Текст книги "Вильгельм I Завоеватель. Гибель королевства англо-саксов"

Исследователи считают, что герцог не просчитался в выборе невесты: они долгое время были счастливы, семья отличалась крепостью, жена подарила мужу не одного наследника и на многое из его супружеских проделок закрывала глаза. Однако исследователи сходятся в мысли о том, что герцог сохранял безупречную верность своей избраннице: после себя он не оставил ни одного бастарда! Для той эпохи это было крайне редким явлением для владельцев больших феодов.

Супруги имели, как считается, десять детей, о некоторых из них история знает крайне скудно. Сыновей было четверо, трое из них были старшими детьми – Роберт, Ричард и Вильгельм. Дочерей звали: Алиса, Агата, Констанция, Адель, Сесиль и Алисон. Некоторые из детей умерли в раннем детском возрасте. О судьбах дочерей Вильгельма и Матильды история донесла до нашего времени самые скудные сведения: хронисты той эпохи не баловали своим вниманием даже супругу Завоевателя Англии.

Семейная жизнь продолжалась тридцать два года. Герцогиня, а потом королева Матильда стала до последних дней верной спутницей Вильгельма I Завоевателя. Он не раз доверял жене ведение важных политических дел, считая ее соправительницей на английском престоле. К такому раскладу ведения государственных дел в семействе правителя со временем было приучено его окружение, и потому каких-то недоразумений не возникало.

Она фактически правила и Нормандией, и Англией во время долгих отсутствий мужа и в Руане, и в Лондоне. Он всегда отсутствовал на троне по самой уважительной причине рыцарского Средневековья: воинственный Вильгельм часто воевал по обе стороны пролива Ла-Манш. Таково было его время и бремя венценосца. Воевать же сын Роберта Дьявола не уставал до последнего года своей жизни.

О самой Матильде истории известно немного. Хронисты и исследователи сходятся в одном: дочь графа Фландрии была типичной половиной домов больших феодалов той эпохи. Она увлекалась охотой (сама из лука в диких зверей не стреляла) и верховой ездой, имела крепость духа и тела, отличалась неистовостью, имела право на собственное суждение при муже и была любимой и любящей матерью.

Один из историков ХХ века, француз Поль Зюмтор, по поводу судьбы Вильгельма Завоевателя и королевы Матильды заметил следующее: «Ничего романтического в жизни этой супружеской пары не было». Скорее всего, оно так и было.

…Вильгельм I действительно был смышленым феодальным владельцем, да еще к тому чрезмерно честолюбивым, готовым пойти на все возможное и невозможное для утверждения собственного величия и расширения наследованного герцогства. Был человеком деятельным, желавшим много воевать во славу своей короны, ходить в победные походы, сражаться по-рыцарски не только на турнирах и побеждать, побеждать, побеждать…

Добившись руки графини Матильды Фландрской, герцог потерял другую руку – королевскую. В том же 1056 году он окончательно расстроил свои, казалось бы, крепкие отношения с недавним сильным покровителем в лице французского монарха. Генрих I, обеспокоенный постоянным усилением своего воспитанника и уже прежнего союзника, вознамерился привести его в должное повиновение. Король стал собирать воинские силы для похода в Нормандию, что секретом за семью замками ни для кого не было.

Считается, что за все время вражды с Вильгельмом Нормандским король Генрих I впервые преследовал столь решительные цели. Монарх решил довести дело «наказания и подчинения» своего формального вассала до логического конца. Поэтому его войска действовали по заранее выработанному плану военной кампании. Большая часть Нормандии должна была превратиться в театр военных действий.

Удар по герцогству наносился по трем направлениям. Войско во главе с опытным Жоффруа Мортелла (Молота) наступало на графство Эвре, имевшее ряд сильных замков. Сам король выступал из города Манта в западном направлении. Сильное войско под командованием королевского брата Эда, графов Валуа и Ги де Понтье должно было совершить вторжение в область Брэ.

Все эти три отряда, в основе своем рыцарских, двигались на город Руан, столицу Нормандии. Под его стенами армия короля должна была соединиться. Задумывалось взять Руан любой ценой (штурмом, голодом, измором, подкупом части гарнизона, возмущением горожан против правителя) и после этого «ликвидировать» самостийного Вильгельма, слишком часто вынимавшего меч из ножен, готового поспорить не только с любым обладателем феода во Франции, но даже с самим королем. Вассалом же Генриха I герцог являлся с первого дня нахождения на троне.

