Текст книги "Почти не придуманные истории"

Посыльный рухнул перед ханом на колени.

– Стрелой лети к Кадану и Бури. Пусть бросают все и разворачивают тумены на Козельск. Без их осадных орудий этот городок нам не взять. И пусть следуют незамедлительно, без остановок.

Гонец скрылся в темноте за пологом шатра.

Оставляя Хана на едине с его мрачными мыслями. Проклятый городишко уже смертельно унизил великого Хана , заставив его просить помощи.

* * *

Огромные валуны разметали баррикаду горожан , а горшки с нефтью сеяли пожары.

Монголы шли медленно, не торопясь. Наглые и надменные. Свист и улюлюканье витающие над полками , сплетались в странный напев.

Подпустив монголов почти вплотную, защитники дали залп, буквально сметя первые ряды. Но монголы не замедлили шаг, буквально затаптывая своих же раненых. Свежие, сытые. Тумены Кадана и Бури пришли три дня назад, и ещё не поднимались на штурм стен. Их стяги не знающие поражений гордо реяли в потоках весеннего ветра.

Свежесколоченные, неструганные лестницы уперлись в кирпич раскуроченных стен. Зазвенела сталь.

Волна за волной монголы налетали на бастион . И снова и снова откатывались усыпая поле перед стеной ранеными и убитыми. Ряды защитников редели. Но не было ни стонов, ни плача с их стороны . Урусы умирали молча, стиснув зубы. Мужчины, женщины все стояли в одном строю и разили врагов. Не было ни слов, ни команд. Лишь скупой звон стали.

Чингизиды наблюдали за боем с холма выбранного Батыем. За пятьдесят дней, что стоял Козельск, Великий Хан изучил каждый камушек, каждый бугорок, каждую травинку на вершине смотрового холма.

Сейчас он сидел на сколоченном подиуме и наблюдал, как спесь слетает с лиц двоюродных братьев. Их кровожадные волки скулили и дохли как обычные шакалы под ударами урусов.

– Что заставляет этих обреченных на смерть так цепляться за жизнь ? Ведь исход предрешён. Город выгорел до тла. А они все равно бьются. Как звери. Лишь бы увидеть ещё один рассвет или закат. Зная что помощь не придёт. У Урусов не осталось ничего что можно было отобрать , кроме самой жизни. Гордость и честь отобрать не возможно. Но когда больше ничего не осталось, они приобретают огромнейшее значение. Бедные люди особенно тщательно хранят честь и веру. И чем богаче человек тем больше страхов обуревает его.

Сейчас паника и ужас поселились в сердцах смелых степных наездников, а может просто русское золото отяготило их мошну, и они уже в мыслях и мечтах тратили эти богатства на утеху и прихоти , и смерть на стенах этого проклятого городишка не входила их планы . И ни угрозы ни плаха уже не могли изменить данность.

Жажда золота была сильнее страха смерти, это помогло сломить отчаянное сопротивление Рязанцев и Владимирцев.

Батый засмеялся. Он хохотал сквозь слёзы .

Он понял почему нельзя завоевать все Земли .

– Мир слишком огромный. Намного больше людской жадности.

Чингизиды обернулись, в недоумении.

– Остановите штурм. Это пустая трата монгольской крови.

Бури взмахнул платком. Заиграли барабаны. Монголы отступили даря защитникам ещё один рассвет.

– Завтра всех рабов на масло. Поставить котлы. Пусть урусы все видят. Рубите долго. Пусть умирают в диких муках . А войску скажите: Урусов много, невольников мы ещё захватим. Завтра Козельск падет.

* * *

Страшную картину осветил рассвет. Толпы голых славян стояли в очереди за своей смертью. Тела рубили на куски и складывали в котлы вытапливая жир. Рубили без пощады и мужчин и женщин.

Волька сглотнул слюну, но ком подкативший к горлу не исчез.

Натруженая рука легла на его плечо.

– Смотри сынок, и не вздумай отвести глаз. Ибо некому кроме нас свидетельствовать перед богом за их злодеяния.

– Так если мы падем что ж наших то ждёт?

– Я сам боюсь этих мыслей, Волька.

– Там же и дети и женщины.

