Текст книги "Лабиринт двухгодичника"

***

Зайдя в квартиру, Игнат застал всех своих соседей сидящими на кухне и что-то оживленно обсуждающими. На столе перед ними стояла трёхлитровая банка с недавно поставленной экспериментальной бражкой.

Рецепт её приготовления был новым. Основу составлял сушёный горох, что, по мнению автора рецепта – полкового комсомольца старшего лейтенанта Витвицкого, – должно было придать продукту великолепный вкус, а также ускорить процесс брожения.

Но, судя по запаху, распространяющемуся по кухне, вкус скорее мог бы напоминать прокисший две недели назад рыбный суп.

Мало того, как выяснилось при попытке разлить бражку по кружкам, она получилась настолько густой, что не только не хотела выливаться из банки, но и даже выстучать её оттуда было невозможно. Образовавшаяся субстанция больше напоминала недостаточно застывший холодец.

После нескольких неудачных попыток извлечь содержимое, банка была поставлена на нижнюю полку в кухонной колонке со словами, что бражка, видимо, ещё не добродила и ей ещё следует позреть.

На вопрос Игната «Что случилось?» был получен ответ: подождать и не мешать важному разговору.

Трофимов налил себе в стакан чай, принёс из комнаты стул и сел рядом с ребятами.

Из разговора он понял, что днём из города приезжала одна из девушек, с которыми они восьмого марта проводили время, а конкретно та, которая досталась Шалевичу.

Причём девушка приехала не просто так проведать понравившегося ей мужчину, а с радостной для него вестью, что беременна.

– Ты точно помнишь, что у вас с ней что-то было? Мы же все были очень пьяные, – усомнился Бушуев, поглаживая волосы на затылке.

– Да, помню – было. К сожалению, даже не один раз, – гордо ответил Шалевич.

– Валера, сейчас не время хвастаться своими способностями. В таком состоянии – и несколько раз? Я в это не верю. Тем более что через полчаса после вашего уединения ты уже спал. Точно помню, как слышал твой громкий храп, даже несмотря на закрытую дверь кухни, – поддержал в сомнениях Бушуева Погодин.

– Ну, может, и не несколько, но то, что было, – это точно, – после паузы, вызванной попытками вспомнить обстоятельства той ночи, ответил Валера.

– Ну, в это поверить ещё можно. Хотя положение от этого лучше не становится, – констатировал Погодин.

– Вы точно не предохранялись? Моя, помню, пила какие-то таблетки – по всей видимости, противозачаточные, – с надеждой произнёс Бушуев, напуганный возможностью, что и его женщина поставит его перед подобным фактом.

– Да я в тот момент и не задумывался об этом, у меня и мысли не возникло, что что-то такое может произойти.

– Ну конечно, что же может произойти? Ведь интимные отношения даны нам только для того, чтобы Шалевич мог получить удовольствие. Нет, Валера, природа распорядилась так, что это дело нужно именно для продолжения рода, а удовольствие – это, так сказать, побочный эффект, – нравоучительно изрёк Погодин.

Валера грустно слушал, что говорят ребята, периодически зачерпывая ложкой смородиновое варенье прямо из литровой банки. И по выражению его лица можно было понять, что создавшаяся ситуация его мало волнует.

***

Внешность Шалевича всегда притягивала внимание противоположного пола. Высокий рост, мужественные черты лица никогда не оставались незамеченными. Даже короткая стрижка не могла скрыть красоту густых тёмных вьющихся волос. Смуглая кожа, выразительные брови и шикарные усы на лунообразном лице делали его похожим на одного из персонажей картины Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» – того, что изображён с забинтованной головой.

Красивая внешность не слишком гармонировала с крупным, но визуально неуклюжим телом с коротковатыми, полными ногами.