«Ликвидация» предусматривала под собой или гибель герцога, или заточение пленника в подземелья одного из замков Франции или изгнание куда угодно тому будет. В любом из этих вариантов на престоле Нормандии должен был появиться правитель из другой фамилии, не нормандской, а французской.

Король Генрих I, если верить хронистам, принял решение возвести брата Эда в герцогское достоинство и тем самым «закрыть для себя проблему Нормандии». То есть речь шла о некой ликвидации одного из самых крупных феодальных владений Французского королевства, включении его земель во владения правящей в Париже династии. Иначе говоря, Нормандии готовили судьбу стать частью королевского домена. Такое действительно произойдет в истории, но гораздо позже во времени.

В жизни Вильгельма это был первый случай, когда он столкнулся с таким могущественным противником в лице не просто своего монарха, а еще и объединенных войск феодалов, поддержавших короля. Союзников в той междоусобице герцог не имел. Наступление на Руан королевской армии началось в феврале 1054 года.

Воевать герцогу довелось в тот год, как говорится, одновременно на два фронта. Ему пришлось разделить свои быстро собранные силы на две примерно равные части. Сам он стал во главе вассальского ополчения, набранного в Нижней Нормандии, двинувшись к левому берегу реки Сены. Рыцарским ополчением, набранным в Верхней Нормандии, начальствовали граф О Роберт и Готье Жиффар, барон (сеньор) Больбека.

Показательно, что каждой части армии Нормандии предстояло действовать в родных местах, то есть защищать их. Это заметно поднимало дух воинов, и к тому же они могли рассчитывать на полное содействие местного населения, не испытывая трудностей с провиантом и фуражом. Должно было сказаться и то, что нормандцы с французами не ладили друг с другом, хотя жили на земле одного королевства.

Силы сторон виделись явно неравными, и потому правителю Нормандии пришлось избегать больших сражений на полях собственного феода и на его границах. Избегать, но не отказываться от столкновений. Вильгельм I, продемонстрировав завидное искусство маневрирования, уклонился от большой решительной битвы, чего желали его недруги. Тем пришлось заняться «поиском» неприятеля, что неизбежно вело к распылению сил: Вильгельм тому не препятствовал, оставив для вражеских отрядов открытыми все дороги на Руан. Пойти же сообща по одной из них его противники не могли. Они традиционно двигались по сходящимся направлениям.

Считается, что тактика полководца Вильгельма Завоевателя во многом исходила из наследия скандинавских (или датских) викингов. Крайне подвижные отряды нормандцев создавали в умах неприятельских ощущение всеприсутствия. При ведении «малой войны» применялись уловки викингов, которые были мастерами внезапных нападений, устройства засад и заманивания в них врага, умения выжидать благоприятных обстоятельств.

Самым ярким в той ситуации видится то, что герцог не уклонился от открытой борьбы на поле брани. Вильгельм Нормандский презрел старое правило в таких случаях укрываться за крепкими стенами каменных замков или откупаться казной и землей от более сильного противника. Тот едва ли ожидал от герцога инициативных, а самое главное – решительных поступков.

Вильгельм внимательно отслеживал через лазутчиков перемещения вражеских воинских отрядов, ожидая благоприятного случая для внезапного нападения на них. Во вражеском стане подкупались люди, которые могли выдать ценную информацию о планах королевского окружения на сегодня, завтра и ближайшие дни. Такие информаторы за хорошую плату находились всегда, даже среди нищенствующего рыцарства.

Правителя Нормандии больше всего интересовали перемещения вражеских отрядов на его территории. Он оказался не в силах одолеть всю королевскую армию в решающей битве, а вот разбить ее по частям мог вполне уверенно. Ему оставалось только выжидать случая, высматривать его и не торопить события в начавшейся войне Франции против Нормандии.

Вскоре ему откровенно повезло: брат короля самонадеянный Эд неразумно отделился с большим отрядом французских рыцарей от главных сил вторжения и, как сообщили герцогу лазутчики, находится под небольшим городком Мортемером (ныне Мортемер-сюр-Олн). Это было подарком судьбы для воинственного, но благоразумного сына Роберта Дьявола: часть вражеской армии сама по себе попала в засаду, которую ей никто не устраивал.