– Уж лучше от родной руки, чем такой страшной ....

Волька вздрогнул, как от раската грома и обернулся. Варька стояла рядом всматриваясь в чадящую кострами даль.

– Обещай , что не допустишь....

– Я не смогу …

– Должен. Ты муж мне и в ответе за меня. Не позволь мне расстаться с этим миром в муках и упаси господи отречься от веры Христовой под пытками.

– Мы не..

– Столько боли. Это наш последний рассвет. Не отдавай меня им. И не позволь мне дойти до самоубийства.

Она впилась поцелуем в губы Вольки.

Лезвие ножа легко нашло девичье сердце.

Но в ее глазах светилась благодарность.

– Я буду тебя ждать.– тихий шёпот смешался с последним выдохом.

– Я не стану задерживаться.

Безжизненное тело обмякло в руках юноши. Воевода помог спустя тело Вареньки со стены.

– Подожди Волька ещё одно дело к тебе есть. Не менее важное. Княжича нашего Василия подменить надобно. От смерти лютой уберечь.

Юноша кивнул головой.

* * *

– Княжич, ты беги через северную стену до реки и там в низ по течению. Да хранит тебя господь. А мы с малым тут обо всем позаботимся.

Волька поправил великоватый шишак украшенный сусальным золотом.

– А вы?

– А что мы? Нас осталось горстка, так или иначе это последний штурм больше защищать город не кому. Наши семьи уже заждались нас там.– Воевода кивнул головой в небо.

– Как я один то?

– Ты князь, ты укор не пришедшим на помощь, ты свидетель наших подвигов. Кому, как не тебе поведать миру историю нашего сопротивления.

Княжич протянул руку, сыну Кузнеца. Дружинник ответил крепким рукопожатием.

– Мою чащу испьешь. Моей смертью погибнешь. Я могу что то сделать для тебя?

Волька сильно повзрослел за время осады. Не детская усталость и печаль сверкала в его глазах.

Тяжелый валун брошенный монгольским требушетом возвестил о начале атаки.

– Главное не сдавайся княже. Мне на стену надо, расскажи миру о нас.

Ответить князь не успел, Волька уже мчался к развалинам крепостного вала.

Всеволод положил руку на плечо юного князя.

– Не гоже время терять. Поспешим.

Горшки со страшным топливом устремились к Козельску. Огонь охватил мёртвый город.

Все живые собрались на остатках стены. Стоя со слезами на глазах, защитники жаждали лишь смерти и мести. Адреналин бурлил кровь. Руки сжимали оружие. Ненависть и ярость предавали сил.

Растеряв все горшки с натопленным жиром. Полчища Батыя пошли на штурм. Монголы приближались, дикая злоба и ущемлённая алчность жгли их сердца. Урусы встретили их со зловещей улыбкой. Зазвенела сталь, затрещали древки, полилась кровь. Израненные защитники умирали прям на стене. Живым редутом заслонив пробитую требушетами брешь, урусы стояли словно титаны, громя монгольскую рать, стена из щитов была крепче кирпичной.

Без счёта жизней собрала смерть в этот полдень. Жажда наживы проснувшаяся у потерявших всех захваченных рабов монголов наткнулась на жажду смерти урусов. Словно боевые машины, подобно каменным утесам среди волн, стояли крестьяне и ремесленники Козельска.

Нервы Кадана и Бури сдали. Барабаны застучали отход. Радуясь что до них так и не дошла очередь, монголы повернули к лагерю.

Кровавосоленый вкус последнего поцелуя жёг губы облаченного в княжеские доспехи Вольки.

Юноша знал, что не сможет пережить ночь и встретить новое солнце без улыбки любимой.

– Она ошиблась. Мы снова устояли. Не смотря на пожары и обстрел камнемётов. – мысль обожгла сознание каленым прутом. Слеза заволокла глаза.

– Так долго я не выдержу, я не хочу ждать до завтра.

Юноша отбросил тяжелый щит, и снял кольчугу . Солнце играло на его белой коже. Было немного зябко. Волька вынул из рук павшего рядом мясника топор. Он был тяжеловат для левой руки. Но зато Раны нанесённые этим лезвием были ужасны. Княжеский меч взметнулся к небу.