Большими способностями природа Валеру не наделила. По складу ума он скорее напоминал сына зажиточного крестьянина из богатого украинского хутора. О чём свидетельствовала и его чрезмерная прижимистость. Хотя на себе он старался не экономить. Одевался всегда модно и недёшево: вещей у него было множество, на все случаи жизни. Всё самое дорогое и качественное, что можно было купить в Томске. А выходной костюм он пошил в ателье, у лучшего, как он утверждал, портного Западной Сибири. Шалевич единственный в квартире ежедневно пользовался одеколоном. Также он единственный в ДОСах был обладателем длинного кожаного плаща, насколько модного, настолько же и безумно дорогого. Если позволяла погода, Валера всегда надевал его, выезжая в город или даже просто собираясь с сослуживцами в поселковый клуб просмотреть новую видеокассету на недавно приобретённом местной администрацией видеомагнитофоне «Электроника».

Но если дело касалось каких-то совместных хозяйственных трат, то взять с Валеры деньги было непросто.

Однажды ребята загорелись сделать в квартире генеральную уборку. Такие общие созидательные порывы охватывали холостяков крайне редко, так что этот нетривиальный случай упускать было никак нельзя.

Приняли решение сброситься на всякую химию для мытья плиты, сантехники, пола, окон и стен, на стиральный порошок для запылившихся занавесок, а также на всякую другую мелочовку. Также было необходимо купить средство от тараканов, которых на кухне расплодилась тьма. Прикинули, и получилось, что на всё про всё надо потратить около шести рублей. Узнав о сумме, Шалевич возмутился, сказав, что это очень дорого и он сам очистит всю сантехнику в совмещённом санузле квартиры, а также чугунную раковину на кухне, что и будет его вкладом в общее дело уборки.

Валера сделал такое предложение не на пустом месте, а рассчитывая на новый, удивительно продуктивный метод борьбы с туалетным камнем, ржавчиной и другими загрязнениями. Про него Шалевичу рассказали солдаты из его взвода, признавшись, что всегда так втихаря от командования драили в казарме туалеты.

Метод был очень прост: когда офицеры отсутствовали на позиции его технического дивизиона, солдаты сливали из ёмкости с резервным ракетным топливом канистру этой ядовитой и чрезвычайно токсичной жидкости. При сливе небольшая часть топлива непременно испарялась, образуя ядовитое оранжевое облачко, так что эта операция должна была осуществляться обязательно с надетым противогазом и желательно в ОЗК – общевойсковом защитном комплекте, который обязаны иметь все военнослужащие.

Ночью эта заначенная едкая субстанция заливалась в туалеты казарм, и через несколько минут эмаль унитазов сияла девственной белизной.

Таким образом, Валера попросил своих солдат отлить ему литров пять этого волшебного чистящего средства в металлическую канистру, которую он собирался отвезти домой по окончании следующего рабочего дня, а если кто-то из попутчиков спросит про её содержимое, то он скажет, что это дистиллированная вода, которая нужна ему для доливки в аквариум.

Но уже на подходе к ожидающей офицеров машине он внезапно понял всю неправдоподобность своего объяснения: ведь никакого аквариума у него – да и ни у кого из жильцов ДОСов – не было.

Не придумав никакой другой достоверной версии, Шалевич решил не рисковать и идти пешком, но не по дороге, где его могли увидеть, а через перелесок и картофельное поле. Прикрытием ему должны были служить молодые деревца, лет десять назад высаженные вдоль дороги.

Пока он шёл по краю поля, скрываясь за лесополосой от любопытных глаз изредка проезжающих по гравийке людей, на него напали две небольшие лохматые дворняжки, выпущенные сюда колхозным председателем для охраны урожая молодого картофеля, несанкционированным сбором которого промышляли солдаты части, а также некоторые специально ради этого идущие домой пешком офицеры.

Валера мужествено отбивался от громко лающих животных ногами и канистрой, которая ему больше мешала. Только когда он вышел на дорогу, собаки, не переставая гавкать, отстали. Уже подойдя к ДОСам, Шалевич заметил, что зверюги умудрились отхватить у него кусок голенища. Войдя в квартиру, он с досадой и злостью запустил новый, начищенный до блеска и теперь порванный хромовый сапог в дальний угол комнаты, случайно разбив при этом стоящий на тумбочке почти целый флакон своего одеколона «Шипр». Это был явно не его день.

Назавтра Шалевич заступал в караул, и до трёх часов должен был находиться в квартире один.

