Текст книги "Почему Мангышлак"

День 3

Явление притчи

Покидали мы «У Рубена» ранним утром. Ночью мы здесь были единственными постояльцами, и та же женщина, что и размещала нас, с видимым облегчением восприняла наш отказ от завтрака.

Мой сын, произведя нехитрые умозаключения, решил, что эта женщина и была Рубеном. И заявил, что когда у него родится дочь, он тоже назовет ее Рубен. Нам, родителям, едва-едва смирившимся с тем, что внуков будут звать Гжегож и Хулио, потребовалось время, чтобы принять такой выбор женского имени.

На улице нас поджидал сюрприз. Точнее, сюрпризом было все пространство вокруг «У Рубена».

Темной южной ночью мы ничего, кроме силуэта вертолета, не заметили. Теперь же, при дневном свете, обстановка вокруг выглядела весьма диковинной. Всю немалую площадь от гостиницы до дороги занимала выставка – не выставка, парк – не парк, Диснейленд – не Диснейленд… В общем, нечто такое, название чему подобрать затруднительно. Помимо вертолета здесь были размещены старинные автомобили (многие в весьма приличном состоянии), диковинные агрегаты, мотоциклетки и вагонетки, прочая всевозможная техника.

Между ними разбиты клумбы, проложены дорожки, устроены фонтаны. Фонтаны украшают скульптуры колхозниц с веслами, пионеров с горнами, металлургов с клещами – весь этот сов-арт… Там, где недоставало советских скульптур, громоздится диковатый аляпистый новодел – резные гномы, старички-боровички и зайчики-попрыгайчики.

Извилистые дорожки приводят то к курятнику с цесарками, то к вышке с работающим ветряком. Из кустов внезапно появляется череп с неимоверных размеров рогами, а за ним приглядывает с караульной вышки облаченный в старую военную форму манекен.

Из степной растительности вдруг выплывает ржавый катер с километровым в радиусе штурвалом, подле подпирает небеса пятиметровая бутылка шампанского, из-за нее грозит выкатиться и раздавить вас многотонный гипсовый арбуз.

Больше всего это напоминает многочисленные американские кафешки по знаменитой Route-66 или жилище дядюшки Лео из фильма Кустурицы «Аризонская мечта», но здесь, в бескрайних волжских степях, на вольном, что называется, выпасе, оно обрело совсем уж циклопические, не вмещаемые ни в какое воображение масштабы.

И среди всего этого раздолья совсем уж хаотично расставлены мангалы, мангалы, мангалы… Несмотря на все причуды, Рубен, похоже, крепко знает свое дело.

Почти до самой Палласовки мы ехали молча, переваривая увиденное.

А в самой Палласовке нас ждало одно дело.

Наши друзья, Леха и Маша, двумя днями раньше отправились в путь по частично совпадавшему с нашим маршруту.

Им предстояло от Волгограда уйти в Калмыкию, а оттуда в Дагестан, в горы.

Они ехали на западный берег Каспия, а мы на восточный. Однако в их маршруте, как и у нас, был запланирован заезд на озеро Эльтон. И они решили передать нам привет.

В Палласовке они зарыли для нас клад!

Теперь нам предстояло его отрыть. У нас были gps-координаты места, но наш штурман легкомысленно их не выписала от руки, а хранила в телефоне. В чатике ВК. А связи в Палласовке не было. Наш мобильный оператор там не ловил. Еще в том же чатике было фото придорожной рекламной конструкции для ориентира. Я, было дело, тоже глянул на нее мельком и никуда не сохранил.

И вот теперь мы колесили по Палласовке, глядя на многочисленные типовые рекламные конструкции, которыми буквально усеяны местные обочины. Рыскнув вправо-влево, кинувшись туда и сюда, мы решили, наконец, прибегнуть к помощи разума. Ребята не должны были усложнять себе задачу и, наверное, зарыли клад не абы где, а следуя по пути на Эльтон, никуда в сторону не съезжая. Это все упрощало. Навигаторше Оксане была поставлена задача искать путь на Эльтон.

