Текст книги "Золото под ногами"

Возражений не было.

– Далее. Насчет убийства Вилли Бойла добавить нечего. Вещей мы не нашли, с кем ушел – не знаем, кому насолил, почему его исполосовали – ничего не понятно. Пока не поговорим с вдовой, ничего не прояснится, поэтому оставим его в покое. Что касается мормонов, то здесь есть о чем подумать. Убиты пять человек. Убиты не просто жестоко, но дерзко, напоказ. Полагаю, время смерти – два-три дня. В этой связи вопрос: почему никто не обнаружил их раньше? Народу здесь шляется достаточно…

– Возможно, их видели и раньше, Фил, – подал голос Хопкинс. – Просто не хотели связываться. Люди спешат за золотом, а тут такое… Не уверен, что на месте золотоискателей я бы помчался с докладом к шерифу.

– Но тогда слухи должны были пойти раньше, чем…

– Они и пошли раньше. Про Черного дьявола и Желтого демона я слышу уже пару месяцев. Наши висельники идеально вписываются в рассказы про всякую нечисть.

– Ну, хорошо, допустим. Я продолжаю. Попытаемся определить мотив преступления. При бедняге Вилли не обнаружено вообще ничего, поэтому грабеж в качестве мотива отбрасывать рано, тем более что мормонов, судя по всему, основательно пощипали: нет ни денег, ни ценностей. Но главное, – Крамер сделал паузу, – при них не было старательского инструмента. Мотыги, лопаты, лотки, тазы – ровным счетом ничего.

– Возможно, рассчитывали купить в Сакраменто?

– У кого? У Сэма Бреннона по двадцать долларов за лопату? Держи карман шире! За такие деньги они сами удавились бы. Таким образом, делаем вывод, что наши красавцы шли не за золотом, а, скорее всего, к своему удачливому единоверцу Сэмюелю Бреннону, который, по их представлениям, задолжал церкви около ста тысяч долларов.

– Сто тысяч?! – восхитился Сэм.

– Не меньше, – подтвердил Хопкинс.

– Отсюда вывод, – значительно произнес Крамер. – Убийство мормонов чрезвычайно на руку Сэму Бреннону. И не просто убийство, а показательная жестокая казнь, чтоб даже не думали к нему соваться с финансовыми претензиями. Учитывая его цинизм и тягу к эффектам, полагаю, он вполне мог организовать подобное представление. Но! Нельзя забывать и о том, что эта показуха выгодна всем, кого Золотая лихорадка поставила на грань разорения, от кого убежали рабочие и прислуга. В первую очередь я бы заподозрил Джона Саттера. Вот кто несет колоссальные убытки. Мало того, что разбежались все люди, так на его земли нахлынула волна голодных старателей, которые разоряют его поля и угодья, воруют скот и урожай. Ему золото как кость в горле.

– Надеюсь, вы не станете подозревать всех, кто пострадал от этой напасти, джентльмены! – встревожился Сэм. – Мой отец тоже несет огромные потери, но он уверен, что это ненадолго и вскоре все вернется на круги своя. Кроме того, он просто не способен на такое ужасное преступление.

– Подозревать будем всех, Сэм, – жестко ответил Крамер. – Даже если кто-то не несет прямых убытков, зато умеет лазать по деревьям не хуже обезьяны.

– Тьфу, – с досадой сплюнул в сторону Мигель Эрнесто. – Окажи услугу начальству…

– Ладно, ладно… – примирительно сказал Крамер. – Сэм, можешь забраться на сосну?

– Могу, – с недоумением подтвердил Джонсон. – что…

– Проверишь узлы. Если там есть желуди, снимем подозрение с Мигеля.

– Ты идиот, Фил, – устало выдохнул Хопкинс. – Говорю тебе, он был на службе в Сакраменто, я бы не смог не заметить хоть сколько-то длительное отсутствие.

– Давай, малыш, – не обратил внимание Крамер на доводы приятеля. – А пока поразмышляем, что нам известно о преступниках.

– Как минимум, один из них индеец, – заметил Хопкинс.