Самонадеянный принц Эд, форсировав реку Эпт, двигался по открытым пространствам, избегая по возможности лесных массивов. По пути сжигались нормандские селения, жители которых для устрашения избивались в большом числе. Это привело к тому, что местное население, давно привыкшее к превратностям феодальных междоусобиц, на этот раз возненавидело королевских людей уже не как обыкновенных грабителей и насильников.

Герцог со своим войском скрытно поспешил туда, благо хорошо знакомые проселочные дороги позволяли провести такое перемещение войска Нормандии. Следует заметить, что он удивительно умело организовал марш-броски, не дав своим воинам и коням оказаться сильно уставшими по прибытии к месту битвы: ситуация требовала ввязаться в нее с ходу.

Велась дальняя и ближняя разведка небольшими конными отрядами с проводниками из местных жителей, на которых можно было положиться. На всякий случай проводников предупреждали о карах, которые падут на их головы и семейства в случае измены или двойной игры. Французы, как это можно понять, таких проводников в том походе в Нормандию не имели. Их опять же подводила излишняя самонадеянность в собственном превосходстве.

Герцогом и его советниками учитывалось, что рыцари принца Эда в это время безоблачно отдыхали и шумно пировали на войне. Заняв без боя город Мортемер, они взяли в нем вооруженной рукой богатую военную добычу в виде вина, провианта и женщин. После этого Эд и его рыцари устроили пир, всю ночь напролет предаваясь пьяному разгулу. На заре немалая часть войска королевского брата безмятежно погрузилась в сладкий сон, держа, однако, оружие, доспехи и коней при себе. Достаточного числа дозорных выставлено не было.

В таком виде рыцарей Генриха I и застал подошедший к Мортемеру под покровом ночи неприятель. Один из герцогских военачальников, Готье Жиффар, предложил сигналом к атаке сделать поджог всего, что могло гореть в окрестностях вражеского стана. То есть речь шла о загородных строениях горожан. Такой план герцогу понравился.

Нормандцы неожиданно напали на вражеский стан у стен Мортемера. Королевские рыцари, сразу протрезвевшие и захваченные врасплох и не побеспокоившиеся о собственной безопасности, потерпели жестокое поражение. Враг в лице французских рыцарей воинами герцога, атаковавшими от лесной дороги, истреблялся безжалостно. В их рядах оказалось немало вооруженных местных жителей, жестоко мстивших грабителям и насильникам.

Как сообщают хронисты, отряд королевского брата Эда за десять часов боя (!) под стенами Мортемера так и не смог организоваться для дачи достойного отпора. После полудня уцелевшие королевские рыцари толпами обратились в повальное бегство. Их преследовали, насколько позволял ход уставших в битве коней. Большая часть отряда принца Эда была истреблена нормандцами, которые в битве серьезных потерь не понесли. Эд, к великому стыду старшего брата-венценосца, бежал с поля боя в числе первых.

Остальные люди короля в своем большинстве сошли с коней и сложили оружие, смирившись с судьбой рыцаря, оказавшегося в плену у такого же рыцаря, и с тем, что теперь надо откупаться за хорошие деньги, да еще выкупать собственные доспехи и оружие, ставшие трофеями нормандцев. Но перед этим должен был состояться торг победителя с побежденным. Такие собеседования часто велись в ходе веселого пиршества или в мрачном замковом подземелье.

Хронист-поэт Вас в своем «Романе о Ру» восторженно писал: «Не было человека столь скромного положения, чтобы он не захватил бы в плен француза и двух или трех прекрасных боевых коней».

Вильгельм в той битве лишний раз убедился в силе действия на поле брани большого числа лучников: бронебойные стрелы с тупыми наконечниками пробивали любые стальные рыцарские латы. Победители захватили богатые трофеи (коней, доспехи и оружие) и много пленных, за которых ожидалось получение хорошего выкупа. Можно утверждать, что, по меркам феодального Средневековья, тот день принес победителям в битве у Мортемера огромные барыши: то есть им было что продать и за кого взять выкуп.

Среди знатных пленников нашелся родственник герцога Нормандского. Им оказался брат мужа его сестры Алисы. Вильгельм, скажем прямо, был удивлен такой приятной неожиданностью. Но чего не бывало в средневековых феодальных войнах! Можно сказать, что Ги де Понтье в том случае фатально повезло: худшее в плену его не ожидало. Обращались с ним по-родственному тепло и хлебосольно.

