Текст книги "Создатель балагана"

Глава третья.
Предсказания и противостояние

Взобравшись на жердочку, петух громогласно объявил о наступлении утра. Юлиус Корпс, пошарив рядом с собой, не обнаружил ничего тяжелого для того, чтобы швырнуть в певуна, и издал страдальческий стон. Кое-как разлепив глаза, потянулся, сел на куче соломы, служившей ему постелью, и зевнул.

Ночевать в курятнике было не самой прекрасной идеей. Вообще, в последние дни соседство с животными становилось какой-то манией Юлиуса, что ему категорически не нравилось. Но отсутствие денег и покровителей диктовали свои условия, потому вчера, забравшись в курятник фермы, расположенный поблизости от города, он разворошил пару гнезд, набрал соломы, чтобы спалось мягче, и взобрался на самую верхотуру, искренне надеясь, что птицы его не потревожат. Так и случилось, но минусы соседства этим не исчерпывались, чему был прямым доказательством давешний петух.

Подхватив торбу, Корпс спустился вниз, беглым взглядом пробежался по насестам, обнаружив пару яиц, которые прихватил с собой. Уходить следовало как можно скорее. Не ровен час, хозяева фермы обнаружат незваного гостя.

«Надо разыскать Гераклида, – напомнил себе Юлиус. – И увидеть обложку».

Последняя мысль вызывала уныние. Другой причины, кроме отчаяния, для вчерашней идеи отдать горе-скульптору свою бесценную книгу, Юлиус не мог найти. Зато ему удалось отыскать Гераклида ровно в том месте, где его вчера и оставили. Свернувшись калачиком и тихонько похрапывая-посвистывая, скульптор лежал на крыльце библиотеки. Поначалу мошеннику даже стало жалко его, но потом Юлиус напомнил себе, что долг каждого уважающего себя гражданина – обеспечить комфортные условия сна для собственной персоны.

Искренне надеясь, что огромное тело скульптора не склонно спросоня молотить кулаками во все стороны, Корпс требовательно толкнул Гераклида.

– Не хочу, – промычал тот.

– А придется, – сочувственно заметил Юлиус и удвоил усилия.

Через пару минут Гераклид все-таки «растолкался» до такой степени, что смог сесть на ступеньках и превратившимися в щелки глазами взирать на мошенника. Вид у него был как у откормленного, но весьма потрепанного барашка. Алый отпечаток от ступеньки на левой щеке дополнял эту эпичную картину.

– Книга, – требовательно произнес Юлиус.

Гераклид кивнул и принялся копаться в складках одежды, выискивая требуемое. Мошенник благосклонно взирал на это и размышлял: не стоит ли привлечь человека искусства для своего мошенничества или хотя бы для уничтожения и унижения Диоса Парокла? После некоторых раздумий Корпс решил, что все же не стоит, а секундой спустя, когда вожделенная книга оказалась перед глазами, Юлиус в своем решении утвердился.

Конечно, рисунок на обложке выполнял свою наипервейшую функцию – привлекал внимание. Если быть более точным – он буквально кричал о том, что здесь, под ним, спрятано нечто страшное. Сочетания голубого, желтого и оранжевого цветов уже сами по себе способны были отпугнуть любого читателя. А ими были изображены изломанные линии, сливающиеся в нечто бесформенно-округлое, напоминавшее вытянутого и завязанного в круг червяка, с клыками в половину собственного размера.

– Что это? – дрожащим голосом спросил Корпс.

– Геракл побеждает химеру, разумеется. Я хотел нарисовать что-нибудь свое, но ты велел перерисовывать.

В голове Юлиуса поначалу пронеслись тысячи идей о том, как следует расправиться с художником, чтобы все музы разом возблагодарили мошенника за проявленное милосердие. Потом захотелось перерисовать самому, но тут же пришла мысль, что может стать и еще хуже, как бы странно это ни звучало. В итоге, Юлиус Корпс решил проявить милосердие. К тому же, ему предстояло слишком много дел, и тратить силы понапрасну не стоило.

