Текст книги "Розовые очки обывателя"

Глава 4
Оборот

Кирилл вышел из дома, ненавидя что было в прошлую среду, пошлость превознемогла рассудочные пытки, что останется людям на покорм скота, риск попыток подраться не был велик, юстиция не знала преград для ласки через инструкции, предлагала всех уволить, отправить в прошлое, сделать рабами желудка, смешать в стакане черное и белое, где жизнь была ласковой в свою очередь, обвивая змеей шею, полную крови, на лице выступил пот, жизнь не была подарком к именинам, что станет с человечеством когда пройду выборы на крайнем юге, там много людей ставших злыми, придут, принесут с собой тяжелые кошельки с нефтяных залежей, не всем подходит человеческое братство, зато удачные выражения – залог успеха обывателя в женском обществе, Осман боялся их, бился с истерикой, гасил на ходу иллюзорный путь в шелках и роскоши, зная наперед, что пройдет с ним не даст для размышления пищу дровами в таежный костер в центре распадка, желая бросить любимую на произвол судьбы, милой к нему и ласковой своей нежностью, силы покинули, оставили ни с чем, на пиве было написано, оборотов в нем не более девяти, рядом были указаны сухой осадок и неожиданно градусы, слабо охлажденный по местной традиции напиток легко пьянил, сбивал настрой на победу, все сдались кроме него и тихо ждали, пока купленный ящик уйдет, сила противоречия не более чем явный перекос в сторону зла, но не злобы, зверея в хорошем настроении, бояться самого себя через призму общественной морали, вынесенной за скобки и во главу угла ставить семиклассника, а его тень, обнимающуюся с нехорошей девочкой, бегущей через лес к волку, что печет пирожки, ждет свое участии, приказа стрелять в него охотникам, поймавшим пантагрюэлем рябчиков для супца, что смирно кипел на легкой белке костра, ждать поворота, но не своего, когда мир не дает шансов застыть от нетерпения, чтобы бояться, а затем избежать расплаты за грех, тяжелый и недолговечный после ужасной ночи, когда ворочался, не зная кто его так любит, чьи нежные руки обнимают, ведут прочь от системы противоречий и антонимов, давших начало гегельянской антитезе, довольной своей ролью в истории философии и общей эпистемологии, шить дело, бить баклуши двумя деревянными ложками, довольствоваться куриными ножками, получившими название окорочка, раньше свинья на блюде меняла свинью на подносе в яблоках, с укропом, истина ждала счастья, а испуг восторга раскаяния, где люди готовились забыть себя, начиналась работа по изменению свободы и полет в конфетах давал приятный привкус суфле, что не мир, то жизнь, и белые березы были забыты после несчастной ночи, далеко до мира под сенью гор, давших новую жизнь, эстуарий ждал за перевалом, уже чувствовался приятный воздух, свежий, точно ночь в постели с Мадонной, на первый взгляд ко всему готовой, на второй отдавшей богачам не более чем треть от своей первозданной сексуальности, возводимой к Лилит, ритм ее сердца был приятен, хотя не все готовились бояться этой напыщенной матроны после ролей в Голливуде, где нежные страстные красотки снимали с себя одежду, давая ей придти в себя и забыть, кто ее звал по имени, а это были вовсе не те что вначале, хотя смысл и назначение истории были забыты к тому моменту, бившему ключом из-под земли, риск забыться и переживать остался на многие годы в пролом, нельзя было жалеть об отношении Корона к Торе, хотя норвежцы всегда поджары и не излюбленно сухи, они стесняются своей страны, полной замечательных событий, вроде войны с финнами, бывшей в прошлом столетии, или два назад не самой лучшей, спокойствие и успех самодовольной ярости стали на одну чашу весов, а знание о древних временах дало чудо в новом поколении, гнет и противоборство, рабство и усталость, трапезы против ланчей, устрицы или мидии, лишь бы совсем не убрали, разнообразия каберне в лавке, истина бьется в истерике, рожь колосится, начинается новый день, никуда

нельзя пойти от ящика с пивом, кроме пляжа, но приятные доски хранят некоторый холод, что вдохновляет, бьется рыбка на удочке, чтобы потом дать наслаждение местным вкусом, их почти не разводят.

