Текст книги "Легендарные миллиардеры"

Постоянное место в социальной иерархии

Все эти изощренные спекулянты – Жаки Кёры, Фуке и Медичи – были отнюдь не просто деловыми людьми, которые жонглируют на бирже анонимными капиталами. Они вкладывали свои деньги в замки и сеньориальные владения и благодаря этому сами становились сеньорами, владетелями вотчин, населенных крестьянами, в отношениях, с которыми они соблюдали взаимные обязательства, унаследованные еще от Средних веков. И если их богатства достигали уж совсем невероятных размеров, они становились принцами, владетельными князьями, чья первейшая обязанность состояла в управлении городом, осуществлении правосудия и защите тех, кто вскоре должен был стать их подданными.

Богатство ни в коей мере не ставило этих людей вне общества. Оно только позволяло им забраться на вершину пирамиды, где, однако, положение их оказывалось весьма шатким, о чем зачастую и свидетельствует жизнь наших героев. По самому духу тех старых времен в экономической и социальной системе Европы было немыслимо, чтобы личность существовала вне иерархии. Для общества эпохи Людовика XIV Фуке прежде всего суперинтендант финансов и лишь во вторую очередь – сказочно богатый человек. Зато через двести лет Ротшильд уже прежде всего миллиардер: его имя неотделимо от биржи, ажиотажа, спекуляций на железных дорогах и анонимных денег. Большинство даже не подозревает, что он также управляющий Банком Франции и, кроме того, занимает при правительстве ту или иную официальную должность.

Разница между этими двумя людьми весьма показательна. Крез эпохи абсолютизма не выделяется из общей иерархии и может стать нарушителем социального порядка только в том случае, если подозрительному монарху покажется чрезмерным его престиж. Богатства всех министров в век Короля-Солнце таковы, что сегодня, по прошествии времени, они кажутся нам просто скандальными. Но в ту эпоху, если у самих обладателей богатств не возникало искушения «высунуться из своего ряда», никто и не думал осуждать их. Крез же капиталистической эры существует как бы в стороне от общества, вне его норм, правил и иерархий. Конечно, все знают, что он завсегдатай коридоров власти и может иметь решающее влияние на политику страны. Часто именно это и ставят ему в вину. Но он всегда выглядит как чужеродное тело при власти, которое оказывает на нее незаконное и таинственное воздействие. Поэтому весьма рискованно ставить в один ряд миллиардеров XX века и «миллиардеров» (условно говоря) прошлых столетий. Сравнивать можно лишь то, что поддается сравнению.

Нам представляется небесполезным предварить нашу галерею портретов, взятых из последних двух веков, несколькими знаменитыми персонажами времен более отдаленных. Хотя ни Фуке, ни Жака Кёра, ни Медичи нельзя причислить к «порождениям средств массовой информации», каковыми были какой-нибудь Онасис или Бернар Тапи, и хотя невозможно видеть в них «миллиардеров» в современном смысле этого слова, все же приключения, а часто и злоключения их жизни не менее показательны для традиционного отношения западного христианства к деньгам.

Анафема деньгам

Деньги позорят, и обладание ими по сей день вызывает в памяти древние проклятия. В Средние века Церковь предавала анафеме ростовщичество и ростовщиков, оставляя это гнусное занятие ломбардцам, жителям Кагора и прежде всего евреям, которые извлекали из сего занятия баснословные барыши и катастрофическую репутацию. «Получив даром, даром и отдайте». Тогда профессия банкира казалась в вопиющем противоречии с этим евангельским предписанием. Отдача денег взаймы должна основываться не на выгоде, а на милосердии. Конечно, с течением времени и вследствие экономических причин Церковь несколько ослабила строгость этого запрета. Чтобы возместить утраченную прибыль из-за длительного омертвления капиталов, а также риск заимодавца, она позволила брать скромное вознаграждение. Но это послабление было все-таки весьма ограниченным. В принципе, одалживание денег под проценты приравнивалось к ростовщичеству, и сохранялось запрещение жить на доход с капитала под страхом быть отлученным от Церкви.

