Электронная библиотека » Алексис Хендерсон » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Год ведьмовства"


  • Текст добавлен: 16 декабря 2021, 08:41


Автор книги: Алексис Хендерсон


Жанр: Триллеры, Боевики


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава 9

С кровопусканием приходит сила небесная и сила адская. Ибо железное подношение дарует искупление во всех его многочисленных формах.

Священное Писание

Очнулась Иммануэль распростертой на полу. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что она находится не в дебрях Темного Леса, а у себя дома, лежит вниз лицом под кухонной раковиной. В другом углу комнаты, у черной двери, которая осталась слегка приоткрытой, валялся ее плащ, промокший и грязный.

Вмиг нахлынули воспоминания о минувшей ночи. О Далиле, скользящей в камышах и водах отмели; о Лилит, удаляющейся в тень Темного Леса так же бесшумно, как появилась; о том, как смыкались вокруг ветви, и все окутывала тьма. Она вспомнила, как бежала по лесу, как болел живот, как истекала кровью, как упала без сил на опушке, и как луна смотрела на нее в просветы между деревьями.

Она бы решила, что все это был сон, если бы не черная грязь, запекшаяся под ногтями, слипшиеся волосы и мокрая ночная сорочка.

Нет, все это случилось. Все случилось на самом деле.

По голубому свету, пробивающемуся в кухонное окно, она поняла, что близится рассвет, впрочем, насколько она могла судить, остальные домочадцы еще не проснулись. Она вздохнула с облегчением. Она боялась себе даже представить, какую взбучку устроила бы Марта, узнай она, что Иммануэль снова ходила в лес.

Чувствуя в горле подступающую тошноту, Иммануэль выбросила эти мысли из головы. Живот снова прошило тупой болью, и она поморщилась. Прищурившись, она посмотрела вниз и увидела на полу между своих ног маленькую лужицу остывшей крови. Из Иммануэль обильно текло, и красная влага пропитывала юбки насквозь и пачкала половицы.

Ее первые крови.


Иммануэль срочно взялась за уборку, протирая кровь старым кухонным полотенцем и отмывая грязь. Когда пол был начисто выдраен, она прокралась наверх в умывальную, взяла горсть тряпок из корзины у раковины и кое-как запихала их себе в панталоны, чувствуя себя не женщиной, а маленьким ребенком, который испачкался и пытается переодеться самостоятельно. Ее крови должны были принести радость и облегчение – несмотря на все прогнозы, она наконец стала женщиной, – а вместо этого она чувствовала себя маленькой, уязвимой и слабой.

Иммануэль поделилась новостью сперва с Анной, а потом и с Мартой. В возбужденной суете ее усадили за стол в столовой, подали чашку дымящегося малинового чая и яичницу с жареными пирожками, хотя из-за плохого самочувствия у нее совершенно не было аппетита. Но, несмотря на настойчивые уговоры Анны оставаться в постели, к восходу солнца Иммануэль уже направлялась к пастбищам с посохом в руке. Выпас овец давался ей с трудом. Она была медлительной и уставшей после ночи в лесу, и в животе болело от кровей. Казалось, ее состояние передалось и овцам. Бараны не могли угомониться, ярки нервничали. Ягнята блеяли при каждом дуновении ветерка, словно боялись, что очередной порыв сорвет мясо с их костей. У Иммануэль все силы ушли на то, чтобы перегнать отару на западные пастбища, и, справившись наконец с этой задачей, она упала в высокую траву, обессиленная от болей.

Сразу за пастбищем высился Темный Лес, и тень от него наползала на равнину по мере того, как солнце поднималось в небе. Пара стервятников кружила над соснами, зависая в воздухе, но ведьм не было и следа. Ни лесных женщин. Ни страстных Возлюбленных. Ни Далилы, которая пряталась бы среди деревьев. Ни Лилит.

Лес был тих.

