Текст книги "Почему Мангышлак"

День 5

Явление неявленного

Утром следующего дня мы пребывали в растерянности. По плану мы должны были направиться в дельту Волги – смотреть пеликанов, фламинго и журавлей. Волжская дельта – крупнейшая в Европе, она представляет собой сотни проток, рукавов, заводей, в топографии которых разбирается даже не всякий местный. Учитывая равнинный характер местности, заросли камыша и кустов, человеку со стороны не представляется возможным сколько-нибудь осмысленное самостоятельное путешествие по ее лабиринтам.

Мы ехали по дельте Волги и вчера, ибо она начинается много севернее Астрахани, но понять, что ты в дельте, можно было лишь по мелькавшим табличкам – ерик такой, ерик сякой. Ериком здесь, в низовьях Волги, да и во многих других южных местностях, например в низовьях Урала, именуют протоку, рукав основного русла.

В дельте Волги их неисчислимое количество, и чем ближе к Каспию, тем больше. По мере приближения к морю пойма Волги и Ахтубы начинается члениться, появляются крупные рукава-ответвления, некоторые из них, такие как Бузан, судоходны до самого моря, другие проходимы лишь на легком плоскодонном транспорте, например надувной лодке.

Течение несет к морю огромнейшее количество разнообразного материала, одного песка в день Волга наносит такое количество, что для его перевозки по суше понадобилось бы три тысячи самосвалов. В дельте вся эта катастрофическая масса наносного материала встречает препятствия в виде островов, растительности, течение его разносит там и сям, в результате чего ландшафт постоянно меняется – там, где вчера был водоток, сегодня уже намыта песчаная коса, а в том месте, где недавно был островок, вода проложила себе новый путь.

Вечно дышащий Каспий, вздымающий и опускающий уровень своей поверхности, тоже вносит свою лепту в сие вечное движение. И нет этому конца и края. И поэтому, нет смысла соваться вглубь дельты без местных, знающих людей.

Еще только собираясь в путешествие, мы учитывали это и надеялись взять в Астрахани экскурсию. Беглый обзор интернета убедил нас в том, что с этим не будет проблем – предложений сотни. И вот теперь мы обзванивали одну турфирму за другой и везде нарывались на отказ. Не сезон. Оказывается, пик экскурсий приходится на пору цветения лотосов, а она наступает в июне-июле. Оказывается, мало кого интересует дельта Волги в период прилета птиц. Все хотят кататься по умиротворенной водной глади и умиляться одним лишь цветочкам. Мне это живо напомнило приторную картинку из кинофильма о Буратино, где черепаха Тортилла в исполнении Рины Зеленой степенно каталась по прудику среди картонных лилий и кривлялась на камеру, поднося к глазам пенсне. А что касается объявлений и рекламы в интернете – вот к интернету все претензии.

– Может быть, это потому что нерест? – интересовались мы в каждом турбюро.

– Да нет, – отвечали там, – просто никто не едет. Мы в это время только готовимся. Техникой занимаемся.

Наконец, в одном бюро нам пошли навстречу. Сказали, что ради нас, единственно, готовы провести экскурсию. Однако заплатить нужно будет, как если бы ехала полноценная группа. Цена кусалась, но когда еще доведется побывать в дельте Волги? Мы согласились. Вскоре нам перезвонили и дали отбой. Связавшись с лодочником в дельте, турбюро выяснило, что лодка не готова.

Можно было споро собраться и двинуть в Казахстан, к манящему Каспию. Однако впечатления теснились в голове и душе и гомонили там птичьим базаром. Итоги первого этапа пути должны были сваляться, сбиться в путевую войлочную циновку, чтобы мы могли вместить в себя впечатления предстоящего пути. И потому была объявлена дневка.

Явление города

Вскоре мы уже выхаживали по мощеным дорожкам Астраханского кремля. Нужно было чем-то занять этот день, и утренний облом – не повод унывать до вечера. Тем более что и сама Астрахань безусловно стоит мессы, а в нашем конкретном случае – полевой обедни.

