Текст книги "Проспекты советской Москвы. История реконструкции главных улиц города. 1935–1990"

Крестовские башни: взлет и падение

Весомым, грубым, зримым рубежом, отделявшим старый отрезок проспекта (то есть 1-ю Мещанскую) от его новой части, являлись две Крестовские водонапорные башни. В 1892–1896 годах их построили в качестве важного элемента нового Мытищинского водопровода.

Башни давно уже не существуют, москвичи стали о них забывать, однако в последние годы интерес к ним заметно вырос, в первую очередь благодаря книге, посвященной зодчему М. К. Геппенеру[54]54
  Московский архитектор Максим Карлович Геппенер. Известный и неизвестный. М., 2010.


[Закрыть], который и спроектировал эти сооружения. Естественно, книга представляет Максимилиана (или Максима) Карловича ярким представителем архитектурного племени, хотя на самом деле был он просто-напросто честным, но не хватавшим звезд с неба профессионалом, более ремесленником, нежели художником. Все его творения отличались крайней угрюмостью и тяжеловесностью, даже если это были учебные заведения или жилые дома, которым мрачность противопоказана в корне. Но в проекте водонапорных башен он превзошел самого себя. Страшно толстые, кажущиеся из-за этого приземистыми (притом что на самом деле высота их была немалой), отделанные в духе средневековых крепостей, они вызывали малоприятные ассоциации с башнями московской Бутырской тюрьмы. И эти чудовищные сооружения мудрецы из городской управы решили поставить на площади перед Рижским вокзалом так, что они замыкали перспективу 1-й Мещанской улицы!

Вообще история Крестовских башен может служить ярким примером тупоумия московской администрации предреволюционных десятилетий. Их постановка прямо на трассе важнейшей городской магистрали с оставлением между ними узкого (всего 12 метров) проезда-щели наглядно свидетельствует об отсутствии у городских руководителей видения даже ближайшей перспективы развития Москвы. Да и сам широко разрекламированный в свое время новый Мытищинский водопровод, на сооружение которого ушло немало денег и времени, оказался практически непригодным для водоснабжения столь крупного города, как Москва. Да, с помощью таких башен можно было обеспечить водой Наровчат, Моршанск, Пропойск или даже Курск, но для миллионного города, в котором начинали появляться дома в семь и даже десять этажей, создаваемого башнями напора хватить не могло. Этот немудреный факт стал очевидным сразу после открытия водопровода, и московской управе срочно пришлось вкладывать новые миллионы из городского бюджета в строительство еще одного, теперь уже москворецкого водопровода. Да и он, честно говоря, стал всего только паллиативом, лишь частично решив проблему водоснабжения постоянно растущего города.

Разительным контрастом служат энергичные меры по обеспечению Москвы чистой водой, принятые советским правительством и руководством Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) в 1930-х годах. Великолепный канал Москва – Волга надолго снял все проблемы в этой сфере и сегодня продолжает оставаться основой водоснабжения столицы.

Потому-то Крестовские башни стали ненужными всего спустя тридцать лет после постройки. В них даже одно время размещался Музей истории Москвы, но очень скоро стало ясно, какую помеху создают они нормальному функционированию магистрали, да и уродливый внешний вид этих монстров не внушал ничего, кроме священного ужаса. И потому последовавший в 1940 году снос незадачливых творений Геппенера не вызвал особых сожалений.

Правда, в проектах некоторых зодчих 1930-х годов встречаются попытки сохранить башни в качестве некоего «памятника старины» неопределенного назначения. Но и эти «ревнители старины» не решались оставлять чудовищные башни в первозданном виде и старались хотя бы чуть-чуть облагородить их внешний вид путем приделки им каких-то довольно нелепых венчаний в виде корон или гигантских корзин. «Улучшенные» таким образом силуэты башен можно видеть на перспективном виде Крестовских путепроводов, спроектированных М. С. Жировым, или на проекте планировки Дзержинского района, выполненного в мастерской Г. Б. Бархина. Сии наивные эскизы представляют определенный интерес для истории московской архитектуры, однако вряд ли их можно рассматривать всерьез.