– Или мексиканец, который хочет, чтобы мы подозревали индейца, – поправил его Крамер.

Сэм, пыхтя, карабкался по гладкому стволу. Крамер скептически смотрел на него снизу.

– Мда… – изрек он глубокомысленно. – Русских из списка подозреваемых исключаем.

Мексиканец ухмыльнулся, Хопкинс промолчал.

– Ну, что у тебя, малыш? – крикнул Филипп, задрав голову кверху.

– Минуту, Фил, – выдохнул Сэм, – сейчас… Минуту…

– О’кей, продолжим. Сколько человек в банде? Как минимум четверо, полагаю. Один хорошо лазает по деревьям…

– Есть! – донеслось сверху. – Есть желуди, Фил!

– Хорошо, малыш, слезай!

– Убедился? – ехидно спросил Хопкинс.

– Таким образом, джентльмены, – не обратил внимания на сарказм Крамер, – мы удостоверились в том, что Мигель Эрнесто действительно нашел желуди в узлах, а не притащил их с собой в карманах, что, в общем, ничего не доказывает и не опровергает… Черт, как же воняют эти мормоны! – вдруг сказал он и с тоской посмотрел на кучу сосновых веток.

Компания дружно повернула головы, проследив за его взглядом.

– Кстати, о мормонах, джентльмены. Вы обратили внимание на то, что дорожные мешки наших висельников были собраны, будто под диктовку? И в каждом мешке непременно присутствовала смена одежды: штаны и рубаха. Но одного мешка мы не досчитались, а значит, его взял один из убийц.

– Что ты хочешь этим сказать? – оживился Хопкинс.

– Что один из преступников сейчас ходит в одежде мормона. Уж не знаю, для чего ему понадобилось переодеваться – износил ли старую одежду, или испачкал так, что не отстираешь, или голым был, но, помимо прочих трофеев, он взял одежду с полным дорожным набором жертвы. И если мы сможем определить принадлежность мешков, у нас будут приблизительные приметы одного из нападавших.

– Каким образом ты намерен понять, кому какой мешок принадлежит? – сморщился Хопкинс.

– Придется разгрести ветки и примерить одежду трупам, – легко заключил Крамер. – Сэм Джонсон, Мигель Эрнесто, за работу!

Помощники вяло поднялись с бревен и двинулись в сторону кладбища, а Крамер и Джонсон тем временем вытащили из мешков одежду мормонов.

Трупное окоченение отпустило покойников, тела их стали вялыми, податливыми и склизкими. Сэм с Мигелем задерживали дыхание, приподнимали труп над землей, но, не сдюжив, бросали и отбегали в сторону, хватая ртом свежий воздух; подходили снова и в итоге одного за другим уложили висельников рядком на землю. Когда они закончили, за дело взялись Крамер и Хопкинс. Они раскладывали одежду мормонов, стараясь, чтобы та пришлась мертвецам в пору, и в конце концов остался только один труп, для которого одежды не нашлось.

Это был некрупный мужчина лет сорока, крепкого сложения, с кривыми сильными ногами, широкий в плечах, не успевший наесть себе чрево.

Крамер внимательно осмотрел тело и сказал:

– Немного, но кое-что. Один из преступников имеет средний рост и крепкое телосложение.

Остальные трое смотрели на него с нескрываемым интересом.

– Все, – сказал Крамер, с некоторым удивлением поглядев на друзей.

– Пойду к реке, руки вымою, – громко сказал Мигель, и демонстративно повернулся спиной к Филиппу.

– Кхм… Я тоже, пожалуй, – заявил Сэм.

Хопкинс насмешливо смотрел на Крамера.

– Что не так? – удивленно спросил тот.

– Ну что ты, дружище, – ответил Хопкинс с самым серьезным видом, на какой был способен. – Все так! Имея столь уникальные приметы преступника, мы его в два дня изловим.

– Смейся, смейся, – обиженно проговорил Крамер. – А вот скажи мне лучше, почему они позволили себя казнить, а? На телах нет признаков иного насилия, кроме крюков в спинах. Их не связывали, не оглушали, но подвешивали явно еще живыми. Почему же они не сопротивлялись?