Это весьма и весьма колоритный город, раскинувшийся на одиннадцати островах в верхней части дельты Волги. Высота центра Астрахани лежит на 26 метров ниже уровня моря.

Хотя Астрахань находится в поясе полупустынь, город этот весьма зеленый, что самым благоприятным образом сказывается на его облике. По нему очень приятно гулять, переходя через многочисленные мосты с острова на остров, всюду находя зеленую тень и водную гладь. Каналы, протоки, речушки нешироки, но очень живописны. Расположение на островах так и просит сравнения либо с Петербургом, либо с Амстердамом, учитывая, что последний тоже расположен ниже уровня моря.

Но нет. Это ни то ни другое, даже отдаленно. Астрахань, как ни крути, это восточный город с богатой историей и вековечным смешением немыслимых культур и народов. И это отражается на его облике.

Здесь обилие старинных улочек, много древней, ветшающей застройки, где-то аляповато-купеческой, где-то помпезно-имперской, где-то чисто восточной. Нередки и смешения. Есть и новые районы, и районы того восточного типа, что в Ташкенте, например, называется махалля – почти что самоуправляемые то ли гетто, то ли коммуны.

Но при этом не чувствуется никакого отчуждения, пестрый этот город производит впечатление удивительно сжившегося, ничто в нем не чужеродно, ничто не отторгает. Так, наверное, и выглядит настоящее добрососедство. Минареты рядом с колокольнями, девушки в чадрах покупают в аптеках прокладки, старик в тюбетейке, с вяленым как изюм киргизским лицом, на чистейшем, несколько старомодном русском объясняет тебе дорогу…

Так как это, как ни крути, дельта, здесь обилие рыбы, и подтверждается это бессчетным количеством рыбаков с удочками, буквально усыпающих все берега. Чем ближе протока к руслу Волги, тем их больше. Многие приходят сюда с раскладными креслами, а то и шезлонгами, с зонтами от солнца, переносными холодильниками и термосами. Заметно, что это такая своеобразная форма местного досуга.

Посетив кремль, который мало чем удивил (спишем это лишь на неприличное количество посещенных нами в разное время кремлей, но никак не на снобизм), дав круг по протокам и старым улочкам центра, не могли мы не оказаться и на городской набережной.

Здесь была толчея, царил шум и гам, лезли под ноги навязчивые фотографы с обезьянками, продавцы шаров и сахарной ваты, дети на электромобильчиках, что сдавались тут же в прокат. Все как я люблю. Поэтому набережная не впечатлила.

Была весна, и Волга текла мутная, подпирая берег почти что до перил. Но даже несмотря на явный свой разлив она была узкая, на треть уже Камы в межень в районе Пермской набережной. Уже потом, дома, разглядывая космоснимки, я обнаружил, что тому виной огромный остров прямо напротив набережной, делящий Волгу на две протоки.

Как бы то ни было, на набережной мы не задержались. Посетив рыбный ресторанчик, отведав всякой волжской рыбы во всяких видах, из которых наибольшее впечатление произвела жареная тарань под пиво и сельдь-черноспинка, мы двинулись дальше. Теперь мы стремились к рыбному рынку, чтобы взять с собой в дорогу что-нибудь эдакое.

На пути туда наше внимание привлекло совершенно неимоверных, исполинских видов здание на затейливо озелененном холме. Казалось, если его взять и переместить в каирскую пустыню, это здание покроет собой знаменитые пирамиды целиком, без остатка. Или оно могло бы вместить в себя не самых скромных размеров космодром. Со стартовыми столами, всеми службами и даже с нацеленной в небо ракетой. Это было здание Астраханской оперы.

Его построили в 2012 году и я, если честно, не могу найти ни одной причины, чтобы оправдать и его размеры, и его внешний вид. Ну с размерами, пускай, принимается. Театр – это не только сцена, но и масса разных служб, цеха, склады, репетиционные, учебные, административные помещения. Кто знает, может сюда, как в ДК, согнали все творческие начинания. В конце концов, построить оперу, которая занимает две трети Астрахани, – это сильно! Хеопсу нос утерли, это точно!

