Текст книги "Золотая книга. Пурана № 19"

СТРАНИЦА 6
АНТАКА-ПАРВА («О БОЖЕСТВЕ СМЕРТИ»)

На меня с оружием в руках нападали несколько раз, но все эти случаи были связаны с моей профессиональной карьерой в России и имели цель исключительно отъёма собственности. Быстрая реакция и тяжёлый портфель твёрдой буйволиной кожи не раз выручали меня из переделок в областных и районных центрах России, куда забрасывала меня работа на крупные отечественные корпорации. Но сейчас у меня ничего не было, кроме мобильного телефона и сотни рупий в кармане, и убивать меня ради такого куша, думаю, смысла не было никакого. Нет, штурмовика явно интересовала моя шкура, решил я, и это соображение ещё больше подстегнуло меня к отчаянному сопротивлению.

Точно помню, что в этот момент я даже не взглянул в лицо своего убийцы: перед моими глазами был только блестящий стилет. А ещё запомнилась звенящая тишина вокруг нас – тишина, в которой мы начали безмолвную борьбу за то, кому будет принадлежать моя жизнь.

Прежде всего, как только он сделал второй и столь же безуспешный выпад, я на всякий случай сильно ударил его коленом в пах: в большинстве случаев это самое эффективное средство обороны, незаменимое на зелёных улочках московских спальных районов. Мой фирменный удар был проверен богатым опытом подростковой жизни и в своё время заслужил уважение дворовых компаний по всему микрорайону Перово. Однако эта часть тела, как видно, у индийцев устроена несколько по-иному: во всяком случае, мой обидчик не упал и не согнулся с матерным воем, а только слегка отпрянул, широко раскрыв рот от внезапного недостатка воздуха. Впрочем, и этого оказалось достаточно – в тот самый момент я ударил его кулаком по запястью, и через мгновение кинжал, сверкнув на прощание, зазвенел о булыжную мостовую.

Секунду спустя мы уже катались по земле, пытаясь определить, кто должен находиться сверху, чтобы дотянуться до ножа, отлетевшего в сторону, к стене одного из домов. От моего партнёра резко разило то ли чесноком, то ли какой-то экзотической приправой, и я теперь предпочитаю думать, что погубил меня именно этот нестерпимый запах: я едва не задохнулся, выпустил из руки его толстую, мощную шею и позволил ему сделать резкое движение влево, в сторону кинжала.

Но, даже оказавшись в его руке, кинжал не принёс коричневому никакого преимущества в борьбе просто потому, что воспользоваться им он не успел. Я почувствовал резкий толчок, услышал негромкий звук хлопка, и индус, обмякнув, мешком свалился прямо на землю рядом со мной.

Я вскочил на ноги. Грузное тело нападавшего лежало без движения. По его спине, прямо на коричневой материи, быстро растекалось тёмное пятно крови, а сзади, со стороны переулка, ко мне быстрым шагом шла Савитри Пали, и тонкая струйка дыма из длинного ствола пистолета, который она держала в руке, ещё не успела рассеяться в воздухе.

– Не трогайте его! – скомандовала она, поспешно пряча пистолет в свой рюкзачок.

Я стоял как вкопанный, тяжело дышал и смотрел на неё. Выражение «вы спасли мне жизнь» звучало бы несколько банально в этой ситуации, но очень точно выражало мои мысли. Однако вместо этого я спросил:

– Откуда?..

Она ничего не ответила мне и быстро опустилась на колени, решительно запустив руки в карманы человека, которого только что застрелила. Издали до меня донёсся шум соседних улиц, но в нашем тупике по-прежнему не было видно ни души. В карманах не оказалось ни удостоверения офицера «Аль-Каиды», ни паспорта, ни на худой конец визитной карточки ночного клуба, при помощи которой обычно раскрываются дела об убийствах в старых, как мир, американских детективах. Там были только несколько смятых банкнот, монеты и чётки – дешёвые деревянные чётки с потемневшими от времени бусинами.