Утром, после того как остальные обитатели квартиры отправились на службу, Валера не спеша встал с кровати, позавтракал в столовой яйцом под майонезом и котлетой с гречневой кашей. Вернувшись к себе, он решил побыстрее разделаться с уборкой, дабы осталось побольше времени, чтобы послушать музыку и написать письмо родителям.

Надев ОЗК и противогаз, Валера открыл на всю ширину окно на кухне, взял канистру с ракетным топливом и залил ядовитую жидкость в унитаз. После чего, не снимая защитного одеяния, быстро вышел на лестничную клетку, намереваясь через минуту вернуться и смыть выполнившее свою чистящую функцию средство.

Едва выйдя за дверь, он лицом к лицу, а вернее, противогазом к лицу столкнулся с заместителем командира полка по тылу – подполковником Зариповым, который вчера был дежурным по части и, сдав наряд, возвращался домой на отдых.

Увидев утром в собственном подъезде неопознанного человека в ОЗК и противогазе, он от неожиданности обомлел и замер как вкопанный. В себя он пришёл только после того, как незнакомец снял противогаз и чётко, по-военному поздоровался:

– Здравия желаю, товарищ подполковник.

Тут Зарипов узнал в странном человеке старшего лейтенанта Шалевича.

– Товарищ старший лейтенант, что это у вас за форма одежды такая? – пытаясь за строгостью голоса скрыть только что пережитый испуг, спросил подполковник.

Валера, не ожидавший никого встретить в этот час в подъезде, был совершенно не готов к ответу на этот логичный вопрос, а отвечать было надо.

Взяв паузу секунд в пять, Шалевич выдал первое, что пришло в голову:

– У меня, товарищ подполковник, перед заступлением в караул есть свободные несколько часов, и я не хотел терять попусту время, поэтому взял с собой из части ОЗК, чтобы потренироваться в его надевании.

Лицо Зарипова выражало полное недоумение. Видя, что изложенный им аргумент не произвёл должного впечатления на подполковника, Валера продолжил развивать мысль, обретая по мере ответа всё большую уверенность:

– А всё потому, что на последних учениях во время обкуривания я понял, что надеваю ОЗК недостаточно быстро и не могу являться в этом компоненте примером для своих солдат. И к тому же я вот что подумал: все учебные передвижения в ОЗК происходят по земле, то есть по горизонтальной поверхности, а как будет себя вести комплект при передвижении по наклонным плоскостям или, к примеру, по лестнице – непонятно. Не сдвинется ли он, оголив незащищённый участок тела.

Подполковник Зарипов чувствовал подвох. Но не находил решительно ни одного разумного предположения, которое бы позволило ему объяснить нахождение вроде как вполне здорового головой офицера в неслужебное время в подъезде жилого дома в противогазе и ОЗК, при этом несущего чушь старшему по званию, возрасту и должности.

Не имея возможности опровергнуть слова старшего лейтенанта, Зарипов решил ему подыграть.

– Какой интересный и своевременный вопрос ты поднимаешь. Что же ты раньше не доложил мне о своих сомнениях? – серьёзным тоном сказал подполковник. – А ведь никто из нас, штабных работников, даже не задумался о том, как поведёт себя ОЗК в условиях передвижения личного состава по наклонным поверхностям… Интересно, очень интересно. Разреши мне тоже принять участие в твоём эксперименте, так сказать, помочь инициативой сверху в решении этого вопроса. Давай-ка, надевай снова противогаз и беги пять раз на пятый этаж и обратно… Надел? Ну, давай, бегом, – выражая крайнюю заинтересованность, скомандовал Зарипов.

Шалевич быстро надел маску, затем капюшон и, громко стуча резиновыми сапогами, скрылся из виду на верхнем лестничном пролёте. После пятого спуска он замер во взмокшей одежде перед подполковником.

Зарипов внимательно, со всех сторон осмотрел обмундирование старшего лейтенанта, подёргал противогаз за шланг, подтянул перчатки.