– Урааааааа!!! – Мальчишка устремился на отступающих монголов .

– Аааааааа!!! – почти три сотни голосов слились в этом крике.

Не ожидавшие атаки монголы падали словно колосья под серпом жнеца. Среди них началась давка и сумятица. Обагрённые кровью голые по пояс урусы собирали урожай. Кадыгей сын Кадана устремил свою дружину на встречу русской ярости. Но пал под ударом. Лезвие глубоко засело в черепе и топор выскользнул из рук Вольки.

Один за одним полыхали требушеты.

Оставляя за собой лишь горы трупов и кровь, русские лавиной неслись к монгольскому стану.

Мир сузился до радиуса, описываемого лезвием княжеского меча. Волька разил врагов не оглядываясь. Он не видел, да и не мог видеть, как тает русский кулак вклинившийся в массу монгольского войска. Княжеский меч переломился, и обломок оборвав жизнь очередного врага, вырвался из рук. Волька нагнулся за монгольским копьем, но удар в затылок свалил его с ног. Золоченый княжеский шишак слетел. И ветер ласково трепал слипшиеся от крови русые волосы юноши. Руки скрутили и связали . Волька попробовал встать, но жесткий удар сбил его с ног.

Восторженные крики монголов вдруг стихли.

Захватчики расступились. К скрюченному Вольке кто то подъехал на коне.

Русич попробовал поднять голову, но не смог.

Кто то из сопровождавших всадника произнёс :

– Великий Бату хан спрашивает чего ты ищешь князь Василий ? И чего хочешь?

Злоба клокотала внутри вчерашнего мальчонки. Но Волька молчал стиснув зубы.

– Твой титул не спасёт тебя ни от смерти, ни от пыток. Как не спас твоего деда.

Юноша снова попытался встать, и снова не удачно.

– Я выбью из тебя крики и мольбы о пощаде, – прокричал кто то из окружения Батыя и с размаху ударил Волку ногой по рёбрам.

Русич перевернулся от удара, а на губах выступила кровь. Он спомнил вкус крови Варьки и собравшись с силами встал во весь рост превозмогая боль. Батый подъехал к нему и наклонился пытаясь заглянуть в глаза. Скрюченного и опутанного верёвками юношу подняли с земли. Затрещали вывернутые суставы, дикая, нестерпимая боль слетела с губ русича тихим стоном.

Батый улыбнулся.

Волька незадумываясь плюнул в лицо полководцу, перемешанная с кровью слюна заляпала щеку и небесно-голубой воротник.

Батый в ярости спрыгнул с коня.

– Ты захлебнешься кровью, проклятая русская свинья.

Вольку начали бить. Били сильно и профессионально. Причиняя не стерпимую боль. Хрустели кости, выворачивались суставы, но Волька молчал. Наконец кто-то с силой мокнул голову мальчика в чан с кровью.

Сопротивляться сил уже не осталось совсем.

И вдруг тяжесть и боль исчезли, а тело освободилось от пут и боли. Волька выпрямился. Где-то там внизу монголы измывались над его телом, а тут ярким светом сияла радуга.

Звонкий родной голос шепнул в ухо.

– Ты чего так долго то? Я успела соскучиться. Пойдём я тебе все покажу.

Девушка протянула руку и улыбнулась.

От неё веяло счастьем и спокойствием.

– Пойдём.

Волька не заставил себя просить дважды. Он летел окрылённый странным чувством пьянящим словно крепкое вино. Он был околдован сиянием голубых глаз дочери пекаря.

Монголы вытащили безжизненное тело Вольки. Израненное и искалеченное лицо русского мальчишки улыбалось. И эту счастливую улыбку уже было не стереть.

Ведь истинно счастливый не тот, кто живет долго . А тот кто живет каждый день.

А смерть? Ну на то она и смерть, что б разок с ней встретиться. Она ведь не злая. Пусть и не добрая, но точно не злая. Всего лишь дежурный, что собирает листки финальной контрольной, или скорее самостоятельной работы на тему: " Как я сделал этот мир лучше". А уж что мы нацарапаем на этом листке, своими корявыми закорючками зависит от нас самих . Кто то уповает на Бога и пользуется святыми писаниями, как шпаргалкой. И сдаёт работу без тени страха и сомнения. А кто-то уповая на себя, бездарно тратит отведённое ему время на похоть и порок, забывая о самом экзаменационном задании. И при этом дико боится сдать испачканный кляксами неудач и промахов лист. Страшась не только результата экзамена, но и самого дежурного, его собирающего.