– Ага! – кровожадно воскликнула Савитри, и вдруг сделала неожиданное – резко перевернула лежащего бандита на спину и разорвала ему брюки на поясе, засунув руку буквально между ног. Лицо человека, с которым производили такие удивительные манипуляции, не выразило никаких чувств, и остекленевшие глаза его смотрели строго вертикально – в небо.

– Боже, что вы… – только и успел я проговорить, как она уже переворачивала тяжёлое тело обратно на живот.

– Пошли, – снова отрывисто произнесла она и устремилась прочь из этого места, которого я, видимо, никогда не увижу, но, как и в классической арии, никогда не забуду тоже.

Уже через полминуты мы снова попали в водоворот людских потоков, и я едва мог угнаться за своей сопровождающей, которая ловко маневрировала между тележками с овощами, уличными торговцами, домохозяйками в разноцветных сари и бородатыми садху в ярко-оранжевых балахонах и с белыми полосами через всё лицо. Я уже успел отдышаться и буквально бежал за ней, немного приволакивая ногу: в драке с коричневым я вывихнул её, хотя вначале и не почувствовал этого. Впрочем, гораздо больше меня расстраивало то, что мои светлые брюки были донельзя изодраны и испачканы.

Только когда мы вышли из Старого города к реке, капитан Пали чуть замедлила ход.

– Не волнуйтесь, Алексей, – спокойно произнесла она, вытирая руки влажной салфеткой. – Сейчас мы поймаем такси…

– Да я и не волнуюсь, – ответил я, потому что волноваться мне было теперь уже не о чем – брюки пропали навсегда. – Мы так и оставим его там?

– Да, так будет лучше. Он в любом случае мёртв, а поднимать из-за этого происшествия шум не в наших интересах.

– То, что он мёртв, я уже понял, но ваши коллеги из полиции могли бы установить, кто он такой. Да и вообще со стороны стража порядка несколько странно видеть такое поведение…

– Шутите? – искренне удивилась Савитри и взмахнула рукой, останавливая запылённое такси. – В Старом городе ежедневно убивают дюжину таких. Полиция не будет возиться с ним – закопают в общей части городского кладбища и даже не станут ничего расследовать. А вот нас, если мы сейчас о нём заявим, упекут до выяснения! Хотите?

Я сообразил, что ей лучше знать местные порядки. В конце концов, если бы полиция нашла там мой труп, мне было бы значительно менее приятно.

– Откуда вы там взялись? – меняя тему, задал я вопрос, который меня интересовал больше всего.

– Пошла за вами следом. Я, Алексей, обучена распознавать любую слежку, к тому же именно этого человека я заметила на вокзале в Дели и была уверена, что он отправится вслед за нами. Он и преследовал нас ещё от самой реки, но для того, чтобы понять, кто именно из нас троих интересует его больше всех, я решила рассредоточиться.

– Как это?

– Так это. Шепнула вашему другу, чтобы незаметно скрылся в переулке, а потом сама нырнула в толпу. Бородатый пошёл за вами – следовательно, его интересовали именно вы.

У меня не было слов.

– Прекрасно! – воскликнул я. – То есть вы заранее предполагали, что он на меня нападёт?! Неплохо. Здорово же вы выглядели бы, если бы в этом гадюшнике валялся сейчас мой труп, а не его. Хорошенькое сопровожденьице!

– Если бы да кабы… – по-русски почти безупречно перебила меня Савитри. – Откуда же я знала, что он собирается вас убивать? И что у него с собой эта штуковина? На вид вполне себе незлобивый мусульманин…

– Почему вы решили, что он мусульманин? – Я явно недооценивал дедуктивных способностей этой женщины. – Чётки, по-моему, в вашей стране носят и последователи других индийских религий.

Она победно улыбнулась, выходя из такси:

– Это верно. Но ни индусы, ни джайнисты[16]16
  Джайнизм – древняя религия, считающая, что ни одному живому существу нельзя причинять вред. В её основе лежит духовное самосовершенствование, благодаря которому можно достичь всеведения, всесилия и вечного блаженства. – Примеч. ред.


[Закрыть], ни сикхи в нашей стране не делают обрезания – только мусульмане…

Гурьев ждал нас в отеле, беседуя с кем-то по мобильному телефону в удобном кресле в холле. Перед ним уже стоял высокий запотевший стакан холодной воды. Увидев нас, он слишком поспешно нацепил на нос очки, связующие его с образом Летаса Гедвиласа, хотя я уже несколько раз замечал, как Савитри смотрит на эти очки с возрастающим удивлением.

– Обрезание? – удивился Андрей, когда мы рассказали ему историю о покушении на меня. – Откуда вы узнали?

– Проверила, – невозмутимо сказала Савитри не моргнув глазом. – Он мусульманин, но не с востока Индии, не из Бенгалии. Скорее с северо-запада, судя по чертам лица. Возможно, даже из Пакистана, они там все сплошь убийцы, – добавила она как истинная индианка.

Мы с Гурьевым переглянулись: портье отеля «Маджестик», в котором останавливался Гедвилас, говорил о каком-то «пакистанце», который настойчиво наводил справки об исчезнувшем профессоре. С другой стороны, если здесь замешан Пакистан, при чём тогда был сотрудник индийского посольства в Москве, предостерегавший меня от поездки на Сентинель? Ведь именно он говорил мне об опасности для жизни.

– Ничего не понимаю… – вырвалось у меня. – Там индус, здесь мусульманин…

– Где? Вы что имеете в виду? – насторожилась Савитри.

– Да нет, ерунда, – махнул рукой Гурьев. – Какой-нибудь бродяга, позарившийся на твой мобильник. Мусульманин он там или буддист – не имеет значения. Я бы вообще не придавал излишнего значения этой истории, тем более что уже через пару часов мы выезжаем на вокзал. Пустяки!

– Ничего себе пустяки, – проворчал я. – Я чуть в ящик не сыграл.

– Нет, джентльмены, – медленно ответила Савитри Пали, взмахнув атласно-чёрными ресницами, – это не пустяки. Что-то здесь явно происходит. Совершенно очевидно, что рассказывать вы мне ничего не хотите… Ну и зря. Возможно, я могла бы помочь.

– Ваше здоровье, капитан! – Гурьев с широкой улыбкой поднял бокал. – Я чувствую, что нас ожидает прекрасный отдых на Андаманских островах.

Штаб собрался на внеочередное совещание следующим утром, в купе первого класса поезда Варанаси – Калькутта. Оба участника выглядели хмуро.

– У тебя что, язык совсем не держится во рту?! – для начала разговора накинулся на меня Гурьев. – Зачем ты стал орать про индуса и мусульманина?

– Отстань, Андрей. У меня свои методы работы с молодёжью. Неужели не видишь – у неё уже руки чешутся попасть в большое приключение, и она вполне готова нам помогать, сам же слышал.

– Санаев, что с тобой? Опять за своё? Она враг! Как только она узнает про Сентинель, не видать нам острова как своих ушей! Начнёт бить в барабаны, поднимет в ружьё полицейский полк, нас с тобой повяжут, а меня к тому же посадят в цепи, как андаманского каторжника девятнадцатого столетия, за использование поддельных документов. Она ведь всю жизнь только тем и занималась, что ловила нарушителей на этих самых островах!

Я не был столь пессимистично настроен в отношении нашей сопровождающей. Она казалась мне разумной и увлекающейся девушкой, которую нам вполне удастся убедить в безобидности наших действий для обороноспособности Индии и, возможно, даже получить какую-то помощь за счёт её официального статуса. Главное – завоевать постепенно её расположение и увлечь интригой, в которой ей непременно захочется поучаствовать.

– К тому же она только что спасла мне жизнь. Это, по-твоему, ничего не стоит?

– Ещё неизвестно, кто его подослал, этого пакистанца, – парировал Гурьев. – Может, она же и придумала этот номер. А потом увела тебя из проулка, он встал себе, отряхнулся и пошёл. Правда, непонятно тогда, зачем надо было залезать к нему в штаны… В любом случае, мы теперь о нем ничего не узнаем.