– Смотри-ка, всё нормально, только чуть ослаб хлястик на правом чулке… но это не в счёт. Что же получается: что если бежать по лестнице, то ничего с общевойсковым защитным комплектом не происходит. Вот это да! Давай для чистоты эксперимента ещё десять раз сбегай на пятый этаж и обратно. Если и тогда с ОЗК будет всё нормально, то смело будем считать, что в нём можно спокойно передвигаться по лестницам ДОСов, – сосредоточенно-серьёзно, как бы в раздумье, распорядился подполковник. – Один, – сказал Зарипов, когда Шалевич первый раз спустился с пятого этажа, при этом он бегло окинул взглядом обмундирование старшего лейтенанта. – Два. – После второго спуска опять осмотрел костюм подполковник. – Три. Пока всё нормально, молодец, – констатировал Зарипов. – Продолжаем эксперимент. Давай быстрей дальше, не сбавляем темпа.

После десятого Валериного спуска и очередной похвалы, подполковник потерял интерес к Шалевичу и, напевая себе под нос: «Гуд-бай, Америка, о, где я не был никогда…», – стал не спеша подниматься к себе – на третий этаж.

Проводив взглядом Зарипова, Валера, еле передвигая ноги, ввалился в квартиру и, не снимая маски, брякнулся на стул.

Стянув мокрый от пота противогаз и вдохнув полной грудью, он ощутил странный резкий запах. Это было что-то очень неприятное, с каким-то сильным химическим привкусом. В горле противно запершило. При этом лёгкая дымка окутывала коридор и плавно улетучивалась в открытое окно кухни. Тут до Шалевича дошло, что запах распространяется из туалета.

Внезапная догадка молнией прошила голову старшего лейтенанта, и он, одним движением распахнув дверь в туалет, тут же убедился в её правоте. Фарфор унитаза вступил в реакцию с ракетным топливом, и едкий химикат прожёг в сантехническом приборе сквозную дыру размером с блюдце.

Солдаты забыли или не захотели сказать старшему лейтенанту, что топливо следует максимум через двадцать секунд после заливки полностью смыть.

Распахнув все окна и перекрыв воду, Валера, быстро одевшись, помчался в город за новым унитазом, надеясь обернуться до приезда соседей. Иначе предметом шуток он бы остался до момента увольнения из части.

Однако ничего купить ему не удалось. Лишь через три дня знакомый поселковый житель за восемь рублей принёс в квартиру холостяков бывший в употреблении унитаз, украденный им из местного клуба.

– Сливочный бачок немного подтекает, – резюмировал Шалевич, установив новый унитаз на положенное тому место.

– Почему сливочный? Он у тебя из масла что ли сделан? – поинтересовался Трофимов.

– Из какого ещё масла?! – обиделся Валера.

– Ну, тогда не сливочный, а сливной.

– Пусть будет сливной. Какая разница, он же всё равно течёт, – справедливо отметил Шалевич.

«Валера, что ты такое втихаря от нас съел, что даже обожжённая глина растворилась?» – подобные шутки потом ещё долго скрашивали ребятам неспокойные армейские будни.

А ворованный унитаз долго не прослужил. Тот же Шалевич случайно его сломал, встав на край для замены перегоревшей лампочки, при этом он довольно сильно поранил себе ногу.

***

Тем временем разговор на кухне продолжался.

– Тебе надо с ней поговорить и потребовать, чтобы она сделала аборт, – предложил Погодин.

– Пообещай, что если для этого потребуются деньги, то ты сам всё оплатишь. А мы все на это дело скинемся, – продолжил Бушуев. – Игнат, ты будешь участвовать? – обратился он к Трофимову.

– Не вопрос! Конкретно сейчас у меня осталось четыре рубля, но через три дня будет зарплата. А кто-нибудь знает, сколько на это надо денег? – поинтересовался Игнат.

– Сколько бы ни стоило, деньги найдём! – подтверждая мужскую солидарность, констатировал Погодин. – Тем более я не думаю, что это какая-то неподъёмная сумма. Тысячи женщин его делают: было бы дорого, так у нас численность населения в стране была бы не триста миллионов, а куда больше и мы давно бы уже обогнали китайцев.