Семь недель Козельск гордо стоял супротив монгольской Орды. Мелкий городишко с небольшой дружиной, костью застрял в горле завоевателей. Окончательно сорвав планы по молниеносному захвату Русской Земли.

Потом так же застрянет у шляхтичей Смоленск. Наполеон споткнётся у Бородино. Гитлеровцы увязнут под Севастополем и обломаются под Сталинградом. Доблесть русского воина, идущая сквозь столетия, – дар, живущий в крови и нынешнего поколения. А сможем ли мы быть достойны его? Готовы ли мы жить каждым днём, любить всем сердцем, без условий и договоров, способны ли мы на самопожертвование ради близких? Решать нам самим. И только нам.

И задуем ли мы этот уголёк, разменяв богатство души, ради славы и звона монет или раздуем пламя, обогреющее обледенелые и зачерствелые сердца. Тоже только наш Выбор. Но главное, что нужно запомнить из всех уроков преподнесенных историей:

«Враг всегда остаётся Врагом. Нельзя делить с ним хлеб и звать его в дом.»

Одна на миллиард

Пламя костра завораживающие танцевало на толстых поленьях. Прогоревшие угли пылали жаром. Кто-то доедал походную кашу, скребя ложкой по дну котелка. Кто-то шаркал оселком по покрытому зазубринами широкому лезвию топора. Кто-то латал порванную в утренней стычке кольчугу. Кто-то что-то стругал: просто так, без умысла и планов, пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей. Завтра бой. Тяжелый и кровопролитный. Многие сложат голову на этом холме у неширокого пролива, разделяющего два материка. Тишина пробуждала страх в душах самых смелых воинов. И каждый пытался побороть ее по-своему, стараясь отвлечься от недобрых мыслей, как вдруг сильный, но не грубый голос у соседнего костра затянул: «В бой скорей! Печатай шаг! Нам не нужен древний маг!». Ложка легла на дно котелка. Оселок остановил свое движение по и без того острому, как бритва, лезвию. И пара голосов залихватски подхватила: «Грубой силой и секирой мы себе прорубим путь!».

Нож, грызущий древесину, вернулся в ножны, а дыра в кольчуге оставлена в покое. «Мы растопчем ваши рати, сокрушим отрядов строй. Нам шаман нальет отвару, будем биться до упаду». Песня гремела над станом, отгоняя страх и неизвестность, наполняя сердца отвагой и храбростью. «Эльфов стрелы – нипочем, жги, коли, руби мечом!» И вот уже вся Орда в один голос пела: «Древний лес узнает силу, всё затянем подобно илу. Живоглот – наш злой воитель, рода орочьго предводитель – нас ведет всегда вперед. Скоро будет ваш черед!» Хохот и смех разлетелись по лагерю, страх отступил.

–Песни горланят, это хорошо, – сказал орк, оглядевшись вокруг и, не обнаружив ничего подозрительного, одернул кожаный полог шатра. Коровья шкура с шумом запечатала вход. Жаркий костер, согревающий и освещающий пристанище вождя, послушно дернулся вслед мановению кожи, покрытой древними письменами и орнаментом, написанными кровью поверженных врагов и принесенных в жертву невольников. Этот орнамент пылал всеми цветами, предостерегая хозяина о присутствии недруга или адского отродья.

Походное жилище вождя Матерых волков было по-боевому суровым и аскетичным – каким и должен быть шатер воина. Ничего лишнего, за исключением богато украшенного оружия, развешанного по стенам. Орк бросил в очаг посреди шатра большое полено. Огонь с жадностью набросился на подношение, с новой силой озаряя весь шатер, отразившись в стали клинков словно в зеркале. Но угол, где сидел гость, оставался укрыт мраком.

– Ты получишь то, что пожелал. Владыка всегда держит свои обещания.

Глаза гостя блеснули зеленым огнем.