Навигаторша Оксана – судя по всему, женщина трудной судьбы, оттого обладающая весьма непростым характером, – решила, как всегда, избегать простых путей. И повела нас на Эльтон прямиком через местные огороды.

Здесь нам никакой клад, ясное дело, не светил. Пришлось все взять в свои руки, отыскать главную дорогу и по старинке, по указателям, нащупывать столбовую дорогу, наезженный эльтонский тракт. Оксана устроила было истерику, пришлось ее совсем не по-джентльменски заткнуть.

Я зорко оглядывал все встречающиеся рекламные конструкции. И вот надо же, возле одной из них во мне что-то шевельнулось.

Это был рекламный щит 6 × 3 м. На нем был изображен баобабоподобный букетище алых роз и вилась алой лентой надпись – что-то типа: «Путь к сердцу твоему выстлан их шипами…».

И сердце мое дрогнуло.

Это должно было быть здесь. Это в Лехином стиле.

И действительно, под опорой рекламного щита мы обнаружили сложенную из камней пирамидку.

Под ней была погребена обувная коробка, обитая, на манер гробика, атласом. В гробике, в засушенных цветочных лепестках, мы обнаружили бренные останки нашего материального, тварного мира. А именно – мышеловку, флакон настойки боярышника на спирту и реликтовую компакт-кассету воспевателя русской необъятной тоски Юрия Шевчука под названием «Это все, что останется после меня».

И мы взяли с собой вот «это вот все» и долго ехали и гадали и думали думу о бренности и тщете и вообще о том, что же значит сие послание.

Дальнейший наш путь к Эльтону лежал параллельно казахстанской границе, вдоль то и дело попадавшихся современных военных городков.

Это была уже Волгоградская область: ровнейшая, как поднос, степь, однако вся, насколько достигал глаз, охозяйствленная. Угадывались бахчи, пастбища, посадки. Через дорогу туда-сюда то и дело перекатывались, цепляясь за разбитый асфальт зловещими клешнями, членистоногие комья перекати-поля. Когда-то я вычитал, что компрессами из пережеванной кашицы этого сухого растения можно лечить укусы ядовитых насекомых. Это какой же суровой во все века должна быть здешняя жизнь, чтобы пережевывать в кашицу перекати-поле?!

Обочь то и дело мелькали типичные немецкие постройки – лютеранские церкви с остроконечными колоколенками, прочные кирпичные амбары, следы былого крепкого хозяйства.

Немцы жили здесь с середины XIX века и до середины XX-го, когда Поволжская немецкая республика была ликвидирована, а большинство ее жителей расселено по Сибири и Казахстану. Всего-то век был их здешнему житью, а насколько же прочное осталось наследие! И сейчас не скажешь, что постройки приходят в запустение, но общий фон, способ хозяйствования уже, конечно, мало напоминают тот стародавний уклад, что был здесь раньше. И что так великолепно описан в романе Гузели Яхиной «Дети мои» на примере волжского поселения Гнаденталь.

Совпадение или нет, но поселок Верхний Еруслан, что лежит на пути к Эльтону, с его замечательно сохранившейся кирхой, раньше назывался Гнадентау.

На подъезде к Эльтону мы сделали остановку, чтобы сфотографировать интересное явление. Здесь пошли пашни, что привлекло сюда огромное количество грачей, основавших немыслимых размеров колонию. Все рассаженные вдоль обочин деревья (по-моему, это акации) оказались облеплены гнездами, как новогодние елки шарами.

Гнезд здесь без счета – на каждой ветви по три, по четыре, а может и больше. И пока деревья стоят еще без листвы, голые, выглядит это все, натурально, как многоквартирные дома.