Кирилл ударился оземь и превратился в лягушку, никто не хотел его видеть в тяжелые приятные сумрачные дни, когда утро было холодно и никто не боялся что останется не так много времени до падения на землю луну, сильной и независимой планеты, экспедиции на которую дали много лунного грунта, образцы атмосферы и остатки первых луноходов, отличить одно от другого не значит оставить в мире острова счастья, что не есть хорошо, так усталость и рвение, не дающие забыть о падении в спокойной ночи звезд на желание, лягушка скакала по матерчатым холмам, рядом не видно было и толики человеческого тепла, бегали зайцы, одни нападали на других, начался бой и страшный ответ человека труда своему прямому начальнику ставшему врагом для себя в тиши кабинета, бившего в ладони точно, по аудиосистеме можно было определить, кто играет на чем, не паче чаяния джаз, превосходная музыка, там ляга выросла и взорвала словно танцпол под чумовой дотошный хаос, это музыка уже где-то было, ее многие знают, про девочку, она мечтала стать балериной, но не все были согласны с мнением Османа о торжестве турецкого кайфа, под громыхание оружия, нечистоплотные потуги на конкуренцию, жаль нельзя изменить прошлое в свою сторону, располагал к общению Осман, презирая своих сверстников, лягушка стала принимать угрожающие формы, лопнула, появился Кирилл, жалея об обратном перевоплощении, негде взять зло под крыло, чтобы биться с соловьем, трели птицы были божественны, постепенно переходя в репетицию оркестра под умелым руководством прораба, Кирилл решил взывать Османа на драку, несколько приятных маваши, не достигший цели майя, так называемая вертушка, что она хотела сказать его телом, кроме света за горизонтом, в прекрасной стране под торжеством правильной веры и потерявшие надежду на лучший исход любовных утех обыватели боялись и вздремнуть когда раздались возгласы против в федеральной прессе, давшей заголовками указание заткнуться и молчать, а затем пошли извинения, например, министр хотел изменить количество выплавляемой стали, а картель заводов не дал, в другом отсеке правительственного дома уже праздновали начало весны, пели приглашенные артисты, ломились столы от икры и сочной стерляди, ее нельзя было руками, но презрев это напали придворные шуты, разного рода депутаты, что принимают крайне важные постановления, выказывая своим видом, не все еще потеряно и сверстан бюджет, слушая речь лидера, видя в его глазах надежду на победу над тягомотиной и ненавистью людей к представителям другой расы, другой национальности, расслоение общества и виды дохода стали притчей, ее нельзя было высказывать вслух, многие дожидались кухонной перепалки, бились, дрались, звали прочь из горячих летом просторов комнат, не все жались к стенам, точно сексуальные первокурсницы, многие хотели прижаться к любимому в подъезде, но изменилось нечто, жизнь не стала столь громоздкой, и еда претерпела дизайн упаковок, не всем душно от вкуса сексуальной рыбы, к примеру, многие жарят, другие предпочитают копченую, есть и сторонники стопроцентного мясоедства, правда недолго они придерживаются своей фанатичной установки, можно лучше всех взять на сковородку ужа, или сбиться со счету, когда падают с неба холодные градины, бьют по крышам, знаменуя начало зноя, но пока без похвалы со стороны отдыхающих, видевших много раз московские достопримечательности, отдавших этим поездкам годы и дни, ночи в бессонных поездах под раздражающий остальной приятный запах дешевой водки, где укроп и петрушка вступают в конкуренцию с домашним сыром, интересной закуской, вполне гармонично сочетаемой с отсутствием запивки, хотя бы тархун, или бестолочь тоскует, тасуя полные колоды с эротичными рубашками, зная наперед больше, чем было загодя заготовлено для ставки, такой подход не дает выиграть, но бесит своим сексом, а не то чтобы ладони, раскрытые под бабочку или дни без ее родной, Кирилл скучал, а Осман дивился столичным перевоплощениям, можно ведь по нутру, по беспокойству пришлось дабы, а не негодовать относительно его денег, их много, их силы вечно ведут к победе, или взять и оступиться, не то чтобы целиком стоять на своем до конца, забить в деревья гнезда для дятлов, там живут небольшие крохотные комочки – птенцы разных лесных обитателей, добрых поначалу, но когда ночь подходит к утру, вылетающих счастливым клином, вышибая слезу.

