Текст книги "Император из будущего: Эпоха завоеваний"

Часть II

Глава 17

Кто спрашивает дорогу утром, тот к вечеру уже мертв.

Японская пословица

– Банзай!! – с оглушающим воплем Катсу прыгнул вперед и нанес удар сверху. Деревянные мечи боккэны столкнулись с громогласным треском и Набори отступил. Еще выпад и еще один шаг назад. Катсу победно улыбнулся – последнее усилие и укэ[14] выйдет за пределы площадки. А это поражение.

– Матэ![15]

– Госпдин Ячи, учитель – вскинулся Катсу – Я почти победил!

– Почти не считается – Набори скорчил ехидную рожицу.

На татами, кряхтя, забрался пожилой, скрюченный старик с палкой. На его голове уже не осталось волос, кожа лица и шее напоминала желтую скукуженную бумагу.

– Только что раздался полуденный колокол – скрипучим голосом сообщи учитель своим ученикам – Вам пора идти собирать хворост. Иначе новый управляющий монастырем…

– Юдаи-сан сам самурай – вклинился в речь старика Катсу – И он понимает важность.

Бац! Палка учителя попала парню по голове. От второго удара Катсу увернулся и тут же без разговоров, спрыгнул с тренировочного помоста на пол. Вслед за ним сиганул его друг Набори. Оба послушника быстро забежали в келью, натянули сверху кимоно соломенные накидки – снаружи монастыря начинался снегопад – и побежали к выходу. Катсу успел заглянуть в пустой церемониальный зал, где стояло старое зеркало из полированной бронзы и осмотреть ушиб. В зеркале перед ним предстал молодой пятнадцатилетний парень, с широкими плечами, длинными черными волосами, заплетенными в косичку и узким, совершенно неяпонским лицом. Катсу машинально провел ладонью по подбородку. «Эх! Хотя бы один волосок вырос» – подумал парень и потер шишку на голове.

– Катсу! Где тебя демоны носят?! – от входа послышался крик Набори. Тот уже успел взять веревки и пританцовывал от холода, ожидая своего товарища. Толстяк Набори всегда мерз больше других, но никогда не пытался увильнуть от обязанностей по сбору хвороста в лесу.

– Где топор? – буркнул Катсу, все еще ощупывая шишку.

– У крестьян. Пошли скорее.

Парни вышли на улицу и моментально окунулись в белое безмолвье. Снег тут же запорошил их накидки, а, падая на лицо и руки, сразу таял, словно подтверждая бренность жизни.

Работали молча. Крестьяне стаскивали и рубили ветки, Катсу собирал хворост в вязанки, а Набиори таскал их в монастырь. «Хоть и толстый, зато самый сильный из всех послушников» – подумал Катсу – «Вон, за одну ходку может брать сразу по три, четыре вязанки. Настоящий суматори. Да, и не такой уж он и толстый, просто кость широкая».

Потом мысли парня перескочили на собственное телосложение. Скорее всего он пошел в мать, у которой было такое же узкое лицо, зеленые глаза… Своего отца, Дзироэмона Кимуру Катсу никогда не видел. Тот погиб еще в битве при Одоваре, когда парню было всего два года. Служил Дзироэмон в пешем войске князя Ода, имел неплохой надел в провинции патрона, но постоянно был в разъездах. После гибели отца, дела семьи покатились под гору. Мать начала пить, жадные родственники отняли сначала землю с крестьянами, потом и дом. К этому времени князь Ода также почил в бозе и заступить за вассалов стало некому. Началась эпоха Сэнгока Дзидай. Брат пошел на брата, сын на отца. Семье Кимуру удалось пристроится в монастыре Ямагата, что в Северной Японии.

Мать прислуживала настоятелю, Катсу ухаживал за Сокушинбутсу. Монастырь был известен на всех островах своими мумифицированными монахами, которых звались Сокушинбутсу, что означает «достигшие состояния Будды при жизни». Впервые эта странная и ужасная практика была введена священником по имени Куукай больше 1000 лет назад. Куукай был основателем секты буддистов шиньон, которая проповедовала идею просвещения посредством физического истязания. Процесс самомумификации занимал около 10 лет. Катсу насчитал в хрониках две сотни монахов, что пытались стать Сокушинбутсу, но получилось превратится в мумию лишь у нескольких десятков. Мумией становились так. На первом этапе монахи избавляли свое тело от жира. Для этого адепт, решивший мумифицироваться, тысячу дней подряд ел только еду состоящую из орехов и семян.