– Да, непонятно, – согласился я. – Посольский дипломат явно не может работать в паре с пакистанским мусульманином. Я-то думал, что на нас охотится законспирированная группировка индуистов, которая хочет перехватить Золотую Книгу, а теперь получается, что группировка эта какая-то мультиконфессиональная!

Гурьев задумался, перемешивая чай с молоком, который в этом поезде давали нам просто нон-стоп.

– Если нужно перехватить Золотую Книгу, зачем тебя убивать? Легче было бы дождаться, пока ты её отыщешь, и потом уже перебить всех нас скопом. Нет, они явно считают, что мы нащупали какую-то тайну, и не хотят допустить нас к ней.

– Но это значит только то, что мы движемся в правильном направлении, и Сентинель – ключ к разгадке.

– Насчёт Сентинеля пока не всё понятно, наш с тобой план мне что-то не сильно нравится. Давай обсудим ещё раз до того, как прибудем на Андаманы?

Дверь купе резко открылась. Мы синхронно обернулись. На пороге стояла Савитри Пали, и в руке у неё был длинноствольный пистолет.

Наше замешательство, впрочем, длилось доли секунды.

– Вот, почистила свою девочку, – весело сообщила нам Савитри. – Смотрите, блестит как новенькая.

Мы безмолвно кивнули.

– Слушайте, Савитри, вы бросайте свою привычку совать мне в лицо оружие, – сказал я. – Я ещё от сегодняшнего приключения не отошёл.

Она бесцеремонно уселась на полку напротив меня, небрежно кинув пистолет на соседнюю:

– А вы, Алексей и Летас, бросайте темнить. Давайте-ка рассказывайте, что за дела у вас на Андаманских островах. Это начинает казаться мне настолько подозрительным, что возникает искушение арестовать вас обоих. Особенно подробно расскажите об острове Сентинель.

– Что, уже настолько выучили русский, что подслушиваете? – удивлённо осведомился Гурьев.

– Слово «Сентинель» звучит одинаково на любом языке, даже самом нецивилизованном, – пояснила Савитри. – Надоело слушать ваши возгласы из-за стены. Кто у вас там? Дядя Летаса? Прабабушка Санаева, которую срочно нужно навестить?

– Мы беседовали о разных островах, я давал Алексею краткий курс географии Андаманского архипелага. Что не так?

У Андрея явно не входило в планы делиться информацией, и Савитри не стала настаивать, сменив тему разговора:

– Ладно, как хотите. Я вообще-то пришла не за этим. Быть может, вы мне поможете? Я не могу разобраться с несколькими конструкциями русской грамматики.

– Я пас, – вскинул руки Гурьев. – Всем известно, что я литовец в тринадцатом поколении и язык проклятых оккупантов ненавижу с детства.

Я нехотя встал. Сейчас Гурьев, безусловно, уляжется спать на весь остаток пути, а мне придётся тратить здоровье на декламацию русских поговорок.

Выяснилось, что капитан демонстрирует недюжинные успехи в освоении «варварского» языка. Она уже успела зазубрить все тридцать три буквы кириллицы и могла медленно читать многочисленные русские пословицы и скороговорки, которыми почему-то был сверх меры нашпигован её самоучитель. Твёрдые согласные ей давались плохо – по её выражению, русские «ла», «на», «жа», «да» звучали «как обухом по голове» по сравнению с мягкими звуками хинди. Я заставлял её произносить слово до тех пор, пока оно не будет звучать идеально, а это всегда утомляет речевые органы. Так что лингвистический порыв Савитри Пали в тот день иссяк довольно быстро, и я торжествующе заставил её записать и трижды произнести покаянную фразу «Не так уж это и просто». После чего она заказала чаю, и мы принялись за бесконечные, как и всегда за чаем, разговоры о жизни.