Однако начиная с XVI века развитие торговли, возникновение предкапиталистической экономики и влияние Реформации постепенно заставили христиан позволять себе вольности с теми евангельскими заповедями, которые слишком уж мешали денежным делам. И все-таки страх потерять репутацию продолжал преследовать людей. «Денежная язва не смертельна», – именно так они пытались утешить себя. Но множество народных поговорок и легенд в течение веков поддерживали такое мировосприятие, при котором главным совратителем душ и всего общества считался «великий денежный дьявол».

Плата за миллионы

Христианские проповеди и народная мудрость в один голос напоминают, что Фортуна капризна и колесо ее в конце концов непременно раздавит того, кто был взыскиваем благодеяниями ее. Деньги – это отравленный дар Злого Духа, от которого человек может ждать лишь своей погибели. Рано или поздно, но тщеславие собирающего богатства мира сего будет наказано. Поэтому публика смотрит на Креза как на канатоходца, с интересом ожидая, когда он упадет. Весьма показательно, что во Франции легенды о достигших богатства сохраняются прежде всего благодаря их окончательному краху. Как будто во всей жизни этих людей только крах и заслуживает внимания. В этом отношении горе тем миллиардерам, которые миллиардерами и умерли: неблагодарное потомство забывает о них. Многие министры при Старом Порядке, начиная с Мазарини, накопили значительно больше богатств, чем Фуке или Жак Кёр. И только потому, что на их долю не выпала впечатляющая финальная катастрофа, они уже никогда не попадут на Олимп Фортуны. Ведь у нас полагается, чтобы сказочно богатые нувориши подобно Крезу были обречены стать жертвой на костре собственных амбиций. И пока они раздуваются, как лягушки из басни, на них смотрят с интересом, но и с нетерпеливым ожиданием, когда же они наконец лопнут и заплатят этим за свою дерзость.

Такой склад ума, унаследованный от прошлых веков, значительно больше, чем можно предполагать, присущ нашим современникам. Что касается самих миллиардеров, то отношение к ним общества всегда двойственно: к восхищению артистом примешивается и немного зависти; если он падает, о нем сожалеют, но все-таки тайно радуются, что он оказался таким же, как и обычные люди.

Богатство в старину

Крез
(VI век до н. э.)

Тот, кого древние почитали самым богатым человеком во всей Вселенной, возможно, окончил свою жизнь на костре

Непостоянство Фортуны

Геродот оставил нам несколько рассказов об этом царе Лидии, чьи богатства и трагическая судьба поражали воображение древних.

Одни из них просто выдумка, другие весьма сомнительны, не говоря уже об апокрифах. Впрочем, это не помешало царю стать героем легенды, которая и по сей день служит образцом во всем, что касается миллиардеров.

Царь-завоеватель

Последний из династии Мермнадов и последний царь Лидии Крез правил с 561 по 546 год до н. э.

Меценат

Этот римский всадник родился в Ареццо в 69 году до н. э. и был после Креза вторым великим миллиардером Древнего мира. Он пользовался доверием императора Августа и стал покровителем искусств и изящной словесности. Его щедротами пользовались, среди прочих, Вергилий, Гораций и Проперций.

Он был сыном царя Алиатта и карийки и наследовал отцу после того, как двенадцать лет при нем правил страной.

Крез заботился лишь об увеличении своих владений и преумножении тем самым богатств, которые вскоре стали такими, что вошли в пословицу. Заручившись дружбой спартанцев, он с ненасытной жадностью, восхищавшей его современников, принялся расширять свое царство. На западе он обложил данью греческие города Ионии, на востоке – отодвинул границу Лидии до реки Галис.