– Ни один волос не должен упасть с ее головы. Это главное условие.

–Льзяц, сдержи клятву, и она станет твоей. А с ней и все орки Пустошей Карнахена склонят перед тобой голову.

–Как я могу доверять тому, кто просит клятвопреступления?

– Дело твое, но Галек отдаст ее в жены Октару и сам займет место верховного вождя. Ты лишишься всего. И жезла власти, и невесты.

– Орда не примет предательства.

– Орда примет власть сильного. Мы не враждуем с вами.

Мрак вокруг гостя сгустился и уплотнился, вселяя почти физический ужас.

– Что Гастан пообещал Огнеруку? Почему вы бьетесь на одной стороне с вашими врагами? Или забыли, как Апраксис со своими грифонами вырезал все кланы на северном плато? Ты ведь тогда получил свое имя, Вещий? Ты предупреждал Огнерука. Но тебе не поверили. Сладкоголосый Галек сумел убедить старейшин. Сколько орков Черной горы осталось в живых?

–Никого. Все полегли там, все до единого.

Льзяц поник головой, тяжелые воспоминания захлестнули его.

– И Орда не примет того, кто отомстил врагам? Собрал мзду за смерть ее детей? Ты станешь величайшим вождем на Пустошах или позволишь своему сопернику обнимать твою любовь? Если так, зарой свой топор и не смей называть себя орком. Похоть и жажда власти всегда довлеют над сильными мира сего. Вопрос, насколько ты силен.

– Если бы я мог одолеть Огнерука, то прибег бы к Анги Кай, а не к твоим услугам.

–Владыка позаботится об Огнеруке. Его дни сочтены.

– Гиены не поднимут секиры на армию Владыки. Но мы не станем биться против братьев.

– Вы примкнете к нам или сделки не будет.

Гость бросил щепотку лириума в огонь костра. Огонь возмущенно вспыхнул, выпустив наружу непроглядное облако тьмы. Гость исчез в нем, оставив вождя наедине со своими мыслями и сомнениями. Льзяц еще раз высунулся из шатра, оглядывая округу, опасаясь соглядатаев Октара и Галека. Но ночь была тиха и спокойна. Яркие звезды пылали в небе, прохлада летних сумерек разлилась над стойбищем. Матерые волки и северные гиены были сильнейшими кланами в походной Орде. Но Огнерук, старейшина совета, выбрал Галека походным вождем. А не его. И это бесило больше всего.

* * *

Солнце стояло в зените. День выдался жарким. Объединенное войско Телерии встретило волну нежити у пролива Вольдемара на Лысом холме. Разноцветные полотнища знамен трепыхались на ветру, сливаясь в одну монотонную мелодию. Сталь блестела на солнце. Напряжение нарастало. Полководцы медлили, обдумывая первый ход и возможные варианты развития. Гонцы на горячих скакунах шныряли между ровными шеренгами воинов, разнося последние указания. То тут, то там просыпались рожки и боевые барабаны, оглашая полученный приказ. Гулко бряцало железо доспехов. Страх и решимость летали над телерийским войском. Тяжелый гул стоял над строем пехоты. Ветераны шутками и прибаутками подбадривали новобранцев.

Странно, но смех убивал страх. Живые знали: пощады не будет. Враг не ведал ни жалости, ни милосердия. Они пришли не за рабами и невольницами, не за землями или золотом. Толпы исчадий ада и мертвецов, поднятых ими, имели лишь одну цель. Уничтожение жизни. Самой жизни как таковой – и любой ценой. Жгучая ненависть питала их. Жажда убивать жгла их плоть.

Неживые основной упор делали на численный перевес. На каждую живую душу, будь то эльф, орк или человек, приходилось до пяти мертвяков. И это были не просто истлевшие остовы павших. Некроманты закачали в них несметное количество тьмы, превратив их в жуткие отродья. Толпа порождений ада стояла плотной толпой. Без малейшего намека на строй. Не было ни тактических задач, ни стратегических задумок. Просто гигантская смертоносная масса, ведомая некромантами и низшими исчадиями ада.