Свет восходящего солнца уже пробивался сквозь деревья, и мысли Иммануэль вернулись к последней записи в дневнике Мириам: «Кровь. Мор. Тьма. Резня. Отец, спаси их».

Что такого Мириам видела в этом лесу, что побудило ее написать эти строки? Что такого она знала, чего не знала Иммануэль? И, возможно, самое главное: что за животная тяга заставляла Иммануэль возвращаться в лес снова и снова, несмотря на все риски?

Почему лес звал ее?

Иммануэль могла бы просидеть так весь день, глядя на деревья и пытаясь разобраться в себе, если бы ее не отвлек звук собственного имени.

Она повернулась, щурясь против солнца, и увидела, что к ней направлялся Эзра со свертком в руке.

– Доброе утро, – поздоровался он.

Иммануэль с горечью вспомнила, как видела его вечером накануне на опушке леса, в объятиях Джудит.

Иммануэль перевела взгляд на своих овец. Поодаль батрак Муров, Джозайя, отгонял стадо подальше от Темного Леса.

– Да будет на то воля Отца.

Эзра остановился в паре шагов от нее, но ветер донес до Иммануэль его запах – запах свежескошенного сена и кедра. Повисло молчание. Он сунул руки в карманы.

– Я пришел извиниться.

Иммануэль опешила и не знала, что сказать. Служителям церкви редко приходилось извиняться, потому как и грешили они редко.

– Извиниться за что?

Эзра присел около нее на траву, совсем рядом, почти соприкасаясь плечами. Он молча посмотрел на пастбище, а потом повернулся к ней.

– За то, что ты видела вчера, после пира. Я вел себя недостойным своего имени образом. С моей стороны это было низко, и к тому же я поступаю эгоистично, посвящая тебя в свои грехи.

Его грехи ее не касались. Иммануэль перевела взгляд на деревья. Она молчала, подтянув колени к груди. Не дождавшись ответа, Эзра сунул ей в руки сверток, который принес с собой.

Иммануэль собиралась отказаться от подарка, пока не ощутила в руках его вес и форму. Это была книга.

– Это книга, которую ты читала на рынке, – пояснил он, когда она разорвала обертку. На его щеках заиграл легкий румянец, и он выглядел почти смущенным, хотя она знала, что это невозможно. Девушки вроде нее не способны вгонять в краску юношей вроде него. – Почти такая же.

Иммануэль пролистала книгу до середины, пока не нашла стихотворение, которое читала в тот день. И верно, книга была та же самая, только переплет другой, и почти на каждой странице стояла церковная печать. Похоже, этот том Эзра отыскал в личной библиотеке пророка, догадалась она вдруг. Широкий жест, если не считать того, что это был подкуп.

– Мне не нужна книга, чтобы держать язык за зубами, – она захлопнула фолиант и протянула ему обратно. – Это твое личное дело. Я никому не расскажу. Можешь не беспокоиться.

– Я и не беспокоюсь. Просто… чувствую перед тобой вину за то, что приходится просить тебя хранить мои секреты.

– Не надо ни о чем просить, – сказала Иммануэль, упрямо протягивая ему книгу. – Мне нетрудно.

– Но это грех.

Вот тут Эзра попал в точку. Это действительно был грех, и притом тяжкий. За подобное преступление Дэниэл, ее отец, сгорел на костре. Но в свете того, что она видела прошлой ночью в лесу, это казалось таким ничтожным.

– Грехи могут быть прощены, – ответила она, повторяя слова Лии, произнесенные несколько суббот тому назад.

– Да, – согласился Эзра, – но от чувства вины не так-то просто избавиться.

– Поэтому ты решил отдать мне книгу? Чтобы избавиться от чувства вины?

– Если тебе это не слишком сложно, – пожал плечами Эзра. – Кроме того, я был бы рад такому собеседнику.

– Чтобы говорить о поэзии?

Он кивнул.

– В библиотеке есть еще много всего. Я могу поискать, принести тебе еще книг.