Савитри Пали происходила из богатой семьи брамина, индуистского священника, однако была воспитана совершенно равнодушной ко всякой религии. Её родители полагали, что светская жизнь энергичной девушке будет более полезна: отправь такую в монастырь – так она ещё и сбежит оттуда лет в шестнадцать с каким-нибудь недоумком, чем опозорит всю благородную историю семьи Пали. Поэтому родовое имя Савитри Кальяни Деви было немилосердно урезано, а девушку отдали в Школу кинематографии Бомбейского университета. В то время отец девушки заболел Болливудом, индийской фабрикой грёз, и мечтал увидеть на телеэкране свою красавицу дочь.

Поэтому мнения дочери, конечно, спрашивать не стали. Однако, обладая, мягко говоря, неспокойным нравом, она после первой же практики актёрского мастерства на одной из киностудий сбежала из Бомбея в Дели, где – по невысказанным мне соображениям – поступила в Полицейскую академию, более соответствовавшую ей по темпераменту. Об актёрском мастерстве и своём студийном опыте она, по её словам, с тех пор могла вспоминать только с содроганием.

В Академии Савитри выучилась английскому и французскому языкам, юриспруденции и миграционному законодательству, после чего была направлена в звании лейтенанта на морскую границу между Индией и Шри-Ланкой, ловить нелегальных тамильских мигрантов, бесконечно курсировавших между двумя странами с грузами оружия и боеприпасов для мятежников из группировки «Тигров», вот уже многие годы ведущих столь же непримиримую, сколь и безуспешную борьбу за создание на Шри-Ланке свободного тамильского государства.

Во время знаменитого декабрьского цунами 2004 года Савитри Пали прославилась тем, что лично спасла жизнь троим местным жителям, оказавшимся во время стихии в небольшой рыбацкой лодке, чуть не погибла сама, получила медаль за храбрость и воинское звание старшего лейтенанта досрочно. Всех троих спасённых, впрочем, она лично препроводила в тюремную камеру за контрабанду, о чём рассказала мне с тем же спокойствием, что и о самом эпизоде спасения. Ещё через год её перевели в Дели, поручив возглавить андаманский сектор миграционного отдела Министерства внутренних дел. В секторе этом, впрочем, работала она одна.

Службу свою Савитри любила даже с избытком, проводила на ней чуть ли не по двадцать часов в сутки и о создании семьи или личной жизни никогда не задумывалась. Два месяца в году – в сухой сезон – она проводила на Андаманских островах, где вылавливала с вертолёта бирманских рыбаков, нелегально промышлявших в индийских территориальных водах, купалась в тёплом море и разбирала конфликты индийских переселенцев с местными племенами из-за сбежавшей козы или съеденного батата. Наверняка много знала она и о Сентинеле, но я предусмотрительно решил не задавать ей наводящих вопросов – пока. Тем не менее мне казалось, что наши отношения становятся теплее буквально на глазах, и я уже принялся этого опасаться, чувствуя в этом благоволении вечно резкой на язык Савитри чуть ощутимую дробинку подвоха.

Подвох этот достиг размеров гигантского чугунного ядра, когда она достала из сумки несколько фотографий и, вместо того чтобы просто передать их, пересела чуть ближе ко мне, чем я этого ожидал, и сказала:

– Вот, это я со своими родителями на выпускном вечере в институте в 2002 году.

– Любопытно, – спокойно произнёс я, отодвигаясь чуть в сторону. – Совсем не изменилась. А вот это кто? – спросил я, чтобы поддержать разговор. В воздухе явно нарастало напряжение.

– Где? – Она снова придвинулась ко мне. – Это мой дядя, майор Рао, он сейчас служит в штате Манипур, воюет с племенами. Вы не бывали там, Алексей?

– Пока нет, – скованно заметил я, стараясь сидеть прямо.

– Ну и зря. – Она мягко взяла фотоснимок из моих рук. – Поехали бы лучше туда, зачем вам на Андаманские острова?