Живые стояли стройными рядами – кроме левого фланга объединенного войска, который занимала многочисленная разношерстная орочья орда, ядром которой были наездники на волках и варгах. Центр заняли люди. Тяжелая пехота Святого ордена и вольные рыцари Телерии при поддержке народного ополчения должны были принять основной удар противника. За ними расположились гордость эльфийской расы – лучники Элендира и следопыты южных лесов. Правый фланг живых заняли тяжелые конники баронов и имперская кавалерия. Резерв составляли элитные подразделения дворфов и наездники на грифонах.

Заиграла труба, застучали барабаны. Армии двинулись друг на друга. Маги подняли сверкающие на солнце щиты и уже обменялись первыми ударами. Темные заклятья – где копьями, где щупальцами – ринулись в сторону живых. Но защитная магия друидов и имперских чародеев устояла под напором некромантов. Ответный удар силами всех стихий смял панцирные заклинания мертвых, круша и кромсая нечисть и нежить. Армия смерти ринуласвои полчища на ряды Альянса, стараясь за счет сокращения дистанции уйти из-под надвигающегося повторного удара объединенного Круга магов. Эльфийские лучники начали обстреливать приближающуюся волну. Плотный и прицельно меткий ливень эльфийских стрел лишь ускорил нежить. Лавина мертвых была неудержима. Пехота сомкнула шиты и ощетинилась копьями. Волна нежити ударила во всю линию, прогибая строй Святого ордена. Напор мертвых был чудовищным. Копья рыцарей гнулись и трещали, вырываясь из рук под тяжестью нанизанных тел. Алебарды замолотили по доспехам мертвых, вновь низвергая их в тартар, откуда они выползли. Но нежить наступала. Не ведая страха и боли, она двигались вперед, влекомая дикой ненавистью ко всему живому.

Тяжелее всего пришлось мечникам баронов и вольным рыцарям. Привыкшие биться с живыми, они оказались неспособными противостоять натиску мертвых, которые не обращали внимания на ранения или потерю конечностей. Они буквально разорвали линию мечников. Не сумев удержать строй, рыцари стали легкой добычей для падших берсерков. Дворфы, закованные в адамантовую броню с ног до головы, двинули свои ряды на помощь баронам. Эльфийские лучники, расстреляв весь запас стрел, обнажили сабли. Их золотые доспехи латали бреши в рядах пехоты. Но клин исчадий все глубже впивался в оборону живых. Несмотря на тяжесть топоров дворфов, на остроту сабель эльфов и на смертоносность людских мечей, мертвые теснили живых, угрожая разорвать линию обороны. Медлить было нельзя. Зазвенел рожок, и орки двинули Орду к флангу клина мертвяков. Но наперерез им выдвинулась темная кавалерия: демоны и бесы верхом на адских гончих.

–Льзяц! Матерые волки должны прикрыть атаку Орды. Мы сомнем мертвых и накинемся на исчадия. Вам надо выиграть время.

Огнерук взмахнул топором и повел Орду на помощь пехоте Альянса.

Боевые варги – искусственно выведенная шаманами Пустошей помесь гиены и пещерного медведя, – закованные в прочную броню, выстроили ровный угол. За ними всадники на полярных волках заполнили клин. Кроваво-красные вымпелы взметнулись в небо на длинных крепких копьях, трепеща и колеблясь на ветру. Льзяц ткнул пятками своего питомца. Крупный варг начал свой разбег. Адские гончие рвались им навстречу. Матерые волки шли во весь опор, но лезвия смертоносных копий все еще целились в небо. Бесы и демоны размахивали своим оружием, гарцуя на псах ада. Противники уже четко видели друг друга. И уже выбирали свои цели. Когда Вещий Льзяц натянул поводья, варг встал как вкопанный. Копье вождя все еще указывало на солнце. Орки остановились в недоумении. Ропот пополз между рядами, но копья не опустили.

Кавалерия нечисти пронеслась мимо, обтекая орков, словно воды реки – твердь острова, и устремилась к флангу основной Орды. Льзяц привстал в стременах.

– Они предали сами основы нашего быта. Они встали в один ряд, бок о бок с убийцами наших женщин и детей. Кто из вас не клялся отомстить людям за побоище на Черной Горе?!

Голос вождя звучал властно, перекрывая шум удаляющейся битвы.