– Не стоит, – отказалась Иммануэль, – хватит и этого. Но спасибо. Даже если ты просто хочешь купить мое молчание.

Она поморщилась, испугавшись, что опять перегнула палку и ляпнула лишнего, но Эзра только улыбнулся.

Только сейчас она заметила россыпь бледных веснушек у него на носу, слегка искривленном, как будто по нему крепко заехали кулаком в школьной драке. Возможно, так оно и было. Слухи об Эзре разлетались так же стремительно, как и слухи о ней самой. Он пользовался репутацией человека чрезвычайно умного, вечно занятого чтением или учебой; человека, который умел задавать правильные вопросы. Он был силен, обладал волевым характером своего отца, и, так же как он, внушал к себе уважение большинства вефилян, а если и не уважение, то во всяком случае страх – страх перед силой пророка, пылавшей в нем священным огнем, хотя Первое Видение до сих пор и не посетило его.

– Что у тебя с губой?

Вопрос Эзры вывел ее из задумчивости, и она поймала на себе его изучающий взгляд. Она дотронулась до того места, куда стукнул ее Иуда. Разбитая губа уже давно затянулась коркой, но синяк и припухлость в углу рта так и не зажили.

– Проиграла неравный бой с бешеным бараном.

– С которым ты приходила на рынок?

– Да, – она подумала об окровавленной голове Иуды, оставленной на пне, как сувенир, и выпалила: – Его убили.

– Принесли в жертву? – он снова бросил взгляд на пастбище.

Она начала отрицательно качать головой, но передумала.

– Возможно.

Эзра поднялся на ноги и потянулся, разминая плечи.

– Скажешь, понравилась ли тебе книга. В Обители есть библиотека, там этого добра навалом. Я могу достать тебе все, что угодно.

Иммануэль только собралась ответить ему, что девушке вроде нее лучше не связываться с книгами пророка, как бы ей ни хотелось их прочесть, как вдруг над пастбищем разнесся крик. Иммануэль узнала голос Глории.

На мгновение повисла тишина, и следом раздался второй крик.

Иммануэль пулей вскочила на ноги. Эзра встал перед ней, словно стараясь заслонить ее от опасностей, которые могли поджидать их на пути. Но у Иммануэль не было времени на его кавалерство. Она оттолкнула его и ринулась на отзвуки криков Глории. И пока она бежала, все ее мысли занимали только женщины из леса – ведьмы с мертвыми глазами.

Она нашла Глорию у колодца на краю пастбища, в нескольких ярдах от границы леса, у ее ног валялось опрокинутое ведро.

– Тебе больно? – спросила Иммануэль, сбавив скорость.

Глория помотала головой, разинув рот, светлые локоны прилипли к губам. Ее взгляд замер на Эзре, как будто его присутствие здесь шокировало Глорию не меньше, чем то, что напугало ее. Но секунду погодя она опомнилась. Трясущимся пальцем она указала на ведро, будто слова не шли у нее с языка.

Эзра наклонился, чтобы поднять его. И тогда Иммануэль учуяла в воздухе запах гнили, сырой и смрадный. Что-то черное утекало в почву, оставляя склизкий след на стенках ведра.

У Иммануэль свело живот, и она судорожно сглотнула, а Эзра повесил ведро на крюк и снова погрузил его в недра колодца. Он провернул ручку, и ведро полетело вниз, исчезая на глубине. Когда кромка ведра ушла под воду и по шахте колодца прокатилось эхо, он снова налег на рычаг, работая быстрыми движениями, с усердием напрягая плечи.

Наконец ведро показалось над камнями колодезной кладки. Эзра снял его с крючка, и Глория отшатнулась, словно он выловил из воды гадюку.

Он опустил ведро на землю, и Иммануэль, к вящему своему ужасу, увидела, что оно до краев наполнено густой темной жидкостью, которая выплескивалась через край и окрашивала землю в черный. Иммануэль опустилась на колени и погрузила пальцы в ведро. Когда она достала руку, подушечки ее пальцев оказались скользкими и красными.

