Книга: Романтики - Константин Паустовский

"Романтики" - небольшой роман, скорее даже повесть, но в таком маленьком объеме заключено несколько прекрасных мыслей. В основе лежит идея романтизма. Романтизм предполагает мечты о лучшем мире, зачастую, недосягаемом. А значит и романтики - это не те, кто рисуют сердечки в подъездах, а те, кто неудовлетворен реальностью, те, кто хочет попасть в идеальный мир, но понимают, что его не существует. Поэтому романтизм как литературное течение казался мне всегда очень грустным, литературоведы говорят о светлой печали, меланхолии, приводят всегда в пример "Парус" Лермонтова, но, как по мне, светлого там мало. Вот и здесь нет светлого, даже любовь не окрыляет главного героя. Хотя ему вообще сложно угодить, но об этом я еще напишу. Вечные символы романтизма тоже есть в книге: это и море, это реки, по которым передвигаются герои на пароходах, творческие профессии Максимова и его друзей, несбывшиеся мечты учителя Оскара и, что особенно понравилось мне, цвета, создающие атмосферу.

Паустовский, скучно и уныло описывающий природу, превратился в этом романе в мастера атмосферы. Вся первая часть, полная тоски и творческого ступора главного героя, предстает перед читателем серой, туманной. Вода в море не обычная радостная голубая, а тусклая, с поднимающимся над ней густым испарением. Тяжелая влажность реки, полное отсутствие блесков и переливов. Бурая ржавчина паромов и пароходов. Темно-коричневые стены грязных дешевых кабаков. Лишь небольшой просвет белого предстает перед нами в воспоминании о первой встречи героя с Хатидже. Вторая часть переносит нас в Москву, где уныние Максимова сменяется развлечением в лице Наташи. Появляются оттенки зеленого, как деревья в московских парках, рощицы и весенняя трава. Серость реки становится бирюзовой гладью. И ржавые пароходы теперь бодро-красные. А вот третья часть содержит не краски, а запахи. Война. Запах мокрой тяжелой земли, зловоние трупов. Резкий дух промокшей под дождем лошади. Тлен листьев, упавших в чавкающую под ногами грязь. Влажный бетон церкви, окровавленный бинт в руках медсестры, оружейное масло на руках. Не хочу больше о третьей главе, не могу.

Во главе сюжета романа лежит пресловутый любовный треугольник. И вот он показался мне неправдоподобным. Источник всех бед - наш герой Максимов, непонятно чем завоевавший сердца двух девушек разом. И тут кто-то в рецензиях отметил, что они разные, мол, Хатидже спокойная и тихая, а Наташа яркая и с характером, но я этого не увидела. Они одинаково никакие. Наташе просто больше реплик досталось в книге. И что поражает меня больше всего, так это мир и согласие этих девушек. Они знают о существовании друг друга и всем норм, они встречаются даже однажды и обсуждают получившуюся ситуацию. Я надеялась, что они объединятся и надают Максимову по мордасам, но нет! Он особенный, человек творческий, ему простительно. Чего, блин??? Я не нашла в герое ничего привлекательного, я не увидела даже чувств его к девушкам, будто просто констатация факта - полюбил вон ту, а потом взял и полюбил вот эту, но ту тоже люблю. В этом плане мне гораздо ближе друг Максимова, Виклер, чья неразделенная любовь привела к трагедии. Всего лишь пара-тройка записей из дневника, а искренности больше, чем у главного героя.

Касаемо темы творца и творчества тоже есть что сказать. Максимов пытается писать книгу. На протяжении всего романа он тоскует по страданиям всяким, потому что они вдохновляют. Кто-то однажды метко сказал, что русская классика построена на страдании: страдает либо автор, либо герой, либо читатель. И это правда, Максимов тоже согласен. А потом в третьей части я постоянно спрашивала героя "Ну теперь-то тебе достаточно страданий? Этого ты хотел?".

И, наконец, рассуждение о любви. Идея, которую мы встречали и у Бунина, и у Толстого, теперь вот и у Паустовского. Брак не равно любовь.