Крез – царь Лидии

Легендарный царь

Вполне надежные источники подтверждают существование скопленных им в своей столице Сардах сокровищ, а также его отношения с дельфийским оракулом. Однако приезд к нему Архонта Солона ничем не подтверждается, хотя именно это событие, подобно морали в притче, придает смысл жизни царя-миллиардера.

Философ, который портит людям жизнь

Согласно преданию, полагавшему себя счастливейшим из людей Крезу пришла в голову неудачная мысль спросить Солона, человека большой культуры и всеми уважаемого, что он думает о его жизни. В ответ на это мудрец изобразил на своем лице сомнение и назидательно изрек: «Не дожив до смерти, никто не может почитать себя счастливым». Но царская душа не была отягощена такой же печалью, как у Солона. Он вполне здраво рассудил: раз нельзя назваться счастливцем, пока не умрешь, то уж после смерти на это еще меньше надежды; а это отнюдь не обнадеживало. Посему, лишь пожав плечами, возвратился царь к прежней своей беззаботной жизни.

Но вскоре на Креза пошел войной персидский царь Кир, угрожая захватить всю Лидию. Крез как тонкий политик поспешил по своему обыкновению посоветоваться с дельфийским оракулом, который сказал ему, что «если он перейдет Галис, то разрушит великое царство». Крез буквально последовал этому спасительному совету, перешел со своим войском реку, наголову разбил персов, возвратился с триумфом и, распустив воинов по домам, с наслаждением опять предался пересчитыванию своих сокровищ. Однако он не подумал об ожесточении Великого Царя, который, пользуясь зимним временем, внезапно напал и осадил Сарды. Крез был пленен, и Кир, отнюдь не славившийся милосердием, вероятно, велел по обычаю того времени лишить его жизни.

Нарру end?

Однако, согласно более оптимистическому преданию, царь-миллиардер спас свою голову с помощью совершенно неожиданной уловки. Взойдя на костер, где его хотели изжарить, он со стенаниями прошептал: «Ах! Солон, Солон, как ты был прав!». Кир, подобно всем людям Древнего мира, очень любил невразумительные загадки. Когда он услышал непонятные слова Креза, то подумал, будто это говорит оракул, велел объяснить их смысл, а узнав, в чем дело, прослезился и не только помиловал своего врага, но и обещал ему покровительство.

По этому преданию Крез был сделан тайным советником Великого Царя и счастливо окончил свои дни при дворе Кира и Камбиза.

Жак Кёр
(ок. 1395–1456)

Жак Кёр блистал не только на поприще «импорта-экспорта», он был еще и судовладельцем, и сам себе банкиром. Изобретатель «треста» допустил только одну оплошность – родился на четыреста лет раньше, чем следовало.

Роковая развязка

31 июля 1451 года в Большом Совете под председательством короля Карла VII разыгралась трагическая и вместе с тем эффектная сцена, одна из тех, которые привели бы в восторг журналистов, существуй они тогда. После нескольких доносов, по большей части анонимных, к Его Величеству обратились с просьбой, чтобы он повелел заключить в тюрьму и предать правосудию своего великого казначея Жака Кёра, человека чрезвычайно богатого и имевшего поэтому множество завистников.

Девизы

Дом в Бурже прекрасно характеризует личность построившего его человека. Особенно выразительны девизы на стенах. Среди них есть, например, такие: «Храброе сердце всего достигает»; «Выслушай, скажи, сделай, смолкни»; «Если рот закрыт, туда и муха не влетит».