– Кровь, – прошептала она, и с этим словом ее охватило жуткое чувство дежавю, до того сокрушительное, что ее душу чуть не вышибло из тела. Потребовалась минута, чтобы прийти в себя. – Где Марта?

– Уехала с мамой в Святые Земли принимать роды, – сказала Глория, заикаясь. – Шестая жена апостола Айзека…

– А Абрам? Где он?

– Он… в своей мастерской.

– Веди его, – велела она и, видя, что девочка не трогается с места, слегка подтолкнула ее в нужном направлении. – Живо!

К ней подошел Эзра, окинув хмурым взглядом.

– С тобой все в порядке?

Иммануэль кивнула, попыталась ответить, но не сумела вымолвить и слова, уставившись на свою испачканную кровью руку. Она снова ощутила эту невидимую силу, которая всего несколько мгновений назад отделила ее от тела – силу, такую похожую на притяжение леса.

– Я…

Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь.

Кровь.

– Иммануэль…

– Спасибо за книгу, – с этими словами Иммануэль развернулась и бросилась бежать по направлению к ферме, преодолевая пастбища на полном ходу.

Дом пустовал, как и сказала Глория, и Иммануэль пересекла гостиную и взлетела по лестнице в свою спальню. В изножье постели она опустилась на колени, сунула руку под матрас и вытащила дневник. Не вставая с пола, она открыла тетрадь и принялась листать страницы, размазывая по ним кровь, в поисках последней записи: Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь. Мор. Тьма. Резня. Кровь…

Кровь.

Ну конечно.

Шок сменился ужасом, а ужас – паникой, когда Иммануэль перечитала эти слова, впервые осознавая их значимость. Дневник. Список. Рисунки леса и лесных ведьм. Слова Мириам не были бредом сумасшедшей. Они были предостережением о грядущем.

Четыре предостережения. Четыре ведьмы. Четыре бедствия, первое из которых уже обрушилось на них.

– Иммануэль, что… – Эзра вошел в ее спальню и опустился рядом на корточки. Его взгляд упал на раскрытый дневник, лежащий на ее коленях. – Что это?

Иммануэль захлопнула дневник, швырнула его обратно в сундук и закрыла крышку. Она повернулась к Эзре, подыскивая подходящее оправдание, но ее оборвал звон церковных колоколов. Двенадцать ударов, один за другим, пауза, а потом колокола затрезвонили по всему Вефилю, когда сигнал тревоги подхватили остальные. Так началось первое из бедствий.

Глава 10

Любовь – это акт верности.

Священное Писание

Провожая взглядом умирающие равнины, Иммануэль сидела рядом с Мартой на запряженной мулом повозке, тащившейся по главной дороге к Святым Землям. В воздухе висел душный запах крови, а громкое жужжание упившихся кровью комаров почти заглушало стук колес повозки.

В древние времена, когда дочери Темной Матери воевали с Отцовой паствой, на этих равнинах велись сражения. Иммануэль помнила рассказы ее школьных учителей о раненых солдатах и залитых кровью полях брани, которые простирались так далеко, насколько хватало глаз.

Иммануэль вспоминала об этом, пока они ехали к собору, минуя умирающие угодья Перелесья и многомильные кукурузные поля, черные от крови. За несколько недель, прошедших с тех пор, как началось кровавое бедствие, зараженные воды проникли глубоко в почву, отравляя землю и губя посевы.

Весь мир прогнил и окрасился красным.

У Иммануэль саднило горло. С самого рассвета у нее во рту не было ни капли воды. Муры теперь, как и все вокруг, экономили воду, но питья все равно не хватало. В пределах Вефиля чистой воды было не сыскать, и поговаривали, что церковные запасы тоже почти иссякли.