По красивому преданию, герцог Вильгельм, одержавший при городе Мортимере полную викторию, решил подшутить над королем, от которого отвернулась удача на войне. Он приказал одному из своих приближенных, Раулю де Тони, пробраться ночью как можно ближе к походному лагерю Генриха I и, оставаясь незамеченным, «сообщить» французам неприятную для них новость о полном истреблении отряда принца Эда, несостоявшегося кандидата на престол Нормандии.

Рауль де Тони блестяще по результатам исполнил поручение своего сюзерена. Он незамеченным для вражеских часовых подобрался к королевскому лагерю на дальность слышимости человеческого голоса, взобрался на дерево и с его высоты во весь голос прокричал «новость» о победе нормандского оружия. Новость заключали такие слова:

«Идите хоронить своих мертвецов! Отправляйтесь хоронить своих друзей, убитых при Мортемере!..»

Столь жесткое поражение от нормандцев произвело на разбуженных криками Рауля де Тони короля Генриха I и его вассалов жуткое впечатление. Такого успеха противной стороны никем в стане короля не прогнозировалось. Громкоголосого вестника не стали даже искать, хотя он таился в ночи где-то совсем рядом с полевым лагерем французов. Рауль де Тони благополучно возвратился к своим, получив за такой подвиг на войне благодарственное слово повелителя и хороший кубок вина в придачу.

Французская армия поспешила уйти из ополчившейся против нее Нормандии, не забыв при этом сжечь по пути все, что горело, разрушив то, что представляло для противника какую-либо хозяйственную ценность. Одновременно грабились беззащитные селения и города, которые не смогли защитить себя во время королевского нашествия. Французы уходили с военной добычей, хотя ожидалась она гораздо большей.

Иначе говоря, проигравшая в войне сторона часть своих расходов смогла покрыть за счет мирного населения Нормандии. При этом творилось кровавое беззаконие: все, кто пытался защитить свое имущество и жилище, наказывались ударом меча или стальной стрелой из арбалета. Что было вполне в духе рыцарской Европы, романизированной в далеком будущем писателями и поэтами той же Франции.

Когда королевская армия спешно уходила из земель Нормандии, герцог Вильгельм не преследовал ее, как говорится, по пятам. Его конфронтация с Генрихом I интересна тем, что Вильгельм никогда не нападал непосредственно на своего монарха и на земли королевского домена. Более того, он никогда не замышлял плохого против личной безопасности своего бывшего опекуна. Думается, что король мог по достоинству оценить действительно рыцарское поведение своего мятежного вассала в герцогской короне.

Победа над рыцарями принца Эда окрылила владельца Нормандии. Он поспешил возобновить было затухшую феодальную войну с Жоффруа Анжуйским и его сильными союзниками в лице графов Мэна и Пуату. Те явно не ожидали такого хода событий, уповая на поход короля в непокорную Нормандию. Теперь нормандцы пришли к ним незваными гостями, жаждавшими военной добычи и славы для своего развоевавшегося правителя.

Герцог Вильгельм уже вскоре получил некоторое преимущество в ходе боевых действий против этого трио. У его противников не ладилось с единством сил, не говоря о проблеме единого военачальника, поэтому анжуйцам приходилось туго. Однако такой успех в очередной раз послужил Вильгельму откровенно плохую службу: король, находившийся в Париже, снова ополчился на него, желая взять реванш за недавнее отступление, равное поражению.

Конец 1054 года, как свидетельствуют хронисты, прошел в постоянных успешных столкновениях нормандцев со сторонниками короля. Больше всего досталось Жоффруа Мартелю, графу Анжуйскому, который не поспешил с вторжением в пределы Нормандии вместе с Генрихом I и его неразумным братом Эдом.

Вильгельм по давно уже отработанной им тактике поведения на чужих землях приказал построить замок Бретей, поставив во главе его гарнизона человека, на которого мог положиться, – на Гильома Фиц-Осберна. Тот получил приказ стойко держать оборону и избегать капитуляции под любым предлогом. Это отрезвляюще подействовало на самых ярых недругов Нормандии.

Между королем и герцогом завязались, чисто по-рыцарски, переговоры об условиях мира. Вильгельм отпустил без выкупа пленных, взятых в битве у Мортемера. Генриху I пришлось признать вассальную автономию Нормандии, неприкосновенность ее земель и границ. Собственно говоря, он лишь подтвердил королевским словом то, что уже было на самом деле.

Вильгельм получил право взять клятву вассальной верности у владельца графства Понтье, который по своему местоположению являлся своеобразным буфером между Нормандией и Фландрией. Для герцога это было очень важно: богатой и сильной в военном отношении Фландрией (ныне части современной Бельгии) правила его родня. Сейчас бы это назвали стратегическим успехом при подписании мирного договора, заключавшим в себе успех в завершенной войне.

Королю, которому не с руки было продолжать войну, пришлось взять на себя обязательство соблюдать нейтралитет, если между Нормандией и графством Анжу возникнет новый военный конфликт. И в довершение всего Генрих I со всей щедростью в знак дружбы «подарил» герцогу Вильгельму замок Тильер, находившийся по соседству с возведенным нормандцами замком Бретей. Так у правителя Нормандии на соседней территории появился «укрепленный район» из двух сильных замков. Это виделось, вне всякого сомнения, ценным приобретением на будущее.

Собственно говоря, король и герцог подписали не вечный мир, а вынужденное перемирие. Вильгельм удачно воспользовался передышкой для своего сюзерена в феодальной междоусобице, охватившей север Франции. Он, взяв в предлог фактический отказ Жоффруа Мартеля от перемирия, быстро вторгся в графство Мэн и захватил там замок Амбриер, который сразу же «освоил» гарнизон из нормандских воинов.

Такой ход герцога Нормандии сильно озаботил его соседа Эона де Поруэ, графа Бретани. Тот после некоторых раздумий пришел на помощь графу Жоффруа Мартелю, и они дружно осадили замок Амбриер. Но его гарнизон держался стойко даже при виде большого числа стенобитных и метательных машин неприятеля. Первый же приступ был отбит с большими потерями для штурмующих анжуйцев и бретонцев.

Более того, осажденные нормандцы умело поставили против вражеского тарана, который еще не успел пробить брешь в крепостной стене, свой таран, более мощный. Когда эти два тарана столкнулись в «единоборстве», то осадная машина анжуйцев разлетелась на куски.

Вильгельм вовремя подоспел на помощь осажденному гарнизону и снял блокаду с Амбриера. Полевого сражения под его стенами не случилось: союзники не пожелали остаться между двух огней – подошедшим войском нормандцев и осажденным гарнизоном, готовым ударить с тыла.

Эону де Поруэ и Жоффруа Мортелю пришлось ретироваться: на битву в поле под стенами замка они сообща не решились, хотя о превосходстве нормандцев в силах хронисты ничего не сообщают. Графу Бретани после такой неудачи откровенно не повезло: возвратившийся домой Эон был свергнут своим племянником, оказавшись в его руках почетным пленником с плохими видами на ближайшее будущее.

События вокруг замка Амбриера навели многих владетельных феодалов Франции, прежде всего ее севера, на мысль о том, что с воинственным герцогом Нормандии лучше не ссориться и не конфликтовать. У него оттого даже прибавилось в приграничье добровольных вассалов. Объяснялось такое просто: слабые тянулись к сильному.

Так, владетель Майенна, друживший с правителями Мэна и Бретани, сам принес ему вассальную присягу. Но Вильгельм прекрасно понимал, что тот ему верным соратником не станет и в первом же удобном для себя случае изменит клятвенному слову. В рыцарское Средневековье подобная клятва стоила немного. Но как бы там ни было, Майенн формально стал частью герцогства, и теперь нормандцам, как сюзеренам, приходилось заботиться о его безопасности.

…Правителю Нормандии, не расстававшемуся с мечом, приходилось приглядывать за своими соседями, чтобы случайно по незнанию не оказаться в опасной ситуации. Больше всего его беспокоила Бретань. В 1057 году герцогской короной там завладел молодой Конан, взявший в плен своего предшественника Эона, с которым Вильгельм столкнулся у замка Амбриера. Распрей между Конаном и Эоном воспользовался предприимчивый граф Жоффруа Мартелл, захвативший важный город Нант, который, однако, удержать в своих руках не смог.