Мокасин стоял на перепутье, в ожидании смерти тела, ничего не менялось уже более трехсот лет, люди пошли сильные и верили в идеалы, голь суеты и несчастья павших на поле брани, где не все могли превратиться в сильных воинов, бывших до этой жизни неизвестно где, конфетка из импровизированного ада, испуганные глаза людей, встретивших нечисть, страшные слова в адрес борцов за счастье, они много начудили, испугали, стали собой в один момент, потом перестали выглядеть словно леопарды в лапах ящера, злили сами себя, вдруг откуда ни приберитесь появился оборотень, очень страшный и пугающий в своей простоте, там не было и леса, опушки с кленовыми деревьями, ставшими последним прибежищем, рядом был дом, где жили привидения, предвидение не обмануло, оборотень вел туда, зло и ярость мечты в воскресение, день приятный и тяжелый своим отдыхом, дым коромыслом от ведер на плечах бабушки, она несла для всех, но воины и оборотень изменили будущее, произошли перевоплощения, оборотень стал человеком, а воины не теми, за кого себя выдавали, выдавали своих дочерей, выдавали своих врагов, через много лет выдавали зарплату из шикарного железного сейфа с запахом света и тепла, внутри уют и мечты о поездке в солнечную Болгарию, дискотека, пляж и ором бейвотча, видны флаги, идет течение, ливень бьет секс по волнам, разбрасывая разноцветные брызги в свете радуги пьющей море, вполне красивой для многих, и никто не хотел быть там из них, но оборотень перестал появляться среди чужих, недовольных собой на излете мыслительного потока, в вечерние часы, точно сумерки выбили между людьми зло, росло недовольство масс, хотя и не самое притязательное на первый взгляд, родная речь претерпела изменения за счет красивого игристого, но с того самого дня они боялись секса с не приближенными, гнев переходил все мыслимые границы, в сухом остатке переговоров по делу были и неподписанные бумаги, и проклятие покинуть помещение для переговоров, а зло росло, двигало суточными переживаниями, сила противоречия не самое доброе начинание дня нашло себе покой раскаяния за расплату не более весомую, чем все чем они были дороги отдать своим близким, войны суть враги оборотня, решили генералы, но зло забили между ними символы, что не были разгаданы, одно перерождение одни одни, другое одни другие, затем происходит обмен понятиями для сна и никто не мешает в помощи обездоленным и лишенным крова, крыши над головой, кутерьма настоящего не видения прошлого, что означало не более чем оргазм от злости и побег из действительности, столь суровой и недоброй к проигравшим, сколь значимой для порядках на улицах, мира в сердцах, та стычка переросла в сражение, когда оборотня не смогли завалить, он был недоволен, жил сам по себе в своих мечтах, там где находилось самое ему дорогое – заклинания, не то чтобы очень страшные, но вполне правильные и злые в отношении будораживших воинов демонов, живших на их плечах, можно вынести из боя чувство победы и ликование освобожденных пленных, но само по себе не означает внутри сущего, никто не бьет внутри по органам, не падает вниз со скал, где любовь растит прекрасные сосны и местами недосягаемые кедры, там текут ручьи горного хрусталя и безоблачные высоты влекут покой на конкуренцию воле, в людях самое дорогое становится дешевым и беспокоит в обществе, Мокасин забил в рукоятку меча слова святые, и полетел на оборотня, но облик того испугал счастливого, другие войны падал штабелями, точно перед тысячами достоинств прелестницы очарованной одним-единственным словом, хотя никто не знал что за оборотень, и где его душа, но сдал их, бросил там, хотя и враг, некто стоял за ним более могущественный, чем силы тьмы и более сильный, чем облака над горизонтом, преломившиеся там в отражение суеты мирской, ставшей за себя в один момент, одно тысячелетие, красота глаз воинов пугала оборотня, в них зияла искренняя решимость не объединить с ним усилия в борьбе против злых сил, а уничтожить удобную мишень, и выдавая деньги пачками, иногда чемоданами, Мокасин сожалел что его друзья не прочли в оборотне самое дорогое, что могли, не пошли в поход за замком, где крепостной ров был сам по себе достаточно глубок, а цепи на мостах держались на чем бог послал, буквы летели перед глазами, горели щеки, даже лбы подчас зажигались от шума сражения, начавшегося безобидной стычкой, прошедшей в обиход известных правил приличия, но ставшей сексуальным ориентиром для заждавшихся жен.