Дело было весьма важное, ибо, кроме доверия короля, он пользовался еще уважением и даже дружбой Его Святейшества папы Николая V. Среди прочих преступлений его обвиняли в отравлении королевской фаворитки Агнесы Сорель и в чрезмерном обогащении за счет короны. Не без некоторой задней мысли придворные упорно настаивали, чтобы монарх наложил секвестр на имущество банкира, прежде чем конфисковать его в пользу самых ревностных своих слуг. Карл VII отличался слабой волей и легкой внушаемостью; он послушно исполнял все, что требовали новые фавориты, от которых зависела погода во дворце. Вяло порассудив о том, как поступить в этом неприятном положении, он уже собрался было призвать капитана стрелков, но тут вдруг с шумом явился сам обвиняемый, несомненно предупрежденный кем-то из его шпионов при дворе. «Государь, – воскликнул он, – умоляю, Ваше Величество, позвольте мне оправдаться в тех клеветах, которые возведены, чтобы погубить меня. Оставьте меня своим пленником до тех пор, пока невиновность моя не будет бесспорно доказана». Король, который не умел никому отказывать, согласился на испрошенную милость, и в тот же вечер Жак Кёр, самый богатый человек своего времени, оказался в башне замка Тайлебург. По прошествии недолгого времени его перевезли в темницы Люзиньяна, и до самого суда он находился там под охраной своего злейшего врага, в прошлом предводителя шайки «потрошителей», которого он обидел тем, что дал взаймы денег. Это был хотя и знатный, но мало разборчивый в средствах вельможа по имени Антуан де Шабанн, ставший вскоре одним из судей Жака Кёра.

Так завершилась карьера человека, которого можно считать первым капиталистом в истории Европы. Он поражает как своими невиданными успехами, так и множеством романтических приключений.

Под сенью Беррийских герцогов

Будущий королевский казначей появился на свет в Бурже около 1395 года. Историки-романтики сочли необходимым украсить легенду и увеличить его личные заслуги, для чего назначили ему родиться в бедности.

Однако никак нельзя отнести семейство Кёр к простонародью, ведь оно владело собственным домом в городе, процветавшем благодаря дворцу герцога Беррийского Жана Великолепного, которого обессмертили в своих хрониках лимбургские монахи. Отец Жака Кёра происходил из Сен-Пурсена, в Бурбоннэ он занимался весьма прибыльным делом – торговлей мехами. Он принадлежал к числу влиятельных горожан Буржа. Один из братьев Жака Кёра, Никола, состоял каноником в герцогской часовне, а сестра его вышла замуж за некоего Жана Бошетеля, секретаря короля Карла VI. Что касается его жены, Масэ де Леодепар, то она была дочерью высокопоставленного герцогского придворного и внучкой мастера монетного двора. Другими словами, хотя семья и не была очень богата, мальчик от самого рождения принадлежал к той городской аристократии, которая уже более века поднималась все выше и выше.

Воспитание юного бюргера

О воспитании Жака Кёра в детские годы известно мало достоверного, поэтому остается лишь прибегнуть к игре догадок. Его собственная семья и семья его тещи с давних пор занимались чеканкой монеты и ювелирным делом, и весьма вероятно, что по обычаю того времени он, продолжая семейную традицию, шесть лет учился этому ремеслу. Ювелирное дело доставляло тогда много выгод и преимуществ, и столь честолюбивый человек, конечно же, не пренебрегал ими. В ту эпоху такое занятие отнюдь не считалось еще чем-то низменным, как это стало потом с ремеслами, получившими пренебрежительное название «механических». Наоборот, оно давало личное дворянство и весьма облегчало доступ ко двору. Именно таким образом Кёры и Леодепары приблизились к Беррийскому дому. Что касается других занятий Жака Кёра, то мы о них почти ничего не знаем, кроме того, что он не учился в университете, а только прошел курс теологии и был посвящен в низший духовный сан. Это не помешало ему жениться, и позволило всю жизнь, а особенно во время суда, пользоваться привилегиями и льготами, предоставленными духовенству.

Поставщик буржского короля

Катастрофы Столетней войны явились для молодого монетного мастера истинным благодеянием. Разодранная на части Франция оказалась под игом захватчиков. 21 июня 1418 года будущий король Карл VII бежал в поисках убежища в свой добрый град Бурж, ожидая чуда небесного, которое спасло бы его королевство от англичан.