– Хороший вопрос! – ответил Хопкинс. – Давно об этом думаю. Видимо, их чем-то опоили, а приходили в себя они, уже будучи подвешены на крючья. Ты разбираешься в дурманящих зельях?

– Нет, – покачал головой Крамер. – Может, твой помощник разбирается?

– Сейчас выясним, – ответил Хопкинс и гаркнул во все горло: – Мигель! Мигель Эрнесто!

– Да, шеф! – Мексиканец как раз взбирался по каменной круче обратно, к месту стоянки.

– Мигель, – начал Хопкинс, – ты разбираешься в мексиканских дурманах?

– Так я вам и признался, – насторожился мексиканец. – Думаете, не понимаю, к чему клоните? Мало того, что по деревьям лазает, как обезьяна, так еще и знает, чем опоить мормонов до беспамятства…

– Мигель!

– Да мало ли… – сдался помощник. – Ну, сальва, например.

– Что за сальва?

– Трава такая, с широкими листьями. Вот листья как раз идут на дурман. Их вываривают, потом настаивают как-то, уж извините, тонкостей не знаю. Короче, сам по себе отвар безопасен, разве веселит немного. А вот если смешать с алкоголем, то выключает часа на два. Самое смешное, что голова продолжает работать, то есть ты все понимаешь, чувствуешь, просто не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой.

– А боль чувствуется?

– Вот чего не знаю, того не знаю, – твердо отрекся Мигель. – Я вообще эту отраву не пробовал, знаю только по рассказам.

– Ну-ну, – усмехнулся Крамер. – А знаешь мастеров, кто мог бы изготовить снадобье?

Мексиканец презрительно фыркнул:

– В Мексике любая старуха приготовит такой отвар – будьте здоровы.

– А в Калифорнии?

– Не знаю. И вообще, джентльмены, мне кажется, вы не там ищете. Мы же выяснили, что веревки на деревьях вяжет индеец, так может быть, следует изучить местные зелья?

– У местных индейцев нет дурманящих отваров, Мигель, – сказал Крамер. – Если они хотят встретиться с богами, то курят всякую дрянь. А из напитков предпочитают виски.

Повисла пауза, во время которой к компании присоединился Сэм Джонсон.

– Что будем делать с этими? – спросил Крамер и кивнул в сторону мормонов, тихо ожидавших своей участи.

– Хоронить, естественно, – отозвался Хопкинс, и шерифы разом посмотрели на своих помощников.

– Черт подери, шеф! – не выдержал Мигель. – Я не в похоронной конторе работаю! И потом, я не знаю их обрядов. Закопаем в землю как попало, а они в рай не попадут…

– Мормонам путь в рай заказан, Мигель, – строго сказал Хопкинс. – Если не хочешь сам копать могилу и таскать камни для кургана, найди того, кто это сделает за тебя.

– Идем, малыш, – сказал Мигель и свойски хлопнул Сэма по плечу. – Отловим команду землекопов.

Они заняли стратегически выгодную позицию между рекой и дорогой и стали ждать очередную группу старателей.

Крамер сделал несколько шагов к реке и остановился, бессмысленно глядя на верхушки деревьев. До сумерек было далеко, но солнце уже клонилось к западу. Шериф посмотрел на воду, перевел взгляд на синее небо, потом обернулся к Хопкинсу и спросил:

– Что теперь, Джеймс?

– В каком смысле? – удивился тот.

– Нам надо двигать в Сан-Франциско, потом в русскую колонию, потом к мормонам… Дело простым не будет. Ты со мной?

– Я знал, что ты позовешь, Фил, но я не уйду из Сакраменто, – твердо ответил Хопкинс. – Город растет, как на дрожжах, забот выше крыши, да еще в окрестностях завелась звероподобная банда во главе с Черным дьяволом. Извини, старина, но горожане не поймут своего шерифа, если он бросит их в такое неспокойное время. К тому же я чувствую, мормоны были не последними.

– Ты так думаешь? – Крамер тревожно посмотрел на приятеля.