Перемены Ярославского шоссе

Сначала московские строители сосредоточили свои усилия на 1-й Мещанской улице – ближайшем к центру отрезке новой магистрали. Однако путь к сооружавшейся ВСХВ пролегал не только по ней, но и по Ярославскому шоссе, состояние которого никак не соответствовало парадному и торжественному облику формируемого выставочного комплекса. Тем самым перед архитекторами и строителями во весь рост вставала новая задача – привести в порядок (хотя бы относительный) не только Мещанскую, но и Ярославское шоссе.

Асфальт 1-й Мещанской сменялся здесь шоссированной грунтовой дорогой, кое-где имевшей булыжное или щебеночное покрытие. Об инженерных сетях, освещении шоссе и прочих городских удобствах даже речи быть не могло.

От 1-й Мещанской улицы Ярославское шоссе отделялось путями Октябрьской железной дороги, через которые был переброшен старый путепровод. В свое время полное игнорирование интересов городского хозяйства, перспективного развития города, не говоря уж о вопросах его архитектурно-художественного оформления, привело к постройке в разных районах Москвы десятка таких безобразных, 10-12-метровой ширины путепроводов, проезжая часть которых обрамлялась глухими деревянными барьерами выше человеческого роста, чтобы лошади не пугались проносящихся внизу паровозов.

Вдобавок это жалкое дореволюционное творение не следовало трассе магистрали, а проходило под прямым углом к железной дороге – для сокращения длины мостового перехода. В результате прямо попасть с Мещанской на Ярославское шоссе было невозможно. За Крестовскими башнями транспорт довольно круто поворачивал вправо, преодолевал (с большими проблемами) путепровод, поворачивал налево, на 2-ю Мытищинскую улицу, вновь направо и лишь потом вываливался на Ярославское шоссе, то есть возвращался на исходное направление. Пропускная способность этой узкой и извилистой дороги была ничтожна.

Ширина путепровода была настолько мала, что даже трамвайные пути можно было проложить на нем только в одну нитку. Тем самым состояние транспортной связи района будущей выставки с центром города можно была расценить как катастрофическое.

Странно, что и сегодня находятся лица, на все лады расхваливающие старую, дореволюционную Москву и, в частности, ее «великолепный» транспорт: «Надеемся, читатель с чувством гордости (ни более ни менее! – А. Р.) прочтет о том, что к 1917 году столица (Москва таковой в 1917 году не являлась. – А. Р.) имела самую развитую в России телефонную сеть, лучшее в стране трамвайное движение» и т. д. и т. п.[55]55
  Писарькова Л. Сердце России // Строители России. XX век. Москва начала века. М., 2001.


[Закрыть]

Чтобы разобраться, насколько обосновано может быть это самое «чувство гордости», стоит привести мнение лица, которое о той «благословенной» эпохе знало не понаслышке, поскольку само жило в те годы: «Взяв от Запада устаревшие и почти негодные для передвижения трамваи, электричество, телефоны, дома-небоскребы», Москва «осталась примитивным, наивно-нелепым городом»[56]56
  Гинц Г. Фальсификация архитектуры в Москве // Архитектурно-художественный еженедельник. 1916. № 49.


[Закрыть]. В свете этого отзыва состояние общественного транспорта в других городах Российской империи должно было быть просто ужасным, чтобы «почти негодный для передвижения» московский трамвай оказался «лучшим в стране». Кстати, к 1917 году в Лондоне уже более сорока лет работал метрополитен, и этим видом городского транспорта успели обзавестись с десяток европейских и американских городов. Нет, пожалуй, рекомендуемое «чувство гордости» может испытать лишь очень легковерный читатель!