Второй этап – выгнать из себя как можно больше воды. Еще тысяча дней ограничений, связанных с водой. В этот период монах позволяет себе пожевать немного коры и корней сосны. Последняя стадия – питье особого, ядовитого чая, приготовленный из сока лакового дерева. Сок этого дерева пропитывает внутренности, скрепляя их. И завершающий этап – ещё живая, но уже вполне мумия усаживается в позе лотоса в крошечной пещере с каменными стенами, где её и замуровывают. У монаха остается лишь звонок, которым он подает сигнал, что еще жив. Как только звонок перестает звенеть, в монастыре отсчитывают три года и выкапывали готового «сокушинбутсу».

Первые несколько лет Катсу сильно пугался мумий, которые были расставлены по всем залам Ямагата. Ночью его мучали кошмары, в которых костлявые, слепые «сокушинбутсу» протягивали к нему свои руки, тащили в свои пещеры. Но потом в семье Кимуру случилось несчастье и страх перед мумиями испарился. Мать Катсу продолжала пить сакэ каждый день, пьяная ходила по окрестным деревням. Все разговоры, увещевания, попытки спрятать сакэ оказывались бесполезными. Парень испытывал сильный стыд, старался больше работать по монастырю, начал упражняться в боевых искусствах, благо в Ямагате жил старенький учитель фехтования. Два года назад пьяная мать пошла на праздник к соседям, там еще выпила и насмерть подавились рисовыми лепешками моти. От такого позора Катсу даже хотел покончить с собой.

Но случилось чудо. Нет, мумии не ожили. В монастырь всего лишь приехал новый настоятель Юдаи-сан. Старого главу общины указом патриарха синто Наба Санэнаги выгнали прочь – слишком много подношений шло в его личный карман. Монастырь приписали к министерству Синтоизма, запретили практику Сокушинбутсу, впрочем, сами мумии остались и новый настоятель даже велел их вытащить в главный зал. Сокушинбутсу стали главным украшением монастыря во время всех праздников, привлекая тысячи паломников. Но не это главное. Вместе с Юдаи-саном в Ямагату приехала его дочь – четырнадцатилетняя, рыжеволосая Амика.

Как только Катсу в первый раз увидел гибкую как тростник Амику, шедшую с кувшином воды по дороге, все мысли о самоубийстве моментально испарились из его головы.

– О чем задумался, самурай? – Набори незаметно подобрался к работающему Катсу и залепил ему в голову снежок.

– Ах, ты жирный кашалот! – парень моментально сориентировался и ответил Набори градом снежков.

Спустя час оба уже грелись у жаровни, в которой весело трещал собранный хворост.

– А пойдем сходим к дальней пещере – Набори толкнул в плечо Катсу – Послушники говорят, что там вчера слышали колокольчик.

– Ты серьезно думаешь, что дальний монах еще жив??

– Они все живы! И мертвы одновременно. Пребывают в нирване и оттуда смотрят на нас.

– Чем смотрят? После того, как их достают из пещер, глаза то удаляют.

– Какой ты тупой Катсу. Это духовное зрение!

– Зато ты у нас острый. Слышал, что новый настоятель учудил? – решил сменить тему парень – На колокольной башне устанавливается ветряная мельница.

– Дурень, это не мельница. Это се-ма-фор – по слогам произнес иностранное слово Набори – На каждом шесте расположены цветные планки. Их сочетание задает какой-либо иероглиф. На соседней горе стоит станция, где служащий в зрительную трубу читает эти иероглифы и передает дальше.

– А если темно или дождь?

– В темноте можно сигналить светом. Видел большое выпуклое зеркало, что привезли вчера?

– Им и будут сигналить?

– Точно. Я уже все разузнал. В центр ставится фонарь с задвижкой. Двигая ею, можно открывать фонарь и закрывать. Свет отражается от зеркала и мигание света записывает служащий следующего семафора. Там есть какой-то кодовый язык… Эх, хотел бы я стать семафористом!