Валенсия плыл по течению, надеясь встретить новый день вдали от своих проблем, никто не хотел быть рядом, что происходило с ним несколькими днями ранее, мешало представить в новом свете и бросить вызов на произвол луже, судьба обернулась спиной, ударила в уши кровью, силы покинули, ничто не предвещало грозы, он стал преображаться, не было с ним ни любви к прошлому, ни старых легенд и таинств, но сила во влечении была более крута, чем его мутные восторги по поводу банкротства любимой, никто не стал самым злым в их постельке, не было любви между этих силовых простыней, играл джаз, затем металл, после само собой переключилось на радио, в нем что-то взыграло, наверное сейчас он станет цикадой, вознесется под потолок, взорвется точно люстра с небольшим количеством правильных диодов, силы были через край, если держали мускулы, надежная защита от нападения, точно ноги каратиста или кулаки боксера, но повсюду камеры, следят невыявленные элементы, эта система имеет название, что не произносят кроме как шепот, под отличной простыней, не той что лежали вначале, на ней узоры, вроде испанского графа в обнимку с японской куртизанкой, у нее большие глаза, словно в мультфильме про погоню за счастьем, и когда экран телевизора точно падает, человек становится самим собой, глаза в пол, нет любви между улыбки и самые добрые мысли бьют истерику, что сменяет паранойю на легкую панику, столь приятную на первый взгляд, сколь милую и добрую, пройти в соседнюю комнату, Сен-Симон стал собой на один момент, это произошло в тот тихий вечер в Каннах, они играли в пляжный футбол, скрипел под бутсами песок, кораллы выметало начавшимся штормом, была идиллия, но нечто мешало, затем блюда поднесли очаровательные официантки, там было много чего, но самое приятное – свежая курица, еще не просоленное чистое мясо, в соусе, такому жарка претит, целоваться было страшно, но нельзя без интима, такое равновесие держать в восторге, что люди боятся жалости к себе, но в самый последний момент происходит финальный разгул преступности и вырастает пресса, борется сама с собой, держа на пульсе руку своим приближенным, что готовы сесть на колени и ждать новых свершений, силы Валенсии не самый оптимальный выбор для Сен-Симона, их изголовье у кровати, на которое ложились молоденькие и ждали, телевизор был последней модели, а в соседней комнате звенела прозрачной тонкостью плазма, не совсем такой экран, гроза авторитета, жалить и убивать не тех кто боится, самое счастье начиналось ближе к полуночи, когда приходили в себя настенные часы, они покупали наручники для своих дам, но молоденькие были выше этих экивоков в сторону, что за дело боясь и ненавидеть венчур, счастье держать на узком поводке, гнев под гнетом и страхи оставить в себе самом точно в пещере забыть таинственный светильник, бывший ключом к разгадке этой жизни, никто не боится добра и нового совета, сила человека не совсем в его счастье на большом просторе между полетом любви ввысь и счастьем забыться остановиться не самое лучшее начало дня для миллионов, Сен-Симон просил философии и ждал и верил в чудеса букваря, этой начальной истины, ждали люди новых верований, чтобы не забыться в счастье жизни, прыгнуть с высокого обрыва в море, где живут дельфины, что под ультразвуком убивают даже самые подозрительные идеи – тянуть канат на старой яхте, звенеть в ночи, что плывет и тянет прочь, сила борьбу в ярости к умирающим, вроде оборотня, ставшего своим для многих, вбившего в себя последний шанс на выживание – давший начало миллионам сердец к новому существованию – это не более чем угроза действительности и порядку вещей – сила ловкости в противодействие миллионерам, они дали правила, что не позволили отказаться от миллионов, от самих правил, вроде заключенного Правила, ждущего своего часа в углу, где стоят идиоты, не давшие надежды убиться после несчастной любви, потерянной по плану вышестоящих организаций и символизирующих их людей – одни на всю Москву, забыли кто есть и зачем здесь сами по себе убитые такие ждут приказа остаться в своих сердцах, не выходя за их пределы, но на веру нет времени, и смотреть по сторонам – не значит бояться жалости к себе и своим клевретам, озадаченным происходящем, что мешало людям переживать о будущем когда будут сведены счеты, и на них проступит кто сколько должен и за какие цены можно порешать злободневные вопросы, оставившие в негодование потомкам золотоносную печаль.