В одно обыденное утро жена замечает желтые подтяжки мужа, куриную синеву его ног, дурной запах изо рта, смешанный с запахом одеколона, а муж видит нездоровые и мятые груди жены, космы волос, слышит ее плачущий голос. Начинается надоедливый до зевоты конец.

И, несмотря на то, что эта мысль для меня не нова, я задумалась. И думаю о ней до сих пор и как натура романтичная не могу ее принять, но она меня не отпускает.

Роман мне не очень понравился. Но я нисколько не пожалела, что прочла, потому что автор раскрылся для меня с другой стороны, и я больше не буду связывать его имя только со снотворной "Кладовой солнца".

Доп.задание. Наташа выкидывает книгу Максимова с письмом Хатидже за борт парохода.

 - Какая у вас книга?
Она взяла книгу, быстро перелистала и бросила за борт. 

 - В книге у вас ничего не было?
- Нет.
- Ну, слава богу! Никогда не кладите в книги письма любимых женщин, - сказала она и рассмеялась. - Прощайте!

Для меня Паустовский всегда ассоциировался с рассказами о природе, поэтому это произведение приятно удивило.

Только что мы два часа говорили о керченской сельди, о бычках, о том, как сула идет в донские гирла, о браконьерах, коптильнях и рыбачьих артелях. Я почему-то вспомнил стакан крепчайшего кофе в грязном портовом кабаке, то утро, когда я пил английскую водку с капитаном Шевченко, пряные турецкие папиросы и груды мокрой синеватой камсы. И я не знаю, почему, но стало так хорошо жить, двигаться, ощущать на своем лице прикосновение солнца, ветра и женских губ.

На этом можно было бы завершить рецензию, потому что вот это и есть Паустовский и его стиль. Этот маленький отрывок говорит сам за себя больше, чем любой из рецензентов, стоит только взяться за его книги и от них сложно оторваться!

Но рецензий на книги Паустовского на Лайвлибе так немного, что я просто не могу пройти мимо и не оставить свое мнение, вдруг оно кого-нибудь подтолкнет взяться за томик Константина Георгиевича.

Итак, для меня Паустовский это безграничная жажда жизни, путешествий, легкость, безупречный слог. Это такие описания природы, которые я была бы готова читать вообще без людского мельтешения (тем обиднее, что именно за его любовь к природе и отодвигании человека на второй план, его зачастую критиковали). Разумеется, Паустовский, как и практически все русские прозаики, пробовал себя в поэзии, будучи начинающим писателем, отправлял свои стихи на прочтение Бунину, но Иван Алексеевич вынес вердикт, вероятно, отчасти и определивший писательскую судьбу Паустовскиго, и за который я могу сказать ему многократное спасибо:

Думается, Ваш удел, Ваша настоящая поэзия — проза.

Осмелюсь немного перефразировать Ивана Алексеевича - проза Паустовского и есть настоящая поэзия. Что-то легкое, звенящее, лаконичное. Кстати, выше озвученный отрывок ответа Бунинина Паустовскому, не единственная его похвала советскому писателю. В 1947 году, когда Паустовский был уже состоявшимся зрелым писателем и работал над главным произведением своей жизни, над "Повестью о жизни", он получил письмо от Ивана Алексеевича, в котором тот причислил рассказ, являющийся его частью ("Корчма на Брагинке"), к числу наилучших рассказов русской литературы (и, да-да, я никогда не устану советовать читать "Повесть о жизни", это восхитительная книга, большего про нее и сказать нельзя и отзыв Бунина лишнее тому подтверждение). Вот что такое проза Паустовского в кратце.