Именно тогда Жак Кёр и два его сотоварища, Рован-Датчанин и Пьер Годар, получили в свое управление городской монетный двор. Благодаря этому они приобрели немалые выгоды, пользуясь, несомненно, средствами, весьма далекими от нравственных требований их профессии. Первый известный нам подлинный документ, относящийся к Жаку, это разрешительная грамота короля Карла VII от 6 декабря 1429 года, по которой он и его сотоварищи были прощены в совершенном ими преступлении – чеканке монет «дурной пробы», то есть из такого серебра, которое не соответствует королевским указам.

Возвышение монетного мастера

Эта мелкая неприятность нимало не повредила карьере нашего бюргера. В то время спекуляция на весе и пробе монет широко практиковалась, и ее считали скорее маленьким грешком, чем преступлением, если, конечно, делалось это с достаточной осторожностью.

Да и сам король имел все основания быть снисходительным к банкиру, чьи деньги хоть и низкой пробы, но все-таки помогали содержать победившее под Орлеаном войско Жанны д’Арк. Жак Кёр был не только не удален от двора, но получил повышение – стал придворным поставщиком.

При том положении, в котором находился тогда король Франции, эта должность была настоящей синекурой, из которой Жак сумел извлечь немало выгод. Обеспечение дворца всем необходимым было не единственной его привилегией. Занимаемое положение позволяло ему знать все тайны власти, но, что важнее всего, поскольку у Карла не оставалось и ломаного гроша, он совершенно естественно стал его банкиром.

С этого времени Карл VII постоянно прибегал к помощи Жака Кёра, чтобы найти деньги для войн и на другие нужды. А наш бюргер охотно давал ему кредиты на очень долгие сроки и даже, что было еще прибыльнее, как бы просто так, за некоторые привилегии и незаконные льготы, благоприятствовавшие расширению его дел.

Путь к Леванту

После того как на старой рыночной площади была сожжена Жанна д’Арк, война на четверть века более или менее затихла, что способствовало дальнейшему развитию торговли. Жак Кёр сразу же воспользовался этим для извлечения выгод от полученных им королевских привилегий.

Международной торговли в то время практически не существовало, ее еще предстояло создавать. Для дел с Левантом у Франции тогда не было ни флота, ни портов, способных принимать большие суда, ни дипломатических соглашений, позволяющих вести дела с мусульманскими странами.

Прежде чем приступить к осуществлению своих обширных замыслов, Жак Кёр предпринял опасное разведывательное путешествие в Дамаск, Бейрут и некоторые другие столицы Востока. Это путешествие чуть было не стало для него последним. На обратном пути его судно, загруженное товарами почти до верхушек мачт, попало в ужасную бурю и затонуло у берегов Корсики, где местные жители, хотя люди и гостеприимные, взяли всех в плен, а самого Жака Кёра отпустили только после того, как заполучили все его имущество.

Легенда

Рассказывали, что, желая поразить своих современников, Жак Кёр выложил пол одной из комнат своего буржского дворца золотыми монетами, поставленными на ребро. Конечно, этого никогда не было, но… легенды живут долго!

Лангедок

Деятельность Жака Кёра послужила для юга Франции началом экономического расцвета. Уже в 1444 году епископ Пюи писал: «Плавания галионов суть главный источник существования и пропитания лакгедокской земли».

Нимало не обескураженный этой неудачей, наш бюргер, успевший завязать на Востоке нужные связи, с легким сердцем принялся за дело.

Прежде всего, он приступил к строительству хорошо оборудованного порта на Средиземном море, для чего был избран Монпелье по причине довольно хороших дорог, связывавших этот город с внутренними провинциями Королевства. Кроме того, Жак Кёр имел одну исключительную привилегию, дарованную покойным папой Урбаном V – отправлять каждый год шесть судов в Александрию для торговли с неверными, что было запрещено всем другим купцам христианского мира, как измена вере. И Жак Кёр заставил городских советников Монпелье вырыть каналы, необходимые для приема больших талионов.