Тем временем в условиях зыбкого перемирия Нормандия шла по пути неуклонного роста своего могущества. Именно так историки оценивали деятельность герцога Вильгельма I в те годы. Он строил замки и церкви, открывал новые аббатства, покровительствовал торговле, набирал новых воинов, жалованье которым выплачивалось регулярно. И тем самым нарушал равновесие сил на севере и западе Французского королевства.

В Средневековье церковная политика играла огромную роль. Вильгельм умел строить отношения с церковными кругами Нормандии. Он формально не вмешивался в назначение аббатов и епископов, но при этом внимательно следил, чтобы в их среде не оказались священники, недружелюбно к нему относящиеся. Священники имели известную личную неприкосновенность и достаточно высокие доходы.

В скором времени его ближайшим советником в церковных преобразованиях станет приор бекской школы Ландфранк. Хронисты называют его итальянцам, человеком ученым, известным теологом своего времени, с серьезными связями при дворе папы римского. Но такой необходимый советник у правителя Нормандии появится не сразу, а только со временем. Пока же эти два человека только присматривались друг к другу.

В 1057 году король Генрих I вновь сблизился с герцогом Анжуйским. Монарх видел близившийся закат графства Анжу и не мог допустить себе в ущерб возвышения Нормандского герцогства во Французском королевстве. Именно это положило конец его колебаниям: воевать или не воевать опять против своего вассала в лице бастарда Вильгельма.

У союзников созрел план вторжения в Нормандию, которое явилось для ее правителя неожиданностью. Королевская армия, усиленная отрядами анжуйцев, сосредоточившись в Мэне, весной выступила в поход, вторгнувшись в графство Йемуа. Герцог Вильгельм, не успевший собрать феодальное ополчение, укрылся за крепостными стенами родного Фалеза.

Неприятель стал грабить и жечь деревни в округе, а потом двинулся к устью реки Дива. В тех враждебных действиях участвовали вместе с королем многие его вассальные владельцы, и прежде всего Жоффруа Мартелл: их интересовала военная добыча, а не то, чем они могли досадить местному правителю. Хронист Вас заметил:

«Вильгельм позволил им опустошать поля, лишь бы только он мог держать в руках свои замки; поскольку так, говорил он, он мог восстановить свои земли и возместить убытки, которые они понесли».

В случае поражения нормандский герцог мог лишиться не только своей казны, но и многих источников личных доходов. К тому же городам, взятым на меч королевским войском, пришлось бы выплачивать огромную контрибуцию, не считая повального грабежа более сильными пришельцами. Крестьянству грозил угон скота, разорение хозяйства и истребление, потрава посевов и «рубка» плодовых деревьев. Купечество автоматически лишалось складских запасов самых различных товаров. У рыбаков на военные нужды приватизировались любые суда и речные лодки, их запасное снаряжение – паруса, якоря, снасти и прочее судовое имущество.

Ситуация повторялась: герцог Вильгельм вновь не мог открыто противостоять неприятелю. На такое дело сил ему явно недоставало. Владельцу Нормандии опять пришлось маневрировать по собственным владениям и избегать решающей битвы в чистом поле. Шансов на победу в ней у него виделось откровенно мало: численно он заметно уступал союзникам. И рыцарей имел намного меньше, и лучников с копьеносцами тоже.

Будущий завоеватель Англии, маневрируя, вновь стал ожидать удобного случая для внезапного нападения на противную сторону. Такой случай ему вскоре представился. Платные лазутчики (а они у герцога были и в королевском стане) своевременно донесли, что король со всей своей силой и отрядами союзных феодалов собирается перейти через небольшую, но достаточно глубокую реку Див. При любом ходе такого форсирования водной преграды неприятель дробил свои силы на две неравные части.

Была одна особенность тех мест, которую французы, вероятнее всего, не знали: морское устье реки Див глубоко врезалось в сушу. Поэтому в ее нижнем течении каждые сутки попеременно «хозяйничали» сильные морские приливы и отливы. В первом случае переход через реку был опасен даже для всадников.

Теперь для нормандцев самым главным виделось не упустить такого случая: на театре войны второй такой реки, которая во время морского прилива становилась опасной для людей, можно было и не найти. Река Див в месте удобной переправы через нее стала западней для армии Генриха I и союзных с ним анжуйцев. То есть повторялась ситуация, в которую ранее попал значительный числом рыцарский отряд принца королевского брата Эда.