Ликвидировать тяжелое наследие прошлого, подтянуть городское хозяйство Москвы до уровня лучших городов мира предстояло советским градостроителям. На Ярославском шоссе они начали с самых простых, не особенно заметных, зато практичных мероприятий. Проезжую часть расширили, придали ей оптимальный профиль, покрыли асфальтом. Вдоль шоссе выстроились опоры осветительной сети. И уж совсем не бросалось в глаза наведение порядка в подземном хозяйстве – прокладка водопровода и канализации.

Особое внимание было обращено на транспорт. Предполагалось, что ВСХВ ежедневно будут посещать до 100 тысяч человек, большая часть которых будет добираться до цели по Мещанской и Ярославскому шоссе. Зигзаги старого Крестовского путепровода никак не могли обеспечить пропуск транспортного потока, направлявшегося к выставке. Тем самым первоочередной задачей становилась коренная реконструкция пересечения с железной дорогой. Было принято ответственное решение о сооружении здесь цепочки из двух – Большого и Малого – Крестовских путепроводов. Большой перекрывал пути Октябрьской железной дороги, Малый проходил над соединительной веткой. Свободный от стальных путей участок между двумя путепроводами пролегал по насыпи. Само собой, переход прокладывался над железной дорогой под острым углом – так, чтобы выдержать направление магистрали и исключить какие-либо зигзаги. Проектируемое сооружение имело невиданные в Москве размеры: его ширина составляла 40 метров (притом что самые широкие из старых мостов через Москву-реку были шириной всего-навсего в 28 метров!), а общая длина перехода с подъездными эстакадами составляла более километра!

Первый проект архитектурного решения выполнил в 1935 году архитектор М. С. Жиров. Основное внимание он сосредоточил на соединяющей два путепровода насыпи, предложив сделать ее «местом отдыха» (!) и в соответствии с этим поставив по ее сторонам длинные и высокие колоннады[57]57
  Шнайдратус В. О. Новый Закрестовский путепровод // Строительство Москвы. 1935. № И.


[Закрыть]. По мысли автора, такое решение придало всему сооружению необходимую монументальность. Какой отдых можно было организовать близ оживленной магистрали, в дыму, извергаемом пролетавшими в нескольких метрах отсюда паровозами, М. С. Жирова, очевидно, не заботило.

На представленном им эскизе отчетливо просматриваются силуэты Крестовских водонапорных башен, увенчанных новыми легкими ярусами, слегка напоминающими короны. В таком виде архитектор трактовал башни как архитектурно-пространственное начало путепровода – конечно, после соответствующей реконструкции и надстройки. В то время, всего за пару лет до ввода в строй канала Москва – Волга и Сталинской водонапорной станции, еще невозможно было себе представить, что водоснабжение Москвы обойдется без Крестовских монстров.

Проект Крестовских путепроводов. Архитектор М. С. Жиров. 1936 г.

Чрезмерно усложненный, и при этом несколько наивный, проект Жирова утверждения не получил, и дальнейшую работу над путепроводами поручили коллективу в составе инженера Ю. Ф. Вернера и братьев-архитекторов К. Н. Яковлева и Ю. Н. Яковлева. Начатое в 1936 году строительство было завершено спустя два года.

Параллельно налаживалось нормальное транспортное сообщение с будущей выставкой. В 1938 году трамвайные пути на Ярославском шоссе перенесли с его правой стороны на левую, на отдельную полосу (там они оставались до самого конца XX века). Сооружались новый трамвайный подход и станции у Главного (ныне Северного) входа на территорию выставки, прокладывались подъездные дороги для автомобилей. Все транспортные сооружения, призванные обслуживать ВСХВ, были построены и сданы в эксплуатацию в середине июля 1939 года. Движение трамваев по новой линии началось в день торжественного открытия выставки – 1 августа 1939 года. Ежечасно к входу на выставку подавалось около 100 вагонов. Вдоль шоссе к ее территории пролегли трубы водопровода и канализации.