Катсу задумался над словами Набори. Как же много последнее время появилось новых профессий и умений. Если раньше было всего 4 касты – самураи, духовные лица, крестьяне, торговцы да неприкасаемые, то сейчас в почете промышленники, ученые, служащие. И зарабатывают очень хорошо. А кем он станет, когда придет пора постригаться в монахи? Катсу совсем не хотелось брить голову, одевать оранжевую сутану и всю жизнь провести в медитациях да молитвах.

Во дворе раздался удар колокола.

– Пора на ужин – Набори мечтательно потер свой большой живот – Сегодня Амика готовит.

– Амика? – вскинулся Катсу – А давай на перегонки! Кто быстрее.

Парень моментально скинул шлепанцы гэта и уже босиком выбежал из кельи. Вслед за ним рванул Набори.

Глава 18

Быстро – это медленно, но без перерывов.

Японская пословица

– А ну стоять! – пожилой, но еще сильный и властный мужчина с резкими чертами лица и огромным шрамом на лбу схватил Катсу за шкирку. Бегущему Набори, он просто ловко подставил подножку, и тот с криком покатился по полу – Оба, за мной.

– Настоятель – заныл Катсу – Ужин уже пробили.

Но тот молча шел по коридору. Ребятам ничего не оставалось, как идти следом. Келья Юдаи-сана поразила Катсу. Во-первых, она, что непривычно, была разделена ширмами на жилую и рабочую зоны. Во-вторых, на потолке весел новомодный карбидный фонарь, который освещал комнату ярким, желтым светом. В рабочей части кельи стоял рабочий стол со стульями. Катсу никогда не видел столов с выдвижными ящиками. Говорили, что в столице сам император придумал писать письма, сидя не на татами, а за столом. Набори толкнул Катсу в бок и указал глазами на жилую часть. Глаза парня были квадратными. Над спальным матрасом-футоном висела катана. Меч лезвием вниз был привязан тонкой ниткой к потолку и слегка покачивался от сквозняка.

– Не толпитесь в дверях, проходите – Юдаи-сан сел на один из стульев и приглашающе махнул рукой.

– Настоятель! А… – Катсу замялся, не зная как спросить про меч.

– Зачем над кроватью висит катана? – пришел на помощь парню Юдаи-сан.

Присевшие на краешки стульев ребята усиленно закивали.

– Вы же готовитесь к посвящению в монахи и должны знать про карму. Всеобщий закон воздаяния. Наша судьба определяется нашим поведением. Праведники и грешники получают по заслугам, но зачастую в следующей жизни. А если бы воздаяние случалось сразу, в этой жизни?

Катсу попытался себе представить жизнь с моментальной кармой и не смог. Наверное потому, что у него перед глазами стояло заплаканное лицо Амики. Подумал ли настоятель о своих близких, о дочери, когда вешал меч над футоном?

– А как же свобода воли? – поинтересовался Набори.

– Это центральный вопрос любой религии, что буддизма, что христианства – ответил настоятель – Мой меч над кроватью можете считать попыткой проверить законы кармы на практике. Если я так сильно согрешу, что Будда в своей милости решит не откладывать мое воздаяние на следующую жизнь, а просто оборвет нитку во время моего сна, то.

– Что это докажет? – прервал монолог Юдаи-сана неугомонный Катсу – Вам уже будет все-равно, вы будете мертвы и никаких уроков не извлечете, а.

– Вы сразу узнаете – щелкнул по лбу парня настоятель – И извлечете уроки. В том числе, как не перебивать своего учителя.

– Я вас вот для чего позвал – поменял тему Юдаи-сан – Из столичного министерства Синтоизма пришло письмо. В нем чиновники требуют отрядить от монастыря десять плотников, трех кузнецов и одного маляра на строительство корабля. Назваться он будет «Мацу-мару» и поплывет в дальние страны с посольством. Монастырь возьмет на себя часть расходов по строительству судна. Кроме того, от меня требуют послать учиться в столичный университет Банту двух послушников. Я решил, что от Ямагата поедете вы оба.

У парней отвалились челюсти.

Первым опомнился как ни странно Набори…

– Банту! Столица!! – завопил он и тут же осекся, увидев грозный взгляд настоятеля.

