Текст книги "Золотая книга. Пурана № 19"

СТРАНИЦА 2
САБХА-ПАРВА («О СБОРАХ»)

Отправиться посреди промозглой и тёмной московской осени в тёплые края, пусть даже в антисанитарную и сомнительно безопасную Индию, казалось мне весьма неплохой перспективой. После того как несколько месяцев назад я наконец уволился из олигархической корпорации «Омега», свободы в моей жизни стало значительно больше, и я наконец-то смог после многих лет корпоративного рабства распоряжаться собственным временем и наслаждаться личной свободой.

Конечно, до конца из цепких лап «Омеги» вырваться не удалось: акционеры продолжали использовать меня в качестве внешнего консультанта, привлекая для работы над особенно головоломными международными бизнес-проектами. Найти прямой выход на президента Восточного Тимора, победить на государственном лицензионном конкурсе в Сальвадоре, заключить сделку с местным партнёром на Маврикии или, наоборот, расстроить крупное слияние конкурентов в Малави – такими заданиями группа «Омега» продолжала бомбардировать меня с завидной регулярностью, но, в отличие от прошлых лет, сейчас я уже не обязан был соглашаться на выполнение тех или иных безумных поручений, не сидел часами в кондиционированном офисе и не отрабатывал барщины в виде бесконечных и бессрочных заседаний правления.

Вместо этого я основал консультационную фирму, привлёк несколько знакомых российских и зарубежных финансовых гигантов в качестве клиентуры, нанял на работу предприимчивых молодых приятелей, у которых отсутствие совести полностью компенсировалось энергией, бьющей через край, и занимался лично лишь теми проектами, которые были мне по душе. К тому же это давало мне возможность не спеша готовить свою докторскую диссертацию, выступать по всему миру с научными докладами и путешествовать в поисках новых приключений.

После развода с женой у меня уже не было необходимости нести бремя опеки со стороны человека, придерживающегося статичного образа жизни, однако функцию борьбы за моё пропащее здоровье частично приняла на себя моя давняя помощница Соня. Она постоянно сетовала, что все эти приключения добром не закончатся. Что на мой спутниковый телефон дозвониться трудно, а чаще всего и невозможно, ведь он древнее, чем первый спутник 1957 года. Что она прочла в журнале «Скука и жизнь» о каком-то новом экзотическом расстройстве психики, занесённом бациллами с Филиппин, и что я якобы демонстрирую весь список симптомов этого душевного недуга. Наконец, что какие-то английские ученые рассказали о найденном в джунглях Новой Гвинеи неизвестном науке гигантском грызуне, а я, Алексей Санаев, прославился только тем, что целый месяц лечился болезненными прививками от укуса этого самого грызуна, и мне даже в голову не пришло рассказать о нём журналистам.

Любое подобное заявление влекло за собой и заявление об увольнении со стороны Сони, но я недрогнувшей рукой уничтожал его в специально купленном для этой цели шредере, и всё возвращалось на круги своя.

Сумбурный рассказ о путешествии в Индию моя ассистентка, как всегда, выслушала без всякого выражения на лице.

– У вас в следующий вторник лекция в университете, – напомнила она. – Я им гарантировала, что вы придёте. Прочтите её, и после этого можете уезжать куда вашей душе угодно, билет в Индию я вам организую. И не забудьте дать мне денег – куплю вам чемодан лекарств от малярии, холеры и сальмонеллёза, ваших лучших друзей-попутчиков.

Со Странным человеком мы условились увидеться в Дели десятого ноября, ровно в полдень, у знаменитой на весь мир Железной колонны, одного из древнейших архитектурных памятников индийской столицы. Я бы, конечно, предпочёл сделать это, как все нормальные люди, в холле отеля «Шератон», за чашкой горячего шоколада, но профессор Гедвилас жил в своём мире, где никаких «Шератонов» и горячего шоколада ещё не придумали, зато существовали присыпанные снегом удалённые горные монастыри, распадающиеся в руках истлевшие рукописи, свирепые божества и тысячелетние тайны Вселенной. Так что договорились встретиться у колонны, после чего профессор сгинул и в Москве больше не объявлялся.

Соня была права – моими единственными друзьями в этой экспедиции, похоже, должны были стать тропические недуги. Пускаться в такое предприятие одному совсем не хотелось, но, видимо, такова была моя дхарма[6]6
  Дхарма – в индийской философии моральный долг, обязанности человека или, в более общем смысле, путь благочестия. – Примеч. ред.


[Закрыть]. Во всяком случае, ни один из моих коллег-учёных сопровождать меня не пожелал, а так как Летас взял с меня священный обет, что я никому не расскажу о Золотой Книге, шансов увлечь ею кого-либо не представлялось никаких.