Первые успехи

Быстрая модернизация инфраструктуры позволила приступить к строительству многоэтажных сооружений, среди которых особо выделяются два крупных здания, стоящих на подходе к выставке. Шестьдесят лет назад они, возвышаясь среди окружающих трущоб, образовали торжественные пропилеи. Левое здание (нынешний дом № 105 по проспекту Мира) – типографский комбинат, выстроенный в 1936 году по проекту М. Зильберглейта, инженеров К. И. Абрамовича, С. Б. Кагановича и украшенный рельефными аллегориями, олицетворяющими право советских граждан на труд, образование и отдых. Напротив, через проспект, – жилой дом под № 124, точнее, целый жилой комбинат Наркомтяжпрома, по идее своего автора М. Гунгера составленный из разновысотных объемов. В 1939 году рядом с нынешней станцией метро «Алексеевская» началось строительство большого жилого дома (теперь № 116) по проекту М. К. Дормидонтова, однако завершить его до войны не успели[58]58
  ЦАНТДМ. Ф. 2. Д. 10537.


[Закрыть].

Жилой комбинат Наркомтяжпрома. Архитектор М. Гунгер. 1936–1938 гг.

На остальном протяжении шоссе по сторонам его по-прежнему стояли маленькие, ветхие домишки. Сегодня контраст между их убожеством и подчеркнутым блеском комплекса ВСХВ наверняка производил бы на зрителя неприятное впечатление, но в конце 1930-х годов такое сравнение вряд ли кому-либо могло прийти в голову. Ведь такие же, если не худшие хибарки составляли девять десятых застройки любого советского города того времени, и все прекрасно понимали, что избавиться от этого жалкого, но слишком громоздкого наследия прошлого невозможно ни за год, ни за пять лет.

Привлекало внимание другое – асфальтовое покрытие спрямленной, расширенной и спланированной улицы, электрическое освещение, трамвайная линия на отдельном полотне. И как первый, но уверенный шаг к светлой цели, символом которой могла рассматриваться ВСХВ, расценивались упомянутые выше великолепные здания типографии и жилого комбината.

Типография Гознак. Архитекторы М. Л. Зильберглейт, инженеры К. И. Абрамович, С. Б. Каганович. 1936–1938 гг.

Не столь заметным, но не менее важным для города было другое достижение советских строителей. В 1927–1935 годах на улице и в прилегающих к ней кварталах появилось несколько современных школьных зданий. Они несли на некогда глухую окраину, единственным образовательным учреждением которой была церковно-приходская школа, настоящую культуру.

Первую, совсем маленькую школу выстроили в 1927 году в Кулаковом переулке (дом № 7). Сначала она состояла всего из семи классов, гардероба, двух кабинетов и библиотеки. Потом к ним добавили физкультурный зал с раздевалками, столовую и прочие вспомогательные помещения. Затем зодчие ударились в другую крайность, соорудив в 1931–1933 годах по проекту того же Антонова школу (ныне проспект Мира, 101в) на полторы тысячи учащихся. Огромное здание оказалось неудобным для образовательных целей, и его вскоре передали научной организации. Особенно быстро стали появляться школьные здания с середины 1930-х годов. В 1935 году были выстроены эффектная четырехэтажная с примыкающими двухэтажными флигелями школа (ныне дом № 87) по проекту Аркина, школа по улице Цандера, 3 (архитектор В. А. Ершов), в 1936-м – школы на проспекте Мира, 128 (архитектор К. С. Рыжков) и 95 (архитектор А. Н. Душкин). Причем последняя сооружалась из крупных блоков[59]59
  Рогачев A. В. В московских мы учились школах… М., 2001.


[Закрыть].

Однако в дальнейшем темпы преобразования всего прилегающего к ВСХВ района резко снизились вследствие вполне объективных причин. В 1939 году на Большой Алексеевской улице решено было построить квартал из 23 шестиэтажных домов, причем осуществить стройку планировалось с использованием опыта поточно-скоростного строительства на Большой Калужской улице. Как проекты домов, так и организация работ в значительной степени следовали проверенным там образцам[60]60
  Вечерняя Москва. 1939. 26 марта.