Неожиданно Марта натянула поводья, поворачивая мула к Окраинам, обширной деревне трущоб, притаившейся в тени южной стороны леса. Большинство вефилян избегали Окраин, остерегаясь грешников, живших там в позоре и нищете.

– Кровь заливает Святые Земли, – сказала Марта, объясняя свое решение ехать в собор длинной дорогой. – Там теперь не пройти и не проехать.

Повозка миновала ряд покосившихся хибар, таких ветхих, что казалось, стоит подуть ветру, и они развалятся в щепки. На подъезде к центру деревни Иммануэль заметила небольшую полуразрушенную церковь, где проводили субботнюю мессу жители Окраин, в то время как остальные жители Вефиля встречались в соборе. Здание венчал короткий кривой шпиль, а единственный витраж изображал женщину в черной вуали, которую Иммануэль поначалу приняла за святую или за ангела, хотя на ней не было диадемы. Только когда повозка подъехала ближе, она узнала в женщине ее истинный прообраз: Темную Мать.

На фресках, украшавших сводчатые потолки собора, богиня всегда имела уродливый облик: скрюченные конечности, когти на руках и рот, перепачканный в крови ратоборцев, которых она пожрала в битве. Но на этом портрете Темная Мать выглядела красивой и даже изящной. Ее кожа была густого эбенового оттенка, почти такого же черного, как Ее вуаль, а широко раскрытые глаза – бледными, как луна. Она ничем не походила на проклятую богиню ведьм и преисподней. Нет, на этом портрете Она казалась скорее смертной, нежели чудовищем… И почему-то от этого становилось только хуже.

Повозка покатила дальше. Какие-то мальчишки без рубашек носились босиком по уличной грязи. Когда Марта и Иммануэль поравнялись с ними, те прекратили игры и застыли, молча уставившись на них своими совиными глазами, пока мул не провез грохочущую повозку мимо.

Вдали маячила тень Темного Леса. Чем дальше они углублялись в деревню, тем ближе он надвигался. И хотя леса на востоке Перелесья росли буйно и густо, они не шли ни в какое сравнение с дикими чащами, подпиравшими Окраины. Почему-то на западе лес казался почти живым. Деревья там кишели зверьем: лисьи белки величиной с кошку шмыгали по ветвям, вороны гнездились в кронах дубов и кизилов, грея на солнышке крылья и каркая свои ночные песни. Высоко над бескрайним лесом кружил белобрюхий ястреб, сильный ветер шелестел в деревьях, донося запахи глины и падали.

Вдоль леса то и дело виднелись дары и подношения: бушель кукурузы, пристроенный между корнями деревьев; овечья шкура, перекинутая через низкий дубовый сук; корзина с яйцами, оставленная на пне; что-то, похожее на венки из сушеного розмарина; мертвые куры и кролики, подвешенные за лапы к сосновым веткам.

Иммануэль привстала с сиденья, чтобы лучше рассмотреть странное многообразие.

– Что все это такое?

– Жертвы, – ответила Марта, не сводя глаз с дороги.

Повозка с грохотом проехала мимо какого-то подобия алтаря в виде замысловатой плетеной конструкции из веток и сучьев, на которой возлежал выпотрошенный козел.

– Жертвы кому?

– Лесу, – процедила Марта сквозь зубы. – В этих краях ему поклоняются. За такой-то грех пророку следовало бы изгнать их в дикие земли. Если так любят лес, пусть туда и возвращаются.

– Почему он этого не сделает?

– Из милосердия, полагаю. Но я не смею ставить под вопрос решения пророка, и тебе не советую, – она пронзила Иммануэль строгим взглядом, прежде чем снова повернулась к дороге. – И потом, те, кто живет в Окраинах, знают свое место, равно как и мы знаем свое. Даже грешники заслуживают своего угла в этом мире. И даже еретик может по-своему восславить Отца.

Они уже въехали в самое захолустье, когда из руин полуобвалившейся лачуги навстречу им вышла молодая женщина с кожей цвета красного дерева и остановилась на середине дороги. Ее босые ноги были покрыты синяками, а к груди она прижимала орущего младенца в перевязке. Она раскинула руки и разлепила пересохшие губы, глядя на них безумными глазами.