А у Катсу перед глазами встала Амика. Он ведь уже сочинил для нее любовное стихотворение, приготовил дорогой подарок – модные духи из масла лепестков роз… Юдаи-сан тем временем давал подробные инструкции парням, но все наставления проходили мимо сознания Катсу. Еле дождавшись окончания встречи, он тут же устремился к покоям Амики. Набори увязался следом. Зашли со стороны обрыва, перелезли через забор, нарвались на собак. Те узнали ребят и завиляли хвостами. Наверху светилось длинное окошко с распахнутыми ставнями.

– Подсади – Катсу наклонил Набори и влез на его широкую спину, затем встал на плечи. Заглянул в окно. В небольшой комнатке на футоне сидела молодая девушка. Она что-то быстро писала в маленькой книжечке. Широкие рукава лилового кимоно подчеркивали изящество ее рук, слегка накрашенные брови над миндалевидными глазами, маленький носик, мягко очерченный подбородок обеспечили бы ей место в первом ряду среди самых красивых аристократок Киото. Волосы Амики, ранее причесанные наподобие ровного черного водопада, теперь растрепались, но это показалось Катсу очень милым и домашним. Сердце парня застучало с удвоенной силой.

– Ну, что ты ждешь?! – запыхтел внизу Набори – Постучи к ней.

Катсу и сам понимал, что надо постучаться, завести разговор, но на него напал ступор. Он смотрел и смотрел в окно, запоминая милые черты Амики.

– Все, хватит – Набори сел на корточки и Катсу спрыгнул с плеч на землю – Ты просто слабак. Амика достойна лучшего мужчины.

– А ну повтори, что ты сказал?! – Катсу схватил друга за отворот кимоно.

– Охолоните, герои! – кто-то из монахов верхних келий плеснул в окно воду прямо на головы парней. Холодная вода мигом промочила кимоно, а заодно остудила гнев. Катсу оттолкнул Набори и пошел прочь. На холодном воздухе он тут же закоченел. К этому добавился сильный голод – ужин уже закончился и трапезная была закрыта на большой замок. Наступила черная полоса жизни.

Восход солнца ребята встречали в составе каравана, что монастырь отправлял в столицу. Катсу все-таки дождался Амики – девушка вышла на крыльцо дома проводить послушников. Со смущенной улыбкой она приняла подарок парня, но открывать ларец при всех не стала. Лишь пообещала написать ему в столицу письмо. Даже это простое обещание наполнило сердце Катсу радостью.

Пока Катсу прощался с девушкой, Набори все трогал и щупал свой пояс оби, обернутый вокруг талии. В нем были спрятаны золотые монеты, что настоятель выдал парням в дорогу, а также рекомендательное письмо университетскому ректору.

– В путь! – грузный, пожилой монах Оми-сан, глава каравана, махнул рукой. Носильщики вскочили на ноги, заскрипели колеса повозок. Катсу последний раз взглянул на монастырь, погруженный в сугробы снега. На белом фоне, словно райская птица, виднелась одетая к красное кимоно, Амика. Заметив повернувшегося Катсу, девушка поклонилась. Дорога сделала поворот и Амика пропала из виду.

Погруженный в раздумье Катсу не замечал времени. Прошел час, караван оказался почти у подножия горы Окитсу. Недалеко от нее начиналась дорога на Киото. Несмотря на снег и легкий мороз тракт был полон людей и повозок. К полудню солнце нагрело воздух и началась оттепель. Снег превратился в грязь, скорость каравана упала. К вечеру опять подморозило, поднялась метель. Но Оми-сан был опытным путешественником и заблаговременно сделал привал в маленькой деревушке со смешным названием Ушастые. На следующее утро Катсу внимательно осмотрел жителей деревни и не обнаружил среди них лопоухих. Тайна названия так и осталась покрыта мраком.

Ранняя весна все больше и больше вступала в свои права. Снег постепенно таял, а караван все ближе подходил к морю. Об этом свидетельствовал и запах, и крики чаек. В один из дней дорога обогнула холм и путешественники внезапно вышли на берег. Сквозь туман, скрывавший залив, неясно виднелся серповидный изгиб Михо с его черным песком и искривленными соснами.

Зрелище было поразительное. У кромки воды шла работа по добыванию соли. Группа женщин с тяжелыми ведрами на согнутых плечах двигалась от воды к песчаному берегу; другая группа граблями разрывала дно, чтобы соль вышла на поверхность. В огромных металлических котлах кипел концентрат, дым от них распространялся по берегу, смешиваясь с туманом.

