходящего по собственному графику садовника Муссы. И это настораживало, потому что за время, проведённое в доме, Морозов не услышал ни звука и подумал, что хозяйка вместе со своими работниками прибирается гдё-нибудь во дворе. Обойдя вокруг дома и на всякий случай заглянув в гараж и хозблок, он подумал, что, садовник сегодня должен прийти после сиесты, а Жанна, освободив уставшую после вчерашних хлопот Регину, решила, как следует выспаться перед вечерним походом в ресторан. Вернувшись в дом, Морозов поднялся на цыпочках на второй этаж и осторожно, опасаясь некстати разбудить свою подругу, заглянул в её спальню. Там тоже было пусто, но на аккуратно заправленной кровати, словно подсказка в компьютерном квесте, лежали два пёстрых купальника. Всё стало ясно – Жанна ушла на пляж! Вадим привычно сунул руку в карман, но телефона там не было. Спустившись обратно в гостиную, он нашёл потерянный гаджет на коврике возле канапе и вызвал номер своей подруги. В ответ пошли бесконечные длинные гудки – Жанна либо плавала в море, либо просто не слышала звонка. Морозов ещё раз заглянул в кухню, выпил полстакана водки с рассолом, захватил из холодильника пару банок пива и, выйдя из дома, направился по улице Сонгри вниз в сторону моря. То, что уличная калитка не была заперта, не удивило Вадима. Во-первых, в доме оставался он, а во-вторых Жанна не знала, есть у него с собой ключи от её дома и не хотела, чтобы её приятелю пришлось, словно вору, выбираться на улицу через забор. Полагая, что выходит всего на десять минут – только до моря и обратно – Морозов тоже не стал запирать за собой ни дом, ни калитку.

Расположенный на морском побережье портовый город Карпелье, несмотря на роскошный субтропический климат, был не популярным курортом, а крупным промышленным центром автономной провинции Кальвенарес. Когда-то здесь было древнеримское пограничное поселение, от которого остались лишь руины бань, фрагмент крепостной стены и фундамент какого-то храма. После падения Римской империи крепость превратилась в самую обычную деревню, жители которой занимались рыбной ловлей, виноградарством и скотоводством. Зато в эпоху великих географических открытий, благодаря удобно расположенной бухте, Карпелье обрёл статус важного портового города. Сюда приходили галеоны с золотом, серебром и различными колониальными товарами. А с начала девятнадцатого века в городе начала бурно развиваться собственная промышленность и уже в пятидесятых годах между Карпелье и Сан-Рабело – столицей Кальвенарской автономии – была построена первая в стране железная дорога. Примерно в то же время преуспевшие промышленники и разбогатевшие торговцы стали переезжать из шумного и тесного города в тихое и чистое Восточное предместье, где не было ни заводов, ни фабрик, ни портовых пакгаузов. И вскоре здесь сформировался элитный квартал, своеобразный город в городе из нескольких улиц, застроенных ослепительно-белыми виллами под ярко-красными черепичными крышами. У обитателей этого квартала были не только свои магазины, рестораны и кафе, но и собственный пляж. Густо заросшую дикими кустарниками полосу земли между морем и железной дорогой сначала расчистили, а потом засыпали чистейшим белым песком, привезённым со Скалистого побережья. Установили павильоны для переодевания, лежаки, тенты, летнее кафе и построили причал для прогулочных лодок и яхт. Пляж обнесли высоким глухим забором и установили вход по клубной системе – только для обитателей Восточного предместья и их гостей. Восточное предместье процветало более ста лет. Ни Первая, ни Вторая мировая война никак не затронули приморский Карпелье и даже, наоборот, весьма благотворно отразились на его развитии. Разрушенная войнами Европа остро нуждалась в производимых здесь стройматериалах, стекле, резине, мебели и одежде. Однако в шестидесятых годах прошлого века большинство местных предприятий не выдержало конкуренции с наступающими на рынок международными корпорациями и либо разорилось, либо «легло» под конкурентов. Фешенебельное Восточное предместье опустело и пришло в упадок. Немногие уцелевшие в конкурентной борьбе крупные промышленники и торговцы перебрались на вошедшие в моду курорты Скалистого побережья, а имущество обанкротившихся предпринимателей было выставлено на продажу. На это обратили внимание бережливые жители Северной Европы. Цены на недвижимость в Восточном предместье Карпелье были едва ли не на порядок ниже, чем в элитных посёлках Скалистого побережья, а езды до его белоснежных пляжей было не более получаса. И на обезлюдевших, было, улицах Восточного предместья зазвучала немецкая, английская, датская и шведская речь. А с середины девяностых годов здесь появились выходцы из бывшего СССР. По укоренившейся европейской привычке их всех называли русскими, хотя это был настоящий интернационал: русские, украинцы, белорусы, узбеки, грузины, армяне и другие нации, составлявшие когда-то единый Советский Союз. Не было только евреев и прибалтов. По какому-то странному стечению обстоятельств бывшие советские граждане покупали недвижимость в основном на улице Сонгри, и другие иностранные обитатели Восточного предместья между собой часто называли её Русской улицей. Именно здесь тринадцать лет назад приобрёл дом покойный муж Жанны Волокитиной, а спустя восемь лет после его смерти она переманила сюда своего давнего любовника – писателя Вадима Морозова.