Я позвонил в Париж двум своим друзьям, с которыми мы вместе в начале этого года расследовали тайну летающих людей в Стране догонов, но они, к моему великому сожалению, не смогли присоединиться к экспедиции. Профессор Оливье Лабесс застрял где-то в Экваториальной Гвинее, изучая прошлое и настоящее затерянного мира африканских пигмеев, и его ассистент не представлял себе даты его возвращения даже приблизительно. Другой наш коллега, профессор Жан-Мари Брезе, вот уже два месяца торчал глубоко под землёй, работая в команде европейских учёных по запуску Большого адронного коллайдера. Беседовать с внешним миром он мог только по скайпу, и голос его при этом звучал довольно-таки глухо:

– Я поехать не смогу, Алексей. Прошу прощения. Я здесь на контракте. От моей работы зависит оборона страны.

– От кого? – прокричал я в микрофон.

– От другой страны, – был ответ.

Я заручился обещанием Жана-Мари, что он напишет предисловие к моему роману «Уругуру», как только я успешно отдам концы где-нибудь между Бомбеем и Пуной, и он повесил трубку, не подозревая, что нечто вроде этого в самом скором времени и случится.

Если бы я знал о целях экспедиции чуть больше, я бы, конечно, нашёл нужных людей нам в помощь. В научной среде у меня было много друзей, в том числе и среди тех, кто любил и знал Индию. Однако я находился в глупом положении, поскольку не мог толком ответить ни на один вопрос о поездке, как и вообще о главном объекте поисков – Золотой Книге. В результате стало понятно, что ехать действительно придётся одному, доверив свою судьбу малознакомому представителю литовского научного сообщества.

Учёные – очень специфический народ. Среди них, конечно, попадаются умные и глупые, злобные и добродушные, весельчаки и угрюмые личности. Однако внешность стирает все различия. В научной среде, как и в кругах богемы, чем менее адекватным выглядит человек, тем большее он вызывает уважение у коллег по цеху и студенческой аудитории.

К примеру, в мире бизнеса на деловое мероприятие, вроде конференции «Тяжпром-2009», принято приходить в костюмах и при галстуке. Человека просто не пустят в конференц-зал, если его рубашка будет расстёгнута до пупа или если брюки надеты задом наперёд, так что непонятно, это он голову повернул назад или так оно и было.

В научном сообществе все эти милые экстравагантные шалости в порядке вещей. На международном симпозиуме физиков-ядерщиков можно встретить людей, лица которых полностью покрыты густой растительностью и место расположения глаз можно узнать только по роговым очкам, что примотаны к уху бечёвкой из-за потери одной из дужек. Обладатель Государственной премии по энтомологии круглый год в течение многих лет расхаживает по улице и в помещении в одной и той же чёрной кожаной куртке, снимая её, лишь когда этого никто не видит, а быть может, и никогда. Жара ли, мороз за тридцать, лето или зима – куртка всегда на нём, и никто вокруг ничуть не удивляется. Поблизости сидит нобелевский лауреат откуда-нибудь из Дании – на нём надет африканский наряд вроде пончо, раскрашенный во все цвета саванны, и шляпа с кисточкой. И тоже никто из знакомых не говорит ему: «Ой! Что это ты сегодня так вырядился?»

На одном из моих лингвистических семинаров в первом ряду слушателей сел доктор наук, и одно стекло в его очках было ярко-жёлтым, а второе обычным. Я никогда раньше не видел таких очков. Он смотрел на меня, не мигая, в течение двух часов. Так я, честно признаться, с трудом закончил доклад, и с трибуны меня уводили под руки. А поговоришь с ним – чрезвычайно милый, обаятельный человек, очень грамотный учёный. Но ему ведь не задашь вопроса: «Почему так?»

В другом университете меня испугали конвульсии лица одного из восходящих светил отечественной истории. Молодой человек сидел себе и спокойно слушал выступления, но каждые тридцать – сорок секунд морщился, да так сильно, что я решил было немедленно вызвать «скорую», если бы не сидящий рядом коллега, который остановил меня и объяснил, что с ним всегда так и никто не обижается – все привыкли. Так вот я хочу сказать, что за все годы работы в сфере бизнеса я не видел ни одного из таких людей, какие попадаются на одной отдельно взятой научной конференции.

Наученный этим горьким опытом, я старался меньше обращать внимания на странности окружающих и даже безуспешно пытался затеряться в толпе коллег. Но мне это не удавалось: всякий раз подводили выбритое лицо или белая рубашка, отглаженные брюки или два одинаковых ботинка, которые я упорно надевал, игнорируя научные традиции. Наконец, моё прозрение наступило в тот день, когда я присутствовал в качестве докладчика на одной из конференций по типологическому языкознанию в Московском университете. Докладчик докладывал доклад, мой выход был следующим, я напряжённо вчитывался в текст своего выступления, как вдруг за моей спиной раздался громкий женский голос: одна из слушательниц завела беседу со своей соседкой, полностью игнорируя происходящее вокруг.

В зале никто не шелохнулся, хотя голос с третьего ряда явно перекрывал докладчика. Сам выступающий продолжал вещать как ни в чём не бывало. Движимый элементарной вежливостью, я обернулся и тихо сказал:

– Простите, вы не могли бы уважать людей и орать немного потише? Разве вы не слышите, что человек выступает?

– Как вам не стыдно, Алексей Владимирович, – укоризненно ответила мне её соседка, – Ведь она вообще ничего не слышит!

Исходя из этих воспоминаний, я пытался определить, к какой категории людей относится Летас Гедвилас, мой неожиданный партнёр по поискам Золотой Книги. Вообще-то в Литве живут толковые люди, да и на встрече со мной профессор производил вполне здоровое впечатление. Однако я на всякий случай нашёл в Интернете телефон Вильнюсского университета и позвонил туда, чтобы навести справки о профессоре и, быть может, поговорить с ним ещё разок.

И как гром среди ясного неба прозвучал для меня ответ вежливой секретарши:

– Профессор Гедвилас у нас больше не работает.

– С какого времени? – Я вскочил из-за стола.

– Я не очень хорошо по-русски… – замялась девушка.

– С какого времени? – переспросил я по-литовски.

– Уже два месяца.

– А что с ним такое случилось? – изумлённо поинтересовался я.

– Профессор уволился по состоянию здоровья и уехал лечиться в Европу.

– А как же грант на исследования в Индии?

– Никаких грантов на исследования наша кафедра не получала…

Вот это новость! Два месяца? Я опустился обратно в кресло. Теперь я уже и вовсе ничего не понимал. Ведь мы встречались с ним всего пять дней назад, и, по его словам, он возвращался к себе домой в Вильнюс. И потом, раз не было никакого гранта, значит, он ездил на какие-то другие средства… Профессор, похоже, оказался не прост: надул всех по кругу. Хорошо ещё, что не выманил у меня денег.

Хотя стоп: он ведь и не просил денег. И ничего другого он тоже не просил, кроме, собственно, одного – отправиться с ним в Индию на поиски Золотой Книги. Если это уловка, то со слишком уж далёким прицелом. Мне, естественно, представилось, как группа воров-домушников во главе с Летасом Гедвиласом, изящно выманив меня в далёкую Индию, пробирается через соседский балкон, чтобы обчистить мою квартиру. Однако был ли смысл городить всю эту историю с Золотой Книгой только для того, чтобы украсть аквариум с сомом и коллекцию племенных шапок – самое ценное, что можно найти у меня дома? Тоже вряд ли.

Следовательно, решил я, Гедвилас ведёт игру не со мной, а с собственным научным иститутом, а значит, искать его нужно не на лечении в Европе, а именно в Индии. Причём, скорее всего, он уже давно там. Искать, найти и вытрясти наконец всё, что он знает об этой Золотой Книге.

За оставшиеся до отъезда несколько дней мне нужно было только подчистить все «хвосты» своих бизнес-проектов, настрелять из Интернета сотню мегабайтов материала о пуранах, мифологии, древних и современных религиозных течениях Индии (о Золотой Книге, как и ожидалось, не нашёл практически ничего) и вновь взять в аренду свой привычный спутниковый «Иридиум».

– Может, купите уже насовсем? – спросил меня менеджер компании, выписывая чек. – Лучше, чем каждые два-три месяца-то арендовать.

– Да я не знаю, вернусь ли, – пожал я плечами, проверяя рабочее состояние телефона. – А если сгину, арендовать выйдет дешевле. Сэкономлю деньги.

– Логично, – без лишних споров согласился менеджер.

Я совершенно не представлял себе, что с собой брать. Было не ясно, куда, на какой срок и с какой целью предстоит отправиться – на север Индии, где сейчас лютая зима, или на юг, где как раз начался жаркий и сухой сезон. Придётся ли сражаться с дикарями или устанавливать палатку в базовом лагере на склоне Джомолунгмы? А может, спасаться от бенгальского тигра во влажном Сундарбане[7]7
  Сундарбан – самый большой мангровый лес на земле, расположенный в дельте Ганга на территории Индии и Бангладеш. – Примеч. ред.


[Закрыть] или тащиться по раскалённой пустыне Гуджарата[8]8
  Гуджарат – штат на западе Индии. – Примеч. ред.


[Закрыть] на обречённом, а потому совершенно спокойном верблюде?

В конце концов, я поступил глупее всего, бросив в чемодан из одежды лишь непромокаемую ветровку, две пары прочных светлых брюк и два свитера, которые точно не спасут от гималайских холодов и так же точно станут обузой где-нибудь в тропическом Бангалоре. Кроме этого я упаковал обычный набор исследовательского снаряжения, включая целую коллекцию фотообъективов, бинокль, надёжный диктофон, компас, ночные инфракрасные очки, верёвки и крюки, из-за которых таможенники всего мира норовят уложить меня на пол как законченного террориста, мощный фонарь, солнечную мини-панель для зарядки аккумуляторов и походный нож с сотней лезвий, из которых, впрочем, девяносто восемь мне никогда не пригодятся в жизни.

Ну и, конечно, я взял с собой солидный запас твёрдых и жидких лекарств, бьющих преимущественно по пищеварительной системе. Соня раскопала где-то на просторах глобальной Сети обширный список экзотических кишечных заболеваний, которые потенциальный гость Индии имеет возможность заработать. Это был добротный, длинный список, составленный на совесть и совершенно необходимый любому туристу, прибывающему в Дели в поисках сокровищ. Закончив перечислять сочные названия, в то время как я сортировал лекарства, сваленные на стол в моём офисе, Соня провидчески произнесла:

– Как бы вам не подохнуть там.

Но я логично рассудил, что если уж я не пропал в тех переделках, которые удавалось пережить до этого дня, то сейчас мне и подавно ничего не грозит. Нужно всего лишь покопаться в архивах и найти семнадцать страниц древней рукописи. Шоколад, сухари и рисовые лепёшки должны были помочь мне избежать бесславной участи. Правда, опытом проверено, что шоколад в любом походе очень быстро теряет свой вид и оригинальную консистенцию, смешиваясь с окружающей его фольгой и пачкая при этом всё вокруг, а лепёшки становятся из сухих абсолютно твёрдыми и идут только на корм подвижному составу, да и то после того, как их подержат в воде два дня, а лучше неделю. Но сейчас я пытался не думать о недостатках своего снаряжения.

Сам вид и запах всех этих вещей, как всегда, привёл меня в состояние воодушевления, я предвкушал самое высшее из всех удовольствий – познание мира. Ничего нет на свете более захватывающего! Наверно, прав был друг мой Арама из глубин африканской Страны догонов: смысл жизни в том, чтобы познать мир во всех его проявлениях. Познакомиться с людьми, прочитать книги, увидеть чудеса природы, узнать вкус рамбутана[9]9
  Рамбутан – тропический плод величиной с орех. – Примеч. ред.


[Закрыть], побывать на морском дне и ощутить свободный полёт… Ну разве не ради этого, в конце концов, мы пытаемся заработать все деньги мира? Не для этого ли мы теряем лучшие годы жизни в офисных этажерках, в трёхкольцовых пробках гигантского мегаполиса, в неуютных переговорных комнатах с одинаковыми стеклянными столами? Те, кто говорит, что не любит путешествовать, просто никогда не пробовали этого по-настоящему. В этом я совершенно уверен.

Мне осталось получить только индийскую визу, и мои контакты в МИДе, как всегда, сделали своё дело – все прошло быстро и чётко. Всё-таки высшее образование в МГИМО, пусть и, по большому счёту, бестолковое и бесполезное, имеет свои плюсы. Мне нужно было только явиться лично в посольство, где улыбчивый молодой индус выдал мне мой паспорт с готовой нарядной визой на три месяца, спросил меня, куда я направляюсь («Дели»), и заставил расписаться в древнем, как сама индийская цивилизация, журнале посещений.

А когда я выполнил эту священную формальность, спустился по ступенькам посольства и окунулся в промозглый московский воздух, кто-то легонько тронул меня за плечо. На крыльце стоял хмурый пожилой индус с седыми усами. Он не спеша курил и по-отечески смотрел на меня сверху вниз.

– Желаю вам успеха, мистер Санаев, – по-английски сказал он, забавно закругляя все твёрдые согласные звуки. – Только помните один совет. – Я вопросительно воззрился на него. – Если вы дорожите своей жизнью, никогда и ни за что на свете не соглашайтесь ехать на остров Сентинель.

Индиец метко бросил окурок в урну и скрылся за дверью.