На некоторые работы он дал собственные деньги и, к величайшей радости горожан, начал строить «купеческий дом», предназначенный одновременно для биржи и для торгового суда.

Употребляя все свое влияние для скорейшей постройки порта, Жак Кёр заложил на верфях собственный флот – семь кораблей, четыре больших галиона, или галеаса, и три судна с малой осадкой, таких как барки, фусты и галиоты. После постройки судов ему надо было еще найти для них экипажи, что в то время представлялось делом чрезвычайно трудным. Банкир придумал для этого новый способ, получивший королевское одобрение и употреблявшийся впоследствии с большим успехом – принудительную вербовку «за справедливое вознаграждение (…) плутов, развратников, притонодержателей и прочего сброда» из отбросов городского населения.

Торговля и политика

Главный талант Жака Кёра состоял, несомненно, в незаурядных дипломатических способностях. Именно благодаря ему он сумел добиться от короля Франции и от верховного первосвященника небывалых привилегий для своих предприятий. У Карла VII он выторговал позволение силой забирать в матросы всяких бродяг, а у папы Евгения IV – исключительное право торговли с неверными в течение семи лет. Первое папское разрешение было дано 6 сентября 1446 года, благодаря хлопотам нарбоннского каноника Этьенна из Камбре, ловкого ходатая, добившегося, кроме того, для стар шего сына Жака Кёра епископского места в Бурже. Второе разрешение последовало через два года во время приезда в Рим королевского посольства во главе с тем же Жаком Кёром. Булла Николая V продлевала прежнюю привилегию на всю его жизнь и вдобавок разрешила ему перевозить паломников в Святую Землю.

Флот

Известны имена главных кораблей Жака Кёра: «Нотр-Дам Сен-Дени», «Нотр-Дам Сен-Мишель», «Нотр-Дам Сен-Жак» и «Ля Мадлен».

Господин Добрых Услуг

Но одно дело – получить все эти привилегии, делавшие его почти монополистом в левантийской торговле, и совсем другое – реально воспользоваться ими. Для этого надо было не только заручиться содействием родосских рыцарей, но и договориться о торговле с их заклятым врагом – султаном Египта.

Это удалось ему благодаря двум дипломатическим демаршам, которые, хотя и были с виду совершенно бескорыстными, тем не менее служили лишь его личным целям. Во-первых, с благословения папы он добился мирного договора между Родосом и султаном. Во-вторых, убедил султана отменить запрет на пребывание венецианских купцов в Египте. Но эта двойная услуга своим конкурентам (родосские рыцари, как и венецианцы, играли большую роль в средиземноморской торговле) не помешала талионам Жака Кёра найти путь на Восток.

Посол Его Величества

С этого времени Абу Сайд элъ-Дахер (так звали султана) благосклонно относился ко всем действиям банкира и его агентов, а особенно к тому, что сделал от имени короля Карла VII Жан де Виллеж, капитан талиона и племянник (по жене) Жака Кёра.

Стараясь задобрить властителя Египта, наш банкир нарушил все запреты и отправил ему в дар оружие и доспехи, которые были тогда последним словом техники, то есть не позволяли носившему их сделать ни малейшего движения. В ответ на это султан послал королю Франции «ароматнейший бальзам из своих садов, китайский фарфор, имбирь, сахарную пудру, миндаль и пятьдесят фунтов бамбу-гета» – драгоценного вещества, о котором ничего не знали даже самые наимудрейшие ученые. Абу Сайд любил забавляться войной, а Карл VII обожал сладости, и поэтому оба монарха решили обменяться послами и совместно покровительствовать торговле между своими странами.

Родос

На этом острове находились подворья рыцарей из разных христианских королевств, благодаря чему он являлся важнейшей военной крепостью, но что касается торговых дел, здесь его роль была ничтожна.