– Ну, ладно, – мошенник запихал книжку в торбу. – Мне пора на соревнования оракулов, дружок. Как великий предсказатель, могу сообщить, что я не опоздаю.

– Помнится, ты говорил, что ты скульптор.

– Я в этом разочаровался. Увы, но даже если такие таланты, как ты, не справляются, то мне точно не стоит и пробовать. Желаю тебе всяческих благ, дружок, и спасения от тетушки.

Юлиус резво двинулся в направлении гигантского шатра, поминутно ожидая, что сейчас его настигнет окрик или даже сам Гераклид. Но время шло, расстояние увеличивалось, а ничего не происходило. Не выдержав, мошенник обернулся. Выражение лица художника очень подошло бы брошенному щенку. Поправка: весьма откормленному брошенному щенку.

«Такова жизнь, дружок, – подумал Корпс. – Наши желания не всегда сбываются, иначе я бы уже давно обдуривал людей одним щелчком пальца». Юлиус зашагал прочь, насвистывая под нос задорный мотивчик. Под музыку ему обычно хорошо думалось, а в данный момент требовалось породить название для предсказательной книги, адекватное изображенному на обложке чудовищу. В голову почему-то лезла откровенная муть, местами даже рифмованная. «Тьфу ты, – передернуло мошенника. – От гениального скульптора заразился, что ли?»

«Плотоядные жабы и могучие крабы» – вот самое невинное из именований, так и роившихся в мозгу Юлиуса. Остальные были под стать.

«Червь желтый зубастый, мозг выедающий».

«Как Геракл и химера, только наоборот».

«Книга о предметах из будущего, притом волшебными свойствами обладающих».

Ни одно из этих названий не устраивало Корпса, но в процессе перебора дурацких фраз взор его затуманился и принял нездешнее выражение. Таковое обычно с головой выдает предсказателей, культистов, фанатиков веры, детей богов и потомков богов в тринадцатом поколении, а также оно свойственно мечтателям – в аккурат за мгновение до того, как несчастный попадет под колеса повозки или влетит лбом в фонарный столб. Поэтому регистратор, который записывал жадных до денег провидцев рядом с проходом под сень купола, ни секунды не усомнился в профессиональном праве Юлиуса на состязание.

Двенадцатый, – пробормотал писец, сделал отметку в толстой внушительной тетради и выдал мошеннику номерок на кругляшке из жесткой вощеной кожи. – Ваше имя, будьте добры.

Юлиус рассеянно улыбнулся. Расклад нравился ему все больше и больше. Если у устроителя соревнований достаточно денег, чтобы нанять не просто работника, а работника вежливого, значит, у дела воистину внушительный размах.

Юргелио Корсо.

Сообщите, пожалуйста, откуда вы прибыли?

Центральный римский полис.

Чем дальше заявленное место проживания, тем меньше вероятность нарваться на жертв предыдущих афер. Особенно если ты знаком с тамошним диалектом и способен имитировать правильный акцент. Фальшивое имя в этом плане тоже здорово облегчало жизнь. За последние три года оно дважды спасало Корпса от заключения под стражу, давая ему ту самую лишнюю секунду, которой порою так не хватает для побега менее удачливым прохвостам. Или глупцам, которые светят настоящее имя налево и направо.

И последнее. С помощью чего будете совершать предсказания? Требуются ли вам кишки животных или птиц, нож, инструменты, перья, передвижная горелка или…?

Можете не утруждать себя, – мошенник широко улыбнулся. – Не хотелось бы вас отвлекать лишний раз. У меня с собой специальная книга…

Тогда позвольте, я запишу название.

Название. Крабы, жабы, Гераклы и желтые черви с удвоенной силой ринулись в атаку на мозг Юлиуса, однако он безжалостно отмел их в сторону. В сложившейся ситуации оставалось только выдержать паузу и срочно придумать какое-нибудь не существующее в подсолнечном мире слово, звучащее при этом загадочно и странно, не вызывающее смеха или ненужных ассоциаций.