Но чем объяснить внешний вид здания? Своей сараистостью оно больше всего напоминает вокзал. Большой железнодорожный вокзал, что мог бы вместить в себя десятки путей вместе с поездами, с гулкой залой, где летают голуби, с шашлычными, опорными пунктами полиции, комнатами матери и ребенка, кегельбаном, детским парком развлечений и имитатором гольфа. С кассами и залами ожидания на тыщи пассажиров.

Однако это оперный театр. Ну и пускай. Тут есть хоть такой, а у нас в Перми никакой не могут построить ни за какое время и ни за какие деньги. Старый, построенный при царе Горохе Пермский оперный театр, смог бы весь целиком приютиться у Астраханского под боковой лестницей.

Обстоятельства не позволили нам не то что ознакомиться с репертуаром, а даже сколько-нибудь вдумчиво прочесть афишу. Поэтому совершенно непонятно, чем потчует театр астраханцев. Однако на сайте театра есть чудо-описание миссии Астраханской оперы: «…бескомпромиссное стремление к максимальному творческому уровню всего, что создается в стенах театра». Ну дай бог, дай бог.

От театра до рыбного рынка рукой подать. Еще на дальних подходах к рынку велась сколь стихийная, столь и бескомпромиссная, как и стремление куда-то там театра, торговля. Из каждого куста выглядывала картонка с лаконичной надписью шариковой ручкой: «300 ЛЕЩ». И человек несведущий вполне бы мог решить, что это такой вид рыбы – зоолещ. А в пику ему существует антрополещ.

Однако это была лишь цена. Между кустами тут и там в неимоверном количестве были навалены коробки с этим самым лещом. Сушеные его туши ничем не прикрывались и никак не защищались от мух. Торговцы вялились подле, на раскладных стульях. При виде нас среди стихийных этих торговцев произошло оживление: они стряхивали с себя сон и начинали заученно бубнить: лещ триста, лещ-лещ-лещ, хороший лещ. На наш вопрос, что еще есть, кроме леща, один из них выпучил глаза и, глядя на нас с жалостью, как на убогих, только и нашелся, что ответить: «Чем вам не угодил лещ? Вы что! Это же ЛЕЩ!»

Я не знаю, чем объяснить подобное явление, но оно есть и на Дону, на любом придорожном рынке, где лещ так же почитается за доблестную рыбу. Не знаю, в чем здесь дело, но у нас на Каме лещ это самая сранина из всего, что плавает в хладных ея и оттого благодатных водах.

Сам рынок, не в пример окружающей его дикой торговле, поразил и богатством выбора, и чистотой, и приятными, компетентными продавцами. Рынок располагается в специальном, соразмерном, не в пример театру, павильоне, где все торговые места единообразно оформлены. Работают кондиционеры, нагнетая прохладный воздух и удаляя излишки рыбного духа, везде чистота. Всюду можно попробовать товар на вкус. И если задаться целью угоститься на халяву деликатесами, сделать это здесь, на рыбном рынке, раз плюнуть.

Купив понемногу того, и этого, и вообще всякого, мы решили, что Астрахань подарила нам много хороших впечатлений, была с нами мила, приветлива и сердечна. Она, как добрая восточная хозяйка, одарила нас и вниманием, и теплотой, и лаской, явила нам в виде театра даже сундук с диковинами, но пора и честь знать. Остаток дня мы добирались до своего жилища, ужинали и готовились к отъезду.

Назавтра нам предстояло пересечь российско-казахстанскую границу, из дельты Волги вдоль северного берега Каспия добраться до дельты Урала к месту нахождения в ней славного города Атырау, бывшего Гурьева. И, свалившись от него вниз, к югу, уже вдоль восточного берега Каспия максимально приблизиться к Актау, что переносило бы нас прямиком на Мангышлак. Ночевать предполагалось в степях, но то предстояло завтра.

Всего за день 0 км на автомобиле, 25 км пешком.