[Закрыть]. Реализация этого плана стала бы важным шагом на пути развертывания крупномасштабного строительства и, как следствие, скорейшей ликвидации жилищной нужды. Два первых дома даже были заложены 1 апреля 1940 года[61]61
  Выступления по докладам. А. Г. Мордвинов // Архитектурные вопросы реконструкции Москвы. Материалы VII пленума правления Союза советских архитекторов СССР 8-12 июля 1940 года. М., 1940.


[Закрыть]. Однако свои коррективы внесла быстро ухудшающаяся внешнеполитическая обстановка. Сначала перенацеливание бюджетных средств на военные нужды затормозило начатые было подготовительные работы, а затем грянула война.

По тем же причинам сначала замедлилось, а потом и вовсе прекратилось строительство грандиозного полиграфического комбината, который планировалось разместить на подъезде к Главному входу ВСХВ (в то время он находился на месте нынешнего Северного входа со стороны современной улицы Эйзенштейна). Проект комплекса разрабатывался в 4-й архитектурно-проектной мастерской Моссовета архитекторами И. Голосовым, П. Антоновым, А. Журавлевым, М. Хомутовым. На участке с нынешним № 125 с 1937 года строились здание нотопечатни, типография Гослитиздата, комбинат цветной печати[62]62
  Строительство Москвы. 1938. № 4; 1937. № 23–24; 1936. № 12.


[Закрыть]. Когда один корпус был почти готов, а другой находился в стадии строительства, последовало решение об изменении их функционального назначения. Теперь там должны были разместиться организации, связанные с кинематографом. В частности, корпус Гослитиздата передавался киностудии «Мостехфильм», рассчитанной на выпуск ежегодно 75 звуковых фильмов на научно-технические темы. Голосов, Антонов и Журавлев опять взялись за дело, в 1939 году изменив первоначальный проект в соответствии с новыми требованиями[63]63
  ЦАНТДМ. Ф. 2. Д. 28014.


[Закрыть]. В результате этих пертурбаций к 1941 году вполне готовым оказался лишь один корпус (ныне № 125, строение 1). Зато впоследствии вся прилегающая территория оказалась прочно оккупированной кинематографистами – неподалеку поселились Центральная киностудия детских и юношеских фильмов имени Горького и Всесоюзный государственный институт кинематографии (ВГИК).

Кирпичные и крупнопанельные гиганты

Военные 1940-е мало отразились на облике проспекта. По-настоящему взялись за него в следующее десятилетие. Вот тогда-то, почти точно на полдороге между «Рижской» и «ВДНХ», возник один из самых замечательных архитектурных ансамблей Москвы (проспект Мира, 99-103 и 118–122). Задача сооружения не отдельных, соперничающих друг с другом домов, а единых ансамблей была поставлена московским зодчим давно, еще в 1920-х годах, но результаты были ничтожны. Тем весомее заслуга архитектора И. Ловейко – руководителя коллектива проектировщиков (по жилым домам – сам Ловейко, С. Ханин, Б. Браиловский, инженеры А. А. Румянцев, И. И. Турков, по административному корпусу – A. M. Сорокин и инженер М. Ю. Астряб) ансамбля на проспекте Мира.

Строительство жилого комплекса по проспекту Мира, 118–122. Архитекторы И. Ловейко, С. Ханин, Б. Браиловский, инженеры А. А. Румянцев, И. И. Турков. 1956 г.

Напротив друг друга поднялись 13-14-этажные здания, справа – жилое, слева – предназначенное для института «Гипромез». Вертикальность их объемов подчеркнута четким ритмом лопаток. По сторонам этих двух огромных для того времени зданий выросли протяженные десятиэтажные жилые корпуса, отделяющие от проспекта обширные зеленые дворы, где расположены спортплощадки, детские сады, ясли.