Она замолчала, я повернул к ней голову и увидел перед самым своим лицом её огромные глаза, блестевшие, как гигантские орехового цвета жемчужины. И глаза эти смотрели на меня так, что я сразу же понял: эта девушка не зря посещала уроки актёрского мастерства. Триместра ей хватило с лихвой. Все события сумасшедшего предыдущего дня, запах тлеющего мусора великой реки, орды паломников в храме Вишванатх, смертельный блеск кинжала и звук выстрела, спасший мне жизнь, перемешались, и у меня закружилась голова. Андрей Гурьев на моём месте, конечно, легонько отодвинул бы эту женщину, кашлянул и сказал бы что-нибудь вроде: «Извините, вы не могли бы пересесть на соседнюю полку, здесь полно свободного места. Повторите-ка ещё раз „Рак за руку Греку цап"». Но я никогда не был бесчувственным чурбаном, вроде Гурьева. И поэтому я не отвёл взгляда от этих глаз.

– Зачем вам на Андаманские острова? – тихо повторила она свой вопрос, позволяя мне почувствовать своё горячее дыхание. – Расскажи… пожалуйста.

И я рассказал.

Рассказ мой был довольно сбивчивым, уж слишком много всего произошло за эти одиннадцать дней моего пребывания в Индии, и составить из всего это связное повествование было непросто. Однако Савитри слушала предельно внимательно, чуть прищурив глаза, задумчиво теребя в руках фотографию со своего выпускного. Временами мне казалось, что именно так она слушала признательные показания спасённых ею цейлонских контрабандистов, прежде чем надеть на них наручники, но я отгонял от себя эти мысли. Ей просто было по-человечески интересно – или ничего я не понимаю в женской натуре.

Наконец я остановился, задав риторический вопрос: кто же, в конце концов, стоит за людьми, пытавшимися помешать и нам, и «настоящему» профессору Гедвиласу добраться до Золотой Книги? Кто хочет заполучить её раньше нас?

– Знаете, Алексей, – помедлив несколько секунд, неспешно сказала Савитри, – я не говорю о том, что вы нарушили уже целую кучу федеральных законов Республики Индия – и нарушите их ещё неоднократно, – но мне кажется, вся эта ваша поездка построена на домыслах. Никто не знает, жив ли настоящий профессор. Нет ни одного достоверного доказательства того, что Золотую Книгу что-либо связывает с Андаманскими островами, которые никогда не были частью индуистской культуры. То, что в пуране сказано о спрятанной за морем последней странице Книги, вовсе не указывает на Андаманы. Островов вокруг Индии и без них более чем достаточно. Да и точных формулировок текста вы не помните. И уж тем более нет никаких прямых указаний на остров Сентинель, обитателей которого вы собрались так бесцеремонно потревожить…

Я помедлил с ответом. Все эти факты я прекрасно знал и без Савитри.

– Хорошо… Но вы можете изложить какую-нибудь более толковую версию? Можете предложить иной план действий?

– Нет, – твёрдо сказала она. – Так что мы, безусловно, едем дальше, и пусть вас ведёт ваша интуиция. И скажите мне, как произнести по-русски «Андаманские острова».

Я сказал, и она с удовольствием повторила словосочетание.

– Забавно, – улыбнулась Савитри, – а на хинди Эндэмани двип сему. А на санскрите, о котором вы, как лингвист, наверняка имеете представление, – Двипас Ханда-мани.

Я неожиданно почувствовал, как в моей голове сложился пазл – будто я вернулся в себя после амнезии. Мой рот непроизвольно расплылся в победной улыбке, но ещё до того, как она успела о чём-нибудь спросить, дверь распахнулась, и я увидел непривычно усатое лицо Гурьева. Он пристально посмотрел на мою улыбающуюся физиономию.

– Что тут у вас стряслось? – спросил он проницательно.

– Ничего, – сказал я. – Просто я только что понял, что означает «Ханда-пурана».

– Я тоже, – улыбнулась и Савитри Пали.

Гурьев прервал ожесточённый гомон, стоявший в купе уже пятнадцать минут:

– Прекратите орать. Савитри, замолчите сами и заткните ему рот чем-нибудь. Зря ты ей всё рассказал, Алексей, теперь покоя не будет… Давайте действовать системно! Сейчас мы запишем всё, что нам удастся вычленить из этой несчастной… пураны.