День 6

Явление уклада

Путь наш в Казахстан лежал все по той же дельте Волги. Теперь мы пересекали ее поперек. Тому свидетельством были многочисленные мосты и мостики, таблички с указанием бесчисленных ериков, открывающиеся вдруг протоки, плавни, заросли. Дорогу перед нами то и дело перелетали удоды – забавные птички с длинным клювом и высоким, размером со все остальное туловище, разлапистым гребнем на голове.

Удивительно, я никогда раньше не думал о том, как летают удоды. Наверное, по умолчанию мое сознание решило, что этот гребень во время полета как-то складывается, как умеют складывать некоторые рыбы спинной плавник. Не тут-то было. Гребешок удоды никак не складывают, так и летают, гордо воздев его, будто мчащийся на всех парусах корабль, выставив вперед клюв вместо бушприта. Иногда случается боковой ветер, и тогда удод начинает планировать в сторону, жалко попискивая нечто отдаленно похожее на «упс».

По скрипучему, валкому понтонному мосту мы пересекли Бузан – широкую, вальяжную судоходную протоку Волги. Мост этот примечателен тем, что имеет длину свыше полукилометра и состоит из соединенных между собой, на манер наборного браслета, плавучих звеньев. Это не частые у нас на Урале конструкции, когда между отдельно расположенными поплавками перекинут настил, это именно что лента из плотно подогнанных друг к другу секций, полностью перекрывающих реку.

Проблема судоходства здесь решается целым флотом катеров-буксиров, которые при подходе очередного судна раздвигают в стороны среднюю часть моста, а затем соединяют вновь. Чтобы всю эту махину не снесло течением, применяется тросовая система натяжения отдельных частей моста как по дну, так и с берегов, с использованием тягачей «Урал». Солидная, в общем, конструкция. Тем удивительнее слаженная работа обслуживающего персонала. По их заверениям, в случае нужды они способны за пару часов полностью демонтировать мост и навести его вновь.

Вскоре мы въезжали уже на стационарный мост через реку Кигач, еще одну протоку Волги – не такую могучую, как Бузан, но тоже весьма широкую. Именно здесь проходит граница России и Казахстана. Позади остался российский КПП, который мы прошли менее чем за полчаса, сразу за мостом начались казахстанские пограничные формальности, занявшие, впрочем, не намного больше времени.

Пройдя границу и оформив казахстанскую страховку на автомобиль, мы помчались по широченной и ровной, как аэродром, дороге навстречу своей вожделенной мечте, Мангышлаку.

Но не тут-то было: через километр обнаружился пост казахской ГАИ, и размерами, и эстетикой повторявший Тадж-Махал. Сноровистый гаишник немедля нас остановил и выписал штраф за трещину на лобовом стекле. Я попытался было оплатить штраф через банковский терминал, но терминал работал через GPRS, что равно тому, что он не работал. Мы отдалились от России не дальше чем на километр, а разрыв в уровне технологий уже ощущался.

Пришлось бежать на почту. Вот здесь уровень не отличался ничем, зато колорит присутствовал. Почта оказалась в кафе, а кафе оказалось в чем-то напоминающем жилой дом. Кругом были ковры, копошились чернявые дети, а где-то в углу находился взятый в клетку закуток с вывеской «Почта». Восточная женщина в платке приняла у меня деньги и выдала ворох квитанций. Первая встреча с казахским ГАИ отняла у нас больше времени, нежели прохождение обеих границ вместе с оформлением страховки.

И потому мы спешили. Нам нужно было нагонять время, ибо впереди у нас было еще под девятьсот километров пути. Но все в этот день намекало нам, что мы должны как можно скорее отбросить все свои иллюзии и оставить всякую спешку. Что теперь мы находимся на иной земле, у нее особенная стать и для хождения по ней нужна особенная поступь. Степь развернулась перед нами немыслимой шириной, и это уже были и другая страна, и другой уклад, и другая жизнь, и, как выяснилось позднее, и другая вселенная.

