Текст книги "Врач «скорой»"

Глава 5

Договорившись о встрече с Паульсеном вечером следующего дня в «Праге», я отправился на работу. Аня взяла на себя почетную обязанность поводить по Первопрестольной родственников (в первую очередь, наше «всё» – ГУМ и ЦУМ), а у меня, увы, дневная смена. Можно было бы и ее перенести, но я уже просил Дыбу «подвигаться» – не хотелось опять одалживаться.

Придя на работу, неожиданно нос к носу столкнулся с Шишкиным.

– Николай Евгеньевич? Какими судьбами?

– Вот, вызывали на консультацию, – кардиолог пожал мне руку, завязал шарф, достал шапку из рукава пальто.

– Дайте догадаюсь. Брежнева у нас тут нет, Суслова тоже. К кому могли дернуть в праздники… хмм… – я сделал несколько пассов руками, намекая на причастность к высшим эзотерическим силам. – Уж не к Райкину ли?

Шишкин подозрительно прищурился:

– Откуда знаешь?

– Так мы его и госпитализировали.

Врач передумал, размотал шарф, подхватил меня под локоток:

– Ну-ка пойдем в кафетерий, чайку тяпнем.

Я посмотрел на часы – время до смены еще было.

– Ну пойдемте.

Сели за дальним столом, подальше ото всех. Шишкин попытал меня насчет госпитализации, потом вздохнул, тихо произнес:

– Только между нами, Андрей…

– Ага, по-родственному.

– Плохая шутка!

– Ваша дочка сама связалась с Труновым. Я узнал все уже постфактум.

– Знаю, – Шишкин тяжело вздохнул. – Не нравится мне этот Трунов. Хитросделанный очень.

– Да, Панов был получше, – покивал я, улыбаясь. – Ладно, что там с Райкиным?

– Сердечко у него изношенное, но пока еще побегает. Ему нервничать категорически нельзя. Любой стресс провоцирует гипертонический криз, аритмию, а это, сам понимаешь, здоровья не добавляет.

– Актер же, – пожал я плечами. – Он как на сцену выходит, тахикардия гарантирована.

– Райкин уже привычный, – махнул рукой Шишкин. – Это вряд ли. Тут дело в другом. Плохие слухи про него распространяют постоянно. Дескать, в гробу матери пытался вывезти золото и бриллианты в Израиль.

Тут я, конечно, обалдел.

– Он мать в Израиле хоронил?

– Такова была ее последняя воля.

– У нас же нет дипотношений с ними…

– Это у нас нет, а у него есть. Он же всемирно известный актер…

Шишкин покачал ложкой в стакане, повздыхал.

– Анонимка на него пришла новая. Мол, с Ефремовым, Табаковым и Евтушенко подпольный журнал издают. Для творческой элиты. Дело на контроле в КГБ и ЦК.

– Бред какой-то… Таким людям эти журналы до лампочки. Молодежь балуется, да агенты западные всякие.

– Вот и я удивляюсь. – Шишкин понизил голос: – Ходят… хмм… слухи, что дело тут не в анонимке. Это следствие. Зарвался Аркадий Исаакович. Поставил спектакль с цитатами из Ленина.

– Так что в этом плохого? – еще больше удивился я. – На руках должны носить.

– А там с критикой советского строя. Устами Владимира Ильича. На каждый наш порок общественный – цитата из основоположников. Дескать, они тоже бичевали, и мы будем. И не подкопаешься. Не запрещать же Ленина… Скандал! Вот и решили его добить с другой стороны, здоровье у него так себе…

– Может, вы как-то поспособствуете, чтобы его в ЦКБ подольше подержали, подлечили? А там, может, само собой все уймется.

– Тоже об этом думаю, – покивал профессор. – Кстати, лекарство это, что ты нашел…

– Каптоприл? Привезли?

– Уже попробовал на нескольких пациентах. Сейчас материальчик соберем, статью напишем. Отличный результат показывает, давление стабилизирует – сказка просто. С меня бутылка!

Вот она, цена внедрения хорошего препарата: коньяк и какая-то закуска. Ну, и ушедшая невеста бонусом.

* * *

Первый вызов на «кровотечение из руки». Кстати, опять я попал к доктору Спиваченко с неугомонной Капитоновой на пару. Не туда пошла девчонка работать. Ей надо было в журналисты идти, интервью брать. Всё узнала бы у звезд. Естественно, сегодня с утра допрашивали меня. Конечно же про Швейцарию. От пограничного контроля в аэропорту до цен на всё. Включая недвижимость. А откуда мне это знать? Я там даже на общественном транспорте ни разу не катался.

А ехать далеко получилось. Когда сначала доктор сообщил, что за город, в какой-то Ранис, я не понял даже. И только когда к поселку подъехали, дошло – да это же Николина Гора! Тут плевать на улице категорически запрещено, а то вероятность попадания слюны в какого-нибудь академика или министра сильно превышает сто процентов. Но это летом. А сейчас, в эту очень недачную погоду, кого сюда понесло? Есть, конечно, те, кто живет за городом круглый год, но их мало. Однако вызвали, значит, наш клиент.

Украшающих окрестности и подтверждающих близость обитателей к народу пятиметровых заборов еще и в помине не было. Так, несерьезный штакетник, а местами и вовсе вопиющее пренебрежение безопасностью в виде декоративного кустарника. Ехали по навигатору – нас на въезде встречал какой-то не то сторож, не то слесарь. Его даже спрашивать не стали, что стряслось, – сразу видно было, что мужик не в теме.

А во дворе сразу начались приключения. На нас молча бросилась какая-то здоровенная псина. Ну разве что рыкнула слегка. Мы еле успели выскочить на улицу. Впрочем, доктор чуток пострадал: куртку собачка ему слегка разодрала на спине. Хорошо, что до организма не добралась. И мы стояли сейчас на улице и смотрели на милую морду восточноевропейской породы, приветливо скалящую зубы и капающую слюной в щель между штакетинами. Только природная лень не давала псине перемахнуть через заборчик, весьма символический, кстати.

А в окне пациентка руками сигналы подает. Почему я так решил? Так у нее на руке повязка какая-то самопальная, окровавленная, да и лицо бледновато.

– Это Самойловых собака, – подал голос наш провожатый. – Сорвалась утром. Агбар.

– Что же вы раньше не сказали? – спросил Спиваченко. – Тут милицию вызывать надо или службу по отлову животных.

– Так он и есть милиция, – объяснил мужик. – Только сейчас в запое, до него не добиться.

– А жена? – продолжил искать пути выхода доктор.

– Ушла она от него, вот и квасит, – тяжело вздохнул абориген. – Агбар сорвался, голодный, небось. Вон, Ираиду Матвеевну покусал.

Спиваченко пошел звать диспетчера, но тут же бросил эту затею: сигнал не добивал. Песель продолжал исходить лаем, и надо было что-то делать.

Я походил вдоль забора, нашел какую-то деревяшку. Под удивленным взглядом бригады засунул ее между штакетником, подразнил Агбара. Тот, конечно, отреагировал. Бросился ко мне, вцепился в предложенное. Я тут же ее бросил, схватил собаку за шею и впечатал в забор, сильно прижав мордой к штакетнику. Да так, что Агбар даже освободить пасть не мог.

– Давайте быстрее, – прохрипел я бригаде. – Долго я его не удержу.

Собака и правда была сильная, рычала и мощно рвалась на свободу.

Коллеги бросились в дом, вывели под руки женщину, посадили ее в машину. И тут меня удивил наш водитель.

– Эх, доктор, дайте я, – вдруг подал голос Иван Николаевич. – У меня с ними вроде получается договориться. Отпускай.