– Воды ребенку, умоляю. Не пожалейте для нас пары капель.

Марта пробормотала себе под нос молитву и щелкнула вожжами. Колеса повозки проехались по луже, окатив женщину кровью. Она отпрянула, крепче прижимая к себе ребенка, и упала, споткнувшись о подол платья.

Иммануэль обернулась, чтобы что-нибудь сказать, но Марта остановила ее, схватив за руку.

– Забудь об этой грешнице.

Но Иммануэль не могла оторвать от нее глаз. Она все смотрела и смотрела на плачущую на обочине дороги женщину, пока та не стала песчинкой на горизонте, а затем не исчезла вовсе.

Они продолжали путь. Жужжание мух и комаров стало громче, когда повозка повернула на юг, к Святым Землям. Трущобы сменились бескрайними равнинами и кровавыми лугами, затопленными разливом отравленных грунтовых вод. Вдали раскинулись угодья, принадлежащие апостолам церкви: кукурузные поля и обширные пастбища, простиравшиеся на запад далеко за горизонт. Они были усеяны разлагающимися, облепленными мухами трупами коров, лошадей и других животных, умерших от жажды в первые дни бедствия.

– Мириам любила кататься верхом на этих холмах, – сказала Марта, все еще крепко держа поводья. Она еле заметно улыбнулась, и на мгновение Иммануэль увидела перед собой женщину, которой ее бабушка могла быть до смерти дочери. Добрую женщину, как будто даже ласковую. – Абрам подарил ей пони летом ее тринадцатилетия. Она каталась на нем почти каждый день, вот по этим самым тропкам. Скакала быстро, как сам дьявол, пока однажды не загнала лошадку. Та споткнулась о камушек, валявшийся на дороге, и переломила ногу в колене. Я видела, как все случилось. Вон там она и упала, – Марта указала на рощицу мертвых яблонь, растущую у обочины.

– Что случилось с лошадью? – спросила Иммануэль, и из ее потрескавшихся губ пошла кровь. Она пыталась смочить их языком, но во рту тоже пересохло.

– Мириам пристрелила ее, – ответила Марта глухим безразличным тоном, словно говорила о погоде. – Абрам собирался это сделать вместо нее, но она не позволила. Она сама выстрелила из ружья, попав пони прямо в глаз.

Иммануэль молча обдумывала услышанное, и мурашки бежали по ее спине. Повозка тряслась в дороге, пока тени сгущались, а солнце садилось за горизонт. В тот вечер они ехали в собор вдвоем с Мартой. Анна осталась дома ухаживать за остальными домочадцами.

– Ступайте с миром, – сказала она им на прощание, и Иммануэль поняла, что ей страшно. Всякому, кого Отец не обидел рассудком, было сейчас страшно. Земля кровоточила у них под ногами, и, несмотря на все их молитвы и старания, никто не мог этого остановить. Все сбывалось именно так, как предсказывала Мириам в своем дневнике.

Если пророк и его апостолы знали причины кровавого бедствия или способ остановить его, они не спешили делиться этими открытиями с остальной паствой. Они лишь призывали людей молиться и поститься, дабы заслужить благосклонность Отца. До тех пор же всем было велено экономить ресурсы: выжимать сок из фруктов и овощей, собирать дождевую воду и росу по утрам и вечерам – хоть сколько-нибудь. Но этого все равно было ничтожно мало. Уже шесть овец из стада Иммануэль умерло от жажды или отравления.