Улица Сонгри протянулась почти не на километр под уклон от площади Святого Себастьяна до прибрежного бульвара Марсомье. Со стороны моря параллельно бульвару шла железная дорога, за которой и находился некогда фешенебельный пляж Восточного предместья. Теперь от пляжа не осталось практически никаких следов. Глухой деревянный забор давно рухнул и сгнил, павильоны для переодевания развалились, летнее кафе сгорело, а от причала уцелели только чёрные ряды просмолённых дубовых свай. Дожди и волны смыли привозной песок, и обнажившаяся каменистая земля вновь заросла акациями, дикой спаржей и маквисами. А вдоль железнодорожной насыпи разрослась обширная колония разлапистых кактусов-опунций. Но как ни странно именно это одичавшее побережье в силу своей шаговой доступности приглянулось русскоязычным жителям улицы Сонгри, и они вполне логично назвали его Диким пляжем. По утрам здесь в любую погоду и в любое время года можно было увидеть мужчин, завершающих оздоровительную пробежку заплывом в морской воде; в летние солнечные дни – женщин, уединённо загорающих между акациями в чём мать родила; а большие шумные компании, желающие поиграть в волейбол или отметить на природе какой-нибудь праздник, приходили на заброшенный пляж круглосуточно и зимой и летом. Именно сюда и отправился в поисках своей исчезнувшей подруги Вадим Морозов. По дороге он не встретил никого кроме пожилого бородатого рыбака с допотопными бамбуковыми удочками и архаичным брезентовым рюкзаком. Поравнявшись с Вадимом, старик приподнял широкополую соломенную шляпу и простуженно-сиплым голосом поздоровался на местном диалекте. Морозов молча кивнул в ответ, хотя был твёрдо уверен в том, что раньше этого колоритного рыбака никогда не видел. Спустившись до конца улицы и перейдя через бульвар Марсомье, Вадим поднялся на железнодорожную насыпь и внимательно осмотрел раскинувшееся перед ним уныло-однообразное побережье. В раскалённый летний полдень в этом царстве акаций и маквисов не было видно ни одной живой души. Лишь на краю утоптанной волейбольной площадки ярким лоскутом краснело большое пляжное полотенце. Однако его хозяина или хозяйки ни в море, ни на берегу не наблюдалось. Вадим спустился с насыпи и с замиранием сердца пошёл по петляющей между кустарниками нахоженной тропинке. Когда через пару минут он добрался до волейбольной площадки, там по-прежнему никого не было, а на красном полотенце лежала только соломенная сумка-корзинка. Точно такие же пляжные аксессуары имелись у Жанны, но ни одежды, ни обуви рядом не было. Конечно, это не были какие-то эксклюзивные вещи, а обычный ширпотреб, которым пользовались тысячи женщин, однако таких совпадений на маленьком заброшенном пляже быть не могло. Вадим сложил руки рупором и, поворачиваясь в разные стороны, несколько раз раскатисто прокричал:

– Жан-на!!! Жан-на!!!

В ответ раздались только резкие крики взметнувшихся в небо потревоженных чаек. Морозов подошёл к полотенцу и осторожно, словно сапёр обезвреживающий бомбу, взял в руки плетёную сумку. Внутри лежали только солнцезащитные очки, расчёска, крем для загара и упаковка одноразовых платочков. Не было ничего, указывавшего на личность хозяйки: ни документов, ни бумажника, ни ключей, ни мобильного телефона. Впрочем, все эти вещи можно было носить не только в сумочке, но и в карманах. Однако никакой одежды поблизости не было, и это, мягко говоря, настораживало. Вадим достал из кармана телефон и, наверное, уже в десятый раз вызвал номер своей подруги. В ответ в трубке снова зазвучали бесконечные длинные гудки – Жанна то ли не слышала звонка, то ли не хотела отвечать.

