Текст книги "Золотая Колыма. Воспоминания А. С. Яроцкого о Колыме в литературном контексте"

Интересна только одна деталь: когда членов царской семьи собрали в большую полуподвальную комнату под предлогом важного сообщения, то вошло сразу несколько матросов, которые без всяких формальностей начали стрелять из маузеров, предварительно распределив роли, т. е. каждый знал, в кого будет стрелять.

Вообразите, с каким чувством стреляли в царевен и наследника, которые, собственно, были ни в чем не виноваты, а девушки были в расцвете юности и красоты.

Все это было сделано во имя полного уничтожения царской фамилии, которая якобы могла встать во главе контрреволюции.

Прочитав горы мемуарной литературы и прожив семь десятков лет, я очень сомневаюсь в том, что Николай II хотел и мог бы возглавить контрреволюцию. Весь последующий ход Гражданской войны показал, что никто из деятелей белого движения не поднимал знамя монархии.

Самодержавие до того изжило себя как форма управления обществом, так было дискредитировано распутинщиной, так неумело вело войну, что ни Корнилов[210]210
  Корнилов Лавр Георгиевич (1870–1918) – генерал, во время Первой мировой войны был командиром дивизии, потом армии. После Февральской революции – начальник Петербургского военного округа. После июля 1917 г. назначен главнокомандующим. В августе при поддержке Временного правительства поднял мятеж с целью установления в стране военной диктатуры. Мятежников поддержали представители Антанты и США. 12 августа Временное правительство созвало Государственное совещание, где была принята программа контрреволюционных действий. Началось формирование специальных ударных частей. Против контрреволюционного заговора выступили большевики. У 30 августа продвижение корниловцев было остановлено. Корнилов был арестован. После Октябрьской революции Корнилов бежал на Дон к поднявшему мятеж генералу А. М. Каледину, где возглавил формировавшуюся генералом М. В. Алексеевым белую добровольческую армию. Во время первого кубанского похода («ледяной поход») на Краснодар в 1918 г. был убит разрывом снаряда.


[Закрыть], ни Деникин[211]211
  Деникин Антон Иванович (1872–1947) – с апреля 1918 г. командовал Добровольческой армией. С января 1919-го – главнокомандующий Вооруженных сил юга России. Летом-осенью предпринял поход на Москву. В январе 1920 г. приказом Колчака объявлен верховным правителем, в марте образовал Южнорусское правительство. В 1920 г. эмигрировал. Жил в Англии, Бельгии, Венгрии, Франции. Умер в США.


[Закрыть], ни Колчак[212]212
  Колчак Александр Васильевич (1874–1920) – русский военный и политический деятель, ученый-океанограф, полярный исследователь, флотоводец, адмирал, руководитель белого движения во время Гражданской войны в России. Верховный правитель России и Верховный главнокомандующий Русской армии.


[Закрыть]открыто не ставили вопрос о реставрации монархии в России.

Кроме того, екатеринбургский расстрел вовсе не уничтожил династию Романовых, в живых остался самый умный военный из этой бесспорно выродившейся династии – великий князь Николай Николаевич[213]213
  Великий князь Николай Николаевич Романов (1856–1929) родился в Санкт-Петербурге в семье третьего сына императора Николая I. Отец великого князя был его полным тезкой – также великим князем Николаем Николаевичем – поэтому при рождении сын получил приставку «младший». Произведенный в капитаны, Николай Николаевич был причислен к Генеральному штабу, получив почетное звание флигель-адъютанта и войдя в состав свиты императора. С 1895 и до 1905 г. служил генерал-инспектором кавалерии, одного из самых многочисленных и почитаемых родов войск в Русской армии. Эта должность перешла к нему в наследство от отца, занимавшего ее в течение многих лет.


[Закрыть], а также Кирилл, Борис и Андрей Владимирович. Последние трое ничего из себя не представляли, и Лев Любимов[214]214
  Любимов Лев Дмитриевич (1902–1976) – русский и советский журналист, искусствовед, писатель, публицист, автор книги воспоминаний «На чужбине». Эмигрант. После войны примкнул к Союзу русских патриотов и вернулся в СССР.


[Закрыть] в своей превосходной книге «На чужбине» пишет, что вся их жизнь была затянувшимся кутежом.

Николай Николаевич был тем человеком, который уговорил царя подписать 17 октября 1905 г. манифест, превращавший Россию в конституционную монархию, он был главнокомандующим в первую половину войны, а вторую победно воевал на турецком фронте. В 1916 г. существовал заговор с целью возведения его на престол. Казалось, он готовый кандидат в главнокомандующие белой армии, но само имя Романовых и сама идея самодержавия были так ненавистны народу, что этот далеко не глупый человек тихо просидел в эмиграции все грозовые годы Гражданской войны.

Хотел ли бывший царь отвоевать свое царство? Все авторы, и в первую очередь монархист Шульгин[215]215
  Шульгин Василий Витальевич (1878–1976) – политический деятель. С 1907 г. был членом Государственной Думы. Участник Первой мировой войны. Автор книги «Дни» о событиях Февральской революции, идеолог белого движения. После поражения белой армии в 1920 г. эмигрировал. В книге «1920» раскрыл причины поражения в войне белых. В 1925–1926 гг. тайно посетил СССР и написал книгу «Три столицы», где были грубые выпады против Ленина. До 1944 г. жил в Югославии. В январе 1945 г. выслан в Москву и осужден за антикоммунистическую деятельность. Освобожден в 1956 г. и поселен во Владимире. Стал героем фильма Ф. Эрмлера «Перед судом истории» (1965). Рассказал, как пытался убедить Николая II отречься от престола в пользу наследника, чтобы спасти монархию.