–Исчадия пришли за людьми! И обещали нам помощь в отмщении! Смерть людишкам! За Орду! Обагрим наши топоры кровью предателей и убийц!

Дружный рев сотряс наездников. Клан развернул клин и двинулся вслед за исчадиями под одобрительное улюлюкание и завывания.

–Измена! – истошный крик ярости заставил арьергард Орды развернуть варгов на полпути.

Клан северных волков, вскинув знамена, принял удар на себя. Но устремившихся на врагов всадников отрезали с флангов, взяв в смертоносное кольцо. Волки заняли круговую оборону. Топоры молотили без устали. Орки дорого продавали свои жизни, но ряды их таяли, как снег по весне. Огнерук с остатками дружины, возвышаясь на холме, уже не командовал, а призывал забирать побольше с собой. Пронзенные несколькими копьями, воины орков умудрялись дотянуться топором до своих убийц, сметая их и падая в объятия смерти с воинственным криком. Танец доблести и презрения к смерти. Но танцоров почти не осталось. Когда с небес рухнули грифоны, наездники быстро организовали безопасный периметр вокруг выживших. В первых рядах мелькало оранжево-синее знамя Ордена мракоборцев. Грифоны смяли всю кавалерию Темных и бросились в погоню за удирающими остатками предательских кланов, когда Черные использовали последний свой козырь.

Гигантское чудовище с телом льва, головой человека и хвостом скорпиона. Огненно-рыжая машина для убийства, с голубыми глазами в один прыжок подняла в небо всех грифонов. Мантикора – крупная, измененная скверной тварь – в одночасье склонила чашу весов в сторону мертвых, лишив Альянс поддержки могучих питомцев. А закованная в адамантовую броню тяжелая пехота бесов, закованная в адамантовую броню – резерв и элита мертвого войска – обрушила свой кулак на наездников.

–Держать строй! – голос предводителя перекрыл лязг стали.

–Копейщики во фронт!

Воины двигались четко и слажено.

–Сомкнуть щиты!

Стена окованного железом дерева сомкнулась с глухим стуком.

–Стрелы на тетиву! Бей по готовности!

Под свист стрел закипела рукопашная. В пыли боя отчетливо блистал боевой молот предводителя Небесных всадников, Великого воителя, Сокрушителя зла и Осветителя тьмы сира Апраксиса. Рядом с ним плечом к плечу бился старый могучий вождь орков. Чудовище приближалось. Чья-то темная воля задала ей цель, или ее вело чутье охотника, определившее вожака, но тварь медленно и уверенно приближалась к могучим воинам, заходя к ним с неудобного для обороны левого фланга. Потом – резкий рывок, удар лапами, и старый орк был подмят, но смертоносное жало уткнулось в сталь щита рыцаря. Чудовище повторило атаку, ядовитое жало пробило щит и наплечник воина. Но боевой молот по косой дуге расколол череп голубоглазого монстра. Предсмертный вой чудовища огласил Лысый холм. Нежить дрогнула и попятилась. Рядом промчался гигантский белый волк, неся на себе зеленокожую рыжеволосую воительницу, размахивавшую большой секирой. Завидя ее, орки воспряли духом и ринулись вперед.

Огнерук поднялся на ноги, не переставая кромсать мантикору. Матерые дрогнули и обратились в бегство. Грифоны, вернувшиеся на поле боя, мстили нечисти за свой испуг. Люди и гномы при помощи эльфов сломили клин мертвяков. Горны Альянса трубили атаку. Победа ждала своих победителей. Темные отступали, неся огромные потери. Воительница на белом волке пробилась к Огнеруку.

– Нас предали наши же сородичи. А этот человек спас мне жизнь. Но мантикора ужалила его.

– Отец позаботится о нем. Дядя, наши враги еще держат оружие, это сейчас важнее.

– За Орду! – Огнерук растолкал поддерживающих его орков и устремился в погоню за отступающей нежитью.