Глядя на монтировку, которую он держал в руке, я подумал, что таким образом договориться можно с кем угодно. Впрочем, она не пригодилась. Водитель вошел на территорию, посмотрел пару секунд на тяжело дышащего Агбара и спросил:

– Ты что здесь делаешь?! А ну быстро домой пошел! Как не стыдно, взрослая собака, а так ведешь себя!

Как ни странно, пес виновато опустил голову и пару раз вильнул хвостом. Иван Николаевич открыл калитку, взял Агбара за ошейник и велел мужику:

– Что стоишь? Показывай, где этот твой Самойлов живет. Надо же покормить собачку.

Какие только таланты у нас на «скорой» работают, а? Ладно, пошли спасать Ираиду Матвеевну.

А с ней оказалось все сложнее, чем представлялось вначале. Собака покусала ей и ноги тоже. Чего женщина на адреналине почти не заметила. Хорошо доктор, обрабатывая руку, услышал хлюпающие звуки в сапогах. Мы откинули подол платья и ахнули. Порванные колготки, рваные раны на голени. Пришлось разрезать одежду, укладывать на носилки. Ираида Матвеевна застонала, а потом даже заплакала от боли. Вот тебе и Агбар. А я ему руки засовывал почти в пасть. Герой… Женщине накололи обезболивающего, наложили давящие повязки – тут работа для хирургов ЦКБ. Кое-кому придется прилично так шить.

На обратном пути Капитонова то и дело ерзала в кресле, видать, необходимость соблюдения инструкций с трудом сдерживала желание обсудить наше приключение. Зато, когда пострадавшую сдали в травму, залилась соловьем. Досталось дифирамбов и мне, героически сдерживающему чудище, размерами уже явно превосходящее наш «рафик», и Ивану Николаевичу, усмирившему силой мысли это стихийное бедствие. При этом она вводила коррективы в макияж, с удивительной точностью попадая в нужные места на симпатичном личике. Наверное, это она за большой талант не считала. Фельдшерица постоянно напоминала мне роман графа Толстого «Война и мир». Я из этого гениального произведения мало что помнил, но короткая верхняя губа первой жены товарища Болконского в памяти жила. Даже при намеке на улыбку собеседник Капитоновой мог лицезреть ослепительно белые и ровные зубы. Эталонная американская ухмылка, однако. В будущем за такой прикус – люди огромные деньги платить будут. Может, заняться стоматологией? Прекрасное светлое будущее в стране у зубных клиник.

– Иван Николаевич, а где вы так с собаками научились? – мы попали на какую-то кочку, я очнулся и спросил у водителя о «наболевшем».

– В армии. Я же в погранвойсках служил, собаководом. Предлагали на сверхсрочную, обещали заведующим питомником поставить, раз я так ловко с ними управляюсь, – хохотнул он. – И на хрена оно мне сдалось? Воздух свежий, конечно. Только псину я и в Москве завести могу, а не в болоте по самые уши круглый год торчать.

* * *

Не люблю я эти двенадцатичасовые отработки. Сутки всё равно насмарку пошли, а в табеле – времени в два раза меньше ставится. И фигня всякая норовит случиться под вечер, когда домой пора собираться. Вот будто специально берегут на девятнадцать часов всякую поганку. И повод к вызову не важен – написать можно что угодно, а пациенты иногда несут такое, что не поймешь, даже если захочешь.

Но эти мысли потом приходят, когда фигня уже случилась и ты опоздал куда-то. У нас тут «болит живот». Что угодно может быть – от кишечной колики и метеоризма до прободной язвы и непроходимости. А посередине между этими полюсами еще примерно сто мильонов болезней, треть из которых летальна. На часах всего лишь девятнадцать десять. Должны успеть. Как-то перерабатывать не хочется.