Конечно, такое встречается и у нас на Урале, и в средней полосе, но не имеет характера сплошного заселения, как здесь. У нас возле какой-нибудь особо привлекательной пашни грачи могут облюбовать несколько тополей или заросли кустов и тоже навить в избытке гнезд. Но в нашей лесистой местности у них есть в общем-то выбор, где селиться. Здесь же, на этой скудной на дерево земле, все, что им остается, это узкая полоса придорожных посадок. И потому грачиные гнездовья, покрывая каждое дерево сверху донизу, тянутся здесь километрами.

Птиц на это вынуждает кормовая база и скудный материал для размещения и строительства гнезд. Что же нас вынуждает лепиться друг к другу, конура к конуре, в наших городах?

Эльтон нас ожидаемо поразил.

Видывал я соленые озера и до этого, на Южном Урале это явление не в диковинку, но нигде я не видал соленых озер такого размера, лежащих в настолько ровной – до безысходности – местности.

Глядя на озеро со стороны прилегающего одноименного поселка, нельзя угадать, где же кончается его противоположный берег и начинается степь. Само озеро розовеет. Этому способствует обитающая в нем бактерия, которая единственно одна и может выживать в его мертвых соленых водах. По сути, все озеро – это и есть соль и ничего кроме соли. Если насыпать полное блюдце соли и лить сверху воду, то довольно скоро соль впитает в себя предельное количество воды и на поверхности появится слой воды с пленкой – рассол. Теперь представьте себе такое блюдо диаметром восемнадцать километров. Это и есть Эльтон – самое большое соленое озеро Европы.

Помимо замечательной розоватости, озеро обладает и весьма очевидными лечебными свойствами. Этому способствуют как состав самой соли, в которой повышено содержание брома, так и минерализация озера от находящихся неподалеку источников. Минерализация его превышает, кстати говоря, те же показатели знаменитого Мертвого моря в Израиле.

Однако окунуться в озеро вряд ли получится. Его глубина нигде не превышает 30–50 сантиметров. Говорят, весной, в половодье глубина в северной части достигает полутора метров, но мы и были весной, и как раз-таки в северной части. И было по щиколотку. Возможно, тому виной сильный, натурально сбивающий с ног северный ветер, что дул все время, пока мы были на озере. Такой ветер на такой ровной поверхности вполне способен отогнать всю воду к югу. Но нас это не расстроило.

По старой дамбе мы прошли вглубь озера, вдоволь нагулялись по соляной пустыне, побродили босиком по рассолу, поснимали неземной этот пейзаж и поснимались сами. И решили двигаться дальше. Ветер был сильным и было ощутимо холодно, да и мы выбились из графика. В окрестностях Эльтона нам предстояло найти участки степных диких маков и посетить гору Улаган. С маками у нас не задалось, и мы отправились к Улагану.

Человека средней полосы, а уж тем более человека уральского, вряд ли впечатлит гора Улаган. На наш взгляд, это невысокий и совершенно невзрачный чуть всхолмленный гребешок, поросший скудной степной растительностью. Если чем и может поразить гора Улаган избалованного видами уральца, так это лишь своей невнятностью. А уж пермяка, чья повседневная жизнь протекает меж грандиозных оврагов, Улаган вроде бы не должен впечатлить вовсе. Однако это не так.

Ибо Улаган есть не что иное, как соляной купол. С виду это просто возвышенность. Земля, небольшие скальные выходы, растительность. Однако эта возвышенность и по размерам, и по профилю идеально повторяет озеро Эльтон. Это как если взять и продавить в песочнице формочкой для куличика углубление, а затем рядом перевернуть саму формочку.

Как такое возможно? По одной из версий, горизонтальный соляной пласт, имеющий толщину до нескольких километров, эдакая линза, испытывающая давление и собственного веса, и натеков воды, начинает выпирать вбок. Пласт будто бы выталкивает свои соляные края, не в силах больше выносить тяжесть единого целого, и горизонтальные слои становятся вертикально, образуя так называемые штоки. Это края нашего блюдца, его вертикальный загиб. Однако давление пласта таково, что шток не ограничивается ровным бортиком блюдца. Он прет и прет из-под земли все выше и выше, толкая перед собой всю толщу земной коры, вынося на поверхность свидетельства самых разных геологических периодов, и наконец прорывает земную толщу.