[Закрыть], пишут, что Николай II подписал текст отречения без каких бы то ни было оговорок и с явным нескрываемым чувством облегчения.

Этот человек не умел быть самодержцем и наивно думал, что после отречения будет спокойно жить в Левадии и поливать цветы. Видимо, плохо знал историю.

Если бы осуществился план Керенского отправить всю царскую фамилию в Англию, то Николай прожил бы там так же тихо, как Вильгельм II в Голландии.

…Что же касается меня, то всего я просидел на Лубянке около полугода, с 10 ноября 1935 г. по апрель 1936 г., из них месяцев пять в одиночной камере.

Моего следователя Паровишникова мне довелось позднее увидеть в состоянии предсмертного страха, когда очередь дошла до него самого – Ежов начал уничтожать весь старый аппарат НКВД, включая и «крупных деятелей» вроде Петерса[216]216
  Петерс Яков Христофорович (1886–1938) – член РСДРП с 1904 г. Заместитель начальника ВЧК. Родился в Брикенской волости Газенпотского уезда Курляндской губернии (современная Латвия). В 1910 г. эмигрировал в Лондон. Был арестован в конце декабря 1910 г. Женился на англичанке Мэй Фриман, был членом лейбористской партии. После Февральской революции вернулся в Петроград. После Октябрьской революции стал членом ВРК и ВЦИК. В апреле 1918 г. был назначен секретарем ВЧК. Участвовал в подавлении левоэсеровского мятежа. Арестован во время «чистки» сотрудников НКВД, расстрелян 25 апреля 1938 г.


[Закрыть], Петерсона[217]217
  Петерсон Ян Янович (1889–1938) – начальник управления РКМ по Ленинградской области, дивизионный комиссар. Арестован во время «чистки» сотрудников НКВД, расстрелян 27 апреля 1938 г.


[Закрыть], Берзина и др.

В 1938 г., находясь на Колыме, я узнал, что приказом по МПС[218]218
  МПС – министерство путей сообщения.


[Закрыть] введен годичный ремонт товарных вагонов, т. е. сделано даже больше, чем я предлагал. Я послал заявление Кагановичу, в котором писал, что осужден зря и мое предложение по усилению ремонта товарных вагонов правильное и просил освободить и направить на железнодорожный транспорт.

Глава вторая. Бутырки

 
Как дело измены, как совесть тирана,
Осенняя ночка темна…
Чернее той ночи встает из тумана
Видением мрачным тюрьма.
 

(Старая революционная песня)

Крепка и знаменита была Бутырская тюрьма. Царская Россия умела строить тюрьмы. Кроме «государевых тюрем» – Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей – были построены такие шедевры тюремного зодчества, как петербургские Кресты с 999 камерами, Литовский замок, Александровский, Орловский, Тобольский и другие централы и бесчисленные губернские и уездные тюремные «замки».

Среди царских тюрем одно из почетных мест занимала Бутырская тюрьма. Построил ее знаменитый московский архитектор М. Ф. Казаков в царствование матушки Екатерины. Строительство закончено в 1800 г. Нужно сказать, что не зря потрудился этот великий архитектор, – тюрьма выстроена на славу.

Попал я туда ранним утром, почти на рассвете, в апреле 1936 г. из внутренней Лубянской тюрьмы НКВД. Следствие было закончено, я был осужден Особым совещанием НКВД. Я не знал, что перешел из категории следственных в категорию осужденных, потому что процедура суда в Особом совещании была заочной.

Когда я вышел из «черного ворона»[219]219
  «Черными воронами» называли в СССР служебные автомобили НКВД – ГАЗ-М1 («Эмка»), с 1938 г. его модификацию – ГАЗ-М1-V8, сделанную для нужд НКВД, а с 1940 г. – ГАЗ-М11-73. Все эти автомобили выпускались только черного цвета.


[Закрыть], меня поразил неистовый писк тысяч воробьев, которые прилетели ночевать на деревья внутри тюремной ограды. Здание тюрьмы с элементами так называемой «русской готики», характерной для этого архитектора, показалось огромным. Запомнил выступы на фасаде, башенки и трубы, большие окна с «намордниками» из толстого матового стекла. Здание было выстроено на высоких кирпичных сводах, что определило громадную толщину стен. Говорили, что внутри стен была проведена система дымоходов печного отопления, действовавшего в XIX в.

Камеры были рассчитаны на 25 человек, это было видно по тому, что сохранились 25 железных рам для парусиновых коек, которые прикреплялись к стене намертво. Днем они поднимались, а на ночь опускались одним концом на подставляемые скамьи, и на них натягивался парусиновый чехол, на котором и спали. Кроме того, стоял огромный стол, сработанный из толстых досок и сделанный так крепко, что голыми руками даже самый сильный человек не мог отодрать ни одной доски. В этом столе также было 25 отделений. Но что же происходило в этих старых стенах весной 1936 г.?