Пошли глинобитные плоскокрышие мазанки, пошла редкая еще в это время года невысокая трава, пошла пыль. Широченная дорога вдруг вытянулась в двухполоску, а вскоре кончилась совсем.

Осталась лишь невысокая насыпь в степи, размазанные по ней до горизонта пятна асфальта, нескончаемые ямы, колдобины и прочие выверты. Скорость наша упала до двадцати километров в час. То и дело приходилось съезжать с дороги и огибать ее по степи, по накатанным другими машинами колеям. Но и они обрывались то лужей, то ручьем или просто выводили на насыпь. А то, что происходило на насыпи, невозможно назвать ничем, кроме как гарцеванием и джигитовкой. Все местные автомобили, что встречные, что попутные, имели такую любопытную деталь – на крыше у них располагался решетчатый багажник, а на нем два запасных колеса. Это, надо полагать, к имеющейся штатной запаске.

Это была знаменитая автодорога Астрахань – Атырау, вернее ее казахский участок протяженностью около трехсот километров. Готовясь к поездке, я почитал в интернете немало отзывов, и все они сводились к тому, что дорога – ужас, что ее практически нет. Однако затем я наткнулся на бодрые рапортички казахской прессы о том, что новая дорога усиленно строится и уже возведена более чем наполовину. Это меня успокоило. Я было подумал, что здесь заведено, как и в России, запускать движение участками. Однако здесь была не Россия.

Дорога действительно строилась, пролегала невдалеке, в зоне видимости, и на ее возведение было брошено огромное количество техники. Только вот на построенные участки никого не пускали. А вереницы многотонных самосвалов, беспрерывно подвозящих щебень и прочий стройматериал, использовали для подъездных путей останки все той же, старой дороги.

Совсем не удивительно, что то тут то там по дороге попадались несчастные, меняющие пробитые колеса, а некоторые и сразу по два. Были и слетевшие в кювет, и оборвавшие бамперы. Это напрягало, к тому же никакой инфраструктуры – автосервисов, АЗС, кафе – пока не наблюдалось. Изредка вырастали из степи бедные глиняные становища да высились кладбища, из-за особенностей похоронной культуры более напоминающие удивительные древние города.

Степь становилась все более пологой. Справа временами угадывался в проблесках Каспий. Мы ехали вдоль его северного берега, но назвать это берегом можно было лишь весьма условно. По сути, это просто подтопленная земля, нечто похожее на заливной луг. Однако залитый на площади в сотни километров. Где здесь кончается берег, понять трудно. Рассказывают, в иных местах можно на плоскодонной лодке толкаться шестом вглубь моря и, лишь отойдя от условной береговой линии на несколько километров, достичь глубины около полуметра.

Конечно, такие воды хорошо прогреваются солнцем и в них кишит богатейшая жизнь, но своенравие Каспия проявляется и в том, что вода может здесь прибывать и отступать, сообразуясь лишь с собственными понятиями, и при таком плоскоземельном ландшафте это грозит неприятными последствиями. Если уровень воды поднимется лишь на несколько сантиметров, это приведет к затоплению сотен метров земли вглубь степи, а отступление воды оставляет заболоченные участки либо солончаки, которые легко принять за твердую землю. Места же, постоянно занимаемые водой, бывает, на многие километры зарастают сплошным камышом.

Поэтому без знающих людей мы даже не пытались приблизиться к северному берегу Каспия. Ну и осознав весь ужас дороги Астрахань – Атырау, мы поняли, что планам нашим относительно расстояний настал каюк. Теперь хотелось только осилить дорогу с минимальными потерями, тем более что запаска у нас с собой была лишь одна.

Не раз и не два мы влетали в полуметровые ямы, подскакивали на внезапных ухабах и неимоверно скребли днищем на веселом этом пути. Но мы не унывали, нам все нравилось. Надо принимать все как есть, и тогда любые – самые дальние, самые суровые, самые непонятные – земли, на которых ты оказался добровольно, будут не чужбиной, а новым, дивным и неизведанным миром. Как бы ни был тернист путь.