Есть версия, что некоторые из штоков, этих подземных соляных гор, дорастают до высоты девять километров, становясь самыми настоящими соляными Гималаями. Только подземными. На этот путь у штоков уходят миллионы лет, и все это не масштабируемое разумом, вечное время их рост не остановим.

Вот и гора Улаган прирастает ежегодно на доли миллиметра. Возможно, когда-нибудь накопленная в ней сила прорвет-таки земную толщу, и на ее месте образуется новое соляное озеро. Осознавая это, уже без иронии смотришь на ее более чем скромную высоту. Подлинное величие разглядит не всякий.

На вершину Улагана мы заехали степной, но довольно торной дорогой. Вершина одарила нас прекрасной эльтонской панорамой.

Озеро раскинулось перед нами во всей красе и розовело и искрилось, и солнце лежало на нем, как на перине. За озером, насколько хватало глаз, ковылилась степь, сливаясь совершенно неразличимо с наползающими издалека тучами.

Здесь, на вершине, сооружено место отдыха со скамьями и кострищем и, что самое важное, с ветрозащитными стенками из местного ломкого камня. Если приглядеться, на нем можно разглядеть следы древних, миллионолетних окаменелостей. Это океан Тетис передавал нам привет прямо из мезозоя, напоминая о том, что путь наш едва начался и пора двигаться дальше.

Снявшись на память возле таблички, сообщавшей о том, что гора Улаган является высшей точкой Нижнего Заволжья, мы иронично одарили друг друга традиционным альпинистским поздравлением «С горой!», попили чаю и двинули дальше.

Нам предстояло вернуться обратно, почти до Палласовки, выйти на автодорогу Энгельс – Волгоград и двигаться по ней в сторону города Волжский. Мы держали путь в Астраханскую область на озеро Баскунчак, гораздо более известное солевое озеро, нежели Эльтон.

Крюк получался немаленький, особенно если держать перед глазами карту и мысленно проводить между озерами Эльтон и Баскунчак прямую линию. Однако нам предстояло преодолеть около пятисот километров, и причиной такой заячьей петли было то, что как раз между озерами Эльтон и Баскунчак лежат земли знаменитого ракетного полигона Капустин Яр.

Мы опаздывали, но все же я был преисполнен оптимизма и воли непременно сегодня заночевать на берегах Баскунчака. В багажнике машины томилась новенькая фирменная ни разу не использованная палатка, и нам не терпелось испытать ее. А один запланированный «палаточный» день мы уже пропустили, заночевав у «Рубена».

Казалось, ничто не способно омрачить нам путь. Однако был нюанс. Еще по пути на Эльтон я легкомысленно проехал мимо АЗС в Палласовке. Перед этим я заправлялся в Энгельсе, и у меня было ощутимо больше половины бака бензина.

Эльтон – это не только озеро, но еще и поселок, говорили они. Там живут люди, там есть бальнеокурорт, говорили они. Там не может не быть АЗС, говорили они. Всю дорогу «они» говорили в моей голове этой забавной присказкой из кинофильма «Крепкий орешек». В Эльтоне «они» умолкли.

АЗС в Эльтоне не было. Мы покрутились по улочкам, всякий раз очень быстро оказываясь на окраине, в степях. Нигде не было ни намека на заправку. Решили спросить у прохожих, из коих нам подвернулись лишь две ангельские девчушки восточного вида:

– Девочки, вы не подскажете, где здесь заправка?

– Мы не местные, короче, – подумав, ответила та, что постарше. – Мы сюда с папой приехали в гости, – добавила она, когда мы уже было собрались уезжать.

– А папа где заправляется? – не теряли мы надежду.

– У чёрта одного, короче.

Чёрта мы так и не нашли и теперь ехали прочь, с тоской поглядывая на стрелку топливного датчика. Возвращаться в Палласовку нам не хотелось, мы должны были, не доезжая до нее, свернуть на Быково, да и не дотянули бы мы до Палласовки.