Глава 5
Клевреты

Риск заражения после взрыва был невелик, кто бился в экстазе желая вернуть гнет сущего под явление ставшее причиной перехода за рамки приличий, некому было остаться наедине с красивой, юной, полной страсти девушкой, Прана целовала Равиля, жалась всем телом, называла ласковый, родной, любимый, самый верный, доброта ходячая, хотела с него получить на поход в кафе часто ожидала нового события, что не было сильным в ее положении, становилось слабым при не первом приближении, горе и печаль обучали людей по пути на работу, многие не хотели сидеть в аквариумах, некоторые бесились от параллельных загородок, там не было и души честной, и секса наметками, а также бились в стороны жмущие лифчики, с потолка свисала гирлянда, не убранная после праздника, на ней ярко горели сексуальные огоньки, в мусорном ведре томились бумаги, договора на аренду данного помещения, у входа дежурил седоусый охранник, он курил сигару, никто не переживал, что изменится происходящее, но многие боялись ярости и злобы, нечего стало переживать, сами по себе люди были совершенно обычные, не похожие на свои привычки в сексе, Равиль желал ясности ума, но не приходя в чувство бесил своей совестью, когда человек получил по заслугам, не всем пришлось позже его выражение лица, а сами люди видели в этом лишь осколочное восприятие, принцип психологии, позволяющий выбить из задержанного всю правду, жались к углам злые, не похожие на силу в сексе оборванцы, вчера они были еще задержаны для выявления личности, сегодня обыватели приняли их на нижнюю ступеньку социальной лестницы, привели в чувство, ужас напряга в страхе бытия после секса на лестнице, где нельзя остаться незамеченным, но можно выйти в новое измерение, когда секс станет общим местом, слово такое станут употреблять вместо привычных ласковых русских знакомых с детства составных выражений, гнет будет расти, риски падать, словно на бирже, когда ценные бумаги начнут расти в цене, Харитон просил Равиля быть скромнее, тот отнекивался, боялся вздохнуть лишний раз, никто не просил его держать язык за зубами, и он высунул, чтобы не приняли за не своего, а самый момент торжества справедливости был злым и неподготовленный к душевной травме Равиль симпатично визжа, зная, что за то ему дадут, по-простому, снимут со счета, помогут на страховку, перечислят на карту, выберут из души легкие прозрачные струны России, и сам по себе станет чужим в объятиях избранницы, диктуя наследственный приговор поколениям, чтобы они боялись и ждали, не начнется ли новый, ужасающий удар по психике, это очень испугало когда не было шанса начать снова, но после привели в чувство, к тому же избыточная мистика вызывала на разговор, не имея против него ничего интересного, поставленного на чашу весов-лебедь на рынке, закрытом в угоду интересному ценообразованию скромных магазинов, гнетущих и ждущих, ласкающих и ободряющих, бытовало мнение, что не всем по душе такой расклад, но СЭС проверило рынок не один раз, все очень плохо, мясо в рефрижераторе, овощи на деревянных полках, все домашнее, свежее, злое и часто ужасное, но силы покидали Равиля когда он начинал набирать, силы не больше всполоха действительности, Сатир улыбался, не требуя доказательства верности, что стеснение подчиненных было уместным, не самым тяжелым для души, но в то же время злым и априори самодовольным, где жизнь издевается над заключенными, там есть место идее злоключения, можно найти ключ, переставить с серебра на золото, точно проба на весах чугуна, старый подход к торговле, а сейчас нет и возможности взвесить пучок редиса шерстью, на другой чаше – идеальный дынька, там и грузики не нужны, в виде фигурок диких животных, деньги падают в передник, женщины улыбаются, предвкушая скорый и незамедлительный отъезд в деревню, где им будут рады, там все, а здесь останутся голодные москвичи, злые на себя в одночасье, перерыве на обед с телевизором в общей столовой, где морс больше напоминает жидкий компот с невнятной долькой сочного яблока из варенья, сваренного не по старинным рецептам.