– А вдруг она не согласится? – робко предположил Шалевич.

– Ну, а если не согласится, то сама будет виновата. Надо было заранее думать о последствиях и предохраняться.

– В общем, тебе надо завтра же ехать с ней разговаривать. Кстати, её адрес-то у тебя есть? – поинтересовался у Шалевича Бушуев.

– Есть. Она мне его на листочке записала. Живёт в общаге технологического института. Она там учится на четвёртом вроде курсе.

– Хорошо хоть учится? – спросил Погодин.

– Да откуда я знаю! – раздражённо ответил Валера. – Я же её всего два раза в жизни и видел. Первый раз у нас в гостях и вот сегодня на КПП, когда она приехала объявить о своей беременности. И мне, знаешь ли, в голову не пришло спросить о её успехах в учёбе ни в первый, ни во второй раз. Да и какая, собственно, разница?

– Да в том то и дело, что разница есть. В таких случаях лучше иметь дело с умной женщиной. Ей хотя бы можно объяснить все плюсы и минусы сложившейся ситуации. А глупой объяснить не всегда получится. Недалёкие женщины делятся на две категории: первые легко меняют своё мнение, если их убедить, что лучше сделать по-другому, а вторые никогда не откажутся от своих намерений, какие бы правильные и веские аргументы ты им ни приводил, – рассуждал Погодин.

– Я что-то не разобрался, умная она или нет. Ведь в первый раз мы, как приехали, сразу стали пить – после этого все женщины умные и красивые, а вчера она так ошарашила меня этим известием, что я вообще мало что мог соображать, – ответил Шалевич.

– Короче! Ещё раз говорю, что завтра надо к ней ехать разговаривать, – заключил Бушуев.

– Хочешь, поеду с тобой? – предложил Погодин. – Хотя нет, у меня не получится, завтра заступаю в наряд.

– У меня завтра тоже дежурство! – испуганно вспомнил Шалевич.

– Так иди срочно к комдиву, пока он не лёг спать, попробуй отпроситься, – поторопил товарища Погодин.

Валера быстро оделся и через минуту пулей вылетел из квартиры. Вернулся он часа через полтора уже совершенно пьяный. На вопрос «Что произошло?» ответил, что обо всём договорился: на дежурстве его завтра заменит капитан Комаров. А подполковник Ярославцев – отличный мужик, который всё понял, и из мужской солидарности они с ним набрались, несмотря на скандал, устроенный женой командира.

– Это всё здорово. Но только смотри не проспи завтра, – выходя из комнаты на кухню, предупредил Бушуев.

– Не просплю! Некуда мне торопиться! Если откажется делать аборт, то поступлю как посоветовал командир: пошлю её куда подальше, пусть тогда со всем этим сама разбирается, – заплетающимся языком пробурчал Шалевич и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать, а через минуту на всю квартиру раздался его яростный храп.

– Если Ольга приехала одна, то, значит, наши не забеременели, – продолжая мальчишеские посиделки, с надеждой сказал Андрей Лёньке, озвучивая свой страх.

– Будем на это надеяться: на всех денег у нас не хватит, – констатировал Погодин.

***

Большая часть молодых офицеров приходят в воинские части уже женатыми. Вокруг военных училищ всегда крутится множество девушек, мечтающих любыми способами познакомиться с курсантами с целью дальнейшего замужества.

Для этого у них есть немало резонов. Ведь зарплата у офицера намного больше, чем у молодого инженера в каком-нибудь НИИ. Да и надежда, что муж продвинется по карьерной лестнице и его переведут в крупный, а лучше всего в столичный город, тоже греет сердце будущей невесте. Плюс завидное здоровье, подтянутая фигура, красивая форма – всё это укрепляло желание девушек стать жёнами будущих офицеров.

Курсанты тоже охотно выбирали невест из этого круга. Нечастые увольнения многим не позволяли знакомиться с лицами противоположного пола. В отпуске времени тоже порой не хватало, ведь надо погулять с друзьями, навестить родственников и сделать ещё уйму дел, накопившихся за время учёбы вдалеке от дома.