Империя Жака Кёра

Ведя все эти переговоры с рвением верноподданного, Жак Кёр не забывал и о собственных выгодах. Он получил от султана особую привилегию для своих талионов и мог теперь, не опасаясь конкуренции, перевозить товары с одного конца света на другой. На Левант доставлялись сукна из Фландрии и Брабанта, лионское полотно, плетеные в Монпелье корзины, воск, винный камень, кислота для крашения кож, а также розы и фиалки, которые арабы употребляли для изготовления своих прославленных благовоний. Обратно привозили восточные сласти, арабских скакунов, мускус, духи и еще множество других замечательных вещей.

Золотая жила

Одной только левантийской торговли было достаточно, чтобы поставить нашего буржского купца в один ряд с самыми богатыми людьми своего времени, но судьба определила для него совершенно необычную жизнь.

Этот чуть ли не единственный человек, торговавший с неверными, заметил одну странную особенность и, благодаря своему таланту, сумел ее использовать. Тогда, к концу Средних веков, драгоценные металлы очень неравномерно распределялись между Западом и Востоком. В христианском мире золото встречалось редко и ценилось дорого, поэтому монеты чеканили преимущественно из серебра. А в мусульманских странах все было совсем наоборот. Торговля между двумя этими экономическими сообществами влачила жалкое существование, и ничто не способствовало паритету денег. Жак Кёр сразу понял, как можно использовать подобное положение. Он платил арабам серебром, а христианам золотом и получал от столь незамысловатой операции стопроцентную прибыль.

Капиталист

Неудивительно, что Жак Кёр сумел накопить огромное богатство. Те деньги, а вернее золото, которое его корабли регулярно привозили с Леванта, он вкладывал в выздоравливающую Францию с азартом ребенка, играющего в монопольку. Не ограничиваясь приобретением замков и поместий, наподобие того, как теперь покупают большие магазины, он основал не только по всему Королевству, но также в Испании и Италии торговые конторы, руководимые «факторами», число которых ко времени суда над ним составляло около трех сотен. Кроме того, он вкладывал деньги в лионские копи и еще больше во флорентийские мастерские. Иначе говоря, Жак Кёр постоянно занимался капиталистической деятельностью.

Индейка

Среди завезенных Жаком Кёром во Францию редкостей была и индейка, которую называли тогда турецкой курицей.

Cursus honorum[1]1
  Карьера (лат.)


[Закрыть]

Как оно всегда бывает, к богатству липнут и слава, и зависть. По крайней мере, в этом жизнь Жака Кёра не была исключением.

Возвратившись в столицу, Карл VII за верную службу назначил его начальником парижского монетного двора, а еще через три года, в 1439-м, на чрезвычайно высокий пост королевского казначея, после чего он получил вскоре и другие должности: наместника в Лангедоке (1440), королевского советника (1442) и коменданта бесчисленного множества замков. Все эти почести, в совокупности с обязанностями придворного поставщика и полученной им около 1441 года грамотой на дворянство, сделали Жака Кёра одним из самых могущественных лиц Королевства и, соответственно, увеличили число его врагов.

Мастер на все руки

Тогда, в XV веке, власть и деньги все чаще шли рука об руку, и неудивительно, что в жизни казначея политические дела приобретали значительный вес. Да и сам король уже неоднократно имел возможность оценить дипломатические таланты Жака Кёра, которому он стал поручать деликатные миссии для разрешения политических трудностей там, где были вложены деньги самого казначея. Так его отправили послом в Геную, чтобы попытаться (это не удалось) привести к повиновению Джованни Кампо Фрегосо. Ездил он и в Рим требовать от имени короля Франции положить конец новому расколу на Западе и правлению антипапы Феликса V.

Казначей

Исполняемые Жаком Кёром обязанности казначея не имели ничего общего с деятельностью современного министра финансов. Эта должность соответствовала тогда должности управляющего королевским двором и заключалась в том, чтобы «смотреть за продовольственными припасами и кладовой тканей, обстановкой, деньгами и драгоценностями всякого рода, находящимися при дворе.