Андрей, конечно, только изображал сварливость – на самом деле глаза его горели точно так же, как и у нас. После того как мы оба растолковали ему преимущества совместной экспедиции и Савитри торжественно заверила нас, что не собирается упекать его за решётку за использование чужих документов, мы наконец вернулись к делу. И теперь, на подъезде к Калькутте, мы обсуждали детали текста, который профессор Гедвилас прочитал мне в московском кафе в день нашего знакомства и единственной встречи.

– Итак, первое. «Ханда-пурана» – это пурана об Андаманских островах и о Золотой Книге, которую какой-то там парень на этих островах спрятал. Кто это был, Санаев?

– «Царь богов на своём яростном Айравате пришёл, прилетел, забрал, взял, унёс», – процитировал я, кажется, довольно точно.

– Это кто такой?

– «Царь богов» – это великий Индра, – ответила Савитри, – главный бог древних индоариев. Айравата – его белый слон, верхом на котором он обычно передвигается.

– Очень хорошо, – удовлетворённо проворчал Гурьев, записывая в табличку. – Дай бог им всем здоровья. Значит, по-человечески «Приехал Индра на слоне, спёр Книгу и увёз». Дальше?

– «Спрятал там, где не найти никому – ни богам, не людям».

– Ну, это слишком расплывчато. Да и про Андаманские острова ни гу-гу.

– Зато он написал семнадцатую страницу.

– С какой целью? – оторвался от бумаги законченный материалист Гурьев.

– Летас… то есть Андрей, – вступилась Савитри за древнеиндийскую мифологию, – перестаньте ёрничать. В пуранах вы не найдёте логики: эти тексты были составлены несколько тысяч лет назад, передавались десятками поколений из уст в уста и только потом были записаны. Каждое их слово – священная формула, иногда она может вообще не иметь никакого видимого значения!

– Это я уже успел заметить, – коротко взглянул на неё Андрей. – Поехали далее.

Я терпеливо продолжал вспоминать:

– «Спрятал он её (эту страницу) посреди моря Ушас…»

– Что за море? – поинтересовался Гурьев.

Савитри подняла указательный палец:

– Это легко. Ушас – древнеиндийская богиня утренней зари, её море, следовательно, лежит к востоку от Индии. Имеется в виду Бенгальский залив, то есть как раз то море, в центре которого находятся Андаманы.

– «У людей Ханда, чёрных в белых одеждах»… – Здесь я уже и сам не сомневался. – Имеются в виду аборигены Андаманских островов.

– Пожалуй, – согласилась Савитри. – Где ещё в Индии есть чёрные люди? В Гималаях живут тибетцы, на севере – кашмирцы и дарды, на Никобарских островах монголоидные племена, а на Цейлоне – сингалы, родственники арийцев. Смуглые здесь есть, но ни в Бирме, ни в Индокитае чёрных людей нет.

– Ну, для нас, русских, все эти ваши люди «чёрные», – на всякий случай съязвил Гурьев, выдержав испепеляющий взгляд нашей попутчицы. – А вот белая одежда мне кажется здесь совсем уж загадочной.

Коренные андаманцы ходят нагишом, никаких белых одежд там и в помине нет. Не правда ли, капитан?

Она покачала головой:

– Я что-то не припомню никаких белых одежд у здешних адиваси[17]17
  Адиваси – официальное название малочисленных племенных групп в Индии. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Впрочем, мало ли что тут было в доисторическую эпоху… Во всяком случае, теперь у нас есть довольно определённые доказательства – семнадцатую страницу Книги нужно искать именно на островах. А значит, ваш приятель в посольстве дал нам верную наводку на Сентинель. Приедем – разберёмся!

Так и ехали мы навстречу удивительному приключению, которое ждало теперь всех троих… Если бы только могли мы тогда предположить, какой муравейник разворошили мы своими поисками Золотой Книги и какие силы стоят на нашем пути…