– Солят рыбу для флота – Набори ткнул пальцем в скрюченных женщин у чанов.

У солеваров каравану пришлось задержаться – навстречу по тракту шел большой воинский отряд. Толпа легко вооруженных самураев, среди которых впрочем было с полусотни аркебузиров, заняла всю дорогу. Над ними развевались знамена, лошадиные копыта месили грязь, смешивавшуюся с утренним туманом. В центре колонны ехал генерал на огромном коне. Лошадь была покрыта кольчугой с серебристыми и голубыми украшениями, а наездник – в алых доспехах в золотом шлеме. Замыкавшие процессию самураи несли знамена, покрытые надписями, сообщавшими о победах отряда в прошлом.

– Воины-псы – опять не удержался от комментария болтливый Набори – Говорят, что в прошлом и позапрошлом году именно они сломали хребет Ходзе и Симадза.

– Разве они не должны быть в Корее – поинтересовался Катсу.

Набори в ответ лишь пожал плечами.

Прошла еще неделя и они выехали на широкую равнину. Здесь уже чувствовалась настоящая весна: снег полностью сошел, пригревало солнце, в рощах кое-где виднелись белые цветы магнолий, на еще не вспаханных полях играли детишки – собирали цветы и плели из них гирлянды. Катсу впервые отчетливо осознал, что он едет навстречу неведомой и новой жизни. На холме, за которым заканчивалась равнина, темным утесом, точно военный корабль, врезался в небо замок.

– Крепость господина Оцу из клана Асаи. Он погиб в недавней войне. Сейчас в замке артиллеристская школа – всезнайка Набори был в своем репертуаре – Киото уже совсем скоро.

Раскинувшийся у подножия холма призамковый город окутывала легкая дымка. Обогнув город, караван подъехал к реке, которая протекала мимо замка. Паромщики брали одну серебряную монету за повозку и одну медную за пешего путешественника. Переправившись через реку, над которой летали белые цапли, караван встал на привал. А после привала спустя час показались предместья Киото.

Количество людей на тракте резко выросло, все чаще приходилось уступать дорогу отрядам солдат и аристократам. В итоге караван уперся в очередь перед Рашомон – южными воротами. Их охранял десяток самураев с катанами и пиками. Пять чиновников довольно сноровисто и быстро проверяли подорожные документы. Рядом с воротами расположился стихийный рынок. Торговцы, прямо на земле разложив свои товары, начиная от сковород и котлов и кончая маслом, солью, бумажными тканями, посудой и другой утварью, громкими криками зазывали покупателей. Катсу и Набори, привыкшие к тихой жизни в монастыре, были оглушены этим столпотворением и шумом. Очередь двигалась быстро и через полчаса караван был уже внутри Киото.

– Здесь наши пути расходятся – Оми-сан корокто поклонился послушникам – Вам направо, сначала в имперскую канцелярию, потом в Банту. Мне налево к правительственным складам, а затем в бухту Рикудзен в землях господина Огацу. Именно там находится верфь, на которой строится «Мацу-мару».

Парни глубоко поклонились монаху и пошли по Сузаку-Оджи. Это была самая широкая и оживленная улица Киото, шестьдесят сяку в поперечнике. Она была обсажена ивами, обрамлявшими деятельную жизнь посередине. Паланкины высокопоставленных особ, экипажи, запряженные волами, пешеходы заполняли ее почти всю целиком. Больше всего Катсу поразили двухколесные повозки, которые двигались за счет ног владельцев. Парень уже почти ткнул в них пальцем, чтобы обсудить с Набори, почему «всадники» не падают со своих повозок, как увидел на улице новое чудо.

Прямо посередине проезда ехала новомодная конка. Пара лошадей тянула по специальному помосту деревянный вагон с пассажирами. У парней открылись рты. Они впервые видели общественный транспорт. Еще больше они удивились на перекрестке, движение через который регулировал специальный человек в белой форме с длинным черным жезлом. По свистку регулировщика пешеходы и повозки останавливались, ждали пока пройдут люди и конка с поперечной улицы.