Тянулись Вишневка, Венгеловка, Кайсацкое – все как под копирку унылые, обездвиженные, бедные степные поселения. Везде якобы были АЗС и везде они не работали. Лампочка топливного бака уже давно пунцовела, нескромно возрождая в наших сердцах жажду приключений. Машина вот-вот должна была обсохнуть – а приключения, стало быть, начаться.

Уже почти в полной безнадеге наша повозка вкатилась в поселение Прудентов. Мы проехали под витой, почти что свадебной аркой, что символизировала городские врата, и затормозили у первого же дома. Возле него молодой парень возился с потрепанным автомобилем.

– Заправка? А нету ее тут. Мы в Быково заправляемся, за семьдесят километров. До Быково дотянете? Совсем обсыхаете? – завалил нас вопросами на редкость дружелюбный парень.

– Вай, как плохо! – огорчился он, узнав, что наш автомобиль потребляет бензин марки Аи-95. – Тут у чёрта одного, короче, можно купить, но только «девяносто второй».

Мы возликовали. В этих почти что библейских пустынях и «девяносто второй» был как манна.

Парень позвонил «короче чёрту» и поведал нам, что тот, «короче, в гостях, но сейчас подъедет».

Он взялся было растолковывать нам дорогу, но сам запутался во всех этих «короче, там пустырь слева, за ним помойка, за ней пустырь справа и дом с синей крышей» и вызвался нас проводить. Он выкатил из-за сарайки мотоцикл и бодро поскакал на нем, не разбирая дороги, прямо через пустыри. Мы еле поспевали следом.

Вскоре подъехал и «чёрт». Это оказался роскошнейший, эталонный, как с карикатуры, цыган – толстый, кучерявый, с перстнем и вываливающимся из-под майки волосатым пузом.

Он лихо подкатил на помятой, как клубень, и такого же землистого цвета «Волге». С ним было все его семейство – златозубая красавица-жена и нескончаемый выводок детей. Они были очень радушны и добры. Хозяин сам залил мне в бак десять литров бензина – две пятилитровые баклажки из-под питьевой воды. Запасы этого бензина хранились у него в курятнике, прямо среди соловых кур.

– Э, где ты заправлялся до меня? – спрашивал он подозрительно. – В Энгельсе? В Энгельсе разве бензин? Я по запаху чувствую, что там тебе залили за бензин. Тебя там заправили этим, как его, научное такое слово – ссаками! А у меня бензин хороший, чистый, сейчас поедешь – топнешь, сразу разницу почувствуешь!

Взял с меня цыган за бензин из расчета 50 рублей за литр, наценка составила около семи рублей. Что просто по-божески. Не так уж много зарабатывают на подакцизных спекуляциях отзывчивые люди в благодатном этом, но отчего-то бедном, как и вся провинциальная Россия, краю.

Бензин оказался неплох, разницы почти не чувствовалось, и мы без проблем доехали до Быково, где и заправились на АЗС федеральной сети под горлышко.

Явление страсти

Теперь мы мчались к Волжскому, и мчались – это не преувеличение.

Когда я проезжал по этим местам двадцать лет назад, здесь были лишь размазанные по степи куски бугристого асфальта. За годы все переменилось. Участки новехонького, с иголочки шоссе, едва ли не накануне одетого в парадный асфальтовый костюмчик, перемежались с уже стиранной, но аккуратной и глаженной асфальтовой же повседневной одежонкой. Дорога была в полном порядке, и до Волжского мы добрались споро.

Волжский, это большой промышленный город, спутник Волгограда. Их соединяет величавая плотина Волжской ГЭС, и я немало поколесил в свое время в обе стороны. Но теперь нам туда было не нужно. Нам предстояло, не сходя с левого берега Волги уйти на Астрахань.

Трафик увеличился, мы въехали в плотно заселенную зону и двигались по дороге, соединяющей два областных центра. Теперь мы двигались на юг вдоль Ахтубы.