Вернув соломенную сумку на прежнее место, Морозов внимательно осмотрелся вокруг. На море, примерно в полумиле от берега, стояла на якоре белоснежная крейсерская яхта, а метрах в двухстах от волейбольной площадки пестрела импровизированная палатка, построенная на скорую руку из жердей и разноцветных покрывал. Яхта Вадима не заинтересовала: вряд ли она подходила близко к мелководному пустынному побережью, а Жанна не так хорошо плавала, чтобы добраться до неё самостоятельно, и он направился к пёстрой палатке. В таких палатках обитали кочующие по побережью мигранты из Северной Африки. Были они легальные или нелегальные никто не знал, но никаких неприятностей жителям Восточного предместья они не доставляли. Бродяги часто разбивали свои переносные жилища неподалёку от Дикого пляжа, но никогда не подходили к отдыхающим, а с утра уходили в город и пытались просить милостыню у собора Святого Себастьяна. Однако подавали им крайне скудно, и они надолго не задерживались. Иногда мигрантов на берегу не было вообще, а иногда там за одну ночь возникал целый палаточный городок. Тогда через пару дней приезжала полиция и забирала всех его обитателей вместе с их нехитрым скарбом либо в участок, либо сразу в миграционный центр. Палатка, к которой подошёл Вадим, появилась здесь совсем недавно и, судя по количеству раскладных стульев окружавших погасший костёр, в ней обитало не менее семи человек. Однако за москитной сеткой, занавешивавший вход в это примитивное жилище оказались только две темнокожие женщины, одетые, несмотря на жару в длинные шерстяные халаты. Увидев Вадима, они что-то оживлённо затараторили и хорошо отработанными жестами объяснили, что приплыли из-за моря, где им было очень-очень плохо, а здесь им очень-очень хорошо, и ничего дурного они не делают. Не обнаружив в палатке никаких видимых следов своей подруги, Морозов махнул рукой и вернулся к волейбольной площадке, по дороге периодически выкрикивая её имя и безуспешно вызывая её номер. Подняв красное полотенце, он с удивлением обнаружил лежащую под ним пустую бутылочку из-под сухого вина. Жанна никогда по утрам не пила никакого алкоголя. Однажды, когда после какого-то праздника ей было совсем плохо, она по примеру Вадима попыталась похмелиться рюмкой коньяка, но через три минуты её вырвало, и с тех пор Жанна никогда не пыталась повторить этот эксперимент. Может, сегодня она попробовала поправить здоровье сухим вином, и ей снова стало плохо? С определённой натяжкой это объясняло и брошенную сумку, и телефонное молчание, и отсутствие одежды. Вадим тщательно осмотрел все кустарники в радиусе ста метров, но никаких следов своей подруги не обнаружил. Может, Жанна, бросив бесполезную сумочку, пошла домой, но почему тогда не встретилась по пути? Разминуться на единственной дороге, ведущей к Дикому пляжу, было невозможно. А может Жанне стало настолько плохо, что, не дойдя до своего дома, она вызвала неотложку или обратилась к кому-нибудь за помощью. В нижней части улицы Сонгри были только два дома, в которые Жанна решилась бы войти без приглашения – его собственный и дом Дианы Мантальго. В остальных жили в основном выходцы из южных республик с которыми, за исключением Дамира Икрамова, Жанна ни дружеских, ни деловых отношений не поддерживала. На вчерашнем торжестве Дамир выпил лишнего и откровенно приударил за юбиляршей – произнёс несколько витиеватых тостов её в честь и постоянно приглашал её танцевать. Поэтому сегодня Жанна вряд ли решилась бы зайти к нему в одиночку. Хотя, когда человеку становится по-настоящему дурно, он обращается за помощью к кого угодно. От этих мыслей и изнурительной жары Вадим сам почувствовал тошноту и головокружение. Открыв банку с пивом, он сделал несколько больших жадных глотков. Однако лежавшее в кармане пиво уже успело основательно нагреться и никакого облегчения не принесло, скорее наоборот – тошнота только усилилась. Положив в плетёную сумку-корзинку красное пляжное полотенце и пустую бутылочку из-под вина, Морозов утомлённо поплёлся назад на улицу Сонгри к дому Дианы Мантальго.