Как понял Катсу, Киото был распланирован в виде правильной сетки; Ичиджо – первая улица – начиналась в северной части, дальше шли Ниджо, Санджо, Шиджо, Годжо – вторая, третья, четвертая, пятая улица, и так до Куджо – девятой улицы, у южных ворот. Аромат цветущей вишни, хлопотливая жизнь большого города – все это вызывало изумление и трепет. Торговые здания по обеим сторонам улицы были переполнены спешащими людьми. Время от времени попадались по пути группы крестьян. Вокруг священных изображений толпились просители, умолявшие богов синто о той или иной милости. А здания! Как и прежде, Катсу был поражен величиной и количеством зданий, – некоторые из них возвышались над улицей на пять этажей. Золото, серебро, красное, голубое. Богатая цветовая гамма лакированных карнизов и разноцветные коньки легких построек, заполнявших целые кварталы.

Сузаки-Оджи тянулась на два ри посреди столицы. Катсу и Набори шли рядом, наслаждаясь шумом и суетой. Медленно двигались повозки с запряженными волами, теснились пешеходы. По мере их приближения к северо-восточному району уличная толпа становилась все более многочисленной и беспокойной. Были там крестьяне в широкополых соломенных шляпах, и рядом с ними – торговцы в шелковых платьях; последним совсем недавно разрешили носить шелк, который два года назад полагался исключительно дворянству. Среди крестьян и торговцев попадались порой студенты Конфуцианского университета Банту. В основном потомки придворной аристократии, еще не ставшие взрослыми людьми.

– Неужели скоро они станут такими же студентами?! – подумал Катсу. Его сердце возбужденно забилось.

Интерлюдия

10-й день 3-го месяца Яёй, Киото, императорский дворец Госё

– Хиро-сама, мне право дело неудобно такое внимание – министр иностранных дел, двадцатилетний выпускник университета Банту, Тоши Окияма низко поклонился в третий раз и отказался от пиалы с чаем – Позвольте слугам сначала вам налить, а уж потом мне.

– Господин Тоши, я настаиваю – канрэй, премьер-министру Японии, Окинавы и Ко Рё Симодзумо Хиро еще раз протянул Тоши-сану пиалу.

– Я слышал, что заморские купцы привезли на острова кофе и экстракт листьев под названием «кока» – низенький, полненький Тоши Окияма, наконец, принял пиалу и вежливо отпил чуть-чуть.

– Да, я уже пробовал эти напитки – ответил Хиро-сан, наливая себе собственноручно зеленый чай – Кофе горький, но хорошо бодрит. Чай из коки также уменьшает усталость, а еще голод и жажду. Рекомендую попробовать.

– Спасибо. Обязательно последую вашему совету. Купцы утверждают, что кофе надо пить с молоком и сахаром. Тогда оно не такое горькое. Впрочем, тростниковый сахар очень дорог, чтобы его использовать в напитках. А вот коку необязательно пить. Торговцы рассказывают, что индейцы Новой Испании носят с собой мешочек, называемый чуспа, в котором содержится дневная порция листьев коки, наряду с небольшим количеством порошка из негашёной извести или пепла лебеды. Небольшое количество порошка жуют вместе с листьями коки – это смягчает их вяжущий аромат и позволяет растянуть удовольствие надолго.

– И с чего бы купцы стали делиться с вами такими сведениями, уважаемый Тоши-сан?

– Наше министерство с начала этого месяца опрашивает всех прибывающих в страну гайдзинов. Кроме того японцы, побывавшие за рубежом теперь обязаны писать отчет. В него входят описание обычаев и законов иностранцев, их история, достижения в науках…

– Разве это не работа Палаты тайных дел?

– Люди Цугары Гэмбана также опрашивают гайдзинов, следят за некоторыми самыми подозрительными. Наш же интерес касается не безопасности, а направлен на изучение сопредельных стран.

– Это похвально. Теперь, когда все обычаи соблюдены – канрэй облегченно вздохнул – Я хотел бы с вами посоветоваться.

– Весь внимание.

– Вот уже больше месяца как о Микадо нет никаких известий. Последний голубь из Бейджина был от Цинанари Ходзе. Он сообщил, что Ёшихиро Сатоми в безопасности в секретном убежище посольства. Кроме того сообщалось о смерти Хандзо.

– Легендарного синоби?!