Ахтуба – интереснейший природный объект. Это одновременно и рукав Волги, и река. На последний статус ей позволяет претендовать протяженность – свыше пятисот километров. Это превышает протяженность многих немаленьких уральских рек, например Сылвы. А по расходу воды Ахтуба и Сылва примерно одинаковы.

Как же так получилось? Опуская долгие и кому-то могущие показаться нудными рассказы о Палео-Волге и Пра-Каспии, отмечу лишь, что около 20 тысяч лет тому назад уровень Каспийского моря повысился настолько, что русло Волги вплоть до нынешней Самары и даже чуть выше представляло собой эстуарий – наполненный морской водой длинный и узкий залив. Это русло было много шире, чем сейчас, ширина его достигала тех гигантских размеров, что вмещает в себя пространство между берегами современной Обской Губы на Ямале.

Так продолжалось 10–12 тысяч лет, покуда Каспий не начал отступать. Его отступление и образовало рукав нынешней Ахтубы. И теперь бок о бок, разделяемые лишь Волго-Ахтубинской поймой шириной в несколько километров, текут две единокровные сестрицы – Волга и Ахтуба. Одной пять миллионов лет, а другой нет и десяти тысяч.

Помимо геологической истории Ахтуба славна и своей замечательной, сильно отличающейся от окружающих степей природой.

Но более всего Ахтуба, конечно, известна как истинный, воплощенный на земле, рыболовный рай. И вот мы ехали по Астраханскому шоссе и всё, буквально всё свидетельствовало об этом. Рекламные щиты громоздились сотнями, и каждый зазывал свернуть и заехать на базу, где нас ждали рыбалка, и немыслимые уловы, и комфорт, и нега.

А скольким из здешних баз не досталось на дороге не то что щита, а даже плохонького указателя?!

Вдоль дороги громоздились не заведения общепита, а круглосуточные магазины, торгующие снастями и наживками. Их неоновые вывески соревновались друг с другом и, вероятно, с самим Манхэттеном в величине, красоте и ослепительной яркости. То тут, то там вдруг вспыхивало в быстро накрывшей все южной темноте то многометровое удилище с лесой, то разевала зубастую пасть трехэтажная щука.

Развлекая себя подобными артефактами, мы проскочили мимо Знаменска, штаб-квартиры полигона Капустин Яр, и достигли наконец финальной точки сегодняшнего нашего пути, поселка Нижний Баскунчак.

Перед этим было полуторачасовое стояние на железнодорожном переезде, так что в сам поселок мы въехали совсем близко к полуночи. Кругом стояла такая тьма, будто мы оказались в бочке с гудроном.

Теперь предстояло найти место для палатки и заночевать. Навигаторша Оксана уверенно сообщала нам, что до озера рукой подать. И вела нас к нему волевым и твердым голосом великого полководца. И каждый из ее путей приводил нас то в овраг, то к железной дороге.

Мы накрутили несчетное количество кругов и по самому поселку, и по степным дорогам вокруг него. Когда Оксана в очередной раз совсем утратила наше доверие, мы стали действовать наобум, по распечатке карты и азимуту. Нигде не было съезда к озеру.

Настала совсем уж глубокая ночь, фары то и дело выхватывали всякую степную живность – зайцев, лис, и когда меня спросили про волков, я уверенно, как факт, не подумав о последствиях, сообщил, что да, волки живут в степях. Дескать, отчего ж им не жить. Это же природная среда.

Этот факт и предопределил наше будущее на сегодняшнюю ночь. Экипаж наотрез отказался ночевать в палатке. Благо, работал интернет. Уже через полчаса мы устраивались на ночлег в поселке, в арендованной на сутки квартире. Этот трудный и долгий день вместил в себя 800 километров пути по степным дорогам, красоты и достопримечательности, три региона и массу впечатлений. А мы все еще были только в начале пути.

Всего за день 800 км. Итого 2300 км.