Колесо Фортуны

Это чудесное возвышение, этот невиданный во всем христианском мире успех не мог не вызвать против Жака Кёра множества разных враждебных чувств: озлобление самых знатных фамилий французской аристократии, чьи наследственные земли он выкупил (герцог де Бурбон, маршал де Кюлан, Эсташ де Леви, Ла Тремуй); ненависть его бесчисленных должников, ожидавших с понятным нетерпением его падения; неблагодарность бюргеров Монпелье, которые, сначала превознося его до небес, затем воспылали к нему смертельной враждой за то, что он перевел часть своей торговли в Марсель, порт их соперников; наконец, зависть земляков, недовольных построенным им в родном городе слишком уж роскошным дворцом. Мало-помалу, неприметно для него самого, против Жака Кёра с клеветой, заговорами и интригами выступила целая армия тайных врагов.

Суд

«Какие бы напраслины на меня ни возводили, никто еще не был столь чист перед королем, как я», – так Жак Кёр в слепой уверенности писал жене накануне ареста. В апогее своего могущества этот человек, не знавший поражений, оказался последним из увидевших надвигавшуюся на него катастрофу. Смерть Агнесы Сорель разбила сердце короля, а опала Пьера де Брезе лишила казначея самого верного союзника при дворе, и после этого судьба его была решена. Безутешный король попал под влияние новой клики, состоявшей из самых непримиримых врагов Жака Кёра – Жана де Леви, Антуана де Шабанна и Гийома Гуфье.

Суд тянулся два долгих года. Жака Кёра все это время перевозили из одной тюрьмы в другую: в Люзиньян, Майе, Тур и, наконец, в Пуатье. Учитывая высокое положение подсудимого, его судили равные ему чины и сам король. Обвинение в смерти Агнесы Сорель, придуманное с единственной целью ожесточить монарха, почти сразу отпало. Остались четырнадцать обвинительных статей и среди них: чеканка низкопробной монеты (несмотря на разрешительную грамоту 1429 года), поставка оружия неверным, вывоз драгоценных металлов в арабские страны и, самое главное, возвращение мусульманам

Христианский раб

В 1446 году некий христианский пленник сбежал от своего мусульманского господина и нашел убежище на борту одного из кораблей Жака Кёра, стоявшего в александрийском порту. Капитан его, Мишле Тейнтюрье, спрятал беглеца, привез в Монпелье и взял к себе в дом как слугу. Узнав об этом, Жак Кёр впал в неописуемый гнев. Если бы дело дошло до султана, он мог бы расторгнуть все торговые договоры. И безо всяких колебаний Жак Кёр отправил несчастного раба-христианиена обратно к мусульманам. Этот поступок дорого обошелся ему на судебном процессе.

Большинство этих обвинений были справедливы лишь отчасти.

Приговор

Напрасно Жак старался оправдать себя, напрасно папа Николай V прислал посольство просить для него королевского милосердия, и уж подавно понапрасну его семья пыталась доказать, что он, как клирик, не подлежит королевскому суду. Колесо Фортуны уже повернулось против него. 29 мая 1453 года в люзиньянском замке канцлер Гийом Жувенель дез Юрсэн зачитал приговор. После «долгого и зрелого рассмотрения» Жак Кёр был признан виновным в «лихоимстве, обмане, незаконном вывозе драгоценных металлов и звонкой монеты, а посему и в оскорблении Величества». Но, принимая во внимание услуги, оказанные осужденным, а также «в уважение» к Его Святейшеству папе Карл VII избавил его от полагающейся по закону смертной казни. Жак Кёр был приговорен «к приличествующему покаянию перед королем в лице уполномоченной на то персоны, а именно стоя на коленях с непокрытой головой и спущенным до пояса оплечьем, держать в руках горящий восковой факел весом в десять фунтов». А также к конфискации всего имущества и содержанию в тюрьме до полной уплаты всех сумм, каковые признаны были украденными им. Это означало для несчастного пожизненное заключение.