Некоторые думают, что массовые аресты начались в 1937 г. Это совершенно не верно. Сигналом для массовых репрессий было Кировское дело[220]220
  1 декабря 1934 г. в Ленинграде, в Смольном, был убит член Президиума ЦИК СССР, член Политбюро и секретарь ЦК ВКП(б), секретарь Ленинградского обкома и горкома партии Сергей Миронович Киров. В этот день Киров выехал из своей квартиры и около 16.30 прибыл в Смольный. По центральной лестнице поднялся на третий этаж, миновал основной коридор и начал движение по левому коридору в сторону своего кабинета. В это время Киров был убит выстрелом из револьвера в затылок. На месте преступления задержали убийцу – Л. В. Николаева, у которого обнаружили револьвер системы наган. В ходе следствия, кроме Николаева, по данному делу были арестованы и преданы суду еще 13 человек. 29 декабря 1934 г. Военная коллегия Верховного суда СССР признала, что убийство Кирова было совершено подпольной террористической зиновьевской организацией, возглавляемой так называемым «Ленинградским центром». Все 14 подсудимых были приговорены к расстрелу.


[Закрыть]. Уже весь 1935 г. шли аресты участников оппозиций всех времен и направлений. Массовым порядком люди, уже осужденные в ссылку, через Особое совещание переоформлялись в лагерь и попадали в тюрьмы. Весь смысл кировского дела в этом и заключался. При Ленине человек, выступавший против решений партсъезда и активно проводивший фракционную деятельность, мог быть исключен из партии. После высылки Троцкого[221]221
  Троцкий (Бронштейн) Лев Давыдович (1879–1940), партийный и государственный деятель, родился в селе Яновка Елисаветградского уезда Херсонской губернии. Участвовал в социал-демократическом движении с 1897 г. Примыкал к меньшевикам. Участник Революции 1905–1907 гг., В 1907–1917 гг. – в эмиграции. В 1917–1927 гг. – член партии большевиков. В 1917–1927 гг. – член ЦК, в 1919–1926 гг. – член политбюро ЦК. В сентябре-ноябре 1917 г. – председатель Петроградского совета. В 1917–1918 гг. – нарком по иностранным делам. В 1918 г. выступил против заключения Брестского мира. В 1918–1925 гг. – нарком по военным и морским делам и председатель РВС РСФСР, одновременно в марте-декабре 1920 г. – нарком путей сообщения РСФСР и председатель ЦК Союза транспортных рабочих. Член Исполнительного комитета Коммунистического интернационала (ИККИ). 26 января 1925 г. постановлением Президиума ЦИК СССР освобожден от руководящих военных постов. В 1925–1927 гг. – член президиума ВСНХ СССР, председатель Главконцесскома. 23–26 октября 1926 г. объединенный Пленум ЦК и ЦКК исключил Троцкого из состава Политбюро за «фракционную деятельность» (Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях. 8-е изд. Т. 3: 1924–1927. М.: Изд-во полит. лит., 1970. С. 361–362). В октябре 1927 г. исключен из партии. В 1927 г. выслан в Алма-Ату. В 1929 г. по обвинению в антисоветской деятельности выслан из СССР, в 1932 г. лишен советского гражданства. До 17 июля 1933 г. жил в Турции, затем во Франции и Норвегии, а с января 1937 г. в Мексике. В 1938 г. основал IV Интернационал. 20 августа 1940 г. в результате проведения спецоперации органов госбезопасности был убит Рамоном Меркадером.


[Закрыть] стали применять ссылки. Но уголовными преступниками, террористами, шпионами и диверсантами политические противники стали называться лишь после декабря 1934 года, т. е. после убийства С. М. Кирова[222]222
  Киров (Костриков) Сергей Миронович (1886–1934) – революционер, государственный и политический деятель. Родился в Вятской губернии. С 1926 г. первый секретарь Ленинградского губернского комитета (обкома) и горкома партии и Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б), кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б). С 1904 г. член Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), партийный псевдоним «Серж». В 1905 г. участвовал в демонстрации в Томске, был арестован полицией. С 1908 г. стал профессиональным революционером. В 1921 г. на Х съезде Российской коммунистической партии большевиков избран кандидатом в члены ЦК РКП(б). В том же году назначен первым секретарем ЦК компартии Азербайджана. В апреле 1923 г. на ХII съезде РКП(б) избран членом ЦК РКП (б). В 1926 г. избран первым секретарем Ленинградского губернского обкома и горкома партии и Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б), кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б). С 1930 г. член Политбюро ЦК ВКП(б) и Президиума ВЦИК СССР.


[Закрыть], которое для этой цели и было использовано.

Население Бутырской тюрьмы быстро росло. Вообще, его численность была своеобразным барометром внутриполитической обстановки в стране. В 1936 г. этот барометр показывал на бурю, и когда я вошел в тюремный двор, то тюрьма, несмотря на ранний час, глухо шумела, как будто работала какая-то фабрика. В камерах содержалось по 50–60 человек, но никто тогда не мог предположить, что уже через год в каждой камере будет по 100 и даже 125 заключенных! Бывшие члены партии помещались отдельно в так называемых административных камерах.

Для того, чтобы разместить 50–60 человек в 25-местной камере, были сделаны сплошные нары из дощатых щитов, которые клались на описанные выше трубчатые рамы. В камере, как ни странно при такой толщине стен, было сухо и тепло даже зимой. Но прошлое жило не только в толще стен и во всем облике старой тюрьмы (даже на крышках огромных чайников был двуглавый орел), но и в неписанных традициях, которые признавали и заключенные, и даже администрация тюрьмы. Долгие годы борьбы политических заключенных создали их, и они дошли до 1937 г.