Вообще тема жилого ансамбля, состоявшего из центральной части в 14–15 этажей со сложным планово-объемным решением и фланкировавших его десятиэтажных корпусов более лаконичных очертаний, получила в московском зодчестве первой половины 1950-х годов весьма широкое распространение. Подобные комплексы проектировали В. А. Сычев и М. П. Бубнов из архитектурной мастерской Мосгипротранса в Резервном проезде, Б. Г. Бархин, Н. И. Гайгаров, М. М. Лерман из Военпроекта – на Смоленской набережной. Да и сам И. И. Ловейко со своими соавторами предлагал соорудить аналогичные комплексы на Бутырской улице и Краснопресненской набережной. Судьба всех этих замыслов оказалась на удивление схожей: заказчик начинал строительство с одного из боковых корпусов, а когда дело доходило до широко задуманной центральной части, быстро терял интерес к грандиозным проектам.

Лишь ансамбль на проспекте Мира почти удалось довести до конца. Почти – потому что на своем завершающем этапе строительство попало под пресс «борьбы с излишествами». Из-за этого последний, северо-восточный корпус лишился большинства элементов внешнего декора и ныне смотрится несколько жалко среди своих соседей. Но в общем на фоне увешанных декоративными колоннами и фронтонами зданий конца 1940-х годов комплекс выглядел достаточно строго. Правда, проектировщики «Гипромеза» все же не удержались и снабдили его главный вход огромной дверью, напоминающей дверь Исаакиевского собора в Ленинграде.

В первые годы после окончания зданий перед их фасадами еще торчали старые двухэтажные домики – остатки жалкой застройки бывшей Троицкой дороги. К счастью, сегодня на всем протяжении проспекта не осталось ни одного следа этой старой, затхлой Москвы.

В отличие от 1-й Мещанской, где творения Аркина и Машинского из-за своих преувеличенных размеров разрушали складывавшийся ансамбль, четырнадцатиэтажные дома Ловейко оказались сомасштабны более широкой в этом месте магистрали. В целом комплекс мог бы стать доминантой, подчинившей себе весь отрезок проспекта от Крестовского путепровода до ВСХВ, но этому помешало не слишком удачно выбранное место. Мощному акценту попросту оказалось нечего акцентировать – здесь нет ни площади, ни пересечения проспекта с другой важной магистралью, ни даже каких-либо интересных форм микрорельефа. И большинство движущихся по проспекту людей даже не замечают ансамблевого характера застройки этого участка.

В те же годы разворачивалось строительство в начале новой части проспекта – сразу за Крестовским путепроводом. С правой стороны магистрали выросли два представительных здания. Первое, предназначавшееся для Машгиза (№ 14–18 по Ярославскому шоссе, ныне № 102 по проспекту Мира), было выстроено в 1954–1955 годах по проекту В. А. Бутузова. Десятиэтажный жилой дом под № 22–26 по Ярославскому шоссе (ныне проспект Мира, 108) между Графским и Кулаковым переулками спроектировал авторский коллектив в составе архитекторов Я. А. Аир-Бабамяна, Б. Ю. Бранденбурга, В. Н. Соколовой, инженера Г. В. Чернышева[64]64
  Городское хозяйство Москвы. 1951. № 4.


[Закрыть].

С левой стороны застройку проспекта Мира открывает девятиэтажный дом № 81 (старый адрес – Ярославское шоссе, 5-15). Авторы проекта архитекторы B. C. Андреев, Г. М. Вульфсон, Л. С. Шерстнева[65]65
  Информационный бюллетень Главного архитектурно-планировочного управления. 1954. № 6–7.


[Закрыть] и инженер Л. А. Муромцев собирались акцентировать угол здания четырнадцатиэтажной башней. В таком виде проект был утвержден архитектурно-строительным советом, однако через год началась борьба с излишествами, и башню «сократили». Об этом можно только пожалеть. Конечно, строительство и особенно эксплуатация башни, требовавшая устройства второго лифта для нескольких дополнительных квартир, были бы не особенно эффективными, однако именно здесь, в намеченной архитекторами точке, высотный акцент оказался бы очень к месту.