Сочинительница шпионских романов Диана Мантальго была невероятно популярна во времена холодной войны. Окончив в Сорбонне факультет международного права, она несколько лет проработала во французском посольстве в Москве, а, возвратившись из России, в начале семидесятых годов написала свой первый остросюжетный роман «Тени кремлёвских звёзд», сразу ставший бестселлером по обе стороны Атлантического океана. Роман был откровенным подражанием Яну Флемингу, только в нём место неотразимого ловеласа Джеймса Бонда заняла такая же неотразимая соблазнительница Клара Брант. Так же как и агент ноль ноль семь она умела стрелять из всех видов оружия, водила любой транспорт кроме космического корабля и сводила с ума всех представителей противоположного пола. Основным отличием Клары от Бонда было то, что она смешивала водку не с сухим мартини, а с огуречным рассолом. А ещё любвеобильная Клара помимо военачальников, партийных работников и агентов КГБ зачем-то массово соблазняла рядовых советских обывателей. Постельные сцены в романе граничили с откровенной порнографией, что вызывало брезгливое негодование критиков и повышенное любопытство читателей. Как ни странно, но эта своеобразная пародия на пародию имела ошеломительный успех, и за «Тенью кремлёвских звёзд» последовали другие романы о неустрашимой и темпераментной Кларе Брант. А сама Диана Мантальго помимо сомнительных литературных достижений вскоре прославилась и собственными любовными романами. Едва ли не каждый год она то с невероятной помпой выходила замуж, то с оглушительным скандалом разводилась. Её мужьями поочерёдно были: популярный киноактёр, крупный бизнесмен, знаменитый режиссёр, богатейший банкир, влиятельный политик и министр внутренних дел. А в любовниках этой роковой сочинительницы по слухам имелся даже один европейский президент. Но в середине восьмидесятых годов Диана Монтальго неожиданно убила свою несгибаемую героиню, вышла замуж за какого-то инженера-перебежчика из Восточной Германии и навсегда исчезла как с книжных полок, так и со страниц светской хроники.

Вадим был несказанно удивлён, когда узнал от Жанны, что скандально известная в прошлом писательница скромно и незаметно живёт тут же на улице Сонгри, всего через три дома от его подруги. Морозов и Диана познакомились, и между ними завязалась своеобразная творческая дружба. Оказалось, что Мантальго вовсе не бросила литературу, а просто сменила жанр и уже много лет пишет под псевдонимом Мария Каллао сентиментальные женские романы, которые неплохо продаются, а ещё лучше экранизируются в формате дневных сериалов для домохозяек и пенсионеров. Романы Морозова тоже хорошо продавались и экранизировались в России в виде вечерних криминальных сериалов для непритязательных любителей стрельбы и мордобоя. Диана, в молодости пять лет прожившая в Москве, хорошо говорила по-русски, и проблем в общении между сочинителями не возникало. Оказалось, что они оба мечтают о настоящей литературной славе и, стараясь уйти от своего легковесного амплуа, пытаются создать серьёзные произведения. Вадим уже несколько лет сочинял роман о мистической связи автора и его персонажей, а Диана – о трагической судьбе известного немецкого епископа во времена Третьего Рейха. Вадим первым окончил своё новое произведение и неделю назад дал его прочитать своей коллеге по цеху. Вчера на юбилее Жанны после короткой торжественной части Диана Мантальго бесцеремонно похитила его из-за столика юбилярши и, достав из сумочки перечёрканную красной ручкой рукопись, стала упрекать Морозова в подражании Стивену Кингу и указывать на различные недочёты и нестыковки. Сначала, не желая портить настроение и вечеринку, Вадим соглашался со всеми её замечаниями, но, выпив по примеру легендарной Клары Брант несколько коктейлей из водки с огуречным рассолом, стал отстаивать собственное мнение и понемногу втянулся в дискуссию. Чем окончились вчерашний литературный диспут и сама юбилейная вечеринка, Морозов уже не помнил.