Каждый курсант отлично понимал, что если у него нет «волосатой руки», то его могут направить служить в такой «медвежий угол» громадной страны, где и населения-то, кроме самих военных и их семей, нет.

Да и по службе легче продвинуться, если ты женат, – такие офицеры справедливо вызывают больше доверия у командования. И жильё получить в этом случае намного проще. Если квартиру не дадут сразу, то ждать долго не придётся – обычно уже через пару месяцев молодая семья въезжала в новые хоромы, недавно освобождённые семьёй офицера, ушедшего в запас или переведённого в другую воинскую часть.

Не последнюю роль играло то соображение, что организовать быт неженатому офицеру намного сложнее, в чём можно было убедиться, зайдя в квартиру холостяков, где тут же бросался в глаза беспорядок: разбросанные где попало вещи, давно не мытые полы и почти всегда пустой холодильник.

Во многих случаях ни о какой мало-мальской любви речи не шло. Холодный расчёт с обеих сторон и надежда, что «стерпится – слюбится». Впоследствии такой прагматизм в столь ответственном событии в жизни, как заключение брака, зачастую приводил к постоянным ссорам и изменам.

Хотя многие офицеры и их жёны к неверности супругов относились достаточно спокойно, как к данности. Иногда происходило следующее: офицер заступает на сутки в наряд, а его товарищ, которого он сменил, идёт утром к его жене, сказав своей половине, что его срочно вызвали обратно в часть. На следующий день роли могут и поменяться.

Обычно об этом догадывались все жильцы ДОСов, включая отсутствующих супругов, но до больших скандалов, как правило, не доходило, а если всё же скандалы и случались, то не приводили к каким-либо серьёзным последствиям. Разве что изредка можно было увидеть вышедшую из квартиры в магазин молодую женщину с сияющим синяком под глазом, которая с жалобным видом рассказывала своим не вовремя подвернувшимся подругам, что случайно споткнулась и ударилась на кухне о вытяжку над плитой. Хотя, судя по её росту, ей пришлось при этом ещё и подпрыгнуть.

Подруги понимающе поддакивали, соглашаясь, что вытяжки стали делать никуда не годными и неужели производителям трудно скруглить углы, чтобы женщины не портили о них свои милые личики. Все сочувственно кивали, как бы принимая версию пострадавшей, прикидывая между тем, что́ они сами скажут, если попадут в подобную ситуацию.

В отличие от молодых офицеров, наспех женившихся на последнем курсе или перед самым назначением в часть, у Шалевича в Киеве была невеста, с которой он познакомился ещё до поступления в военное училище, когда ей было всего пятнадцать лет.

Невесту ему подобрала мама, познакомив с дочкой своей институтской подруги. Валера иногда во время холостяцких застолий показывал ребятам её цветную фотографию, бережно хранимую в папке с документами.

Звали девушку Виданой. Её юное лицо было очень мило. Большие тёмно-карие смеющиеся глаза, высокие брови, маленький задорный носик. Длинные чёрные волосы, заплетённые в две тугие косы, соблазнительно расположились на груди – если судить по фотографии, довольно развитой.

Видана училась на третьем курсе Киевского института культуры, и по договорённости их родителей весной следующего года, когда Валера приедет в отпуск, они должны были пожениться.

После свадьбы родной дядя Валеры обещал договориться с одним знакомым высоким офицерским чином о его переводе на службу в Киев.

В том, что его переведут, можно было не сомневаться, так как этот высокий офицерский чин был другом детства Валериного родственника и, несмотря на постоянную неуспеваемость Шалевича в училище, отводил от него все угрозы отчисления и даже помог ему получить диплом без троек.

А тут вдруг какая-то невесть откуда взявшаяся беременная женщина!

Засыпая, Валера успел подумать и пожалеть о деньгах, которые ему всё же, скорее всего, придётся отдать за аборт.

Но поехать на следующий день в город Валере было не суждено. Рано утром над ДОСами завыл непрерывный, противно долгий сигнал тревоги, что означало «готовность номер один» для всей части.

Через десять минут к ДОСам подъехали три «Урала» с кунгами, и через полчаса все офицеры уже были на боевых позициях.