Бешено вращая рулем и переставляя, будто заправский чечеточник, ногу с педали газа на педаль тормоза и обратно, вихляя рычагом передач в диапазоне 1–2, я даже успел заметить первых попавшихся нам в степи верблюдов. Почти от самой границы паслись только овцы и коровы и вдруг среди них, как будто заходящие в рыбацкий порт танкеры, появились три величавых красавца.

Они лениво рассекли отару, покрывшую степь, как овчинная подстилка, и величаво двинулись по своим делам дальше. Ноги их ступали брезгливо, будто отряхивая налипшие завитки овечьей шерсти. Верблюды надменно вздымали головы кверху, где низкое небо курчавило такие же завитки облаков – дескать, даже не думай! Их неспешный дерзновенный ход сообщал, кто безраздельный владетель окрестных степных морей. Я засмотрелся на них и едва не съехал с дороги.

Вскоре в степи стали попадаться телеграфные столбы, затем пошли еще пока редкие нефтяные качалки. Близилась цивилизация, и это придало уверенности. В первом же встреченном на пути придорожном кафе мы подкрепились, а наше дитя, пока мы занимались возле машины обычной дорожной суетой – заливали в омыватель воду, протирали фары, – взялось скакать по кучам строительного хлама. И, надо же, нашло старинную монету. Казахстан начинал одаривать нас. Похоже, мы если и не пришлись ко двору, то точно не вызывали отторжения.

До Атырау мы добрались ощутимо за полдень, даже, можно сказать, в повечерие. Двести девяносто километров отняли у нас почти восемь часов времени.

Перед Атырау нас остановили гаишники. Это был не пост, просто на обочине стоял экипаж. Инспектор был в форме, в фуражке и в салатовых почему-то перчатках. Я протянул права, но он лишь отмахнулся.

– Э, наркотики у тебя есть? Нет? Икра красный, черный тоже нет? Проезжай.

Самое время было осмотреть машину. Из повреждений мы отделались лишь небольшой боковой грыжей на левой задней шине. Это было, можно сказать, даром. Мы были целыми, невредимыми, на ходу, хотя и чуть дальше от Мангышлака, чем нам того хотелось бы.

В Атырау мы пересекли реку Урал, которая в Казахстане именуется Жайык. Таким образом, вольно или невольно, но на своей территории казахи восстановили историческую справедливость, вернув доброе имя реке Яик, ни за что ни про что отнятое у нее Екатериной Второй в 1775 году, в горячке после подавления Пугачевского восстания.

Согласно одной из версий, именно по руслу Урала проходит граница Европы и Азии, и мы, стало быть, вполне официально покинули теперь европейские пределы. У себя на Урале мы делаем это походя, бывает, что и по нескольку раз на дню, поэтому трепета особого не испытываем, хорошо если вообще замечаем перемену.

Не заметили мы ее и здесь. Но она, как тот суслик, была. Более того, местные жители называют берега Урала Бухарским и Самарским. Первый – это Азия, второй, стало быть, Европа. Так они и говорят: поехал, дескать, в Европу. Это значит, погнала какая-то нужда жителя Атырау на правый берег реки Урал. Такое обозначение берегов Урала сохраняется до среднего его течения.

Тот факт, что часть территории Казахстана находится в Европе, позволяет, например, сборной этой страны участвовать в отборах на Чемпионат Европы по футболу, а клубам играть в еврокубках.

Европа осталась позади, а вокруг была все та же степь. Правда вокруг Атырау она щетинилась нефтепромыслами, вышками, трубами, электроподстанциями. Все это было поодаль от дороги, а вблизи была ровная травянистая поверхность с блюдцами крохотных водоемов. Пасся разный скот, небо высветлилось и заголубело. Однако пошли сиять по горизонту алые прорехи, ночь грозилась наступить внезапно, по-южному. Превосходная дорога вела по направлению к Актау, совсем не тот окаянный путь, что преодолевали мы в первые полдня. Однако чувствовалась усталость, и пора было начинать думать о ночлеге.