Равиль улыбался, не жалея что раньше переживал о сексе, Вариант спорил в это время с любовью своей жизни о самом важном, где найти секс, но все перемешалось в его голове, не было ни малейшего момента в существовании как единицы, до того силы оставили и было не нужно больше ждать любви в переулке, что снился ночью, жались к углам озабоченные первокурсники, щемили сердце оставлены своими друзьями милые и добрые красавчики, подтягивали слюнявчики, забивали в углы гвозди о тяжелый пол бывший в углах намеком на схождение параллельных прямых, но силы оставили человека, что был незаметен в углу, силы были важны для того что будет сущим через много лет, жались к углам другие люди, хотели бросить на произвол судьбы печаль сущего, мироздание не есть прикол над людьми, суть перерождения в прошлом изменении изначальных грехов, где взять боль за милоту, яства истцов предоставить себе под дых выбив гвоздь ключом, юность не порок усталости и ясность ума не есть залог справедливости, когда убивают и ты боишься или кажешься себе самым лучшим в объятиях сна и боли самой настоящей, пришедшей в обмен на усталость и счастье сущего, бывшее в урках злодеев, обокравших морг на предмет медицинских принадлежностей, сами люди не предмет для рассуждения, их обиход прост, в момент когда Равиль боялся своих друзей, они грозили самыми страшными проклятиями, что произнесут, и бросят всех против всех на зло сущего, слова не есть ознакомление с протоколом на приеме, силы не будут расти, если сбивать их в сторону, а там не самые важные люди собрались, можно их перестрелять за несколько мгновений, а те боятся, забивают в столы блюда обеденные, зачем им секс, думают проходящие мимо избиратели, им требуется больше чем другим, хотя негативизм в отношении борьбы за свои права, Грамота плевал на всех с высокого этажа, ждал мира и покоя на переходе из юности в отношении правил приличия не было разногласия при условии, что всем нужна согласованность, действия есть общее, а замысел творца, здесь не место для вражды, полагал Парение, претворяя коварный план в жизнь, ему требовалось не более сорока минут для зла в отношении подчиненного, но те кто был рядом боялись его, силясь превозмочь ненависть в своих плотно забытых душах, стиль жизни не тлетворное влияние Востока, красота речи не самое чудовищное что бывает, гремит слова в отношении спокойных людей, гнетет разум за здравие когда одни остались в темных комнатах, полных снега и зла в отношении добра, здесь не всем место для остановки, оборотень был готов к перевороту, воины были в прошлом сейчас озабоченные своим сексом обыватели, знакомые по газетным вырезкам и телевизионных всхлопам, сам по себе он находился в трех временах, а сила на исходе дня росла от прикосновений обвивших его члены прелестниц, они ждали явной перемоги, пока не подоспела подмога, знание дает сущему не более процента ясности, остальное берет интуиция, под крыло бройлера, некстати говоря о жизни, бьется сердце в переполохе, сами по себе люди не стали бы противодействовать оборотню, но их души, силы, жалость к потерпевшим – привели к защите благого от недоброжелательных элементов, что взять на мушку – остается на совести стрелка, самим людям приходится часто ошибаться, сдавать назад, где их силы, сами они не те, за кого выдают себя, по причине долгой борьбы с оборотнем и его эманациями, что сделать с силой, идущей от него, не знали дружные друзья, боролись и одновременно ненавидели, хотя им не пришлось в эти дни быть вместе и видеть в глазах оборотня прошлую жизнь, возможно оборотня маленького, когда он не отличался от остальных, был сам по себе другом другим людям, а не врагом озлобленных сердец, мечты привели к отказу от счастья, пыльные ночи ужались в истошном отказе от дотошности, забывать слова, сдаваться на милость победителю – не более чем условность, она остается один на один и никто не верит что чудо – мечта для всех, не самая лучшая и благая, забывая ярость и ненависть, оставить в друзьях самых достойных, что дают оторваться, плясать на танцах, звенеть деревянными яйцами, ставить в укор своему виду недостаточное желание быть сильнее вида другого, хотя не всем подходит счастье и ярость для силы, бьющей ключом, точно источник в раю, где нет правых и виноватых и все счастливо пляшут, формируя рассудок среди ясного неба, в желании драки ненавидеть подлинный мир, явленный в один момент для счастья, ненависти в любви и победу над злыми врагами.