Подойдя к дому Мантальго, Вадим трижды нажал кнопку домофона, чтобы предупредить хозяев о своём визите, и привычно толкнул калитку рукой. Замок в калитке сломался ещё несколько лет назад, но ни сама безалаберная писательница, ни её рассеянный муж до сих пор не удосужились вызвать специалиста, чтобы его починить. Не дожидаясь пока кто-нибудь выйдет навстречу, Морозов прошёл по окантованной цветочным бордюром брусчатой дорожке и по-хозяйски уверенно поднялся в дом. Диана с тонизирующей маской из синей глины лежала на диване в гостиной и что-то увлечённо печатала в своём планшете. Ей было уже слегка за семьдесят, но она выглядела гораздо моложе и очень внимательно следила за своей внешностью: делала подтяжки, колола диспорт и ботокс, занималась в тренажёрном зале и никогда не выходила из дома без тщательно подобранного макияжа. Однако Вадима Диана ничуть не стеснялась, принимала в своём доме в любом виде, делала недвусмысленные намёки и однажды пыталась откровенно соблазнить – но тщетно. Пожухлая красота молодящейся сочинительницы ничуть не прельщала Морозова, и он упорно вид, что ничего не замечает. Услышав шаги Вадима, Диана повернула голову и удивлённо спросила:

– Ты откуда такой?

– С пляжа, – утомлённо отозвался Вадим.– А что?

– Ты себя в зеркале видел?

– Видел.

Морозов, умываясь перед походом на пляж, мельком заглянул в зеркало, но ничего необычного не заметил. Лицо было конечно несколько помято после вчерашних возлияний, но выглядело более-менее прилично – ни синяков, ни ссадин на нём не было.

– Тогда ещё раз посмотрись.

Вадим подошёл к ростовому настенному зеркалу и сразу понял, что имела в виду Диана. Его некогда белоснежная рубашка была сплошь покрыта разноцветными пятнами и разводами от цветочной пыльцы и воды, стёкшей с подарочного букета. А светло-голубые летние джинсы расцвечены тёмными пятнами не то от томатного соуса, не то от красного вина, которое он накануне постоянно пытался подлить в бокал писательницы.

– И ты в таком виде ходил на пляж? – укоризненно спросила Диана, относившаяся с трепетным пиететом не только к своему, но и к чужому внешнему виду.

– Меня там никто не видел, – словно оправдываясь, ответил Вадим.

– А что ты там забыл в такую жару? Хотел получить с похмелья солнечный удар?

– Я искал там Жанну.

– Жанну?

– Она пропала…, – растерянно уточнил Вадим и подробно рассказал всю историю сегодняшнего дня от своего пробуждения до появления в доме Мантальго.

Выслушав его рассказ, Диана сочувственно вздохнула.

– Возвращайся домой, приведи себя в порядок и собирайся в ресторан.

– Не понял…

– Ты помнишь, чем закончился вчерашний вечер?

– Честно говоря, не очень, – тихо и смущённо ответил Вадим, испугавшись, что под занавес праздника он устроил какой-нибудь публичный скандал.

– Я тоже как-то не всё помню, – успокоила его Диана.– Меня до дома довёл муж, и теперь он со мной не разговаривает. Вот и Жанна наверняка обиделась, что ты напился на её юбилее, и уехала с утра куда-нибудь на шопинг в Сан-Рабело или к Скалистому побережью – позагорать на нормальном пляже.

– А как же её сумка и полотенце?

– А она их специально подбросила, чтобы ты поволновался. Такая изысканная женская месть. Ты будешь волноваться, думать, что Жанна утонула или её кто-то похитил, а она будет спокойно ждать тебя вечером в ресторане, а если ты вдруг не придёшь или предъявишь какие-то претензии, то ещё и устоит гранд-скандал.

– Жанна на такое не способна, – заступился за свою подругу Вадим.

– Ты просто не представляешь, на что иногда способны оскорблённые женщины, – многозначительно возразила Диана.– Или я не пишу женские любовные романы?

– Вероятно, я действительно чего-то не представляю…

– Сейчас я ей позвоню и узнаю, где она и что делает.

Писательница дважды набрала номер Жанны, но та не ответила.

– Наверное, релаксирует в каком-нибудь спа-салоне. Иди домой и тоже приводи себя в порядок. Вечером твоя обиженная любовь сама прилетит в ресторан.

Беспечное предположение Дианы было слишком невероятно, но это было единственное более-менее логичное объяснение неожиданного исчезновения и упорного молчания Жанны.