Но вернусь к "Романтикам". Эту небольшую повесть Паустовский начал писать еще во время Первой мировой войны, будучи молодым, начинающим писателем. Это несложно понять и по косвенным признакам - по отсутствию как такового сюжета в повести (начинается действие на Юге Российской Империи незадолго перед Первой Мировой и заканчивается то ли уже с ее окончанием, то ли близко к нему), по довольно ровным, и прямо скажу, не очень интересным персонажам, главный из которых, Максимов, от лица которого и ведется повествование, молодой писатель, который всю книгу мечется между двух молодых девушек, чем немало меня раздражал. Хотя, и "мечется", тут довольно сильное слово, куда его течение прибивало, та девушка и была ближе герою. Девушки, тоже не поразили меня характерами, а напротив удивили смиренностью и практически полным принятием в жизни своего любимого мужчины другой женщины. Кстати, любопытно, что прототипом одной из любимых девушек Максимова, Хатидже (ну хотя бы отчасти), является первая жена писателя, которую даже звали в жизни также. "Отчасти" я пишу только потому что , как мне кажется, книжная степень увлеченности Хатидже явно не дотягивает до той, что была в жизни писателя:

Я увидел тебя, вначале такую недостижимо далекую, озаренную, и я — бродяга, нищий поэт, полюбил тебя так чисто, так глубоко и больно, что даже если пройдет любовь, останется на всю жизнь жгучий след.

Вообще, любовная линия в повести не самая сильная. Больше всего производит впечатление неспешная повседневность, то каким видит Паустовский море, природу, времена года...

«Эх, если бы сейчас осень! – подумал я с укором. – Я бы снова начал писать». Осенью крепнут от холодного воздуха мысли, уверенно стучит сердце. Земля пахнет березовой корой, перепадают скромные дожди, вся страна стоит, как чаша, налитая золотым вином, синим небом, яркостью. Сменяются дни, и кажется – заденешь, и день зазвенит, как стекло, и журавли снимутся на зимовку в те страны, имени которых не знаешь.

И наконец-то, последнее, что хотелось бы отметить. Паустовский умеет очень хорошо писать о войне. Не заваливая тонной довольно бессмысленной информации, о построениях и движениях войск (собственно, этим лучше интересоваться в специализированной литературе), как это происходит в "Войне и мире", "Тихом Доне" и "Хождении по мукам".

Светились осенние дни, и на блеклой их голубизне золотилась листва опадавших лип. По вечерам в эту небывалую осень небо над Москвой сверкало купиной неяркого света, свежие ночи пахли листвой. Казалось, что весь город не спит, будто во всех домах шли приготовления к празднику. Я понял тогда, что великие несчастья ощущаются так же, как большие праздники.

Он просто филигранно вплетает драматические события, тяжелый военный быт в ткань повествования. Читая о войне в книгах Паустовского не замечаешь как течет время (хотя приятными, отрывки, касающиеся войн никак назвать не могу)...

Дни тянулись в безысходных и тяжелых боях. Гром за Бугом не смолкал, в Бресте взрывали крепостные форты, и по ночам раскатисто и страшно ухала земля. В серых и пыльных деревнях валялись тифозные, шел повальный грабеж, сладковатый смрад конской падали перехватывал горло.

Книга, как я и думала, мне очень понравилась. Это твердая хорошая 8, я не ставлю субъективную 9 или 10 только лишь за довольно слабый сюжет, на который, если честно, в данном случае, лично я практически не обращала внимания. Потому как бывает, что лихо закрученный сюжет никак не спасает, если пишет писатель не так, как тебе нравится, и наоборот.

В те дни я много думал о любви. Млеют городские барышни. Петушатся мужчины. Лунные ночи делают свое дело, и жирный свадебный обед освещает любовь. Жених моет потные ноги, невеста пудрит подмышки. Похоть, похожая на обжорство, на храп и на привычку по утрам очищать желудок, вступает в свои права. Розовый лимонад мутнеет. В нем плавают мухи, и первый ребенок — последыш случайной любви — пускает в этот лимонад свои вязкие слюни. В одно обыденное утро жена замечает желтые подтяжки мужа, куриную синеву его ног, дурной запах изо рта, смешанный с запахом одеколона, а муж видит нездоровые и мятые груди жены, космы волос, слышит ее плачущий голос. Начинается надоедливый до зевоты конец. Тогда тяжесть жизни, лишенной иллюзии, вызывает в самом потайном уголке души первую человеческую боль о том, чего не было, но что должно было быть. Эта мысль приходит всегда, когда уже поздно и возможности к иному захлопнуты.