Проект жилого дома № 81. Архитекторы B. C. Андреев, Г. М. Вульфсон, Л. С. Шерстнева, инженер Л. А. Муромцев. 1951 г.

Тот же B. C. Андреев вместе с сотрудниками своей мастерской архитектором К. Д. Кисловой и инженером Л. А. Муромцевым представил эскизный проект двух жилых домов по сторонам от наземного вестибюля станции метро «Щербаковская» (ныне «Алексеевская»), причем в один из них встраивался оставшийся от предвоенных лет фрагмент семиэтажного дома. Однако архитектурно-строительный совет проект отклонил[66]66
  Московский строитель. 1954. 16 октября.


[Закрыть].

Не повезло и еще одному проекту, разработанному в 1-й магистральной мастерской. Жилой 9-12-этажный дом Министерства предприятий металлургической и химической промышленности с подземным гаражом (авторы B. C. Андреев, К. Д. Кислова, И. В. Шишкин, В. И. Голуб, Е. Н. Абрамова), который предполагалось поставить на участке 33–65 по Ярославскому шоссе[67]67
  Информационный бюллетень Главного архитектурно-планировочного управления. 1955. № 2.


[Закрыть], так и не был выстроен.

Зато по сторонам от школьного здания 1930-х годов (№ 87) выросли два десятиэтажных жилых дома. Вертикальность их объемов подчеркивается ритмом лопаток. Первым начал строиться дом № 85, принадлежавший Министерству машиностроения и приборостроения СССР, который в 1952–1953 годах проектировали А. Г. Туркенидзе и В. Г. Лазарев[68]68
  Строительство и архитектура Москвы. 1952. № 2.


[Закрыть]. Но в 1956 году на стройке произошла серьезная авария. Кладка стен велась зимой методом замораживания, который с начала 1930-х годов широко использовался в СССР. Он позволял ликвидировать сезонность строительства, однако требовал жесткого соблюдения технических условий. Все упущения могли проявиться при быстром оттаивании раствора, но относительно мягкие московские зимы и спокойные весны первой половины 1950-х годов притупили бдительность строителей. И когда весной 1956 года вслед за особенно суровой зимой без оттепелей последовало быстрое наступление тепла, по Москве прокатилась целая волна обрушения выложенных за зиму стен[69]69
  Рогачев A. В. Последний день Москвы. М., 2009.


[Закрыть]. Среди них авария на проспекте Мира выделялась особенно тяжелыми последствиями[70]70
  Московский строитель. 1956. 20 марта.


[Закрыть].

Проект жилого дома № 85. Архитекторы А. Г. Туркенидзе и В. Г. Лазарев. 1952–1953 гг.

Таким образом, несмотря на широкий размах строительства на проспекте, дома ловейковского ансамбля на протяжении десяти лет оставались высотной доминантой проспекта.

Конец их гегемонии наступил лишь в «крупнопанельные» 1960-е годы, когда проспект Мира оказался полигоном передового вибропрокатного домостроения. В споре со строителями, считавшими, что держаться панелям следует лишь на мощном каркасе, сторонники бескаркасного метода выстроили первый в Москве девятиэтажный дом из самонесущих панелей (1965 г., архитекторы 3. Розенфельд, А. Самсонов, инженер Н. Козлов) в двух шагах от проспекта – в проезде Ольминского. Спустя год на самом проспекте (под № 110) появился еще более впечатляющий 17-этажный дом (архитекторы Т. Заикин, И. Белавин).

И наконец, рядом с ВДНХ взметнулся вверх гигантский по московским масштабам 25-этажный дом (проспект Мира, 182), выстроенный по проекту В. Андреева и Т. Заикина в 1969 году. При ширине обычной девятиэтажки дом приобрел огромную высоту, что зрительно сделало его двумерным, почти лишенным толщины. Это хорошо заметно при обзоре под острым углом, с удаленных точек зрения. Зато спереди огромная, но легкая, почти невесомая пластина уверенно замыкает своей плоскостью просторную площадь при пересечении проспекта улицей Бориса Галушкина.