Апраксис опустился на колено, оперевшись на рукоять боевого молота. Верховный старейшина мчался вдогонку отступающей нежити, опьяненной пролитой кровью. Лучшие воины северных гиен, закованные с ног до головы в прочную броню, атаковали дружину Огнерука. Атака удалась. Варг Льзяца выскочил на старейшину. Но рука седовласого вождя была все еще крепка. Варг рухнул с раскуроченными ребрами. Льзяц бросился на Огнерука, пробив костяной нагрудник в области сердца мощным плечевым ударом. Вождь Матерых едва успел вскинуть руки в победном жесте, как секира воительницы на белом волке впилась в бок предателя. Следующий удар раскроил его пополам. Покончив с предателем, она склонилась над Огнеруком.

– Я здесь, я с тобой. Дядя, держись они тебя залатают.

Голос умирающего был слаб.

– От судьбы не уйти… Жаль, что не все долги сумею оплатить сам. Позаботься о том рыцаре…

– Он же из наездников. Любой из них достоин даже более мучительной смерти. И самых изысканных пыток.

– Я его должник. Теперь это твой долг.

Старый израненный орк затих. Дикий вопль – звуковое воплощение боли, огласил окрестность, заглушив звон стали и хрипы умирающих. Апраксис обвел взглядом поле боя: все плыло словно в замедленном кино. Знамена святого воинства и подземных королевств гордо реяли за спинами крушивших врага воинов. Сражение было выиграно. Но не для него. Смертоносный яд исчадия уже начал свою черную работу. Апраксис упал…

* * *

«Игра Закончена. Тест провален. Повторное прохождение доступно через шесть часов».

–Это несправедливо. Главный противник повержен. Герой не убит. Баталия выиграна. Миссию должны были засчитать… – Офицер с досадой вскочил с кресла.

–Шанс выживания главного героя стремится к нулю… – Бортовой ИИ был не умолим.

АИИДА – Автономный Искусственный Интеллект Дредноут А, чудо информатики и роботостроения, созданное специально для «Несокрушимого», с легкой руки фантастов далекого ХХ века имеющий женский образ.

– Но он есть!

– Всего один на миллиард.

–Иногда и этого более чем…

– Я все равно не смогу засчитать тест.

– Да знаю я. АИИДА, все равно это неправильно.

–Попробуем в следующие дежурство?

– Разве это дежурство? Болтаться на якоре у ретранслятора?

–Приказы не обсуждают.

–Как ни крути, всех во флот манит космос – это великое ничто с прыжкамисквозь пространство, порталами и ретрансляторами, с новыми мирами, полными неведомых опасностей и невиданных красот.

Пальцы офицера пробежали по консоли, заполняя очередной рутинный отчет дежурного по кораблю.

– Один «Божественный Взор» чего стоит, все они по-своему сумасшедшие люди, а ремонтники и того хуже. Мы вообще ради полета на все готовы, а тут посадили на прикол.

Главный энергетик откинулся на широкую кожаную спинку рабочего кресла. Ровный зеленый свет индикаторов систем корабля на центральном пульте вспомогательной службы успокаивал. Вахта подходила к концу.

– Да тест этот гребанный. Вот ну на хрена мне тактика ведения наземных войн, да еще холодным оружием, в эпоху орбитальных бомбардировок?

– Это обязательная часть обучения старшего офицера корабля. Вы и капитан отвечаете за экипаж. А аварийная посадка может преподнести любые неожиданности.

–Каждый астронавт Альянса прежде всего – солдат. Четыре часа ежедневной боевой подготовки еще никто не вычеркнул из расписания. Конечно, мы не штурмовики N7, да и потом, мы болтаемся в дрейфе в десяти минутах от ретранслятора. Случись что, мы даже сигнальных огней развести не успеем, как весь спасательный дивизион шестого флота будет протягивать нам одеяла и кормить куриным бульоном с ложечки. А тут, как волки на цепи. Я так не могу, без полета мне кирдык.

Космолет медленно поворачивался вокруг своей оси, купаясь в лучах светила, выплывающего из тени ближайшей планеты. До пересменки оставалось минут сорок, все системы и агрегаты функционировали нормально. Судно в дрейфе. А ровный гул генераторов вперемежку с методичными щелчками контролеров навевали философское настроение.

– Кирдык?

Голос АИИДА прервался: мощнейший компьютер искал толкование слова.

–Копец, ппц, швах, амба… ну не вариант, короче.