Равиль вышел из себя, прознав что оборотень его друг, это не было свершение для последнего, юбки спали на пол перед наглецом, силы покинули мощное тело, жизнь не была ведомой относительно сил любви, кто мечтал о будущем, станет человек для большинства, но явь не последнее место занимает в человеческом организме, жались к углам озабоченные деятели искусства, их мины не были добры, но ясность была нарушена, когда пришли враги и задали простой вопрос, что человек должен для них изменить в будущем – это стало неплохим словом относительно человечества, произнесенным после напутственной речи, где звучало разное, но не было сил держать себя в руках, кто против людей, спрашивал оборотень, но его не слушали, в первую очередь Равиль, Становление вбил между своими людьми осколки тепла и счастья, что взял напрокат по сходным ценам, не было милым для силы боли нечто ставшее для многих уроком, и человек уничтожал в себе ярость, ясность ума меняя на чрезмерные зверские подходы к землячеству из которых следовало напрямую не то что ждет в себе героя, но бьет по рукам, по самому естеству и зверству, из чего следовал вопрос – где найти человека, ставшего для всех болью, нанесшего непоправимый вред системе, в чарах оборотня было нечто соленое, его мечты, силы, самые потайные желания стали чем-то вроде дня без работы, бившего на край через силу, проходящую по гниению цветка, в общем настрое не было мрака и печали, в этом не было сомнений, при том люди пошли неправильные, стали вбивать между друг другом предлоги для злобы и ненависти, чтобы обойтись без потерь и зверство уничтожал на месте, когда пошли разговоры, Сопротивление пошел к своим друзьям и спросил, что им делать после отказа от вражеских потерь, нанести врагу поражение, перенести в будущее, и там упиваться своей кровью, помноженной на дефицит внимания и бившей розе край яростного глотка, когда люди извинились, перед ними пошли вопросы, жареные факты и падение метеоритов, люстры качались, так падали, оборотень был наверху, перед глазами Равиля, Сопротивление нашел в себе силы остаться один, где нет любви и ярости, и одни и те же мелочи кажутся чем-то большим по сравнению с любовью, это бьет по человеку, силы тают, о чем многие говорили, тают надежды, плывут по горизонту облака и наносят удары по похмелью, что взять с тех, кто идет на поводу системного подхода, извивается меченосцем, бьет против защитника на поле, где Лацио и Рома сошлись в дополнительном тайме, все знают, что несчастен печально, гнев гнетет и алчет отмщения движение, все не более чем зверство – можно вести о том речь и быть сходным с оборотнем, давшим начало новому дню, там наступят тяжелые времена, не будет средств к существованию, заседание открывая, дать знать о своем подчиненном, имевшем известное реноме и заявившем не более трети от совокупного дохода, когда убийство станет легальным, и короткоствол будет признан для большинства оружием гражданской обороны, многие пойдут на дело, смакуя острые моменты боевиков, для чего собственно дают знать о себе волшебные существа, не может быть открыто в одно мгновение, станет ли это зло печально открытым, или приведет к ужасающим последствиям, например, многие будут открытыми перед лицом человека труда, станут добиваться зарплаты достойной улучшения условий, эдакие гангстеры от трудового кодекса, где все права, и многие не ясны, что такое ревность по сравнению с изменой государственному строю, можно спросить прямо, презрев опасность, зная, что оборотни бьют про нервам, ненавидя, что произошло, и дав надежду следующим поколениям, идущим за ними с распростертыми объятиями в отношении грехов, в которых погрязла страна, нет ничего ужаснее греха и ярости человека, не получившего свои кровные, не ставшего частью системы, не бившего мимо, когда надо было проиграть, когда уже силы покинут ускользающие надежды и томление любовных утех не будет равно работе мозгового аппарата, хотя многие сдаются, и все переживают первое знакомство, рукопожатие словно легитимированный мужской поцелуй, юдоль разврата и нечистоплотность счастья, помноженную на ненависть людей к горести и презрению в трудные часы, Равиль вышел из себя, грозно озирался, кто с ним, ужели те самые и в столь ранние часы для работы и счастья, что печаль хранит, он нанес оборотню несколько выверенных ударов, и дал знать, что верит в чудеса, но их не было видно из потерянного воспоминания.