Прежде всего, в тюрьме было самоуправление, да еще выборное. Это звучит парадоксально, но в каждой камере был выборный староста, а еще кто-то вроде культорга и так называемый комбед[223]223
  Комитет бедноты.


[Закрыть], т. е. функционировали выборные демократические органы. Все эти должности замещались путем открытого голосования. Староста поддерживал образцовый порядок, культорг получал книги из библиотеки, раздавал, следил за их сохранностью и организовывал лекции и доклады. А комбед кормил тех, у кого не было денег. Собственно, у каждого, кто попадал в Бутырки, отбирали деньги, поясной ремень, часы, перочинные ножи и бритвенные лезвия. Оставляли носовой платок и очки. Деньги поступали на лицевой счет, и раз в десять дней можно было выписывать «ларек» на 10 рублей. Десять процентов от общей суммы ларька поступало в распоряжение комбеда, и на эти деньги выписывались продукты для тех, у кого на лицевом счету не было ничего. Трудно сказать, когда был установлен этот обычай, думается, что он дореволюционного происхождения. Он существовал во всех камерах, я наблюдал его в 1936, 1937 и 1938 гг.

Режим в 1936 г. в Бутырках был довольно либеральным. Существовал рабочий корпус, где содержались заключенные, отбывающие срок и обслуживающие тюрьму, были мастерские, библиотека, было сносное медицинское обслуживание, кормили тоже неплохо: утром винегрет и чай с сахаром, обед из щей или супа на костном бульоне, каша или горох, на сутки хлеба выдавали грамм 600–800. По сравнению с волей это было плохо, и вновь арестованные первые три дня не могли есть, но по сравнению с лагерем это был рай. Голода не ощущали даже в 1937-м, когда всякие передачи были запрещены. Белья и матрацев не было, спали на голых нарах и укрывались своей верхней одеждой. В баню водили регулярно раз в неделю, а насекомых не было, так как во время бани в камере делалась дезинфекция – нары прожигали паяльной лампой.

Весной 1936 г. в камере, где я очутился, народ находился разный. Были китайцы – граждане Китая – члены огромной организации, которая по цепочке Харбин – Иркутск – Новосибирск – Москва переправляла наркотики и занималась классическим китайским ремеслом – держала притоны и курильни опиума. Один китаец из этой организации лежал на нарах рядом со мной, и я спросил, как у него дела на допросах. Он ответил: «Моя китайский человек, моя не может показывать, наши сразу контрами делать будут» и провел рукой по шее, показывая, что означает «контрами». Помню, устроили они театр теней – поперек камеры повесили простынь, а тени танцующих падали на нее. Но, видимо, не все держались крепко на допросах, так как на одного китайца напал другой член их организации и пытался его убить, нож был плохой и прогнулся. Дрались они своеобразно: пытались разорвать рот, выдавить глаза.

Тюрьма – это тысяча встреч, это бесконечный калейдоскоп лиц и судеб. Один колымский поэт, писавший неплохие стихи, сказал:

 
Я изгоем брожу, и утерян мой дом,
Перепутьями мыкаясь темными,
Я избил свои ноги о камни дорог,
Свое сердце – о встречи бездомные.
 

Вот об одной такой бездомной встрече я сейчас расскажу.

На допросы меня не вызывали. Просидел я уже полгода, первый шок прошел, и я начал обращать внимание на то, что происходит вокруг. Рядом со мной на нарах лежал летчик в шинели с сорванными знаками различия на голубых нашивках. Был он лет на десять старше меня, лицо очень бледное, красивое, но полное какой-то трагической тоски. Видно было, что человек переживает нечто большее, чем крушение карьеры, разлуку с близкими и так далее. «Пропащей жизнью» в тюрьме удивить сложно, а в то время было еще трудней. Жил-был человек, ходил на собрания, клеймил врагов и вдруг сам оказался за решеткой, по ту сторону жизни. Так вот на лице этого человека написано было больше, чем «моя жизнь разбита». Передачи ему никто не приносил, а я получал и как-то поделился с ним. Это нас сблизило, и я спросил однажды, почему он такой подавленный. Он рассказал мне, что много воевал, много убивал, не раз подставлял свою голову, и вот сейчас его могут расстрелять. История его мне запомнилась.

Этот человек был в 1917 г. гусарским корнетом и служил в старом, с большими традициями полку, не то в Сумском, не то в Павловградском, не помню каком, но из числа исторических и привилегированных. А командование берегло такие полки и не бросало их в пехотную мясорубку Первой мировой войны. Из такого полка была прямая дорога на Дон к Корнилову, и этот человек пошел по такой дороге. Но, видимо, несмотря на юнкерский возраст, он имел неплохую голову и к 1919 г. понял, что нужно менять флаг. Просто перейти к красным, попасть на учет ЧК и быть расстрелянным в порядке усиления классовой бдительности ему не хотелось. Нужен был переход, обеспечивающий доверие и карьеру в Красной армии, и он решился на крупную авантюру.

Он узнал, что в местной контрразведке сидят человек десять коммунистов, которые дожидались расстрела. В полной форме, при орденах, прихватив несколько ручных гранат и два пистолета, он пошел в контрразведку, застрелил начальника, бросил ручные гранаты в кабинеты, освободил всю эту группу коммунистов и бежал с ними через линию фронта. В результате к концу 1919 г. он был командиром эскадрона красной кавалерии, а войну закончил начальником штаба кавалерийского полка.

Он, несомненно, был незаурядным человеком, образованным, умным. Видимо, был наделен способностью заглядывать в будущее и променял шпоры на скромные голубые нашивки и маленькую серебряную птичку учлета, т. е. стал курсантом летного училища. К середине 1930-х гг. он стал летчиком-испытателем военных самолетов и был женат на красивой женщине. Свою будущую жену он увидел впервые зимой 1919/1920 гг. на улице Новороссийска. Войдя в город с частями Красной армии, он стал свидетелем страшной трагедии, пережитой его недавними товарищами. Во многих книгах описана эвакуация из Новороссийска: тысячи голодных брошенных лошадей, позорная свалка у пароходов, где в грязь втаптывалось все то, за что дралась белая армия, где воинская честь, погоны, ордена, ранения, полученные в боях за великую единую и неделимую – все обесценилось, и каждый спасал только свою жизнь.

И вот недалеко от порта он увидел брошенную тачанку, в ней плачущую шестнадцатилетнюю дочь застрелившегося деникинского полковника. Полковник видел, как белая армия превратилась в стадо скотов, уничтожающих друг друга, не захотел дожидаться, когда красные поставят его к стенке и рассчитался с жизнью сам.

Молодой комэск взял с собой несчастную девушку, скоро она стала его женой, закончила консерваторию и ко времени нашего рассказа превратилась в обаятельную женщину. Любовь к ней и ревность разъедала душу моего соседа по нарам в Бутырской тюрьме… За что же его арестовали?

На его лице был шрам от сабельного удара. Кто-то из его знакомых нашел номер деникинской газеты за 1919 г. с заметкой о доблестном ротмистре, который разгромил и усмирил банды большевиков в Орловской губернии, и тут же была фотография. На оберточной бумаге газеты фото получилось не очень четким, но шрам на лице был хорошо виден. Приятель заявил куда следует, и вот мой сосед в Бутырках.

Большинство тюремных историй остаются без конца, так как этапы, переводы из одной камеры в другую, свобода или высшая мера наказания разлучают людей. Но продолжение этой истории я узнал в транзитном лагере во Владивостоке. В 1936 г. еще оставались кое-какие правовые нормы, и летчик вышел бы на волю, так как были живы некоторые из освобожденных им в 1919 г. коммунистов. Но его погубила жена. Ее брат отбывал срок на лесозаготовках на Урале. Она приехала к нему на свидание и пообещала, что муж посадит самолет в районе лесозаготовок в определенный день и час и увезет его. Поставив на карту все, чего он добился за всю свою жизнь, летчик вывез брата жены из лагеря. Но тот через два-три года снова попал в руки НКВД и выдал своего спасителя.

Просидел я в Бутырках недели две. И вот настал день, когда коридорный крикнул: «Яроцкий, с вещами!» Поцеловал меня летчик, перекрестил и сказал: «На волю!» А вместо воли привели меня в так называемый Бутырский вокзал, в огромный, обложенный каким-то рыжим кафелем вестибюль с небольшими боковыми камерами, где оформлялись прибывающие и отправляемые этапы. Чего только не видел этот «вокзал»! Целые поколения русских людей прошли под его сводами. Говорят, что там бывали и Катюша Маслова, и Дзержинский, и Нестор Махно[224]224
  Махно Нестор Иванович (1888–1934) – украинский военный деятель, анархист, организатор повстанческого движения на юге России во время Гражданской войны.


[Закрыть], которого выпустили из Бутырок в феврале 1917 г. Но когда я туда попал, то не тени прошлого меня беспокоили, а предчувствие большого несчастья.

Сейчас, оглядываясь назад, мне трудно вернуться к своему тогдашнему восприятию действительности, миропониманию. Какой беспредельной наивностью кажется сейчас надежда на то, что Каганович разберется, правда восторжествует, и меня отпустят домой. Каганович отправил на тот свет и в лагеря десятки тысяч людей только для того, чтобы не пошатнулся его авторитет у Сталина, чтобы его не заподозрили в отсутствии бдительности, чтобы не отстать от других «соратников». Но тогда я не понимал этого. Воспитанный в уважении к органам ЧК, к партии и ее вождям, я не верил, что вот так, ни за что, из-за бредовых обвинений оторвут от работы, друзей, любимой жены, от всего, что составляет ценность и смысл жизни, и бросят куда-то в бездну. Я не понимал, что ленинской партии нет, что власть попала в руки кровавого диктатора и его прислужников, что органы ЧК – не меч революции, а орудие угнетения и террора, орган охраны личной власти самого настоящего тирана. Я был молод и не верил в свою гибель, я надеялся на торжество правды.

Когда меня ввели в одну из «вокзальных» камер, я с удивлением увидел там своих однодельцев и еще группу железнодорожников. Не успели мы обменяться впечатлениями от следствия, как нас по одному стали вызывать, причем интервал был небольшой, не более 5 минут. Дошла очередь и до меня. Майор в недавно введенной форме НКВД объявил мне постановление Особого совещания НКВД СССР примерно следующего содержания: «Выписка из постановления от такого-то числа апреля месяца 1936 г. за номером таким-то: Яроцкого Алексея Самойловича 1908 года рождения, сына губернского секретаря, за контрреволюционную деятельность водворить в трудовые исправительные лагеря сроком на 5 лет. Дело сдать в архив».

Я так оторопел, что машинально расписался. Впрочем, никакой роли это не играло, и меня вывели в новую камеру, где опять все встретились. Годы прошли с тех пор, но даже теперь тяжело вспоминать ту минуту. В камере собралось человек 50–60 железнодорожников, все, попавшие в один протокол Особого совещания, на котором докладывал транспортный отдел центрального НКВД.

Многие плакали – так внезапно и просто все это произошло: какая-то канцелярская формальность – и нет гражданина Советского Союза, а есть лишенный всех прав заключенный, да еще и враг народа. Хорошо это описано у Дудинцева в его «Не хлебом единым»[225]225
  «Не хлебом единым» (1956) – автор романа Дудинцев Владимир Дмитриевич (1918–1998) – прозаик, публицист. Выходец из дворянской семьи. Участник Великой Отечественной войны. В романе поставлена проблема судьбы изобретателей, людей науки и творческого труда. Лейтмотивом произведения является нравственное противостояние людей насилию и произволу.


[Закрыть]. Он сравнивает переживания осужденного с ощущением человека, упавшего за борт океанского лайнера: слышно, как играет музыка, мимо проплывают огни иллюминатора, уходит в ночь полное жизни судно, а ты один, беспомощный в ночном мраке бескрайнего и враждебного моря…

Переход от надежды на «волю» к страшной действительности был очень резок, но мы еще не знали всей правды. Здесь нужно кое-что объяснить.

Во-первых – что такое Особое совещание?

Особое совещание – это пережиток внеюридической надзаконной деятельности ЧК. Как и коллегия ЧК в центре, так и ГубЧК, и уездные ЧК в первые годы революции не обременяли себя судебными формальностями. Если руководство ЧК считало на основании обстоятельств дела и, как тогда говорили, «революционного сознания», что подследственный виновен, то его без суда, простым постановлением, приговаривали к высшей мере социальной защиты – расстрелу. В период Гражданской войны достаточно было установить классовую принадлежность подследственного, чтобы определить его судьбу. Но историческая правда говорит, что органы ЧК находились тогда под контролем партии как в центре, так и на местах, не выделяясь в самодовлеющую касту с покрытой тайной деятельностью. Это уменьшало элемент произвола. Кроме того, шла жестокая Гражданская война, и органы контрразведки белой армии также действовали без суда, тоже руководствуясь классовыми признаками. В годы нэпа с ростом законности права карательных органов были урезаны, а после превращения ОГПУ в НКВД коллегия потеряла право расстрела и вновь организованное Особое совещание могло максимум в административном порядке заключить в лагеря на 5 лет.

Особое совещание состояло из представителей центральной прокуратуры, следственного аппарата НКВД, комиссии партийного контроля и представителя правительственных органов. Оно должно было изолировать тех людей, вина которых по суду не может быть доказана, но у следственных органов имеется твердая уверенность, что они виновны. Таким образом, в самой природе этого органа лежала порочная идея, давшая возможность встать на путь произвола.

К 1936 г. Особое совещание начало в массовом масштабе выносить приговоры участникам оппозиции и вообще стало органом осуществления массовых репрессий. С 1937 г. его функции были расширены, и оно могло дать 25 лет или даже приговорить к расстрелу.

Н. И. Бухарин[226]226
  Бухарин Николай Иванович (1888–1938). Родился в Москве в семье учителя, надворного советника. Учился на экономическом отделении юридического факультета Московского университета (в 1911 г. исключен). Член партии с 1906 г., член ЦК РКП(б) в 1917–1934 гг., кандидат в члены ЦК ВКП(б) в 1934–1937 гг. В 1929–1930 гг. возглавлял «правый уклон» в ВКП(б). С 1929 г. начальник сектора ВСНХ, с 1932 г. член коллегии Наркомата тяжелой промышленности СССР. В 1934–1937 гг. ответственный редактор газеты «Известия ЦИК СССР». На Пленуме в феврале 1937 г. исключен из партии и арестован. Был одним из обвиняемых по так называемому делу «антисоветского правотроцкистского блока». В марте 1938 г. осужден Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания. Расстрелян. В 1988 г. реабилитирован.


[Закрыть] и многие другие полагали, что после коллективизации, т. е. после ликвидации последнего враждебного советской власти класса кулаков, настанет время, когда элементы диктатуры и принуждения во внутренней политике отомрут, несмотря на капиталистическое окружение. И практика подтвердит теорию отмирания государства как аппарата насилия, так как трудящиеся не могут сами себя угнетать, а сопротивление классовых врагов сломлено. Мне известно, что тогдашний генеральный прокурор СССР Крыленко[227]227
  Крыленко Николай Васильевич (1885–1938) в 1931–1936 гг. – нарком юстиции РСФСР, в 1936–1937 гг. – нарком юстиции СССР. Родился в д. Бехтеево Сычевского уезда Смоленской губернии в семье служащего. Образование высшее. Член партии с 1904 г. Во время Октябрьской революции – член Петроградского военного революционного комитета. В 1917–1918 гг. – Верховный главнокомандующий. В феврале-марте 1918 г. – член Комитета революционной обороны Петрограда. С марта 1918 г. – член коллегии Наркомюста РСФСР, с мая – председатель Ревтрибунала при ВЦИК, прокурор РСФСР. В 1921 г. некоторое время был начальником экономического управления ВЧК. В 1927–1934 гг. – член ЦКК ВКП(б). Делегат ряда съездов партии. Член президиума ВЦИК, член ЦИК СССР. Арестован в январе 1938 г., осужден Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания в июле 1938 г. Расстрелян. Реабилитирован.


[Закрыть], исходя из этих предпосылок, составил проект уголовного кодекса с максимальным сроком наказания в 5 лет. Он верил, что в бесклассовом обществе в условиях улучшения материального благосостояния уменьшится преступность и можно будет вложить в ножны меч революции.

Как известно, И. В. Сталин придерживался диаметрально противоположной точки зрения, считая, что чем больше успехи социализма, тем сильнее классовая борьба. Эта точка зрения была положена в основу репрессий, которые на самом деле служили только для укрепления личной власти Сталина, а в конце его диктатуры были просто бессмысленны, так как он уничтожал уже собственных помощников: Вознесенского[228]228
  Вознесенский Николай Алексеевич (1903–1950) – государственный деятель, с 1938 г. председатель Госплана СССР, с апреля 1939 г. заместитель председателя СНК – СМ СССР, расстрелян по так называемому «ленинградскому делу». Реабилитирован.


[Закрыть], Попкова[229]229
  Попков Иван Григорьевич (1904–1978) – начальник Управления НКВД по Куйбышевской области, генерал-майор (1945). Член ВКП(б). С мая 1939 г. временно исполняющий должность начальника Дорожно-транспортного отдела НКВД Восточно-Сибирской железной дороги. С февраля до октября 1948 г. начальник 1-го отдела НКВД СССР. С февраля 1949 до июня 1952 г. заместитель начальника Норильского исправительно-трудового лагеря МВД СССР. С января 1954-го в запасе.


[Закрыть], Постышева[230]230
  Постышев Павел Петрович (1887–1939) – партийный деятель, секретарь ЦК ВКП(б). Родился в Иваново-Вознесенске в семье ткача. В 1901 г. примкнул к революционному движению. В 1904 г. вступил в РСДРП, большевик. Участник революций 1905–1907 гг. и Октябрьской революции 1917 г. В 1917-м – заместитель председателя Иркутского совета, один из организаторов Красной армии, председатель Ревтрибунала, с июня 1918 г. на подпольной работе на Дальнем Востоке, затем начальник политотдела 1-й Амурской армии, член Военного совета Восточного фронта ДВР. С 1923 г. на партийной работе. В 1925–1927 гг. – кандидат в члены, в 1927–1938 гг. – член ЦК ВКП(б). Член оргбюро ЦК ВКП(б) с 1930 г. В 1934–1938 гг. – кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б). В 1930–1934 гг. – первый секретарь Харьковского и в 1934–1937 гг. – Киевского обкомов КП(б) Украины. С марта 1937 г. первый секретарь Куйбышевского обкома партии. Член Президиума ЦИК СССР. Депутат Верховного совета СССР. Арестован в феврале 1938-го, осужден Военной коллегией Верховного суда СССР в ВМН в феврале 1939 г. Реабилитирован.


[Закрыть], Косиора[231]231
  Косиор Станислав Викентьевич (1889–1939) – партийный деятель. Родился в г. Венгров Ломжинской губернии (Польша) в семье рабочего. Образование начальное. Член РСДРП с 1907. Участник революционного движения в Петрограде, на Украине. Во время Октябрьской революции – комиссар Петроградского военного революционного комитета, входил в ВРК Нарвско-Петергофского района. Один из организаторов КП(б) Украины. В 1918–1919-х гг. – секретарь подпольного правобережного областного комитета. В 1919–1920-х гг. – секретарь ЦК КП(б) Украины. С 1922-го – секретарь Сиббюро ЦК РКП(б), с 1926 по 1928 г. – секретарь ЦК ВКП(б). С июля 1928-го – первый секретарь ЦК КП(б) Украины. С января по апрель 1938 г. – заместитель председателя СНК СССР, председатель Комиссии советского контроля. Делегат многих съездов партии. Кандидат в члены ЦК ВКП(б) с 1923 г., член ЦК с 1924 г., кандидат в члены Политбюро в 1927–1930 гг., член Политбюро с 1930 г. Член ВЦИК и Президиума ЦИК СССР. Арестован в мае 1938-го, осужден Военной коллегией Верховного суда СССР в ВМН в феврале 1939 г. Реабилитирован.


[Закрыть] и многих других.

Мне ясно все это сейчас, а тогда я ничего не понимал и воспринимал свою участь в личном плане. Я не знал, что тот, кто осужден Особым совещанием, поступает в лагерь без приговора (раз не было суда, так нет и приговора); не знал, что скрывается за весьма общей формулировкой «контрреволюционная деятельность». А сюда относилось все – от вооруженного восстания, террора, диверсии до антисоветской агитации, которая сплошь и рядом сводилась к анекдотам или к статье 58–14 – экономическая контрреволюция, невыполнение плана заготовок и т. д.

Кроме того, человек, осужденный Особым совещанием, был в лагере «литерным»: КРД – контрреволюционный деятель, АСА – антисоветская агитация, КРТД – контрреволюционная троцкистская деятельность, КРА – контрреволюционная агитация; были и «бытовые литерники»: СОЭ, т. е. социально опасный элемент, УД – уголовная деятельность и т. д.

Произвол коснулся не только политических. Очень часто бывали такие случаи: приехал домой из лагеря бывший уголовник, а местный уполномоченный «проявляет бдительность», арестовывает раба божия без обвинения, хотя человек просто не успел совершить ничего противозаконного.

А дальше «под солнцем сталинской конституции» разыгрывались следующие сцены: местная «тройка», не мудрствуя лукаво, с формулировкой «ранее судимый» давала 10 лет как социально опасному элементу, и человека отправляли в лагерь. На Таскане (поселок Усть-Таскан Магаданской области) я знал человека, у которого в деле было просто написано «осудить как паразита», и на всех перекличках и проверках кричали: «Паразит!», а он в ответ называл свою фамилию, имя, отчество, год рождения и срок (так называемые установочные данные).

Все это создавало атмосферу гибели, приводило к осознанию того, что нет тебе места в советском обществе, что ты навеки отлучен от нормальной жизни и ввергнут в мир парий и отверженных.

Не зная тогда всей глубины своего несчастья, я не понял, что как интеллигент я погиб безвозвратно, что, даже отбыв срок, я останусь «бывшим зэка», что я никогда не буду преподавать, писать статьи, заниматься научно-исследовательской работой, что, как сказал один начальник лагеря (А.В. Зарубайло): «Все ваши знания – ноль»; а другой начальник – отдела капстроительства «Дальстроя»[232]232
  «Дальстрой» – государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе верхней Колымы – специализированный государственный институт, осуществлявший в 1930–1950-х гг. освоение северо-востока СССР. Образован 13 ноября 1931 г., ликвидирован путем реорганизации 29 мая 1957 г.


[Закрыть] Ахундов любил говорить: «Ты черный земля копать будешь…»

Но вернемся к тому, что было в камере.

Я был оглушен и потрясен до глубины души, но, помню, плакать не стал. В памяти не сохранилось, где я был потом, отчетливо помню только пересылку, устроенную в бывшей тюремной церкви. На притолоке кто-то написал мелом старое тюремное изречение: «Кто не был, тот будет, кто был, не забудет». А в уборной был изображен попугай, сидящий на палочке и вытягивающий из ящика «судьбу» в виде бумажек с надписями «5 лет», «10 лет». На попугае было написано «прокурор». Надзирателям, видимо, надоело стирать рисунки.

Тюремная церковь была перестроена путем возведения межэтажных перекрытий. Мы были во втором этаже, под куполом, в угловой камере. Через несколько дней дали первое (и последнее) свидание с матерью и женой. Мать я больше никогда не увидел – она осталась в блокадном Ленинграде и, может быть, лежит в одной из траншей Пискаревского кладбища. А жену увидел через 10 лет, в октябре 1945 г… Свидание произошло в специально приспособленном помещении, представлявшем собой длинный коридор, разгороженный проволочными сетками. Родственники видели своих близких за решеткой и передать через нее ничего не могли. Стоял страшный шум от сотен голосов, от плача и крика. Все уже знали, что в ближайшее время будет этап в лагеря, что встреча последняя. Тяжело было матери смотреть на меня. Помню ее усталое лицо. Она успела сказать, что ее вызывали в НКВД и спрашивали о моем происхождении. Она сослалась на метрическое свидетельство, которое до революции выдавалось священником, где было указано сословие, звание и чины родителей. Версия моего потомственного дворянства провалилась, и пришлось написать в постановлении Особого совещания «сын губернского секретаря», а это чин, следующий по петровской «Табели о рангах» за коллежским регистратором, т. е. двенадцатый класс чиновничества. На самом деле мой отец никогда не был царским чиновником, а был мятущимся интеллигентом, который увлекался разными вещами. Последним его увлечением было разведение кур при помощи инкубатора. Результаты его работы в этой области были изданы в виде брошюры Министерством земледелия, и отцу в награду «за полезную деятельность» был присвоен чин губернского секретаря.

Жена осталась в памяти совсем молодой. Сквозь тюремную решетку на меня смотрело милое, любящее, заплаканное лицо. Его я помню и сейчас и буду помнить до самой смерти. А рядом, как всегда в жизни, трагическое перемешалось с человеческой пошлостью и глупостью. Чья-то жена кричала своему осужденному мужу: «Коля, ты не будешь мне изменять?»

Ни она, ни какой-то Коля не знали, что пройдет год, и в страшном 1937-м большинство из тех, кто стоял тогда в камере свиданий Бутырской тюрьмы, станут мерзлыми трупами и будут брошены в старые шахты, шурфы или закопаны в траншеи. Та, что кричала эти дурацкие слова, сейчас или умерла, или стала дряхлой старухой, а Коля, наверное, лежит в вечной мерзлоте с биркой на левой ноге, на которой химическим карандашом написан номер личного дела. И будет он лежать там, как березовский мамонт, тысячи лет…

В памяти не осталось, что я говорил тогда жене и матери, но очень хорошо помню, как вернулся в пересыльную камеру с вещами, переданными мне на дальнюю дорогу. В камере царила атмосфера ожидания этапа. Вопрос, куда повезут, волновал всех. Помню бывшего балтийского матроса Петрова. Это была колоритная фигура: участник Гражданской войны, краснознаменец, сохранивший облик «красы и гордости революции». Он был еще не стар и хорошо пел. Тогда в камере, сразу после потрясшего душу последнего свидания, он запел старую революционную песню:

 
Динь-бом, динь-бом – слышен звон кандальный,
Динь-бом, динь-бом – путь сибирский дальний,
Динь-бом, динь-бом – слышно, как идут,
Нашего товарища на каторгу ведут…[233]233
  Песня «Колодники» на слова А.К. Толстого (1850).


[Закрыть]
 

Коридорный надзиратель стал стучать в дверь и кричать, но могучий голос перекрывал шум и вырывался во двор.

Через несколько часов и начался этот «путь сибирский дальний».