– Люпусоларий!

– Как-как? Повторите по буквам…

– Лю-пу-со-ла-рий, – размеренно повторил мошенник. – Очень легко запомнить. Ни одной повторяющейся гласной.

– А чем знаменит этот фолиант, позвольте узнать?

– Как, вы не слыхали о… о Франте Ярмолло, самом загадочном из писателей нашего полиса? Он рождал свои тексты в немыслимых муках и метаниях души, скитался по свалкам и помойным ямам, уходил в паломничество в центральную канализацию и вернулся оттуда обновленным. Его работы так просто не достанешь, наборы шрифтов и оттисков давно осели в частных коллекциях, так что в некоторых землях о нем уже и позабыли.

Видимо, пораженный рассказом об авторе, который добывал слова из плевел и мусора, регистратор задумчиво кивнул с открытым ртом и сделал широкий жест рукой, приглашая Юлиуса внутрь.

«Внутрь» – слишком маленькое слово для такого зала», – подумал мошенник и, задрав голову, уставился на высокий потолок. Тот представлял из себя сложную систему переплетающихся дуг и планок, над которыми были закреплены изогнутые листы из блестящего металла. Гильдия кузнецов потрудилась изрядно. Сегодня, должно быть, купол впервые открыли для посещения, потому как Юлиус заметил мелькающие то там, то сям форменные «гефестки» серого цвета с множеством пуговиц и карманов. Как известно, кузнецы, равно как и архитекторы, изобретали и прочие всегда приходят оценить свою работу в первый же день. Некоторые утверждали, что это было прописано в гильдейском уставе, однако Юлиус полагал, что приказ исходит свыше. И дело тут не в традициях, а в заботе о гражданах полиса. Если человек знает, что ему придется гулять под тем же куполом, мостом или балконом, который он только что сам соорудил, ему поневоле придется работать на совесть, чтобы не случился конфуз, и скульптура не рухнула на скульптора в тот самый момент, когда он читает прочувствованную речь на открытии памятника.

Прочувствованная речь, угу, – пробормотал Юлиус и, оторвавшись от созерцания чуда инженерной мысли, стал пристально разглядывать остальных зрителей, коих уже собралось немного. – Мегрида, нам нужна Мегрида. Как бы ее найти, а?

Казалось, легче отыскать верткую форель в лососевом косяке, чем незнакомую женщину в незнакомом месте, однако Корпс уже через пару минут вдохновенно вопил, приложив ладони ко рту рупором:

Мегрида! Мегрида, оро-ро! Подойдите к выходу альфа, вы выиграли зрительскую лотерею, пройдите за призом, драгоценная моя!

Даже самым маленьким ежатам в лесу ясно, что человек теряет львиную долю бдительности, когда ему что-то дарят. Процесс получения бесплатных благ от мира перекрывает все остальные движения души.

Через какой-то десяток минут деньги приятно оттягивали сумку на плече Корпса, а низенькая черноволосая Мегрида любовалась на якобы золотые часы, полученные в качестве приза – если же говорить честно, то оставленные в утешение только что обворованной женщине.

Теперь предстояло самое приятное и неприятное одновременно – разыскать в уборной спрятанный кошель.

Рядом с только что построенным куполом виднелась парочка приземистых строений, в которые пропускали исключительно за плату, но по приближении сразу стало ясно, что строители уборных, если и ходят в собственные творения, то исключительно самыми первыми. Казалось бы, прошло всего лишь несколько часов с момента открытия, а людская толпа уже успела оставить свой след в истории местных санузлов. Следы эти были ножные (на стенах, стульчаках и один даже на потолке), ручные (повсюду) и, безусловно, ароматные (всюду, везде и даже на подходе).