Вильгельм быстрыми марш-бросками по лесным дорогам повел нормандское войско к месту ожидавшейся переправы. Часть пеших воинов была посажена на коней рыцарей, что ускорило движение. Всем в награду обещалась добрая половина военной добычи. Герцог сумел незамеченным подойти к неприятелю во многом благодаря тому, что в рядах вражеской армии не ожидали нападения. И потому королевские военачальники вели себя беспечно, не выставив боевого охранения и не ведя разведки. Они даже не взяли под охрану дороги, которые из округи вели к речной переправе.

Те места Вильгельм знал хорошо: болотистые речные берега легко могли стать смертельной ловушкой для вражеского войска. Чужаки не могли там спасительно для себя ориентироваться на местности. Когда королевские отряды оказались на подходе к реке Див, герцог быстро двинулся им вслед лесами, по пути собирая ополченцев из местных крестьян, вооруженных больше косами и вилами, страстно желавшими сразиться с теми, кто их еще вчера безжалостно грабил. Боевой настрой нормандцев превзошел все ожидания их военного вождя: его люди страстно хотели сражаться и побеждать.

Тем временем королевское войско, уже обремененное огромным обозом с военной добычей, близ Варавиля стало переправляться по старому деревянному мосту. В это время в речном устье начался прилив, и вода, поднявшись, обрушила мост, опасно расшатанный тяжелыми повозками. Чтобы его восстановить, требовалось время и подневольные местные жители, которых еще требовалось собрать угрозами с округи.

На свое несчастье король Генрих I, никем не тревожимый, успел до этого спокойно переправиться на противоположный, левый берег. На правом остался с большей частью обоза сильный численно арьергардный отряд под командованием Тибо III, графа Блуа и графа Сауссона. На другом возвышенном берегу от него оказался сам монарх со своей блестящей свитой в рыцарском одеянии. Она действительно красовалось на холме Бастамбур холеными конями и петушиными перьями, которые развивались на стальных шлемах.

Когда на глазах у всех мост через Див под тяжестью обозных телег рухнул, рыцари на его берегах стали в суматохе искать брод. Но Див оказался в устье не просто широкой рекой, но еще и глубокой во время прилива. Так что королевское войско оказалось разделенным надвое без всяких шансов в тот день на то, чтобы соединиться: течение унесло с собой обрушившуюся в воду часть мостового сооружения.

Герцог лично наблюдал с закрытой лесом позиции за происходящим у речной переправы. Когда узнаваемый издалека король с передовыми отрядами оказался на противоположном берегу, Вильгельм приказал трубачам играть сигнал атаки. Арьергард королевской армии, еще остававшийся на исходной позиции на берегу Див, подвергся внезапному нападению войска Нормандии. Внезапность нападения оставляла французам совсем мало шансов отбиться от атаковавшего неприятеля. К тому же им не приходилось рассчитывать на помощь от лучшей части королевской армии.

Французы арьергарда, рыцари и простые воины, оказались захваченными врасплох и в первые минуты осыпаемыми стрелами, которые разили людей и их коней. Многих из французов жестоко перебили, другие «привычно» сдались на милость победителей. По свидетельству хронистов той поры, в Нормандском герцогстве еще никогда не бывало такой резни и такого огромного числа военнопленных, в том числе рыцарей. Победа в сражении получилась полной и более чем убедительной. Герцог Вильгельм I с полным на то правом торжествовал победу.

Пока французский арьергард безжалостно избивался на речном берегу, с другого берега Див, более высокого, за этим в полном отчаянии наблюдал сам король и его приближенные. Они смотрели на разгром королевской армии и, вполне вероятно, благодарили судьбу, что успели переправиться в составе авангардных сил на противоположный берег реки. Прийти на помощь своим возможности у них не оказалось: брода не нашлось даже для всадников, хотя его искали настойчиво. В желании же сразиться с нормандцами рыцарям королевского домена отказать было никак нельзя. Но все в тот день складывалось не в их пользу.

Хронисты пишут, что сам Генрих I рвался в бой, но бароны удержали его от стремления броситься на коне в речные волны, не зная брода. Заботясь о безопасности монарха, они и сами не хотели рисковать жизнью. На их глазах в плен сдавались, бросая оружие на землю и слезая с коней, многие известные рыцари Франции. В их числе оказался королевский военачальник граф Блуа.