– Да, о нем уже слагают легенды. Но сейчас не об этом. Ситуация очень шаткая. Мы заключили с ваном Ко Рё временное перемирие. Наши войска практически все находятся на континенте. Удалось, наконец, наладить перевозки через Цусимский пролив. Но Китай и западные страны по-прежнему поставляют корейцам оружие, наемников… Испания и Португалия добились от Папы энциклики о Крестовом походе. Поводом стали гонения на христиан, а реальная причина – изгнание иезуитов из страны.

– Иезуиты посредничали в торговле между Японией и Китаем – Окияма достал из рукава кимоно четки и начал задумчиво щелкать камешками – Зарабатывали огромные прибыли на разнице между ценой шелка на островах и континенте. А также на обменном курсе золото-серебро. Но сейчас торговля встала и не вижу чем можно было бы их подкупить.

– Иезуитов подкупить не получится – Симодзумо Хиро взял с татами веер и начал им обмахиваться – Но с гайдзинами надо заключить перемирие. Мы и так уже откусили больше кусок, чем можем проглотить. Если из Макао и других португальских территорий продолжат прибывать конкистадоры…

– Я слышал, что их боевые качества весьма невелики.

– Это так. Но меня сейчас волнует не Ко Рё.

Симодзумо Хиро задумался, отпил чаю, после чего все-таки решился – Меня волнуют Токугава Иэясу и Иттэцу Единая Сталь. Вы человек надежный, я вам могу доверять. Похоже, что эти двое сговорились и хотят устроить переворот в отсутствие Микадо. Сейчас они вербуют сторонников в действующей армии.

– Спасибо за доверие Хиро-сама – Окияма низко поклонился – Но ведь тогда есть смысл продолжать боевые действия. Тогда основные силы заговорщиков будут на материке.

– Все еще хуже Тоши-сан – веер в руке канрэй издал щелчок и сломался пополам – Эти отрыжки кашалота решились на предательство. Смотрите сами. Еще до перемирия корейцы сумели заманить в засаду и уничтожить полк легкой кавалерии у деревни Пёкчегван. Потом они внезапно захватили крепость Тэгу в провинции Кёнсан. Именно на следующий день, когда оттуда ушел генерал Като Киёмаса со своими войсками. Я не сомневаюсь, что Токугава Иэясу сообщает корейцам, а скорее всего их покровителям – китайцам и португальцам военные сведения.

– И зачем это ему?

– Если мы проиграем войну, в армии будет много недовольных. Без поддержки самураев и генералитета, Иэясу не удержаться у власти.

– Так ведь и разгром при Пусане мог быть делом рук Токугавы!! – Окияма схватился за грудь.

– О чем я вам и толкую. Слишком уж точно и вовремя вывел адмирал И Сунсин свою эскадру к нашим кораблям. Тут не обошлось без синоби Иттэцу. Наверняка они как-то успели передать корейцам сведения о маршруте Микадо.

– Так схватить мерзавцев и распять на главной площади Киото!

– Синоби схватить не получится – уж слишком они хитрые. Токугаву казнить бы надо, но мы уберем лишь верхушку заговора. Это не выход. Надо потянуть время.

– Хиро-сама я сделаю все, что от меня зависит и даже больше! Но наше молодое министерство не имеет влияния и сторонников среди аристократов и самураев.

– Мне нужен мир с Китаем и Ко Рё. Если вам удастся вывести из игры гайдзинов, их желание воевать с нами сильно убавится. А за это время Гэмбан раскроет заговор среди военных, мы реформируем армию, Микадо вернется домой.

– Господин Канрэй, я не вижу способа вывести Испанию и Португалию из войны. В Европу плыть около года. Еще полгода на дипломатию, год назад…

– А этого и не требуется. Основные силы конкистадоров сейчас переправляются через Новую Испанию. По счастью в Пусане к нам в руки попали оба сына вице-короля Новой Испании. Надо отвезти в Мехико одного из сыновей дона Веласке, а второй останется в качестве заложника. Пошлите самого лучшего посла. Пусть не требует от вице-короля каких-либо официальных заявлений, достаточно если тот начнет чинить препоны военным перевозкам. Итак два месяца через Тихий океан до Акапулько, еще неделя-две на путешествие до Мехико. Итого даю вам полгода.

– Мои люди сделают все возможно и невозможное!

– Невозможного не надо, добейтесь выхода Новой Испании из войны. Этого будет достаточно.