Текст книги "Рыжик"

Глава XV
За счастьем

Долго тянулась зима. Рыжику казалась, что ей конца не будет. За последнее время он совершенно измучился. Голодаевка опротивела ему очень скоро. То, к чему он так горячо стремился, что хотел увидать, далеко не было так заманчиво и интересно, как он воображал. На чужбине родина рисовалась ему прекрасной страной, где он с каждым предметом, с каждой пылинкой сроднился с малых лет. Но вот он увидал эту чудную страну, увидал близких людей, и что же? На другой день ему все наскучило. Жизнь на Голодаевке тянулась серо, однообразно. Все, что он оставил, он нашел таким же, без всяких перемен, без всяких изменений. Та же бедность и вечная нужда приемных родителей, те же интересы, мелочные, жалкие. Здесь люди только и думали, как бы раздобыть на хлеб, а что окажется лишним – пропить.

Рыжик не нашел себе товарища. Все его бывшие приятели отданы были в ученье и давно уже забыли об играх. Да и сам Санька не захотел бы с ними дружить. Оставалась только Дуня, но с нею он мог видеться лишь изредка, да и то урывками.

Таким образом, Рыжик оказался совершенно одиноким и как будто даже лишним существом. Первые дни им еще интересовались, приходили спрашивать его, где он был, что видел. А когда всё узнали, бросили им заниматься и как будто даже перестали его замечать.

Самолюбивый мальчик мучительно страдал от сознания, что он среди голодаевцев является совершенно ненужным и лишним существом. Не раз он вспоминал, как Тарас называл его дармоедом, когда еще он, Санька, был маленьким.

Чтобы избавиться от упреков в дармоедстве, Рыжик сам отправился к крестному и попросил, чтобы он его принял в ученье. Тот охотно согласился, и мальчик с необычайным рвением принялся за работу. Но скоро и сапожное ремесло ему надоело, и он стал мечтать. Вот с этого-то момента Рыжик и стал жить двойною жизнью. Наружно он жил как все люди: работал, помогал крестному, беспрекословно исполнял приказания Катерины и был во всех отношениях хорошим и старательным парнем. Но все это было только наружное. На самом же деле Рыжик был занят совсем другим. Он мечтал о весне и ревниво оберегал эту сладкую мечту, боясь намеком или взглядом выдать свою тайну.

Он мечтал о том, как наступит весна, как придет за ним Полфунта и как снова он, вольный и свободный, пойдет гулять по лесам и полям… Ночью Санька чувствовал себя лучше. Лежа на печи, он мог мечтать, сколько ему хотелось. Чаще всего мечтал он о море.

Но вот наконец пришла и весна.

Чутко прислушивался Рыжик к пробуждению природы. Он первым почувствовал теплое дыхание весны, первым увидал, как спадали тяжелые оковы зимы и как постепенно освобождалась земля. Быстро наступали теплые дни. Ярко засияло солнце, на голубом небе появились легкие, полупрозрачные тучки, и зеленым бархатом покрывалась земля. Река сбросила ледяной покров, и прилетели птицы.

У Рыжика от волнения сердце готово было разорваться. Он сам не понимал, что с ним такое, но его неудержимо потянуло куда-то. Стоило ему только взглянуть на далекий светлый горизонт, как у него сейчас же являлось желание бросить все и уйти куда глаза глядят. Единственно, что его удерживало, это надежда, что за ним придет Полфунта. Но Полфунта не приходил, и страдания Рыжика становились выше его сил.

Весенние праздники прошли для Саньки почти незаметно. Он ничем не интересовался, и ничто его не радовало. Короче говоря, ему донельзя опротивела Голодаевка, ее обыватели и их нищенская жизнь.

Каждый праздник Рыжик уходил за город и там проводил весь день. Чаще всего любил он ходить на мельницу и на ту дорогу, где он когда-то впервые встретился с Полфунтой.

В одно из воскресений Санька, по обыкновению, отправился гулять. Погода была великолепная. Был полдень. Рыжик долго гулял по роще, потом вышел к реке, выкупался, а затем перешел плотину и стал подниматься по пыльной широкой дороге, по которой он два года тому назад впервые пустился в путь с Мойпесом.

Избегая пыли, Санька держался ближе к канаве, края которой густо заросли травою. Долго шел Рыжик, мечтая о своих будущих путешествиях, как вдруг он остановился в большом волнении. В одном месте, на дне канавы, он увидел спящего человека. Сердце замерло в груди мальчика. Какое-то внутреннее убеждение подсказало ему, что это Полфунта. И он не ошибся. Едва только Санька поравнялся с неизвестным человеком, как тот, услыхав шаги, поднял голову и расхохотался.

Это был Полфунта.

– А ты, брат, легок на помине: сейчас только во сне тебя видел, – сказал Полфунта и приподнялся с места.

Санька прыгнул прямо на него и стал душить его в своих объятиях.

– Голубчик, милый!.. Я думал, ты не придешь… – задыхаясь от волнения, говорил Рыжик.

– Погоди… Ну тебя!.. Задушишь… А на что я тебе?

– Я с тобой пойду, – решительно заявил Санька. – Мне уже четырнадцатый год пошел… Я не маленький…

– Что ж из этого?

– А то, что я могу быть тебе помощником.

– Землю мерить помогать будешь?

– Что хочешь, мне все равно…

– Ах, Рыжик-Рыжик, откуда ты взялся на мою голову? – проговорил Полфунта и улыбнулся. – Ну хорошо, возьму я тебя с собой. Будем вместе бродяжить, разыскивая счастье… А если мы этого счастья не найдем, тогда что? Ведь ты вырастешь никуда не годным человеком. И грех этот на моей душе будет…

– Никакого греха не будет, – уверенно перебил Рыжик, – мы найдем счастье…

– Вот как! Ты уверен?

– Да.

– Ну и чудак же ты! А впрочем, и на Голодаевке тебя не бог весть какое счастье ожидает. Кстати, ты чем там занимался?

– У крестного сапоги учился шить.

– И многому научился?

– Кожу мочить умею.

– Только-то! Ну, ежели так, беги домой, попрощайся и, если тебя отпустят, лети сюда, я тебя подожду.

– Не пойду, – решительно заявил Санька.

– Почему?

– Не хочу. Мне там надоело и так… Я сейчас с тобой пойду…

Полфунта задумался. Наступило молчание.

– Ладно, – промолвил наконец Полфунта, – идем, если так. Только помни: терпи! Не всегда сладко будет… А теперь – гайда в путь-дороженьку!

Полфунта встал, встряхнулся и велел Рыжику снять сапоги.

– Без сапог тебе легче ходить будет, и в город не босяком, а человеком войдешь.

– А мы сейчас куда пойдем? – спросил Рыжик, снимая с себя сапоги.

– Куда? За счастьем – вот куда, – полушутя-полусерьезно ответил Полфунта и выскочил из канавы.

Через час фигуры двух путников едва заметными черными точками виднелись вдали.

Часть третья

Глава I
Ночные приключения

Солнце прощалось с землею. Его последние огни охватывали далекий край неба и расплавленной золотисто-красной массой разливались по горизонту. Казалось, что там, далеко, кто-то вздумал поджечь небо и развел для этого гигантский костер. Но пламя заката постепенно гасло. Теплый майский день тихо умирал, уступая место вечерним сумеркам.

Полфунта и Рыжик лежали на опушке леса и молча следили за работой природы.

– Хорошо как! – прошептал Рыжик.

Он не любил долго молчать.

– Что хорошо? – спросил Полфунта.

– Все хорошо. И поле это зеленое, и небо, и… все-все хорошо…

– Ну и радуйся, коли тебе хорошо, – проговорил хандривший весь день Полфунта.

Рыжик промолчал. Но через минуту он не выдержал и опять заговорил:

– Отчего все люди так не живут, как мы? Ушли бы все из городов и ходили бы по земле… И как бы всем весело было!

– Умолкни, милый: ты глупости мелешь, – проворчал Полфунта.

– Почему глупости? – не унимался Рыжик. – Ведь нам как хорошо! Мы и поля, и леса, и реки, и разные города видим… Гуляем в свое удовольствие. Ну и пускай люди так живут. Мне не жалко.

– Какой ты щедрый! – сказал Полфунта и невольно улыбнулся. – И глуп же ты, Рыжик! Ай-ай, как глуп!.. Ты хочешь, чтобы все люди, как тараканы, расползлись по свету и чтобы ни одного чистого местечка не осталось на земле. Недурно, что и говорить… Эх, Сашка-Сашка, когда ты поумнеешь?

– Я давно умный, – засмеялся Рыжик.

– А ежели ты умный, то и придумай, где бы нам сегодня переночевать.

– А здесь чем плохо? Травка мягкая, дождя нет, тепло… Отлично уснем!

– Нет, не отлично.

– Почему не отлично?

– А потому, что дождь будет.

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда. Разве не видишь?

Полфунта рукой указал на юг, где на далеком небосклоне чернела туча.

– Эка, испугался чего: пятнышка! – возразил Рыжик, вглядываясь в указанную точку. – И завтра эта туча не дойдет до нас.

– Ты так думаешь? Ну, в таком случае оставайся здесь, а я в деревню отправлюсь ночевать.

Полфунта встал, поднял вырезанную им в лесу палку и тощую серую котомку, в которой лежали его башмаки, одна смена белья, несколько картонных изделий для фокусов, осьмушка табачных корешков и «Ревизор» Гоголя.

Котомку он перекинул через плечо, шляпу надвинул по самые брови и один двинулся в путь, ни разу не взглянув на товарища. Зато Санька глаз не спускал с приятеля, а с его широкого курносого лица, усеянного веснушками, не сходила плутовская улыбка.

«Далеко не уйдешь, голубчик!» – говорили смеющиеся карие глаза Рыжика.

Полфунта продолжал шагать вперед как ни в чем не бывало. Вскоре его маленькая фигурка едва видным серым пятном вырисовывалась на темно-зеленом фоне яровых полей, между которыми пролегала дорога в деревню.

– Теперь, брат, берегись, наскочу! – воскликнул про себя Рыжик и быстро вскочил на ноги.

Он зачем-то закатал парусиновые штанишки до колен, надел на палку связанные сапоги, положил палку с сапогами на плечо, сдернул с головы картуз, немного согнулся, тряхнул красно-золотистыми кудрями и стрелой помчался вперед, едва касаясь босыми ногами мягкой пыльной дороги.

Не прошло и пяти минут, как Санька поравнялся с Полфунтой.

– Ты чего же не остался на опушке? – небрежно бросил Полфунта своему спутнику, стараясь не глядеть на него.

– Ишь ты какой! Мне, чай, одному скучно, – учащенно дыша, проговорил Рыжик, прижимаясь на ходу к Полфунте.

Вечер наступал быстро. На потемневшем небе появился молодой месяц. Пробежал свежий, влажный ветер.

– Поздно придем! – тихо, как бы про себя, ворчал Полфунта. – Не надо было валяться так долго на опушке… А теперь, изволь-ка радоваться, стучи под окнами! Да еще не всякий пустит, на ночь-то глядя…

– А до деревни еще далече? – перебил ворчанье Полфунты Рыжик.

– Взойдем на горку – видна будет.

И действительно, как только они поднялись на бугорок, Рыжик увидал деревню. Окруженная со всех сторон хлебными полями, деревня эта издали в сумерках наступающей ночи показалась Саньке большой и богатой. Он уже имел понятие о том, что такое бедная и богатая деревня. Ему чудилось, что крестьянские хатки упали откуда-то с высоты и рассыпались меж полей в красивом беспорядке.

– Вот это, я понимаю, деревня! – радостно воскликнул Рыжик.

– А я вот не понимаю, чему ты радуешься… Здесь, того и гляди, без ночлега останешься.

– Почему?

– Да потому, что деревня нищенская.

Рыжик очень скоро убедился в справедливости слов Полфунты.

Когда они подошли ближе, крохотные хатенки выступили перед путниками во всем своем неприглядном виде. Соломенные крыши до самых окон покрывали убогие домики. Эти домики напоминали собою кавказских нищих, у которых порыжевшие лохматые шапки надвинуты по самые глаза.

Полфунта с Рыжиком вошли в деревню. Собака, лежавшая на дороге, при их приближении лениво поднялась на ноги, что-то проворчала себе под нос, нехотя отошла в сторону и снова улеглась. Кругом было тихо и безлюдно. Редко-редко в какой хате горел огонек.

Полфунта глазами выбрал наиболее видный домик и подошел к нему. Рыжик, конечно, последовал за ним. Через оконце они увидали многочисленную семью, сидевшую за ужином. Внутренность комнаты освещала маленькая лампочка, висевшая на стене. Полфунта постучал в окно. В ту же минуту все сидевшие за столом, точно по команде, повернули головы к окошку. Старуха, хлопотавшая возле стола, подошла к оконцу и, почти приложив сморщенное лицо свое к стеклу, спросила скрипучим, старческим голосом:

– Вам кого надо?

– Позвольте прохожим переночевать! – просительным тоном прокричал Полфунта и добавил: – Издалека идем… устали очень… От дождя дозвольте укрыться…

При этих словах Полфунты Рыжик посмотрел на небо. Капля дождя упала ему на нос, и он опустил голову.

– В самом деле дождь! – пробормотал он про себя.

– У нас третьего дня прохожие ночевали, – послышался через окно голос старухи. – Не наш сегодня черед. Ступайте к ковалю[9]9
  Кова́ль – кузнец.


[Закрыть]Ивану!

– А чтоб вам черт ребра пересчитал! – злобно проворчал Полфунта и отошел прочь.

Он знал, что в деревнях и селах, лежащих на большой проезжей дороге, существует порядок по очереди пускать запоздавших путников на ночлег, и поэтому он не стал разговаривать со старухой, а отправился отыскивать хату коваля Ивана. Подойдя к третьей хате, Полфунта снова постучался в окно.

– Кто там? – откликнулся на стук молодой женский голос.

– Пустите, ради христа, переночевать прохожих! – взмолился Полфунта.

– Сейчас.

Полфунта и Рыжик подошли к дверям. Прошло добрых десять минут, пока дверь в сени открылась. Путешественники вошли в маленькую, но чистенькую хату. Большая русская печь у дверей, длинная широкая лавка вдоль стены, большой стол, на котором горела свеча в глиняном подсвечнике, темные иконы без риз и киотов в красном углу – вот все, что успел заметить Рыжик, войдя вслед за Полфунтой в хату. Молодая красивая женщина приветливо встретила ночлежников и спросила, не хотят ли они поужинать. Рыжик утвердительно кивнул головой.

Молодая хозяйка захлопотала. Она достала с полки завернутый в серое полотенце каравай хлеба, положила на стол две деревянные ложки и отправилась к печке.

Полфунта следил за каждым ее движением и в то же время глазами выбирал место для спанья.

«Должно быть, на лавке спать придется», – мысленно решил он про себя.

Незваным гостям была поставлена миска горячих щей. Приятели поужинали на славу и вполне искренне поблагодарили молодую хозяйку. Как раз в это время в окна и в крышу застучал дождь. Хозяйка, одетая в пеструю ситцевую юбку и с красным очипком[10]10
  Очи́пок – чепец или шапочка из ткани, распространенный среди крестьянок на Украине.


[Закрыть]на затылке, проворно убрала со стола и стала посередине хаты.

Она с любопытством разглядывала гостей, желая, по-видимому, вступить с ними в разговор. Если бы не очипок на голове, ее легко можно было принять за девочку: до того было молодо и наивно ее миниатюрное смуглое лицо.

– Это вы и есть жена Ивана-коваля? – обратился к ней с вопросом Полфунта.

– Я самая, – отвечала хозяйка.

– А хороший коваль ваш муж? – продолжал допрашивать Полфунта таким тоном, каким обыкновенно говорят с детьми, когда у них спрашивают, любят ли они папу, маму, тетю…

– Такого коваля во всей волости нет, – заметно оживившись, ответила ковалиха.

– Вот как! А давно вы замужем?

– Давно. Скоро полгода будет.

– Это верно, что давно, – иронизировал Полфунта. – А где он теперь, ваш муж?

– В нашем местечке гуляет. Работу вчера повез и не вернулся. Загулял, значит.

– Он часто гуляет у вас?

– Нет. В месяц раза два-три…

– Действительно, что редко… Ну, а во хмелю он буен?

– Нет. Веселый он дюже тогда и драться любит…

– Ох-хо! – сокрушенно вздохнул Полфунта и умолк, догадавшись, что имеет дело с красивой дурочкой.

Легкая тревога закралась в его душу. «А что, если загулявший коваль явится ночью пьяный и вздует нас ради потехи так, что мы век помнить будем?» – думал про себя Полфунта. Тревога эта с каждой минутой усиливалась в нем, и, если бы не дождь, Полфунта вряд ли бы остался ночевать в хате коваля.

– А вы нас, хозяюшка, где уложите? – спросил он у ковалихи после долгого раздумья.

– Ложитесь на лавку! – сказала хозяйка.

Она достала с печи две подушки, или, вернее говоря, два мешка, набитых сеном, бросила их на лавку, а сама села у стола.

Полфунта и Рыжик, пожелав хозяйке покойной ночи, улеглись спать не раздеваясь.

Санька долго не мог уснуть. Он прислушивался к шуму дождя, изредка поглядывал на неподвижно сидевшую за столом хозяйку и щурил глаза на свечку. Когда он прищуривал глаза, ему казалось, что лучи от горевшей на столе свечки протягиваются и достигают его ресниц. Но усталость взяла наконец свое, и Рыжик заснул крепким, богатырским сном.

В самую полночь приятелей разбудил сильный стук в дверь и чей-то грубый, ревущий голос:

– Эй, жинка, отпирай! Хату расшибу! – ревел мужской голос в сенях.

Свеча давно догорела, и в хате было темно. Ночлежники слышали, как забегала хозяйка, чиркнула спичку и как трясущимися руками она зажигала лучину. А тот, кто был в сенях, не унимался.

– Скоро ли там? – кричал грубый мужской голос, и вслед за тем раздался такой удар в дверь, что стекла задребезжали в оконцах.

Полфунта и Рыжик, лежа на разных концах длинной и широкой лавки, одновременно, точно сговорившись, съежились в комочек и решили не подавать признаков жизни.

В хату ввалился огромного роста человек. При неровном свете лучины, зажженной хозяйкой, человек этот показался Рыжику чудовищем. В одной руке он держал длинный кнут, а в другой – темную бутылку с широким дном. Высокие сапоги его были облеплены грязью.

– Гей, здорово, жинка! – гаркнул он во все горло и, слегка пошатываясь, направился к столу.

– Здрастите, – тихим голосом откликнулась на приветствие хозяйка. – Что это вы, Иван Семенович, запозднились?

– Хто, я запозднился? Брехня, Маруся, брехня. А свечка где?

– Вся сгорела, вас дожидаючись…

– Сгорела?.. Ну и нехай! А я во какую привез, люстринную[11]11
  Люстри́нный – изготовленный из люстрина, глянцевитой шерстяной ткани. Полуграмотный коваль путает слово «люстринный» со словом «стеариновый».


[Закрыть]! – Коваль нагнулся, запустил пальцы в голенище правого сапога и вытащил изрядно помятую стеариновую свечу. – На, засвети!

Та немедленно исполнила приказание пьяного мужа: свечу зажгла, а лучину потушила.

Настроение духа коваля было самое веселое. Рыжик, полуоткрыв глаза, с затаенным страхом следил за каждым его движением. Иван Семенович, как называла его жена, поставил бутылку на стол, кнут бросил на лавку, около скорчившегося Полфунты, и потребовал ужинать.

Тут только Санька хорошо разглядел хозяина хаты. Это был широкоплечий детина, громадного роста, с черной бородкой и сильными, тяжелыми руками.

Весь мокрый и грязный от дождя, хозяин хаты сел за стол, а хозяйка пошла доставать ужин из печки.

– Гей, жинка, открой двери: жарко мне! – крикнул коваль. Молодая женщина сейчас же исполнила приказание. В хате действительно было и душно, и жарко.

За ужином Иван выпил стаканчик водки и стал рассказывать жене о своих удачах в городе. Какой-то пан Бриндзевич очень хвалил его работу, три гривенника дал ему на водку и еще новый заказ сделал.

– Живем, Маруся! – весело и громко закончил свой рассказ Иван и так ударил кулаком по столу, что бутылка закачалась и миска со щами запрыгала.

Рыжик до того заинтересовался, что забыл всякий страх, и уже не одним, а обоими глазами смотрел на коваля. А хозяин между тем не столько ел, сколько пил. После каждого выпитого им стаканчика он становился оживленнее.

– Чего, жинка, пригорюнилась? – крикнул коваль и подбоченился. – А мне во как весело!.. Эх, жаль, побить некого!..

Коваль поднялся из-за стола и тут только увидал на лавке Рыжика, а потом и Полфунту.

– Хто такие? – спросил он у хозяйки.

– Прохожие ночевать просились. Наш черед сегодня, – отвечала жена.

– Га, вот это хорошо! Гости дорогие, вставайте ужинать.

– Они уже ужинали, – робко проговорила ковалиха, но муж не обратил внимание на ее слова.

Он подошел к лавке и, словно котят, смахнул на пол сначала Полфунту, а потом и Рыжика.

– Хто вы такие? – повторил свой вопрос коваль, глядя сверху вниз на медленно поднимавшихся с пола ночлежников. – Ну?.. Где ваши языки?.. – не дождавшись ответа, нетерпеливо крикнул на гостей хозяин и схватил с лавки брошенный им недавно кнут.

Рыжик струсил не на шутку. Пьяный коваль, по-видимому, готов был разойтись вовсю. Все, что еще оставалось у Саньки сонного, вмиг проснулось, и он оживился под влиянием страха. Прежде всего ему на ум пришла мысль захватить с лавки свои сапоги и удрать, благо двери настежь были открыты. Но шум дождя и покойный вид Полфунты удержали Рыжика. Но Санька ошибся: Полфунта только казался покойным, а на самом деле он трусил не менее своего приятеля. Как человек опытный в подобных делах, Полфунта понял, что бежать не имеет смысла, и решил поступить иначе. В ту минуту, когда коваль стоял над ним с кнутом в руках, Полфунта скорчил такую рожу, что пьяный хозяин в изумлении отступил шаг назад.

– Хто ты? – упавшим испуганным голосом спросил коваль, незаметно отступая к столу.

– Я кто такой? – пискливым голосом прокричал Полфунта и запрыгал и завертелся по хате с такой быстротой, что сам Рыжик, не понимая, в чем дело, на всякий случай старался держаться подальше от приятеля.

– Я двоюродный шурин сатаны и племянник дьявола… Пойдем к нам в ад, гостем будешь!.. – тонким голоском провизжал Полфунта и, корча невероятные рожи, подскочил к ковалю.

У бедного Ивана весь хмель из головы выскочил.

– Цур меня… – шептал коваль, пятясь к столу.

С хозяйкой совсем сделалось дурно. А Полфунта не переставал дурачиться, нагоняя страх не только на хозяев хаты, но и на Саньку. Фокуснику, однако, все это показалось недостаточным. На минутку он повернулся лицом к дверям, быстро достал из кармана серные спички, вымазал фосфором лоб и подбородок, пальцами вывернул наизнанку веки, отчего глаза его сделались действительно страшными, упал на пол и на четвереньках пополз к хозяину, не переставая визжать и корчить рожи.

Трудно передать, что сделалось с ковалем, когда он увидал ползущего к нему Полфунту с вывернутыми веками и светящимися от фосфора лбом и подбородком. Перепуганный насмерть великан дрожащей рукой осенил себя крестом и полез под стол, не помня себя от ужаса.

– Цур, цур, чертяка… – шептал под столом коваль.

Полфунте только этого и надо было. Увидав, что Иван окончательно обалдел от страху, он встал, схватил с лавки свою котомку и сделал знак Рыжику. Тот сразу сообразил, в чем дело, и последовал за Полфунтой, не забыв захватить свои сапоги.

На улице было темно и грязно от дождя. Сквозь разорванные и гонимые ветром тучи изредка выглядывали звездочки.

– Ты что это? – спросил у Полфунты Рыжик, желая скорее узнать, для чего приятель разыграл черта.

– Молчи, ты ничего не понимаешь, – прошептал Полфунта. – Ежели бы я этой штуки не выкинул, пьяный коваль так бы нас избил, что мы его век помнили бы. А теперь, пока он очухается, мы уже далеко уйдем.

– Молодец ты, Полфунта! Ей-богу! – в полном восхищении воскликнул Рыжик, только теперь сообразив, какую хитрую штуку проделал с ковалем его ловкий приятель.

– Ты не шуми больно! – остановил расходившегося Саньку Полфунта. – Опасность еще не миновала. Придет коваль в себя, беда будет…

Не успел он кончить, как спящая улица огласилась громкими отчаянными криками.

– Это он… Бежим! – сказал Полфунта.

– Не поймаешь! – крикнул Санька и со всех ног бросился вперед.

– Гей, держи! Лови черта! – послышался ревущий голос коваля.

Рыжик прибавил прыти. Ноги его вязли и скользили по грязи, но он на это мало обращал внимания. Далеко позади раздавались чьи-то крики и собачий лай. А Рыжик, точно спугнутый заяц, мчался вперед, забыв в это время про Полфунту и про самого себя…