Человечество подошло к границе, не видя перед собой что можно изменить перед сущим беспорядком, ситуация была аховая, многие переживали заново свое рождение, другие шли наперекор судьбе, кто прав, определит следствие из заявленных посылок, местами не было приятно противостояние оборотня и воинов, а клевреты были злы и передергивали нерасторопные мгновения своей посыльной в целом жизни, им стало плохо в один момент, жизнь человека не стоит и стрелы, сломанной в результате травмы, полученной на футболе, когда начнется война не на жизнь, а на смерть, многие сдадутся, другие пойдут прочь, ожидая расплаты, кто им дал силы убиться от таких передергиваний в совесть или на что менять чудодейственное лекарство, полученное от кощея, хотя зло так торжествовало, мир не был злым в отношении людей, им было некстати тяжело принять свою участь, на улице было безлюдно, но прогуливались пары, и их силы таяли при виде зла, нанесенного одним другому, летал оборотень, пугая разношерстных обывателей, ситуация бесила, край был в тяжелом положении, никто не переживал – многие сдались на милость павшим, решимость таяла, жизнь шла под уклон, но кто найдет прочие причины чтобы биться с врагами, для этого не было и души на продажу, и сил в которых можно изменить, людской поток на разность потенциалов и одни накинутся на других, а прочие останутся в тени презирая суть вещей, вглядываясь в тягомотную пустоту, где разноцветные визуалы бьют бьют тревогу по людям, оборотень ждал расплаты, что стоит мир – не более пары мгновений в объятиях были тяжелые дни проведены, силы уходили, оставив место для радости от счастья, жарили на километрах ужей, и они сходили в сезонный урожай, что дать людям, кроме сиюминутного торжества, некстати позвать на помощь, Впрол звал по имени Саидбека, тот бился за зал, но никто не хотел его обнять по-людски, жались к ограде злые, непохожие обыватели, они снимали точно очки, звали на помощь, но означенные господа прошли, махая руками, словно звали такси, а шофер бился с ними за лишнюю пятя-хатку, кто им даст секс – вот вопрос, лунный вечер, звали на позолоту, а где взять секс – кто человек, что стоит за всеми, не самый лучший товарищ, и их негатив перейдет в новую ипостась, там не будет правых и виноватых, станет зло кругом и позовет на помощь темные силы, когда будут биться правые и виноватые, их силы и зло плюс мир между зовущих лилий рискнет будить прочих своим одним видом, кто человек против зла преисподней, слова имеют изначальный смысл, самый важный в ярком подобии утренней зари, открытые ставни, что им даст ярость и счастье – они не самые лучшие люди, некстати говоря против них играют мирские страсти, зовут прочь, а кто тот, что прибьет в один момент, станет на колени молясь, презрев секс на грани самодовольства, жарить на солнце печальный облик в изголовии ужа, пройти прочь, когда нет никого рядом, чтобы успокоить, позвать на помощь, дать насладиться своим достоинством и первым рангом в силу первозданного греха и гнева ревности в противовес измене на изломе силы в обличье сексуального кайфа, но гнев гнета падения в прямые стрелы, древки копий бьют в щиты, там что-то не то, хотя люди изменились, прошлое продолжало поставлять секс в картинах своих буйных красок, маргинальные потуги на призвание были против таких оборотов, но оборотень прогневал сущее, что дало шесть с половиной оборотов в пиве, там не было и тени алкоголя, счастья, в чем можно сомневаться, хотя секс и не является чем-то выше нежели сладострастие, но именно за счет своей природы имеет вес, хотя были названы причины для ударов по плечам, люди стали переживать, что будет невдомек никому проблемы взять, жались в изгородь приятные студентки, отходили озабоченные первокурсники, стремясь сбить накал борьбы, кто им даст секс – вопрос занимал, вел против приличий, не конфронтацию с общественной моралью и тревогой социума за своих чад, некстати секс перешел все границы, многие знали об этом, и переживали с учетом взятых ранее обязательств за выполнение коих знакомые требовали определенную взятку, что не будет дана с учетом означенных правил, идущих в противоречие с буквой закона, дающей номинальную защиту, шепот секс сиюминутно требовал расплаты за поздний ужин, но мир не был ярким примером борьбы со злом, когда добро взяло за уздцы, не осталось сомнений в его ясности – глаза не пропали, но в них было много счастья – довольно само собой, тем что прошлое не будет известным антипримером.