– Фил, приди в себя, ради бога! – воскликнул Хопкинс. – Это не ограбление и не пытка для получения информации. Кто-то хочет до смерти напугать окрестный люд – это же очевидно! Главное – понять, кому и для чего это надо. Подумай: в нашем расследовании уже засветился индеец. Если это дойдет до перепуганных обывателей, начнется самая настоящая травля, индейцев будут бить повсюду, где только увидят. Старатели убеждены, что главные запасы золота еще не разведаны, что они сосредоточены выше в горах, в индейских владениях. Но если мы захотим забрать последние клочки земли, что им достались, они будут сражаться. Мивоки, найсенаны, йокуты – мы всех загнали в горы, им просто некуда отступать. А у них в арсенале уже не только стрелы, дружище. Кровь прольется, большая кровь!

– Постой, тогда получается, что Саттер и Бреннон ни при чем?

– Откуда мне знать, при чем или нет? Может, они участвуют в осуществлении какого-то грандиозного плана, частью которого было убийство мормонов. Я не знаю, Фил! Одно тебе точно скажу: это дело рук хладнокровных, безжалостных убийц. И еще, в этих жестоких расправах нет ничего личного, скорее всего, убийцы – наемники. Вот поэтому ты поедешь в Сан-Франциско, а я останусь здесь.

Почти безучастно они наблюдали, как Мигель и Сэм ведут к поляне полдюжины старателей, указывают им место для могилы, трое дружно начинают копать мягкую податливую землю, а четверо, сбросив с плеч поклажу, отправляются к реке за булыжниками для кургана.

«Вот еще распространители слухов», – подумал Крамер.

Внезапно со стороны дороги до них долетел стук копыт, фырканье лошади и знакомый голос прокричал издалека:

– Добрый день, джентльмены!

Хопкинс и Крамер обернулись. На вороном метисе к ним приближался член калифорнийского законодательного собрания сенатор Питер Барнетт собственной персоной. Он подъехал ближе, неловко вылез из седла, одной рукой взял коня под уздцы, а другой приподнял край шляпы, приветствуя шерифов.

Крамер и Хопкинс отсалютовали сенатору.

– Рад видеть, Питер. Каким ветром занесло к нам? – полюбопытствовал Крамер.

– Предаете земле бренные останки мормонов? – весело спросил сенатор и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я здесь по двум причинам, джентльмены: во‐первых, в десяти милях к северу от Сакраменто обнаружен труп нашего общего знакомого, что сбежал во время битвы на пастбище. Помните крючконосого ловкача?

– Пытался угнать скот и получил пулю в брюхо? – мрачно спросил Крамер.

– Не совсем так. – Барнетт переступил с ноги на ногу и почесал нос. – Пули в нем нет. Зато есть шесть крюков в спине и четыре в ногах – по два в каждой. Чутье мне подсказывает, что вас этим уже не удивить, а? Знакомы вам эти предметы? – Барнетт вынул из седельной сумки знакомый рыболовный крюк с куском веревки.

Хопкинс и Крамер переглянулись.

– Вижу, что знакомы, – заключил Барнетт.

– Как вы узнали, где нас искать, и откуда вам известно о мормонах? – жестко спросил Крамер.

– Керук сообщил, – не стал запираться Барнетт. – Он был здесь ранним утром и видел все, что ему следовало увидеть.

– Что во‐вторых? – быстро спросил Хопкинс.

– Во-вторых, я счел необходимым обо всем доложить губернатору и потому немедленно отправился в Монтерей. Признайтесь, джентльмены, ведь и вам пришло в голову, что в Калифорнии намечается нешуточная заварушка. Нам следует принять меры, дабы обеспечить безопасность жителей. Если вам есть что сказать, то сейчас самое подходящее время.

– Убиты пятеро мормонов и рабочий с фабрики Джона Саттера, – нехотя ответил Хопкинс. – У всех похищены деньги и ценности, так что исключать ограбление как мотив было бы преждевременно.

– Уверяю вас, что у последней жертвы брать было нечего, – с усмешкой заметил Барнетт. – Его повесили исключительно забавы ради.

– Джеймс, мы должны добиться у губернатора… Чтобы… Нельзя допустить, чтобы старатели полезли на территорию индейцев! – горячо сказал Крамер. – Без тебя у меня ничего не выйдет!

Лицо Хопкинса мучительно перекосило, он отвернулся, прошел вперед, потом назад и наконец, решившись, сказал:

– Хорошо, я с тобой. За старшего оставлю Мигеля. – Он обернулся к Барнетту. – Когда был убит крючконосый?

– Подвесили ночью, а нашли утром. Он был жив и даже ненадолго пришел в сознание, когда его снимали с поводков ваши помощники, Хопкинс.

– Был в сознании?! Он что-нибудь сказал?

– Да. Сказал, что его подвесил Черный дьявол.

– Еще что-нибудь?

– Нет. Сказал и умер.

Глава VII

Лейтенант-полковник Джон Фремонт сидел в губернаторском кресле за широким полированным столом из прочнейшего калифорнийского дуба и вполуха слушал болтовню бывшего консула САСШ. Томас Ларкин по своему обыкновению вещал о выгодах скорейшего присоединения Калифорнии к Союзу.

«Какого черта им не живется спокойно? – думал Фремонт, отрешенно глядя в стол перед собой. – Присоединитесь хоть к САСШ, хоть к Великобритании – что с того? Понаедут королевские чиновники, затеют земельные и налоговые реформы, перевернут все вверх дном и оставят с носом. Ох, болван китайский…» – заключил он, бросив мимолетный взгляд на оратора, качавшего головой в такт собственным словам.

Звезда Томаса Ларкина воссияла шесть лет назад, и вряд ли кто-нибудь смог бы объяснить, откуда вообще взялся этот политический деятель. Каким образом мелкий торговец недвижимостью с неубедительным доходом и сомнительной репутацией стал влиятельной фигурой на шахматной доске Калифорнии?

Поговаривают, что всему виной был английский консул, торчавший на периферии, в стороне от великих завоеваний Британской короны. В то время как войска Ее Величества давили восстания сикхов в Индии и прибирали к рукам голландские колонии в Африке, английский дипломат в Калифорнии в одиночестве наблюдал из окна, как разнообразные проходимцы свергают друг друга, сражаясь за власть в благословенном краю, отрезанном Кордильерами от суеты и скверны внешнего мира.

Между тем на фоне военных успехов в Азии провалы Британии в Новом Свете становились все более очевидными, что не могло не вызывать крайнего раздражения в Лондоне.

Мексика добилась независимости от Испании? На здоровье! Ее Величество шлет свои поздравления потомкам ацтеков. Но это не повод объявлять испанские колонии в Северной Америке своей собственностью и сажать там своих наместников. Как хотите, но это перебор! Или индейские вырожденцы возомнили себя империей?

Королева даровала независимость Соединенным Штатам, более того, Ее Величество была столь щедра и великодушна, что отдала неблагодарным эмигрантам Территорию Орегон. И что же? По Орегонской тропе коварные янки двинули на юго-запад, заполонили Калифорнию – и теперь там брожение, стремление к независимости и тяготение к вхождению в Союз.

Франция и Россия сошли с дистанции? Это внушает определенный оптимизм, но что делать с Мексикой и САСШ?

Поссорить, естественно, тем более что предпосылки уже созданы. Американская кавалерия то и дело гарцует на техасской границе, порываясь перейти пограничную реку Нуэсес, и только степные тушканчики еще не осознали, что на спорных территориях дело идет к открытому вооруженному конфликту. Так пусть враги Ее Величества грызут друг друга, в должный час Британия скажет свое слово.

Операция по сталкиванию лбами Мексики и САСШ удалась на славу: ловкач-консул подкинул командующему Тихоокеанской эскадрой Союза Томасу Джонсу дезинформацию о начале войны за Калифорнию.

Старый морской волк не имел склонности к долгим размышлениям, он предпочитал сначала действовать, а после разбираться. Адмирал даже не стал уточнять, кто противник – Мексика, Великобритания, Россия; не все ли равно, если наших бьют?

Девятнадцатого октября тысяча восемьсот сорок второго года он высадил десант в Монтерее. Бравый вояка сходу взял здание таможни, водрузил на нем американский флаг, укрепился в порту и перешел к еще более решительным действиям, тем паче что сопротивления никто не оказывал.

Следующей целью стала резиденция губернатора. Напустив на обветренные физиономии самые зверские выражения, солдаты во главе со своим адмиралом ворвались в губернаторский дом. Основательно перетрусивший и совершенно одуревший генерал Мичельторена встретил их свежезаваренным кофе и румяными булочками. Нет, нет, он совершенно не против передачи Калифорнии под протекцию САСШ! Да, конечно, он немедленно известит свое начальство и сам залезет в пасть морского дьявола, не нужно никого никуда тащить! Войска противника? Никакого войска нет в помине! Помилуйте, ни одного солдатика, прошу убедиться лично!

Анекдот вышел на славу, однако в Мехико шутку не оценили. Всего двадцать лет назад мексиканцы скинули Испанию со своей шеи. Герои войны все еще в строю, и память о борьбе за независимость жива в сердцах суровых воинов. Их мужество и беззаветная храбрость вдохновят сынов свободной отчизны на новые подвиги. Сам генерал Антонио де Падуа Мария Северино Лопес де Санта-Анна-и-Перес де Леброн – герой из героев – поведет в бой несгибаемый народ Мексики.

Viva, Alta California! Ни пяди родной земли врагу!

Заварушка намечалась знатная, однако за воинственными лозунгами обе стороны скрывали полную неготовность к полномасштабной войне.

В Мехико президент Санта-Анна – герой из героев – упражнялся в словесных баталиях с политическими противниками, обвинявшими его в злоупотреблениях и коррупции, ему было не до спорных окраин, удержать бы власть в столице. И вообще, одно дело – бить испанские колониальные войска, отрезанные от снабжения, поджидающие удобного случая задать стрекача, погрузиться на корабли и отплыть домой; и совсем другое – война с армией САСШ, сильным, хорошо вооруженным и организованным противником. Тут, знаете ли, и проиграть недолго, а поражение в войне еще никому политических вистов не приносило.

В Вашингтоне о подвигах адмирала Джонса и вовсе ничего не знали, а узнав, не особенно обрадовались. Экспансионисты-демократы были в восторге, но президент Джон Тайлер, принадлежавший к партии вигов, пришел в ярость и повелел немедленно выдворить из Калифорнии болвана Джонса с его флотом и уладить конфликт дипломатическим путем, покуда Мексика не объявила войну.

Адмирал Джонс засел в Монтерее и не верил ни единому слову о мире и добрососедских отношениях.

Ситуация возникла патовая. Обеим сторонам не хотелось вступать в открытое военное противостояние, однако любое действие по разрядке со стороны САСШ так же, как и военное бездействие со стороны Мексики, привело бы к потере лица и дипломатическому поражению.

СТРЕЛЯТЬ НЕЛЬЗЯ МИРИТЬСЯ: поставь запятую и проиграешь.

Вот тут и возник на политическом горизонте Томас Ларкин. Чем заслужил он честь и кто уполномочил его выступить посредником между САСШ и Мексикой, мы уже никогда не узнаем, но со своей миссией справился блестяще. От лица президента и Конгресса САСШ он принес извинения правительству и президенту Мексики; адмирала Джонса убедил, что войны нет, и не предвидится.

Президент Санта-Анна поморщился и выдохнул с облегчением.

Командор Джонс объявил сражение выигранным и протрубил отбой. Солдаты погрузились на корабли, и эскадра растворилась в синей дымке Тихого океана.

Конфликт был улажен, но осадок остался у обеих сторон.

Остался и Томас Ларкин. Он не только не растворился, но был официально назначен консулом САСШ в Калифорнии и принялся яростно внушать местному населению любовь к свободе и независимости от Мексики с последующим присоединением к Союзу. В местной прессе он печатал статьи и заметки, критиковавшие любые действия и решения губернатора; прибывающих в Монтерей мигрантов брал под свою опеку, помогал освоиться, стать на ноги и агитировал, агитировал, агитировал.

Примерно в то же время в Калифорнии объявился Джон Фремонт. Высок, строен, лохмат, бородат – отчаянный авантюрист двадцати восьми лет в синем мундире капитана армии САСШ. Он пришел из Форт-Бойс во главе трех десятков солдат, имея сугубо «мирные исследовательские цели». Целый год со своей командой он составлял подробную карту Калифорнийской тропы со всеми реками, озерами, лесами, расщелинами и вершинами. В итоге получилось великолепное пособие для переселения на новые земли, руководствуясь которым в Калифорнию хлынул бесконечный поток иммигрантских повозок, наполняющих штат гражданами САСШ.

События назревали.

В декабре тысяча восемьсот сорок пятого года генерал Захария Тейлор во главе полуторатысячного конного корпуса вышел на границу с Техасом в районе местечка Браунсвиль. Мексиканцы выставили против него пятитысячную армию. Расстояние между войсками позволяло солдатам перекрикиваться между собой, чем они и занимались три последующих месяца. Исторической ценности эти переговоры не представляли, но ценителям народного фольклора показались бы чрезвычайно интересными.

Постепенно мексиканцы привыкли к мирному сосуществованию, и, как показала история, утрата бдительности обошлась им по самой высокой цене. В феврале сорок шестого генерал Тейлор получил подкрепление – еще один конный корпус в полторы тысячи штыков, в результате под его знаменем сформировалась полноценная конная армия в три тысячи сабель.

Мексиканское командование резонно рассудило, что пять больше, чем три, и решило не волноваться. Но генерал Тейлор не зря гордился прозвищем Старый Сорвиголова и пользовался безграничным авторитетом в войсках. Неизвестно, что именно сказал американцам мексиканский солдат утром пятнадцатого февраля, но это было очень цветастое и чрезвычайно обидное ругательство, потому что уже к вечеру мексиканская армия была на голову разбита и развеяна горячим техасским ветром по пыльным просторам южных штатов. Генерал Тейлор прошел ураганом через всю Северную Америку, и напоследок под Тулой (штат Идальго) нанес решающее поражение мексиканской армии, которой командовал лично президент Санта-Анна.

Мексика потеряла разом Техас, Юту, Нью-Мексико и Аризону – то есть половину своей территории.

Между тем в Калифорнию, формально считавшуюся мексиканским штатом, все прибывали иммигранты из САСШ.

К лету того же года соотношение испаноязычных колонистов и американских переселенцев приняло соотношение пять к одному. Полковник Хосе Кастро, сместивший трусоватого Мичельторену, узнав о начале войны, счел чашу терпения переполненной и объявил о выдворении за пределы Калифорнии всех жителей, не имеющих мексиканского гражданства. В первую очередь, распоряжение полковника касалось Джона Фремонта, который упорно не желал покидать райский уголок. Кастро всячески подчеркивал свой нейтралитет, но присутствие отряда американских солдат на мексиканской земле во время войны было неуместным.

Узнав о предстоящей депортации всех американцев, Фремонт пошел ва-банк. Во главе шестидесяти добровольцев он выступил в Монтерей. Навстречу ему вышла группа поддержки полковника Кастро числом до сорока солдат. Войска сошлись лицом к лицу у местечка Оломпалу, где и состоялась решающая битва за Калифорнию. Джон Фремонт потерял убитыми двоих, сторонники Кастро – пятерых. На этом сражение завершилось капитуляцией правительственных войск.

Капитан Фремонт вошел в Монтерей, арестовал губернатора и поместил его в Форт-Саттер под охрану капитана мексиканской армии и величайшего пройдохи всех времен Джона Саттера. Однако, не желая обострять отношения с южным соседом, вскоре полковник Хосе Кастро был выслан в Мехико.

А что же Англия?

Англия все это время оставалась в стороне, наблюдала и выбирала момент. У великой морской державы был только один способ овладеть Калифорнией – взять Монтерей с моря. И в середине лета в столичную гавань вошел флагман британского флота на Тихом океане фрегат «Коллингвуд». Адмирал Сеймур был готов отдать приказ на десантирование, но ушлые янки и здесь опередили старосветских военных бюрократов. Ровно за две недели до англичан в порт Монтерей зашла флотилия американских военно-морских сил в составе фрегата «Саванна» и шлюпов «Левант» и «Кайен» под командованием адмирала Джона Дрейка Слота.

Зайдя в акваторию, командор Слот выждал пару дней, не предпринимая решительных действий, ибо память о подвигах адмирала Джонса к тому времени стала на флоте притчей во языцех, и, только получив подтверждение, что САСШ и Мексика находятся в состоянии войны, высадил десант и занял порт. Двигаться дальше американцы не стали, но и этого оказалось достаточно, чтобы адмирал Сеймур, разглядев американский флаг над зданием таможни, выругался солеными морскими словечками и заложил разворот.

Летом тысяча восемьсот сорок шестого года Калифорния навсегда перестала быть мексиканской. Джон Фремонт объявил штат независимой республикой и поднял над резиденцией «медвежий» флаг.

Первым президентом республики был избран Уильям Айд – один из местных борцов за независимость, а Джон Фремонт взял на себя обязанности военного губернатора. Но что-то мешало мистеру Айду исполнять президентские функции. Он постоянно обращался за поддержкой к Фремонту, и, в конце концов, стало ясно, что республикой управляет не президент Айд, а «исследователь» Джон Фремонт, который за свои научные изыскания получил сначала звание майора, а затем и лейтенант-полковника.

За написание Конституции республики взялась группа сенаторов под руководством Питера Барнетта, и надо признать, свою работу сенаторы выполнили довольно скоро. Основной закон вышел в меру либеральным, гарантировал калифорнийцам права и свободы, не исключал рабства, а главное, отлично мог работать в контексте Конституции САСШ. В январе тысяча восемьсот сорок восьмого года жители Калифорнии большинством голосов одобрили Основной Закон республики.

Но что касается административной реформы, то дело продвигалось с большим скрипом. Время шло, а реформа буксовала. Прошел год, другой, а Калифорния по-прежнему оставалась свободной республикой, не спешившей в братскую семью Соединенных Штатов.

Между тем время было военное, неспокойное, и популярные в войсках полководцы имели самые высокие шансы одержать победу на выборах любого уровня. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в результате очередных выборов президента офис в Белом доме принял не кто иной, как герой Мексиканской войны генерал Захария Тейлор. И нет ничего удивительного в том, что 6 июня 1849 года личный советник и доверенное лицо президента Чарльз Милвертон, прошедший со Старым Сорвиголовой всю Мексиканскую кампанию, сидел напротив Джона Фремонта и слушал излияния Томаса Ларкина, который оживал на глазах, вновь ощущая себя политическим деятелем, способным оказать услугу президенту.

К этому времени Джон Фремонт освободил должность военного губернатора. Завистникам, интриговавшим против Фремонта, удалось здорово его положение здорово пошатнулось, но, невзирая на козни недоброжелателей, Фремонт оставался полновластным теневым главой Калифорнии.

Кроме бывшего консула, в креслах, расставленных вокруг стола, восседали военный губернатор генерал Беннет Райли и сенатор Питер Барнетт.

– Граждане устали от беззакония и хаоса! – провозгласил Ларкин. – И потому мы сердечно рады вашему прибытию, мистер Милвертон. Надеюсь, ваша деятельность будет способствовать скорейшему решению вопроса о вхождении республики в состав Соединенных Штатов.

– Да! Калифорния и ее граждане нуждаются в твердом законе и его исполнении! – кивнул головой старый служака Райли и изящно откинул со лба седые кудри.

В свои пятьдесят пять лет он был крепок, как калифорнийский дуб, и надежен, как гигантская секвойя. Пышные серебряные баки на впалых щеках генерала переходили в роскошные усы. Чистый высокий лоб, тонкий прямой нос и светлые умные глаза довершали его портрет. В нем с первого взгляда угадывался полевой командир, не привыкший отсиживаться в тылах и прятаться за солдатскими спинами. Во время Мексиканской войны Райли прослыл отчаянным рубакой и не единожды личной храбростью вдохновлял солдат на невыполнимые свершения.