Вот как знал! С порога стало понятно, в чем причина болей в животе. Дама не захотела, ну, или не смогла объяснить диспетчерам, что рожает. Странно, вроде и «не шишнаццить», а на стандартные вопросы доктора про отхождение вод и частоту схваток толком ответить не смогла, только мямлила что-то и охала. Выяснили с трудом, что роды вторые, а муж с дочкой в неведомых далях, а она испугалась, потому что срок только через три недели, ну и всё остальное. Спиваченко позвонил, мол, присылайте акушерскую бригаду, или аиста хотя бы, но случился облом: сегодня какой-то демографический бум, а на все ЦКБ – всего одна «родильная» «скорая». И всё придется делать нам. Что поделаешь? Родственники номенклатурных работников – тоже люди, повезем в роддом.

Доктор позвал Капитонову в сторонку, что-то зашептал. Я прислушался. Оказывается, Спиваченко в родовспоможении только теоретически разбирается и убеждает фельдшерицу проверить ширину раскрытия шейки матки. Потому что схватки прут с неимоверной частотой. Плевое дело, и что он сам боится? Как выяснилось, принадлежность к женскому полу вовсе не гарантирует смелость при осмотре дамы в процессе родов. Так что коллеги мужественно начали изучать обменную карту – там же вся правда про срок, предлежание, анализы и прочее написана. А я экзамен после пятого курса сдавал, должен всё помнить.

Вздохнув, я натянул перчатки и под ахи Капитоновой полез смотреть раскрытие. Чтобы оценить его, исследователь на свободной кисти разводит пальцы так же, как и те, что внутри чужого организма. Так что, глянув на уверенные сантиметров десять, мы возрадовались практически полному раскрытию шейки и потащили клиентку в машину. Перспектива стать крестными вот прямо здесь и сейчас замаячила весьма отчетливо. И схватки у роженицы перли чуть не каждые три минуты, секунд по сорок, не меньше. Вот чего она высиживала? Мужика, оказывается, ждала, без него в роддом ехать не хотела. И вообще, думала, что времени еще много. Беременные они такие… со странностями. Главное, в последний момент мы все вспомнили про обменную карту и документы.

Накаркал, не иначе. Ибо как только Иван Николаевич включил мигалку с сиреной, дама охнула раз, второй, потужилась, и все желающие смогли увидеть то, что называется прорезыванием головки. Я даже мысленно представил картинку из учебника по акушерству. Слова там еще красивые такие были про третий этап биомеханизма родов, а также точку фиксации и рождение головки. Поэзия просто.

– Женщина, не тужьтесь! – «включилась» Капитонова, прижимая к промежности роженицы салфетку, а другой рукой сдвигая мягкие ткани с головки. Правильно, дорогая, разрывы нам не нужны вообще!.. Потерпите! Совсем немножечко, миленькая!

Кто бы ее послушал. Оглушительный крик, еще одна потуга – и мне пришлось бросить такую комфортную роль стороннего наблюдателя и придерживать показавшуюся мне неожиданно большой головку плода. Картинки со словами «заднее и переднее плечико» вспомнились и забылись, потому что дама решила провести процедуру по ускоренному варианту. Я даже пожалел акушеров, которым досталась такая тяжелая работа – доставать орущих людей из орущих людей.

– Поздравляю, у вас девочка! – сообщил через несколько минут Спиваченко, накладывая зажим на багровую трубку пуповины. – Смотрите, какая красавица! – Тут Капитонова с гордостью продемонстрировала укутанный в пеленку мяукающий красный комочек.

– Третьего рожать придется, – грустно вздохнула роженица, вытирая пот с лица. – Муж сказал, остановимся, только когда мальчик будет.

* * *

Юрий Геннадьевич даже удивился моему звонку. Типа, не ожидали.

– Что-то случилось? – спросил он. – Опять в милицию забрали?

– Нет пока, – настроения петросянить у меня не было никакого. – Помните, я анекдот про конференцию рассказывал?

– Не по… Стоп! Приехал, что ли?

– Ага. Завтра встречаемся.

– Давайте-ка… вы же после работы?