Но, несмотря на столь отчаянное положение, случались и проблески надежды. Через несколько дней после начала кровавого бедствия в Вефиле зарядили ливни. И, благодаря слаженной работе фермеров и церкви, удалось собрать немалое количество воды. Вдобавок, как нельзя кстати пригодились запасы льда в катакомбах Обители Пророка, а также его бездонные винные погреба. Ходили даже разговоры о ввозе пресной воды из поселений по ту сторону Священных Врат. Но все равно ресурсы стремительно истощались, и за несколько дней, прошедших без дождя, паника снова дала о себе знать. С каждым днем умирало все больше скота, и если кровавое бедствие не прекратится в ближайшее время, потери ожидались еще более серьезные – человеческие потери.

После долгой, ухабистой поездки они остановились у собора, где яблоку негде было упасть. Несмотря на будний день, фермеры ушли с полей пораньше, и все апостолы уже собрались.

Иммануэль выскочила из повозки. В толпе мужчин и мальчишек, одетых в пропахшие полями потные рубахи и заляпанные кровью штаны, чувствовалось волнение.

Поодаль виднелся ручей, у берегов которого Иммануэль и Лия раньше часто встречались после церкви. Теперь он превратился в кровоточащую рану, вырезанную в холмах. Выступающие из-под воды камни были покрыты кровавой жижей. Вся лощина напоминала место бойни, и Иммануэль со своего места чуяла запах гниения.

– Идем, – поторопила ее Марта.

Вместе они пробирались сквозь толпу, уклоняясь от повозок и телег. По сравнению с обычными субботними сборищами, настроение здесь царило мрачное. Все перешептывались вполголоса, словно боялись прогневить Отца громкостью разговоров.

Марта и Иммануэль поднялись по ступенькам и вошли в собор. Внутри было нечем дышать от запахов крови и пота. Люди битком набивались на скамьи и стояли в проходах. Впереди, за алтарем выстроились в ряд апостолы и другие высокосвященные лица церкви, но Эзры среди них не оказалось. Он ходил по залу собора, от скамьи к скамье, с ведром молока и железным ковшом. Он наклонился к какому-то старику и поднес ковш к его губам. Минутой позже к нему подошла маленькая девочка, и он поставил ведро на пол, опустился на одно колено и шепнул ей на ухо что-то, что заставило ее рассмеяться. Когда девочка напилась молока, он вытер ей губы рукавом своей рубашки, взял ведро и продолжил обход.

Когда он вышел на центральный проход, его взгляд встретился со взглядом Иммануэль. Эзра замешкался на мгновение, словно смущенный тем, что его застали в разгар служения, но быстро взял себя в руки и направился к ней, пробираясь сквозь толпу.

Остановившись рядом, он поднес черпак к ее губам.

– Пей, – проговорил он хрипло.

Судя по голосу, ему и самому не мешало бы попить.

Иммануэль наклонилась вперед, прижимаясь нижней губой к холодной кромке ковша. Она сделала маленький глоток. Потом еще один. Молоко было теплым и сладким. Оно успокаивало ее саднящие губы и облегчало жжение горле. Она осушила ковш до дна, и Эзра зачерпнул еще молока из ведра, чтобы предложить ей добавки, когда Марта окликнула ее по имени.

Пальцы Марты крепко сомкнулись на плече Иммануэль. Она перевела взгляд с Иммануэль на Эзру, потом снова на Иммануэль.

– Идем, нужно найти свободное место, а не то придется стоять.

– Она может сесть с нами, – предложил Эзра, кивком головы указав на скамью в паре футов от них, где плотно сидели его друзья и единокровные братья и сестры.

Похоже, его приглашение возбудило их интерес. На правах преемника Эзра считался самым завидным из завидных женихов Вефиля и периодически ухаживал за девушками, когда ему это было выгодно. Но судя по недоуменным лицам его друзей, они никогда не видели, чтобы он оказывал знаки внимания девушке, мало-мальски похожей на Иммануэль, в этом она нисколько не сомневалась.

Марта тоже все прекрасно понимала, и Иммануэль видела, как сильно она презирает такое внимание.

– Иммануэль останется там, где ей положено быть, со мной.

– Ладно, – согласился Эзра, возможно, понимая, что Марту ему не переспорить.