Юлиус поначалу хотел представиться санитарным инспектором и провести ревизию. Чтобы бегали, смотрели в рот и выполняли все, что требуется. Но по здравому размышлению решил, что лишнее внимание в поиске денег, ему ни к чему, а потому внутрь проник, как обычный посетитель.

Проведя около получаса в царстве зеркал и кафеля, Юлиус совсем отчаялся. Кажется, Диос еще не положил деньги или же спрятал их действительно мастерски. Что ж, оставался запасной вариант. Попробовать разыскать врача, чтобы он подтвердил, что зуб у мужчины выпал не только что, а уже достаточно давно. Однако, двинувшись к выходу, Корпс чуть было не столкнулся с приснопамятным Пароклом. Тот, нахмурив брови, продвигался к одной из кабинок.

Отвернув лицо и сделав вид, что он сосредоточенно рассматривает надпись «Гомер живее всех живых», нарисованную черной тушью на стене, Юлиус подождал, пока противник не закончит свои дела. Затем быстро скользнул внутрь, пока кабинку не заняли, обшарил все углы, стараясь не думать о том, что сейчас испытывают его ладони и пальцы, и выудил мешочек с золотом из самого дальнего и грязного угла. С другой стороны, спасизевс, что не из самой выгребной ямы.

«Мало того, что отомщу, так еще и подзаработаю», – улыбнулся мошенник.

Тщательно вымыв руки, Юлиус с огромным облегчением вышел из уборной, вздохнув свежего воздуха. Правда, люди его сторонились, поскольку запах, к которому сам Корпс уже привык, успел за это время пропитать одежду мошенника.

«Даже к лучшему, – подумал тот. – Легче пробиваться сквозь толпу». Соревнования к тому моменту уже начались, и Юлиус пропустил общий парад участников, но, как он рассчитывал, это должно было только добавить ему таинственности.

На сцене чернокожий человек отрезал голову курице и начал бить в барабаны, впав в транс. Предсказатель эмоционально выкрикивал что-то в толпу, но, на его беду, слов было не разобрать. Мало того, очнувшись, чернокожий ничего не помнил из того, что говорил. Со сцены его проводили улюканьем и свистом. А зрители в первых рядах, которых окропило кровью курицы, кидались в неудачника всем, что под руку подвернется, выражая праведное негодование по поводу испачканной одежды.

Потом были возжигания, предсказания по ладони, по форме облаков; мелькнул Диос Парокл, свершивший все свои три предсказания и радостно раскланявшийся. Юлиус заметил, как к нему пробирался мужчина, обнимавшийся с Мегридой. Кажется, он был очень зол на то, что денег ему так и не досталось.

Спустя какое-то время наступил черед и самого Корпса, который блистательно, как ему самому показалось, нарисовал дальнейшие судьбы нескольких людей. Это можно было бы сделать и без книги, уж слишком архетипичны были спрашивающие. Но мошенник не отказывался от своего инструмента, периодически показывая людям обложку, отчего те вздрагивали, а то и вовсе впадали в священный трепет.

Далее пошла длинная череда скучных пророков, предвещавших падение мира и желающих поговорить о судьбах Греции. Несколько раз судьи делали им замечания и прозрачно намекали, что это не философский и уж тем более не политический диспут.

И вот первый тур подошел к концу. Объявили большой перерыв, во время которого на сцене должны были разыграть классический сюжет из истории дельфийского Оракула, а судьи тем временем совещались и выбирали двоих счастливчиков-финалистов.

Юлиус был спокоен и благодушен. Он отметил одно немаловажное обстоятельство, которое отличало его и Диоса Парокла. Оба они предсказывали конкретные ситуации, в отличие от других пророков, которые напускали тумана, ожидая, что каждый увидит в том облаке смыслов свой. Сам Корпс тоже начинал с заумных фраз, но тут же растолковывал их для зрителя, сводя все к простому и понятному. В общем, мошенник питал надежды на попадание в финал. Если же туда вместе с ним попадет и Парокл, то против него всегда можно будет применить то конкретное знание о подлом обмане, которое у Юлиуса имелось.

Прогуливаясь в ожидании вердикта судей, мошенник натолкнулся на Гераклида. Тот, разинув рот, стоял и смотрел на представление актеров. Ни дать ни взять – ребенок на ярмарке.

– Интересно? – полюбопытствовал Юлиус, подходя ближе.

– Ага, – кивнул Гераклид и расплылся в улыбке. – Я всегда хотел стать актером, но мама запретила мне это делать. Сказала, что мое призвание – быть человеком искусства и творить в одиночестве, а не кривляться на потеху толпе.

– Суровая у тебя мамаша, – искренне посочувствовал Корпс, заодно радуясь, что обида скульптора прошла. Все же, говоря по честности, Юлиус поступил с ним не очень хорошо. И даже дважды. Но мошенник утешал себя тем, что преподал парню несколько уроков выживания в этом суровом мире, которые наверняка пригодятся. Особенно если Гераклид не собирается возвращаться под крыло матери.

– Да, она такая, – вздохнул скульптор, и в желудке его ощутимо заурчало. Он покраснел и постарался сделать вид, что ничего не было.

«Зачем я это делаю?» – успел подумать Юлиус, прежде чем вытащил из кармана один из мешочков с украденными драхмами и отсыпал часть монет.

– Держи, это тебе на подкрепление сил.

– Нет-нет, не стоит, после того, как я вас так подвел…

– …не скромничай! Ты мне помог, а я был немного зол с утра. Считай, что это плата за твою работу. Ты ведь всю ночь не спал, а старался и рисовал обложку.

– Пожалуй, это правда, – Гераклид сгреб драхмы и пересчитал. – Думаешь, это нормальная цена за произведение искусства?

– Несомненно, – жестко сказал Юлиус, который уже начал жалеть о своей минутной слабости. – Более чем достаточно.

– На сцену приглашаются Диос Парокл и Юргелио Корсо, – объявил тем временем распорядитель.

«Настоящее имя? Ха! Парень, да ты глупее, чем я думал. Может быть, тебе и удалось меня обставить один раз, но это явная случайность», – Корпс злорадно улыбнулся и повернулся, чтобы попрощаться с Гераклидом, но тот уже пробивался к лоткам с едой.

Зрители встретили появление двух мошенников и, по совместительству, предсказателей, громогласным ревом, который еще более усилился благодаря акустике зала. Корпсу даже показалось, что стены слегка зашатались. Но если такое и было, то гильдия кузнецов могла выдохнуть свободно, ибо здание выдержало.

Помимо званий между мошенниками было еще кое-что общее. Гаденькая улыбочка играла на губах Юлиуса, когда он смотрел на Парокла. И точно такая же, будто зеркально отраженная, была и у Диоса.

«Интересно, что же ты задумал?» – Корпс, продолжая улыбаться, проклинал себя за то, что вчера был слишком усталым, чтобы выяснить, что же прошло за закрытыми окнами в гостинице.

– Последнее состязание, – объявил распорядитель. – Два достойнейших, доказавших свое умение предсказывать будущее, сделают это друг для друга. Они могут пользоваться всем тем, что им понадобится, но не позднее часа результаты предсказаний должны быть на вот этих вот листках, – два листа с гербовым оттиском оказались в руках финалистов. – Чтобы исключить какой-либо подлог, мы поднимем оракулов высоко над землей и изолируем от чьего-либо влияния.

И только тут Юлиус заметил две огромные железные клетки, которые прятались в глубине сцены.

«Ага, – кивнул мошенник. – Конечно-конечно».

Такой поворот дела устраивал Юлиуса полностью. Подумаешь, высоко над землей. Высоты Корпс не боялся, а там вполне можно будет совершить то, что он и так планировал сделать.

«Я напишу твое прошлое, – мстительно подумал Юлиус. – Начиная с аферы с Янусом и заканчивая сегодняшними обманами. А потому предскажу твое будущее: поражение и позор». Еще сильнее улыбнувшись, Корпс поклонился и прошел в клетку, успев уловить некоторое замешательство Парокла. Тот, видимо, не столь хорошо относился к идее быть подвешенным под самым куполом. «Два – ноль, в мою пользу», – Юлиус чувствовал, как радость отмщения наполняет его с головы до ног и едва сдерживался, чтобы не пуститься вприпрыжку.

Клетка оказалась достаточно просторной для того, чтобы даже полулежать в ней. Пока кузнецы поднимали ее вверх, Корпс со знанием дела устраивался поудобнее, будто всю предыдущую жизнь ему только и приходилось готовиться к предсказаниям в этаком «тюремном» интерьере. Надо признаться, что опыт задуривания мозгов окружающим, в то время как сами эти окружающие находились на свободе, а Корпс – за решеткой, у мошенника имелся.

«Итак, предсказанное будущее выглядит тем весомей, чем точнее будет описано прошлое, таящее в себе корни настоящего», – Юлиус написал первую строчку своего оракульского труда и довольно хмыкнул. Первый тур не прошел даром. Чтение отрывков из собственной книги напомнило мошеннику о том, что он силен в убеждении не только словом произносимым, но и написанным. Которое, кстати, имело все шансы превратиться в печатное – устроитель соревнования наверняка будет счастлив распространить в виде книг или хотя бы журналов тексты победителя. «Так что давай, работай, – взбодрил Юлиус сам себя. – У нас в запасе всего час, а деяний Диаса, прошлых и будущих, неизмеримо». И стал записывать, едва поспевая пером за мыслью.

«Может ли негодяй, подло обдуривший доверчивую девочку, иметь иное будущее, нежели позорное изгнание?»

«Каждый вор заслуживает наказания, однако же вор, укравший театральную маску, покусился не просто на товар – он покусился на само искусство!»

«Представьте себе: если кто-то считает себя вправе насмехаться над Богами, представляя их в пародийном, извращенном свете, то не считает ли он себя выше их? И что же тогда он думает об окружающих людях? Плюет на них, презирает, считает пылью под ногами?»

Вот лишь некоторые образцы из убедительного и проникнутого вдохновением документа, который рождался из-под пера Юлиуса. Слова текли на бумагу легко, образы получались яркие и полные обличающих деталей, а если мошенник где и преувеличил, то это исключительно из желания вызвать интерес у слушателей.

И вот наступил торжественный момент. Клетки спустили вниз, и оба новоявленных оракула застыли на сцене. Корпс, довольно ухмыляясь, уступил право первого Диосу Пароклу.

– Этот человек, который стоит рядом со мной, лживое двуличное существо, – начал соперник. Юлиус малость побагровел при этих словах, но сумел сохранить улыбку. – Он не тот, за кого себя выдает. Никакого дара предсказателя не имеет, а всего лишь мошенник. Довольно известный, надо сказать. Его деяния полны злобы и предательства. И я уверяю вас, что сейчас он применит всю свою изворотливость, чтобы очернить меня перед вами.

Диос церемонно поклонился и сделал несколько шагов назад. Юлиус мысленно отдал сопернику должное, но, вместе с тем, заметил, что в словах Парокла нет никакой конкретики. «Три – ноль, – усмехнулся Корпс. – А сейчас станет и того больше».

Продолжая сохранять невозмутимость, великий предсказатель Юргелио Корсо вышел вперед. Собравшиеся встретили его недовольным гулом и свистом. Выпущенный чьей-то рукой персик пролетел совсем рядом со щекой мошенника и ударил в лоб одного из судей, стоявших позади.

Юлиус неожиданно резко поднял правую руку и щелкнул пальцами. Толпа, будто репетировала это неоднократно, замолкла в мгновение ока.

– Итак, предсказанное будущее выглядит тем весомей, чем точнее будет описано прошлое, таящее в себе корни настоящего… – начал Корпс…

Он говорил долго и пространно. Приводил примеры, разыгрывал роли, взывал к справедливости, богам и гласу народа.

– … Если даже этот человек и заслуживает награды, то не поездки в Дельфы, а отдыха. Подальше отсюда, в размышлении о совершенных ошибках! – милостиво закончил он.

Несколько секунд внутри огромного зала царило молчание. Затем толпа взорвалась, требуя расправы, но имя человека, которого она призывала изничтожить, было Диос Парокл, а не Юргелио Корсо и даже не Юлиус Корпс.

– Судьям нужно время на совещание, – пытаясь перекричать этот гвалт, объявил распорядитель в рупор. – А пока оба оракула должны оставаться на своих местах.

Но эти слова были сказаны напрасно. Юлиус и так не собирался никуда уходить, наслаждаясь произведенным эффектом, а Диос, пока толпа обратила свой взор на распорядителя, уже успел улизнуть.

Он пробивался сквозь людей, спасая свою шкуру. Те продолжали ухать и свистеть, но вот задержать преступника было некому. Охранники тоже вязли в этой бушующей людской стихии и никак не могли добраться до Парокла, а он продолжал уходить.

– Мне кажется, это ответ на мои обвинения! – выкрикнул Юлиус. – Вот! Посмотрите, как убегает ложь, столкнувшись с правдой!

Люди поддержали эти слова радостными вскриками. Вряд ли они надеялись увидеть такое представление, когда шли на соревнование эксцентричных чудаков.

– И все равно судьям надо посовещаться! – упорствовал распорядитель в ответ на призывы наградить Корпса, отлить ему статую из золота и навсегда сделать местным оракулом.

Последнее предложение не нравилось самому Юлиусу, которому тут же представилось, как его опять сажают в клетку, подвешивают над куполом и заставляют ежедневно предсказывать будущее. Работка была наверняка прибыльной, но условия казались ужасно стесняющими.

Через несколько минут распорядитель вернулся к своему рупору.

– Судьи приняли решение. Диос Парокл – дисквалифицирован, а его поимкой сейчас занимаются стражники. Проверив информацию Юргелио Корсо, мы пришли к выводу, что она правдива, хотя и не лишена доли поэтичности, однако… – здесь пришлось на несколько минут прерваться из-за нового всплеска бурной радости, заглушавшей даже рупор, – …однако эта информация не очень похожа на предсказание, а скорее на результат расследования. Поэтому судьи предлагают Юргелио Корсо сделать последнее предсказание на сегодня – обозначить будущее распорядителя, то есть меня. Чтобы не затягивать – предсказать надо всего лишь то, что произойдет со мной сегодня вечером и завтра утром. Мы уверены, что для такого оракула, как Юргелио Корсо, это станет всего лишь формальностью.

«А вот я не уверен», – подумал Юлиус, начиная понимать, в какую гадость он вляпался. Требовалось что-то придумать. И срочно. И это что-то должно было удовлетворить и судей, и толпу. Иначе вскоре мошеннику светил путь Парокла – отступление с боем, улюканьем и погубленной репутацией.

– Это очень просто, – начал Корпс, продолжая лихорадочно соображать, обшаривая глазами толпу. – На самом деле вы обычный человек. И предсказать вашу судьбу, мой друг, с легкостью может даже неофит. Ну, к примеру, вот он.

В последний момент знакомое лицо мелькнуло перед глазами Юлиуса и, не успев понять, кто это, мошенник ткнул пальцем.

В Гераклида.

В горе-скульптора, горе-художника, горе-поэта… да что уж там – горе-человека.

Которому сейчас суждено было стать горе-предсказателем.

«Все просто, – убеждал Юлиус сам себя, пока Гераклид пробивался к сцене. – Всучиваешь ему книгу. Он пытается предсказать. Ты думаешь и тянешь время. Если что-то придумается – отбираешь книгу и делаешь, как надо. Если нет – делаешь ноги, пока все отвлеклись. Как-то так».

Скульптор, взобравшись на сцену, сиял, как начищенная пряжка на ремне особо ретивого воина. Корпс торопливо сунул ему книгу и шепнул на ухо: «Тяни время». Но понять, услышан ли приказ, не было никакой возможности. Вокруг шумели, кричали, неистовствовали, а большой округлый Гераклид чуть подпрыгивал, смешно взбрыкивая, и постоянно кланялся.

Юлиус не выдержал и наступил ему на ногу. В ответ на обиженный взгляд мошенник ткнул пальцем в книгу и многозначительно поднял брови.

– Я не совсем случайный человек, – заявил Гераклид. – Я – Гераклид Аквус – приложил руку к созданию этой книги.

«Чего-чего?» – поразился Юлиус. Этот идиот, кажется, считал, что его мазня как-то улучшила прекрасное сочинение Корпса.

– И сейчас я могу сделать предсказание, даже не заглядывая в нее. Уважаемый распорядитель сегодня вечером отправится ко сну. А завтра проснется и позавтракает. А еще вечером закончатся соревнования, и он вздохнет спокойно и устало. В наш просвещенный век люди, которые жертвуют собой ради других, живут в тяготах. Я познал это на себе и думаю, что все благородные мужи нашей страны ведут себя так же.

Гераклид умолк и улыбнулся. Юлиус чувствовал, как капля пота катится у него по спине. Вновь воцарившаяся под куполом тишина была гнетущей и выжидательной. На лице объекта предсказаний застыло недоумение, Аквус торжествующе улыбался. За всем этим Корпс как-то позабыл о намерениях сбежать и очнулся только, когда увидел, что судьи призывают распорядителя.

Однако – противоестественно для самого – себя Юлиус не ринулся прочь. Он остался и смотрел на Гераклида, получавшего свою порцию славы. Помимо воли, Корпс чувствовал, что на лице у него появилось глуповато-простецкое выражение, которое ему очень часто приходилось видеть у других людей, когда те чувствовали, что их обдурили, но не могли понять, в чем именно.

Тем временем распорядитель вышел к публике:

– Судьи посовещались и решили: несмотря на то, что создатель этой книги не сказал ничего сверхнеобычного, он, тем не менее, прав. И совсем не нужно дожидаться вечера, чтобы доказать, что я действительно пойду спать, а утром встану и позавтракаю. Потому победа присуждается Юргелио Корсо и его учителю, который, без сомнения, вовремя пришел на помощь своему ученику…

Распорядитель покосился на Гераклида, а тот гордо вскинул голову и расправив плечи, отчего разом словно бы похудел и помолодел.

Дальнейшие события смешались в один большой ком.

Вот сияющий Гераклид получает из рук распорядителя огромный мешок с драхмами.

Вот толпа с приветственными криками провожает героев на вечерний поезд до Дельф.

Вот Гераклид на прощание читает людям свои дурацкие стихи, потрясает книгой, а затем, с криком: «Это мой вам подарок!» – бросает ее в толпу.

Таким образом, в себя Юлиус пришел только в комфортабельном купе, в котором кроме него и сжимающего мешок с деньгами Гераклида не было никого.

Сразу же, как только мозг начал работать, мошенник отобрал у своего «учителя» мешок; набросился на него с обвинительной речью по поводу потерянной книги; отмел все возражения, что на этой книге была картина Гераклида, которую тот и подарил «своим почитателям»; задумался о произошедшем; ворча и хмурясь, отсчитал примерно треть драхм и вручил скульптору; выругался; попытался вернуть деньги назад, но сам же себя остановил рассуждениями о том, что Гераклид их все же заработал; сунул мешок с монетами под подушку; потребовал у соседа даже не дышать и уж тем более не мешать спать до самого приезда; уснул.

Это был долгий и насыщенный событиями день. И Юлиус был очень рад, что он наконец-то закончился.