Попрощавшись, Вадим вернулся в дом своей исчезнувшей пассии и заново обошёл все комнаты, а так же заглянул в гараж. Никаких следов возвращения Жанны не было, а обе её машины стояли на своих местах. Впрочем, после вчерашнего праздника она вполне могла не решиться сесть за руль и уехать на такси. Возможно, пролить хоть какой-то свет на это таинственное исчезновение могла домработница Регина, но её телефон находился вне зоны доступа. Вероятно, домработница его отключила, чтобы нормально отоспаться после вчерашних хлопот. Оставив сумку и полотенце рядом с купальниками на кровати Жанны, Морозов запер входную дверь и калитку и направился к своему дому, втайне лелея глупую надежду обнаружить Жанну у себя в спальне или на кухне. Но там, естественно, никого не было. Бросив грязную рубашку и джинсы в бельевую корзину, Вадим принял холодный душ, тщательно побрился и переоделся в летний льняной костюм. Время только приближалось к пяти, и выдвигаться было ещё рано. Столик был заказан на семь часов вечера в престижном и дорогом рыбном ресторане в Сан-Рабело. Морозов не был изысканным гурманом и поклонником высокой кухни – больше всего он любил обычного русского осетра, запечённого в духовке со сметаной. Однако найти в местных магазинах и ресторанах свежую российскую осетрину было так же непросто, как в Москве – санкционные французские устрицы. И только в пафосном ресторане «Пятый океан» среди разнообразных рыбных блюд имелась и экзотическая для местной кухни стерлядь а ля-рюсс. Прекрасно зная любовь Вадима к белой рыбе, Жанна заказала на следующий день после юбилея, ещё и небольшой ужин на двоих. Сначала она хотела сделать это сюрпризом, но, опасаясь, как бы её приятель по своей творческой привычке досрочно не ушёл в запой, предупредила его о камерном продолжении торжества. Однако своим исчезновением Жанна преподнесла Вадиму такой сюрприз, от которого рука сама потянулась к стакану. В своём доме Морозов предусмотрительно не держал никакого спиртного, и чтобы выпить, ему надо было пойти либо в магазин, либо на кухню своей подруги. Он выбрал второе, надеясь, что Жанна если ещё и не вернулась домой, то вот-вот там появится – ведь ей надо было переодеться и накраситься. Не могла же она пойти в ресторан в том же виде, в каком с утра вышла из дома. Однако в её доме по-прежнему царила абсолютная тишина, и никаких следов возвращения исчезнувшей хозяйки не наблюдалось. В тщетном ожидании Жанны Вадим выпил полбутылки водки и позвонил нескольким её подругам, телефоны которых он знал. Однако Жанну после вчерашней вечеринки никто не видел и не слышал, а сама она трубку по-прежнему не брала. В половине седьмого Морозов вызвал такси и уже безо всякой надежды отправился в Сан-Рабело.

Между Карпелье и столицей автономной провинции Кальвенарес было чуть меньше тридцати километров, и в ресторан Вадим вошёл ровно в семь часов вечера. Вышедший навстречу метрдотель намётанным глазом сразу же распознал в новом посетителе иностранца.

– Good evening!

– Good evening! – кивнул головой Морозов.– I booked a table in your restaurant.

– What is your name?

– Volokitin/

– Miss Jeanne Volokitina? – удивлённо уточнил метрдотель, заглянув свой планшет.

– This is my wife, – пояснил Вадим.– I am mister Volokitin.

– Please pass.

Метрдотель проводил Морозова к столику, сервированному на двоих у большого арочного окна с роскошным видом на море и центральную набережную. Когда через пару минут официант принёс бутылку водки, ведёрко с шампанским и блюдо с устрицами, Вадим велел, не дожидаясь гостьи, подавать и всё остальное. В тщетном ожидании чуда, он выпил несколько рюмок водки и вяло поковырял вилкой свёрнутую в кольцо молодую стерлядь. Рыба была приготовлена на пару и показалась ему какой-то пресной и диетической. Ужинать в одиночестве не было никакого желания и Вадим, расплатившись и забрав пакет с практически не тронутой едой, отправился обратно в Карпелье. По дороге от помноженных на алкоголь переживаний ему нестерпимо захотелось курить. Морозов бросил эту вредную привычку три года назад, но сейчас не выдержал и по старой памяти попросил остановить такси на привокзальной площади. Здесь шустрые молодые люди восточной наружности всегда торговали различным контрафактом. Купив две пачки контрабандных сигарет, Вадим хотел сразу же закурить, но вовремя одумался – после трёхлетнего воздержания табачный дым в сочетании с выпитой водкой мог реально свалить его с ног.