Он аккуратно забрал ковш из рук Иммануэль и вернулся к своим друзьям. Иммануэль же потащилась вслед за Мартой, остро чувствуя на себе их провожающие взгляды.

Вскоре после того, как они расселись, к алтарю вышел первый апостол Айзек. Это был высокий мужчина с бледным и хищным лицом, поджатыми губами и волевым подбородком. Иммануэль полагала, что в свое время он был весьма хорош собой, и его жены могли служить тому доказательством. Зычный тембр его голоса напоминал хорошо отлаженный орган и, когда он говорил, его слова эхом разносились по собору.

– Мы собрались сегодня, чтобы поговорить о страшной хвори. Я буду говорить от имени пророка, который перед лицом сего великого зла удалился в святилище, чтобы посвятить себя молитве и преклонению.

Это заявление было встречено волной приглушенных голосов. В одном только прошлом году пророк провел в своей Обители несколько недель, уединившись там для поста и медитации. Но в народе росли опасения, что в действительности его внезапные каникулы были вызваны ухудшением здоровья.

– Наши земли осквернены, – заявил апостол, расхаживая у подножия алтаря. – Великое зло поселилось в наших водах. Течет в наших реках. Я знаю, что все вы боитесь за свои семьи, урожаи и землю. И правильно делаете. Эта напасть – не природное бедствие в привычном для нас смысле. Не простое стечение обстоятельств. Кто-то среди нас, даже, быть может, кто-то, сидящий сегодня здесь, навлек на нас это проклятие.

Отовсюду стали доноситься вздохи и начались шепотки, сливающиеся в общее шипение, похожее на стрекот цикад в летнюю пору.

Апостол Айзек повысил голос, почти переходя на крик.

– Пророк убежден, что кто-то вступил в сговор с силами тьмы, чтобы пробудить это доселе дремавшее зло.

У Иммануэль перехватило дыхание. Она вспомнила Далилу, плывущую в водах пруда; Возлюбленных, корчащихся на земле поляны; босые ноги Лилит, мелькнувшие в поле зрения, когда она выступила из тени Темного Леса. Возможно ли, что эти короткие встречи положили начало чему-то гораздо более масштабному и ужасному, чем она представляла себе тогда? Возможно ли, что во всем этом есть и ее вина?

– Скажи, чем было вызвано это зло? – донесся голос из глубины собора, тонкий и трескучий. Вперед вышла старуха, и Иммануэль тотчас узнала ее. Это была Агарь, первая жена предыдущего пророка и одна из немногих, еще оставшихся в живых. Опираясь всем телом на трость, Агарь вышла, прихрамывая, в проход и вперила строгий взгляд в Айзека. – Ты говоришь, этот грешник вступил в сговор с силами Темного Леса, но не может все быть так просто. Мало ли глупцов попадали в лес и становились свидетелями его ужасов, но никто еще не порождал подобных напастей. Со времен Дэвида Форда мы не видали проклятия такой силы. Так почему же это страшное зло пробудилось именно сейчас?

– Пророк полагает, что имело место некое… поощрение, – ответил апостол Айзек не без запинки. – Отец не единственный, кто принимает подношения крови. Если бы кто-то из нас совершил ритуал, принес кровавую жертву Матери, этого могло быть достаточно, чтобы пробудить зло.

Иммануэль вздохнула спокойнее. Пусть она согрешила, когда вошла в Темный Лес и стала свидетельницей вещей, не предназначенных для ее глаз, но она еще не пала так низко, чтобы делать жертвоприношения Матери. Значит, в этом бедствии был повинен кто-то другой.

И все же, Иммануэль казалось, что апостол Айзек обращался лично к ней, когда он продолжил:

– Если кто-то из вас связал себя с силами Тьмы, я заклинаю вас исповедаться в своем грехе прямо сейчас – тогда вы еще сможете спасти свою душу от гибели на костре в священном очищающем пламени.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации